Буря магии и пепла

Сара фыркнула и оглядела людей вокруг, хотя из-за стоящего в зале гула нас все равно никто не мог услышать.

– Его выгнали, когда началась война, – тихо сказала она мне. – А сейчас Совет помиловал его первым.

Я снова посмотрела на него краем глаза, на этот раз с большим презрением. На вид ему было около тридцати лет – значит, к началу Войны Двух Ночей ему едва исполнилось двадцать. Может быть, именно поэтому его только выгнали из дворца, а не отправили в ссылку, как остальных. Или, может, все дело в том, что он принадлежал к одному из богатейших родов Оветты.

– Что ж, думаю, он воспользуется этим шансом. Пойдем найдем Лиама.

Мы нашли моего двоюродного брата с Клавдией и несколькими его друзьями из Политического подкомитета. Как и многие из присутствующих на приеме, они спорили о помилованиях.

– Айлин, пожалуйста, поддержи меня, – взмолил Лиам, когда увидел, что мы приближаемся.

Ну что такое! Со дня нашего возвращения во дворец мы уже несколько раз затрагивали эту тему.

– На каком этапе обсуждения вы сейчас находитесь? Уже дошли до той части, когда за одну ночь погибли тысячи людей…

– …Не имея возможности ни защитить себя, ни сдаться, – Итан и Ной хором продолжили мою фразу.

– Ну, тогда я не знаю, какие еще аргументы вам нужны.

– Если вы намерены повторять одно и то же снова и снова, мне нужно еще вина, – объявила Сара, отходя в сторону.

– Неважно, сколько раз мы это повторим, прошло уже пятнадцать лет, – сказал Ной.

Итан кивнул, но ничего не добавил.

– И эти люди сейчас менее мертвы, чем пятнадцать лет назад? – запротестовала Сара.

– Помилованных там даже не было! Кроме того, большинство из них не собираются сейчас возвращаться в столицу: у них уже давно есть своя жизнь за ее пределами, и они не хотят вновь участвовать в политических играх!

– Конечно, потому что помилования были дарованы вовсе не из политических интересов, – настаивала Клавдия.

– Просто пришло время восстановить равновесие, – откликнулся Ной.

Я тяжело вздохнула и поднесла бокал к губам, но вино давно нагрелось. Внезапно у меня пропало желание в сотый раз повторять один и тот же постулат о том, что Север должен вернуть себе хоть какую-то власть и что Юг воспользовался событием пятнадцатилетней давности, чтобы навязать свои убеждения всей стране… Мне стало тоскливо, поэтому я извинилась и отошла. Я посмотрела на Сару, стоявшую у одного из столиков с напитками.

– Не понимаю, почему тут не наливают пиво, – пожаловалась я.

Мгновение я колебалась с бокалом в руке, но в конце концов предпочла охладить вино одним движением пальцев, а не брать новый напиток. Сара притворилась, будто не заметила, как я использовала магические силы для столь обыденного дела, и стала наблюдать через плечо за нашими друзьями.

– Они не устали препираться?

Я сделала большой глоток вина и фыркнула.

– Нет. С Клавдией вообще невозможно закончить спор: у нее всегда найдется что сказать.

Сара мгновение смотрела на меня, прикусив нижнюю губу.

– Она мне кое-кого напоминает, – наконец сказала она.

Я драматично поднесла руку ко лбу:

– Я такой никогда не была.

– Да, ты всегда умела сдерживаться, но раньше была намного более политически ангажированной, – хмыкнула она.

Я поняла, что она имеет в виду, и повертела бокал в руках, обдумывая ее слова. Неужели я действительно так сильно изменилась с тех пор, как приехала в столицу? Верно, мне пришлось адаптироваться к жизни в Роуэне, где было столько разных людей, но это не значит, что я стала другой, правда?

Сара, должно быть, угадала мои мысли, потому что тут же положила руку мне на плечо.

– Я не говорю, что это плохо! – успокоила она меня. – Просто раньше ты гораздо больше говорила о подобных вещах и все время ругала меня за то, что я слишком часто использую магические силы в обычной жизни, а теперь одеваешься как хочешь и занимаешься чем хочешь…

– У Клавдии было такое же выражение лица, когда она поняла, что я использую магию, чтобы вырастить растения дома.

Сара поджала губы:

– Какая разница, что говорит Клавдия.

Я покачала головой:

– Дело не в том, что мне важно ее мнение, просто… я не могу перестать думать обо всем этом, понимаешь? И я даже не владею полной информацией обо всех этих помилованиях.

