Буря магии и пепла

Я хотела вмешаться и сказать, что крайне опасно возвращать власть людям, которые и были источником проблемы. Вот как все происходило во время Войны Двух Ночей: страх и угроза вторжения со стороны Сагры помогли Микке быстро прийти к власти. Она использовала все больше и больше темной магии для защиты людей, пока не решила собрать своих ближайших советников и уничтожить всех солдат врага, разбивших лагерь на границе. Но я ничего не сказала, потому что одним из таких советников была Андреа Тибо, моя тетя.

В конце концов многие люди, особенно на Юге, выступили против того, как правительство использует темную магию. Со временем тех, кто высказал свое мнение, обвинили в государственной измене и стали преследовать в соответствии с новым законом, принятым во время войны. Некоторые из них погибли за свои идеи. А Агата Тибо отвечала за соблюдение этого закона. Не все знали, что я ее племянница, и никто никогда не тыкал мне этим в лицо, но это было то, что меня сдерживало, когда речь заходила о войне и ссылках.

После дебатов собрание завершилось, и Лиам, как всегда внимательный, позволил Клавдии уйти раньше и подождал меня у двери.

– С тобой все в порядке? – спросил он, касаясь рукава моей блузки.

– Конечно, ничего особенного не произошло. Тебе следовало уйти с Клавдией.

Лиам пожал плечами:

– Я встречусь с ней позже, не волнуйся.

Я попыталась улыбнуться, но у меня не слишком хорошо получилось.

– Айлин…

– Просто я никак не могу свыкнуться с тем, что люди открыто обсуждают тех… кого отправили в ссылку. По крайней мере теперь я лучше понимаю, почему они начали объявлять помилования, но…

Я потрепала рукав блузки, избегая его взгляда, не желая облекать свои страхи в слова.

– Это всего лишь слухи, Айлин, ничего не произойдет. Люди слишком боятся Оветты после… того, что сделала Микке.

– Там была не только Микке, – пробормотала я.

Он притянул меня к себе и крепко обнял.

Лиам был моим двоюродным братом со стороны отца. Вся его семья была с Юга, как и большинство жителей Олмоса. Браки между северянами и южанами были редкостью за пределами столицы и тем более в обстоятельствах, в которых находились мои родители. В то время как моя тетя присоединилась к Микке, когда напряженность в отношениях с Сагрой начала обостряться, моя мать отвергла использование темной магии, восстав против северных идей и образа жизни. Она сбежала с моим отцом в Олмос, где позже они вошли в группировки, критиковавшие политику правительства. Это были очень тяжелые годы, и они потеряли много друзей, включая тетю Лиама.

На самом деле многие считали изгнание на остров недостаточным наказанием, однако после восстановления власти, запрета казней и введения ограничения на использование темной магии никто не захотел идти дальше, сделав исключение для Микке и ее союзников. Они все еще были там, на одном из пустынных островов Северного моря, где, по слухам, ничего не росло и царил вечный холод.

Размышления об этом всегда наполняли меня тоской и беспокойством. Мне было страшно думать о том, через что прошли мои родители, о людях, которых они потеряли. Это заставляло меня сомневаться во всем, что я когда-либо знала и во что верила.

Моя мать не могла перестать быть северянкой, как бы ей ни хотелось думать и жить по-южному. Я всегда замечала мелочи, которые позволяли мне заглянуть в мир, совершенно отличный от моего, и, как только мои родители, бабушка и дедушка помирились, посещения Нирваны, где жили последние, окончательно открыли мне глаза. Поначалу такой образ жизни казался мне показным, хоть и увлекательным; но со временем, взяв на вооружение некоторые северные обычаи, я наконец-то нашла свое место в мире, вырвавшись из Олмоса. Я стала той, кем была на самом деле, – полукровкой. И я не стыдился этого, несмотря на сопутствующие проблемы.

Я все еще обнимала Лиама, когда в конце коридора появился Лютер Мур. Подойдя ближе, он улыбнулся и поприветствовал меня кивком, и я отстранилась от брата, чтобы ответить ему. Мы молча ждали, пока Лютер скроется в коридоре, и Лиам покачал головой:

– Моя двоюродная сестра здоровается с Лютером Муром. Добавьте это в список вещей, которые, как я думал, я никогда не увижу.

– Я сама с трудом в это верю.