– Но в этом нет твоей вины. Ты же не можешь быть в курсе всего и вместе с тем продолжать учебу и работать в теплицах…

– Я уже не работаю в теплицах, – отмахнулась я.

Мы долго смотрели друг другу в глаза, и я почувствовала, что Сара боится сказать лишнее.

– Ты не знаешь, когда следующее собрание Политического подкомитета? – наконец спросила я.

Сара вздохнула:

– Полагаю, послезавтра днем.

Я кивнула, и мы снова замолчали. Не знаю, было ли это из-за гула вокруг или из-за нашего разговора, но мое беспокойство только усиливалось, поэтому я решила попрощаться с Сарой и отправиться в свою комнату.

Однако и там чувство тревоги не исчезло. Возможно, оно возникло из-за неопределенности грядущих перемен. А может, все было из-за вина или из-за того странного северянина и его чар.

В конце концов я решила зажечь пару успокаивающих свечей, и через некоторое время мне удалось уснуть.

* * *

В одиннадцать часов утра раздался стук в дверь. Я знала, что Лиам не станет стучать и просто войдет, а других гостей я не ждала, поэтому не потрудилась поднять глаза от своих записей.

– Сара! Дверь! – крикнула я.

Я услышала, как она вышла из спальни и пересекла гостиную.

– Доброе утро. Вы сеньорита Айлин Данн?

Заметив, что голос Сары звучит странно, я подошла к своей двери, чтобы послушать.

– Нет, меня зовут Сара Блейз.

– Прошу прощения, мне сказали, что Айлин живет здесь.

– Да, все верно, мы соседки.

После минутного молчания незнакомец снова заговорил:

– А сеньорита Данн сейчас тут?

– Да, прошу прощения. Проходите, сеньор Мур.

Я замерла на мгновение, а когда поняла, кому принадлежит это имя, рывком открыла дверь. Лютер Мур стоял посреди нашей маленькой гостиной, оглядываясь по сторонам. Он, как и накануне, был одет в костюм, типичный для северянина: жилет и пиджак разных оттенков синего с серебряными пуговицами.

Услышав, как я вошла, он повернулся ко мне с теплой улыбкой. На мне была широкая фиолетовая юбка ниже колен, высокие сапоги и белая блузка. Южный стиль, но северные цвета.

– Айлин Данн? – обратился он ко мне.

– А вы?..

– Лютер Мур. Семья Тибо наняла меня, чтобы я консультировал их по определенным вопросам.

– Оу.

Итак, Лютер Мур оказался экспертом по методам развития магических сил, которыми также владели мои бабушка с дедушкой. Я знала, что это должен быть кто-то с Севера, но не ожидала кого-то настолько… северного.

– Если только вы не передумали, сеньорита Данн.

У меня возникло искушение сказать ему, что я передумала, но я месяцами искала кого-нибудь, кто научил бы меня северным приемам, и, если бы отказалась, возможно, мои бабушка и дедушка не прислали бы никого другого.

– Зовите меня просто Айлин, – наконец ответила я.

Лютер кивнул.

– А ты в таком случае зови меня Лютер. Если нам предстоит работать вместе, можем отбросить формальности.

Я кивнула, не зная, что еще сказать.

– Ну хорошо, я просто зашел, чтобы представиться и узнать, можем ли мы начать завтра.

– Да, конечно.

– Тогда увидимся в девять в фехтовальном зале.

– Договорились.

И, больше ничего не добавив, он вышел из комнаты.

– Лютер Мур! – воскликнула Сара, как только за ним закрылась дверь.

– Лютер Мур, – повторила я шепотом.

– И вы будете работать вместе! – хихикнула она, играя бровями.

Я тоже рассмеялась и плюхнулась на диван.

– Можно быть бо́льшим северянином, чем он? У него даже волосы зачесаны назад, – сказала я Саре.

– Эй! У моего отца такая же прическа.

– О том и речь!

Сара шутливо кинула в меня подушку. Я бросила ее обратно, но та лишь пролетела над головой Сары, что вызвало у нас взрыв смеха.

– Ты же будешь хорошо себя вести? – спросила она, будто обращаясь к пятилетнему ребенку.

– Я всегда хорошо себя веду, – возразила я. – Это он ведет себя паршиво и бросает на меня эти презрительные взгляды.

– Возможно, дело в твоих нарядах…

– Даже не начинай, – предупредила я ее.