– Как у тебя дела с ним?

Я пожала плечами:

– Все… сложно. Он такой северянин.

Лиам рассмеялся:

– Это заметно, да.

– Хотя… это заставляет меня задуматься, понимаешь? Мне кажется, я многому у него научусь.

– Я рад. Знаю, насколько важна для тебя твоя диссертация.

Мы зашагали к нашим комнатам.

– Она важна не только для меня. Я знаю, как трудно было бы заставить Совет прислушаться ко мне, но я думаю, что многое действительно можно изменить. Я не настаиваю на том, чтобы во всех школах преподавали одно и то же, просто важно, чтобы они по крайней мере знали, что происходит в других. Не может быть, чтобы половина страны отказывалась даже смотреть на то, что делает другая половина.

Лиам пожал плечами.

– Ты знаешь, что это проблема политики, а не системы образования, – ответил он мне. – Я тысячу раз предлагал тебе присоединиться к Политическому подкомитету.

Я тяжело вздохнула, останавливаясь перед лестницей.

– А что мне делать в политике? Я из семей Даннов и Тибо. Кто меня поддержит? Север? Юг? Нет. Мне лучше пойти по академическому пути.

– Что ж, тебе виднее.

* * *

На следующий день, когда мы пошли в столовую, мои друзья продолжали говорить о том же. Мы сели за длинный стол, располагавшийся чуть левее возвышения, на котором заседал Совет. Солнце позднего лета освещало гостиную сквозь огромные стеклянные окна по обоим концам, создавая странный контраст с темой нашей беседы.

Мы с Сарой сели на скамейку рядом с Ноем, который как раз увлеченно говорил. Я увидела, как он резким жестом откинул волосы с лица, и поняла, что его терпение на исходе.

– Сколько раз я должен это повторять? То, что происходит сейчас, совсем не похоже на то, что происходило тогда. Начнем с того, что Дайанда не вторгалась в Оветту.

– Ну, я не знаю, можно ли считать действия Сагры вторжением, – возразила Клавдия.

Мы все замолчали, уставившись на нее. Я даже не успела потянуться к чайнику – моя рука застыла на столе.

– Прошу прощения? – сказал Итан, стоявший рядом с ней.

– Все знают, что это был просто предлог, – продолжила Клавдия, не обращая внимания на повисшее в воздухе напряжение. – Для того чтобы присвоить месторождения на границе…

– Я уверен, – прервал ее Итан, тщательно подбирая слова, – что в тебе говорит невежество, а не злой умысел.

Клавдия нахмурилась, но Итан не дал ей возразить:

– Как бы вам ни хотелось так ее называть, война не длилась две ночи. Она началась и закончилась не в тот день на границе, она началась пятью годами ранее в Лайенсе. Сагра покинула месторождения, но подожгла прилегавшую к ним деревню, и мои бабушка и дедушка погибли, чтобы моя беременная мать могла спастись. Так что не смей говорить, что это все не имело значения, что война началась просто по чьей-то прихоти.

Мы едва осмеливались дышать. Две части Оветты веками ссорились из-за одного и того же: на Севере у нас были золотые прииски и месторождения драгоценных камней, которые мы экспортировали в другие страны, в то время как Юг кормил страну в обмен на древесину и иностранные товары. Тема спора не была новой, и, кроме того, мы уже знали историю Итана. Но тот факт, что, несмотря на свою застенчивость, он так много рассказал кому-то, кого едва знал… Даже Клавдия почувствовала силу его слов.

К счастью, до того, как молчание стало действительно неловким, нам принесли еду, и Лиам воспользовался возможностью сменить тему разговора.

– Ане передает тебе привет, – сказал он, протягивая мне тост. – Он надеется, что ты заглянешь к нему в теплицы.

– Мне нужно зайти, да, – ответила я.

Я взяла тост и передала тарелку Клавдии. Она отломила кусок хлеба и обмакнула его в чай. Сара продолжала пристально смотреть на нее, наблюдая, как девушка на мгновение закрыла глаза, прежде чем съесть кусочек. Увидев, что Ной и Сара обменялись насмешливыми взглядами, я толкнула их локтем, но Лиам уже заметил это. Нахмурившись, он тоже взял кусок хлеба и намочил его. На секунду я засомневалась, не зная, должна ли последовать их примеру, но Ной расхохотался и завязал диалог с Итаном, так что я решила, что момент упущен.