Она подняла руку в знак примирения, и на этом наш диалог завершился.

2

Я потратила кучу времени, решая, что надеть, и очень злилась из-за этого. Я привыкла к осуждающим взглядам новичков во дворце, с удивлением изучавших мои наряды. Не то чтобы меня волновало, что думает обо мне Лютер Мур. Абсолютно не волновало. Скорее, я хотела вести себя естественно, но совершенно забыла, как это делается. Мне не терпелось одеться как южанка, чтобы позлить его, но правда была в том, что мой гардероб представлял собой смешение стилей Севера и Юга. Иногда я надевала элегантные яркие платья, а порой предпочитала шерсть и хлопок приглушенных оттенков. Я привыкла выбирать одежду в соответствии с настроением, с которым просыпалась каждое утро, не более того.

В конце концов я решила надеть что-то практичное. Поскольку я понятия не имела, что мы будем делать, а встречу он назначил в фехтовальном зале, я выбрала светлые брюки и песочную блузку. Глаза подвела колем[1], а волосы распустила. Взглянув на себя в зеркало, я почувствовала, что теперь смогу противостоять Лютеру Муру и его предрассудкам.

Когда я вышла из комнаты, Сара удивленно выдохнула. Она сделала вид, будто не ждала меня, закрыла книгу, которую держала в руках, и оглядела меня с головы до пят.

– Мне нравится. Очень в твоем стиле.

– Спасибо.

Я знала, что это не комплимент, но решила воспринимать ее слова именно так.

– Пожелай мне удачи, – сказала я, выходя из комнаты.

– Веди себя хорошо!

Чтобы попасть в фехтовальный зал, мне пришлось пересечь весь дворец. Подойдя к месту, я взглянула на часы – ровно девять. Я знала, что Лютер, как и любой северянин, пунктуален, поэтому вышла вовремя. Тем не менее меня опередили.

– Добрый день, – поприветствовала я его, входя в зал.

Это была длинная комната с зеркальными стенами и шкафами по бокам, где хранились маски и другое снаряжение. Лютер, стоявший в центре зала, повернулся ко мне и сверился со своими карманными часами. Он уже снял куртку и оставил ее на вешалке.

– Добро пожаловать, – сказал он, махнув рукой, и дверь за моей спиной захлопнулась.

Я нахмурилась, отметив про себя, как расточительно он использует магические силы, но он, похоже, этого не заметил.

– Начнем. Подойди ближе.

Я не спеша сняла пиджак и повесила его рядом с курткой. Затем пересекла огромную комнату и встала напротив Лютера. Все это время он наблюдал за мной, заложив руки за спину.

– У тебя когда-нибудь был учитель с Севера? – спросил Лютер.

– Нет, только столичные инструкторы: в Роуэне не было учителей с Севера с тех пор, как… с тех пор, как я здесь, – поправила я себя в конце.

Со времен Войны Двух Ночей в столице не потерпели бы ни одного учителя-северянина, но я предпочла не упоминать это.

Лютер драматично вздохнул.

– Значит, ты совсем ничего не умеешь, – вынес он вердикт.

– Ну, я прочитала о северных приемах все, что есть в библиотеке, и инструкторы кое-чему меня научили.

– Нет, я говорю не о приемах… Как они их теперь называют? Техниками? Я имею в виду только то, что действительно имеет значение: магию и ничего больше.

Я скрестила руки на груди, подняв брови:

– Ты хочешь сказать, что я ничего не знаю о магии?

– Откуда она взялась?

– Из природы.

– Откуда ты знаешь? Это не было доказано.

Я несколько раз моргнула, сбитая с толку. Север и Юг по-разному смотрели на магию, но никто не отрицал ее естественное происхождение.

– Как ты используешь свою магию? – продолжил Лютер.

Я щелкнула пальцами, и в воздухе закружились сиреневые искры.

– Нет, я не хочу, чтобы ты мне показывала. Расскажи мне.

– Я использую ее, воздействуя на окружающие меня предметы. Не касаясь их, заставляю перемещаться, залечиваю раны, ускоряя их заживление.

– Но каким образом ты это делаешь? – перебил он.

Я набрала побольше воздуха в легкие, устав от его настойчивости.

– О чем ты говоришь?

– В других странах магию применяют иначе, чем у нас. Например, в Дайанде продолжают использовать предметы, чтобы направить магический поток, в то время как в Оветте мы полагаемся на жесты и нашу волю. Мы решаем, что хотим делать с магией в нашем сознании и направляем ее с помощью тела, верно?