Когда мы закончили завтракать, я осталась с Сарой, которая налила себе еще чаю, и, как только остальные ушли, она повернулась ко мне. Маленькие кристаллы, украшавшие ее собранные в пучок волосы, зазвенели при движении.

– Ты видела, что она вытворяет? – спросила она меня фальшивым шепотом.

– Сара.

– Как будто это Фестиваль урожая или что-то в этом роде.

Я щелкнула языком и фыркнула, хотя на самом деле Сара была отчасти права. Даже на Юге было редкостью видеть, чтобы кто-то макал хлеб в свой напиток, разве только по особым случаям. Этот ритуал символизировал обращение с тремя основными жизненными элементами: едой, водой и магией. Но фактически это был один из обычаев Юга, и он вышел из употребления в повседневной жизни, особенно в таком месте, как Роуэн, где различия между двумя берегами реки постепенно стирались.

– Не будь злой, – запротестовала я в конце концов.

Сара посмотрела на меня, размешивая сахар в своем чае.

– Вы с Лиамом не такие, – пожала плечами она.

– Не во всем, – возразила я. – И в любом случае это не имеет значения. Эта девушка – идиотка, откуда бы она ни была родом.

Сара покачала головой, резко посерьезнев.

– Нет, я не думаю, что это из-за того, что она южанка. Проблема в ее поколении, – сказала она.

Я усмехнулась:

– Какое это такое поколение? Она ровесница моего двоюродного брата.

– И твой девятнадцатилетний двоюродный брат смотрит на вещи иначе, чем мы, двадцатидвухлетние. На Севере все то же самое, Айлин. Мы всегда думали, что не жили по-настоящему в военное время, что не видели войны, что были слишком маленькими, но… я не знаю, этим летом мы собрались вместе с моими двоюродными братьями – и у меня было такое же чувство.

– Какое чувство?

– Такое чувство, что… – Сара долго подыскивала слова, – что они не боятся высказывать свое мнение. Они не боятся, что это может подвергнуть их опасности.

Я вертела в руках чашку с чаем, размышляя над ее словами и над тем, что Ной рассказал нам о Дайанде, о Сагре, о том, что даже у страха есть свой предел. И на мгновение я позавидовала его детству, свободному от разговоров шепотом, от бремени секретов, которые могли стоить жизни, от ночей, проведенных в подвале, когда Лиам обнимал меня и плакал, потому что наши матери всё не возвращались. И мы не знали, вернутся ли они вообще. Тогда мы еще не подозревали, что в один из таких вечеров наша тетя уйдет из дома и больше никогда не вернется.

Я набрала воздуха в легкие и сделала большой глоток чая.

– Но это к лучшему, верно? Им незачем бояться, – наконец произнесла я.

Сара отвела взгляд в сторону.

– Меня беспокоит не страх – меня беспокоит их мнение.

Я не знала, что на это сказать, но Сара, кажется, и не ждала от меня ответа, потому что резко сменила тему.

– Кстати, о мнениях. Как там у тебя дела с… – она оглянулась, чтобы убедиться, что нас никто не слышит, как будто этот разговор был опаснее предыдущего, – с твоим новым учителем?

Я пожала плечами и поставила чашку на стол:

– Хорошо.

Сара наклонилась ко мне, и солнечный свет отразился от ее рыжеватых волос, а маленькие кристаллы в прядях заиграли малиновым цветом.

– Политический комитет уже несколько раз разговаривал с ним, – тихо сказала она мне.

– О войне?

– А о чем еще? Поэтому его и помиловали.

Я провела пальцами по узору на своей юбке, снова и снова ощупывая его рельеф. Сара не сказала мне ничего нового, но я не переставала задумываться о том, какую роль Лютер Мур играет во всем происходящем. Что он знает о случившемся? Насколько он был замешан во все эти дела? Если его не сослали на Остров и он был одним из первых помилованных, не может же быть такого, что он сделал что-то по-настоящему ужасное? И все же у него была важная информация для Совета…

Стараясь больше не думать об этом, я попрощалась с Сарой, взяла портфель и пошла в кабинет моего преподавателя Джейн Дюрант. Я постучала в дверь с некоторой нервозностью, как всегда. Джейн была не только моим научным руководителем, но и одним из шести членов Совета Оветты, и, хотя она всегда относилась ко мне с симпатией, я не могла не робеть перед ней.

Мгновение спустя дверь открыла женщина с распущенными длинными седеющими волосами, одетая в простое оранжевое платье.

– Айлин! – воскликнула она, обнимая меня. – Как прошло лето?

– Очень хорошо, спасибо.

Я прошла в кабинет, и мы сели за ее стол. Я рассказала ей об успехах, которых добилась за последние несколько недель, о планах на следующий учебный год и о том, что уже весной я хотела защитить диссертацию и получить должность преподавателя.

– Сегодня у меня последнее обязательное занятие. Я еще не решила, буду ли заниматься дополнительно в течение года или полностью сосредоточусь на исследовании.

Джейн кивнула, возвращая мне листы.

– Ты уже нашла специалиста по северным техникам?

Я собрала свои бумаги, выровняв их по краешку.

– Да, мои бабушка и дедушка наняли Лютера Мура.

Джейн посмотрела на меня очень серьезно, а затем рассмеялась:

– Тебе преподает сам Лютер Мур?

– Пока что у нас было только одно занятие.

Джейн снова рассмеялась, но скорее недоверчиво, чем радостно. Она откинула с плеч свои роскошные густые волосы с проседью и еще раз серьезно посмотрела на меня.

– Вы уже обговорили все нюансы ваших занятий?

Я пожала плечами:

– Мы все обсудили.

– Будь осторожна с ним, Айлин. Лютер Мур – сложный человек.

Я хотела бы, чтобы в ее словах звучала лишь снисходительность, а не искренняя озабоченность, которой они в действительности были пропитаны.

* * *

Когда я вышла из дворца, Итан уже ждал меня с лошадьми. На нем были светлые сапоги и бриджи для верховой езды, а фиолетовый жилет подчеркивал его смуглую кожу.

– Спасибо, – сказала я, беря поводья.

Воспользовавшись лестницей, я удобно взобралась в седло, и мы направились к мосту, соединявшему дворец с деревней.

– С тобой все в порядке? – спросил меня Итан после недолгого молчания.

Я оглянулась, чтобы посмотреть на него:

– Со мной? Это я у тебя должна спросить.

Итан пожал плечами:

– Я уверен, что Клавдия сказала все это без какого-то умысла. Просто она ничего не знает, вот и все.

Он всегда старался всех понять, всегда всех оправдывал.

– Не уверена, достаточное ли это оправдание, – призналась я.

– Ну, для этого ты и работаешь, не так ли? Чтобы люди перестали игнорировать то, что происходит по другую сторону реки.

– А как насчет тебя? – я поменяла тему. – Над чем ты работал эти недели?

Итан рассказал мне о музыкальных шкатулках и других предметах, которые ему заказали в одном из деревенских магазинов. У него был дар создавать различные механические вещицы, хотя он не всегда понимал, как этот талант применять. Его родители не одобряли того, что он тратил свое время на что-то такое… создаваемое руками. Они считали это ниже его достоинства.

Я оставила Итана у магазина на главной улице Роуэна и проследовала к огромному зданию школы, расположенному в самой тихой части деревни. Я отвела лошадь в конюшню и улучила минутку, чтобы прогуляться по пустому саду, прежде чем войти.

Хотя я несколько раз приходила в качестве слушателя, чтобы изучить стили разных учителей, и уже помогала на отдельных занятиях, сегодня мне впервые предстояло провести урок по своей собственной учебной программе.

Я прошла по тихим коридорам в класс Алекса, учителя, который до переезда в столицу преподавал на Юге. Возможно, иностранцу было бы трудно отличить южных детей от северных, поскольку в Роуэне стиль одежды обычно более нейтральный, но, когда я вошла в класс, сразу поняла, что там больше детей с Юга.

– Это Айлин Данн. Сегодня она побудет с нами некоторое время.

– Добрый день!

Дети непринужденно поздоровались со мной, направляясь к своим партам, расставленным полукругом перед доской.

Когда я приехала в Роуэн, меня удивило, что дети всегда сидят за партами, а не за общими столами или просто на полу во время уроков. Я полагала, что так делали для того, чтобы не выделять какую-либо часть страны и привнести в преподавание определенную нейтральность. И лишь позднее я поняла, что в действительности тот, кто правил страной на данный момент, и определял, какой стиль преподавания будет в столице.