– Да, потому что между нами и природой нет посредников.

Лютер насмешливо улыбнулся:

– Это исключительно южное суеверие. Такое же, как толки о происхождении магии или отказ от использования так называемой темной магии.

– Это не суеверия, а убеждения, это разные вещи, – возразила я с обидой. – И я что-то не заметила, чтобы ты сам пользовался предметами для вызова магии.

– Да, действительно. В любом случае все мы используем магию интуитивно, верно?

Я заправила прядь волос за ухо и кивнула.

– Точно так же те, кто получил образование на Cевере, имеют базовые знания о наших приемах; однако это скорее практические навыки, они не смогут объяснить, что именно происходит.

– Как же им тогда удается овладевать заклинаниями?

– Это нечто врожденное. Как… речь. Мы осваиваем родной язык, когда учимся говорить, но нужно быть лингвистом или преподавателем, чтобы научить говорить на нем кого-то другого, объяснить, как использовать те или иные выражения или интонации.

Я снова молча кивнула, наконец поняв, к чему он клонит.

– Вот почему я думаю, что, может быть, мне удастся научить тебя пользоваться этими приемами. Возможно, не в чистом виде, но этого будет достаточно, чтобы ты приблизительно поняла, как они работают. Поначалу тебе будет сложно, потому что у тебя уже есть определенная база. Нам придется ее немного скорректировать, но, думаю, ты переняла определенные навыки у своей матери. У членов семьи Тибо всегда был большой талант к использованию магии.

– И к злоупотреблению ею, – не выдержала я.

Лютер на мгновение задумался, прежде чем ответить, и заглянул в мои глаза:

– Что есть злоупотребление? Кто решает, когда магии слишком много?

– Это и так всем ясно.

– Правда? Дети, которые недостаточно используют магию, учатся контролировать свои магические силы гораздо хуже, чем остальные. Что, если бы они вообще перестали прибегать к магии? Говорят, есть места, где магии больше нет, где люди потеряли связь с ней. С нами может случиться то же самое.

Я фыркнула, стараясь не рассмеяться. Оветта была страной, сильно изолированной от окружающего мира, и иногда люди любили фантазировать о том, что происходит за границей.

– Да брось, это как если бы ты беспокоился о том, что перестанешь дышать, – ответила я. – У всего есть свой ритм: если будешь дышать слишком быстро или слишком глубоко, то голова закружится.

– Но если задержишь дыхание на слишком долгий промежуток времени – тоже. Скорее, это зависит от физиологических особенностей каждого отдельного человека, разве нет?

– Ну, в случае с магией это зависит от того, на каком берегу реки ты родился.

Через мгновение Лютер улыбнулся с некоторой долей снисходительности:

– Я забыл, каково это – разговаривать с южанами на такие темы.

Я хотела ответить, что легко было забыть об этом, если живешь в маленькой северной деревне, вдали от столицы, но вовремя сдержалась и сменила тему:

– Где ты научился северным приемам? В школе?

Лютер небрежно расправил манжету рубашки, избегая моего взгляда.

– Нет, меня научил отец.

На Севере семьи чаще всего нанимали частных преподавателей, которые обучали их отпрысков магии, но лишь упертые традиционалисты совсем запрещали детям ходить в школу и учили их на дому. Я решила не вдаваться в подробности, понимая, что это нечто сугубо личное. Лютер отошел в сторону и стал расхаживать взад-вперед.

– Первое, что тебе нужно знать, – для чего именно предназначена эта техника. Мы стремимся разблокировать доступ к твоей магии, чтобы ты могла напрямую черпать ее из источника, а это, в свою очередь, позволит нам расширить границы твоих сил.

Я прикусила губу, пытаясь сдержать вопрос, но не смогла:

– Разве это не опасно?

– Не больше, чем бегать часами трусцой без разминки. Если ты слаба и используешь магию необдуманно, не прислушиваясь к себе, в конце ты поплатишься за это.

Все это совпадало с тем немногим, что я знала о темной магии, но, прежде чем я смогла что-либо сказать, Лютер продолжил:

– Важно то, что, если ты будешь все делать правильно, тебе удастся улучшить качество своей магии, сделать ее более эффективной, ты достигнешь невероятных результатов.

– В книгах писали иначе. Я думала, что это больше связано с… с самим способом творить магию. С видом используемых заклинаний.