– Можешь начинать, – сказал Алекс, вручая мне мел, прежде чем взять стул и направиться в конец класса.

Я повернулась к доске и нарисовала наверху равносторонний треугольник. Затем разделила его на шесть меньших треугольников.

– Кто правит Оветтой? – спросила я у класса.

Дети заерзали на своих стульях, колеблясь. Одна из девочек постарше подняла руку:

– Президент Лоуден?

Я написала имя Лоудена в первом треугольнике на самом верху.

– А кто избрал президента Лоудена?

В этот раз ученики выглядели еще более неуверенными.

– Из кого избрали президента? – помогла я им.

– Из членов Совета Оветты, – тут же ответил мальчик. – Его избрали члены Совета.

– Верно. Чтобы стать президентом, нужно сначала стать членом Совета. Членов Совета шестеро: Сэмюэл Лоуден, Джейн Дюрант и Исел Эванс с Юга, Элейн Миррелл, Элоиза Сарджент и Адриан Тассе с Севера. – Я записала их инициалы, пометив буквой «Ю» тех, кто был с Юга, и буквой «С» – кто с Севера. – Все шестеро проголосовали за то, чтобы выбрать из них нынешнего президента.

– А их всегда шестеро?

– Да.

– Всегда трое с Юга, трое с Севера? – спросила другая девочка.

Я улыбнулась:

– Точно. И голос президента равен голосу каждого из членов Совета, поэтому они всегда должны приходить к согласию между собой по всем вопросам.

– Но… у президента больше власти, не так ли?

– У президента больше ответственности, – поправила я. – Он должен вносить предложения, и члены Совета обычно прислушиваются к его мнению, потому что для этого они его и выбрали, но в конце концов окончательные решения принимаются путем совместного голосования.

Я обвела взглядом класс, проверяя, следят ли дети за моим объяснением.

– Откуда твои родители? – спросила я у коротко стриженного мальчика.

– Из Луана.

– А кто правит Луаном? Кроме президента и Совета.

– Мэр Поэси, – быстро ответил он.

– Очень хорошо. Итак, у нас четырнадцать мэров на Севере и двенадцать мэров на Юге. Как тебя зовут?

– Хайме.

– Хайме, поможешь мне нарисовать еще треугольники?

Я дала мальчику кусочек мела, и он помог мне нарисовать треугольники для каждого из мэров, проставив в них буквы «Ю» или «С». Тем временем я продолжила спрашивать:

– Кто выбирает мэров?

Несколько человек ответили одновременно:

– Наши родители. Взрослые.

– Именно. Мэры избираются каждые четыре года всеми совершеннолетними гражданами, проживающими в определенной провинции. Вы тоже сможете голосовать, когда вам исполнится шестнадцать, – объяснила я им, заканчивая чертить треугольники. Я снова повернулась к детям. – И вы также сможете баллотироваться на выборах, если захотите стать мэром или членом Совета. Кто их выбирает?

Дети снова засомневались.

– Все совершеннолетние граждане Оветты?..

Я еще раз улыбнулась их сомнениям, поскольку это был вопрос с подвохом.

– Это так, – ответила я, рисуя маленькие точки под треугольниками, пока они не заполнили доску. – Итак, у нас есть Лоуден, избранный членами Совета, которые, в свою очередь, избираются гражданами Оветты. И у нас также есть мэры, которые избираются гражданами своих провинций. Но, если они плохо выполняют свою работу, они знают, что через четыре года их не переизберут. Таким образом… кто же тогда правит Оветтой?

– Граждане, – ответили дети.

Я улыбнулась и кивнула.

Хотелось бы, чтобы это было правдой. Хотелось бы, чтобы все было так просто и не имело значения, где ты родился, кто твои родители и насколько богата твоя семья. Но это тема для другого урока.

3

Когда я пришла в фехтовальный зал на следующее занятие, Лютер уже был там и задернул шторы, оставив на полу пару зажженных канделябров.

– Доброе утро, – поприветствовала я его, снимая куртку.

– Сегодня мы попробуем повторить то же упражнение, что и в прошлый раз, – сказал он мне нетерпеливо. – Чтобы проверить, было ли это просто везением новичка, или у тебя правда есть талант.

– Хорошо, – согласилась я, стараясь подавить нарастающую обиду.

Я подошла к Лютеру, и он повторил те же действия, что и на первом занятии. Он направлял мое дыхание своим мягким, бархатистым голосом, но, в отличие от прошлого раза, мне не удавалось расслабиться. Я не могла перестать думать о предупреждении Джейн Дюрант и о словах Сары. Война Двух Ночей, слухи на границе, все, что Лютер мог знать об этом, что могло бы помочь правительству… Имело ли это какое-то отношение к заклинанию, созданному Микке?

– Айлин, ты должна сосредоточиться, – жестко сказал он мне.

Я открыла глаза и тяжело вздохнула.

– Прости, – пробормотала я.

Лютер хмуро посмотрел на меня. Он собирался что-то сказать, но, казалось, передумал.

– Еще раз.

Я передернула плечами, закрыла глаза и попыталась забыть обо всем. Лютер снова начал шептать, и я заставила себя сосредоточиться на его голосе, чувствуя, как магия течет по моему телу. Прежде чем я смогла полностью расслабиться, как на предыдущем занятии, Лютер приказал мне медленно открыть глаза, и я подчинилась.

– Вытяни правую руку перед собой, ладонью вверх.

Я медленно подняла руку.

– А теперь попробуй направить свою магию в ладонь, как будто ты можешь ее видеть.

Я сделала то, что он велел, и почувствовала вес магии на руке, как будто на ней был металлический шар. Я невольно опустила руку, и Лютер потянулся поправить меня:

– Нет, не…

Он больше ничего не смог сказать, потому что в тот момент, когда он прикоснулся ко мне, раздался треск и мою кожу обожгло током. Я отступила на шаг, прижимая руку к груди. Лютер тоже выглядел удивленным, разглядывая свою ладонь с обеих сторон.

– Ты в порядке, Айлин? – спросил он, нахмурившись. – Дай-ка посмотрю.

Я сомневалась мгновение, но в конце концов протянула ему свою руку. Лютер осторожно взял ее, и я почувствовала тепло его кожи. Я думала, что останется отметина, покраснение, ожог, хоть что-то, но ничего не было.

– С тобой все в порядке? – снова спросил Лютер, отпуская мою ладонь.

– Да, я думаю, что да. Что это было?

– Иногда магия неожиданно реагирует на окружающую среду, тебе не о чем беспокоиться. Мы можем закончить на сегодня, продолжим в следующий раз.

Лютер жестом раздвинул шторы, в то время как я несколько раз согнула пальцы.

– Ты уверена, что с тобой все в порядке?

Я засунула руки в карманы и подняла на него взгляд:

– Да, да. Это ерунда.

Лютер кивнул, и я вышла из зала, прижимая пальцы к холодному металлу наручных часов, тщетно пытаясь стереть с руки покалывание, вызванное всплеском магических сил. Я не хотела придавать этому особого значения, хотя и не до конца поверила его словам. Все убеждали меня, что техники северян не имеют ничего общего с темной магией, но… возможно, реакция была вызвана тем, что он действительно использовал ее и моя магия так отреагировала на это. Я знала, что многие северяне прибегают к темной магии, что там это было практически нормальным явлением, но одна мысль об этом заставляла меня чувствовать себя испачканной. И если бы произошедшее не было странным, Лютер не удивился бы, верно?

Не помогло меня успокоить и то, что в тот же день он заявился ко мне в комнату.

– Привет, – поздоровалась я с ним, открывая дверь.

– Айлин.

Спустя мгновение я спохватилась и отошла в сторону:

– Проходи.

Лютер вошел в комнату, и я закрыла за ним дверь.

– Будешь чай? – спросила я, видя, что он ничего не говорит.

– Да, спасибо.

Я предложила ему сесть на диван и поставила чайник греться на камин. Можно было бы сделать это с помощью магии, чтобы ускорить процесс, но я не хотела использовать ее для чего-то столь простого на глазах у Лютера.

– Я хотел убедиться, что с тобой все хорошо, – сказал он. – После того, что произошло сегодня днем.

– Да, это было странно, но я в порядке.

Лютер кивнул, и мы молча подождали, пока чайник не начал закипать. Я поставила его на стол, достала коробку с чаем и предложила ему.

– Выбери тот, который тебе нравится.