– Это я и имел в виду, когда говорил, что это нечто врожденное. Большинство людей используют магию в повседневной жизни, однако только те, кто применяет ее для достижения специфических целей, изучают магию как отдельную дисциплину. Это все равно что… найти идеальный ритм для той магии, которую ты хочешь творить. Например, скрипач способен чувствовать ритм музыки в магии, которая течет в его теле. Ремесленник точно знает, как воздействовать с помощью магии на сырье, чтобы получить тот результат, который ему нужен. Воин способен предугадать движения своего противника и знает, как тот перемещается, даже если не видит его.

Именно эти слова вернули меня к реальности. Я слушала его как зачарованная, но не могла не думать о том, что он, должно быть, использовал боевую магию во время войны. Я не могла забыть, кто он такой.

– Вот почему мы находимся в фехтовальном зале, – продолжил Лютер, не обращая внимания на изменившееся выражение моего лица. – Мы попробуем разные магические приемы, чтобы посмотреть, что у тебя получается лучше всего. Сейчас я хочу увидеть, как ты налаживаешь связь со своими внутренними магическими силами.

Он махнул рукой, что снова заставило меня нахмуриться, и тяжелые шторы на окнах начали закрываться. Прежде чем мы погрузились в темноту, Лютер снял со стены канделябр, зажег свечи и заставил их левитировать рядом с нами, создавая несколько зловещую атмосферу.

– Я хочу, чтобы ты закрыла глаза и расслабилась.

Я набрала в легкие воздуха и медленно выдохнула. Мне было бы довольно сложно расслабиться, когда Лютер так открыто использовал магию, – в моей голове сновали сонмы мыслей.

– Айлин, – сказал он с нажимом. – Закрой глаза.

То самое чувство. Когда я впервые услышала, как он зовет меня по имени. Я видела мерцание свечей сквозь веки. Их свет был мягким и успокаивающим.

– Сделай глубокий вдох. А теперь выдохни и через несколько секунд опять вдохни.

Его голос стал тише, он велел мне опустить руки вдоль тела и постараться очистить разум. Я молча повиновалась.

– Ты создана из плоти и крови, – прошептал он мне на ухо. – Почувствуй, как твоя кровь бежит по телу, как сердце качает ее по всему твоему организму…

Я ощущала биение сердца в ушах, на кончиках пальцев.

– Ты сделана из дыхания. Дыши медленно и чувствуй, как твой пульс замедляется.

Я сосредоточилась на своем дыхании, сдержанном и неторопливом.

– В твоей крови течет магия – магия, из которой ты создана. Почувствуй это, – закончил он у моего уха.

Теплое дыхание Лютера на коже вызвало у меня мурашки. И вместе с тем я явственно ощутила, как поток магических сил течет по моему телу. Циркулирует по венам, плоти, коже. Пульсирует на кончиках пальцев, в такт биению сердца.

– Открой глаза и выпусти ее.

Я снова подчинилась голосу Лютера, чувствуя себя как во сне. Магия заполнила меня, и единственное, о чем я могла думать, – это о том, как она течет по моему телу, как это течение заменяет собой все другие ощущения.

– Айлин, – снова услышала я за спиной. – Выпусти ее.

Я подняла правую руку и направила ее на самый дальний канделябр, зажигая все свечи на нем. Затем – на следующий. И следующий. Я зажигала все свечи, один канделябр за другим, пока комната не осветилась так, как будто это главный зал. По моим венам теперь текла только кровь – и ничего больше.

– Все в порядке?

Я кивнула, рассматривая свои руки. Они казались совершенно обычными, сложно было поверить в то, что буквально секунду назад они исторгли мощнейший поток магии.

– Как ты себя чувствуешь?

Я посмотрела на Лютера, моргая, и откашлялась, чтобы восстановить голос.

– Хорошо, – ответила я. – Хорошо. Нормально.

– Ты устала?

– Нет, нет, это… странно. Я чувствую себя нормально. Но в то же время кажется, будто… я изменилась.

Я знала, что мои слова не имеют смысла, хотя Лютер, похоже, понял меня, потому что улыбнулся.

– Возможно, ты более талантлива, чем я ожидал, – ответил он. – В конце концов, в тебе течет кровь семьи твоей матери.

Я хотела возразить ему, сказать, чтобы он прекратил принижать южное происхождение моего отца, но все еще чувствовала себя странно и поэтому промолчала.

– На сегодня все. Увидимся через три дня?

Я кивнула, наблюдая, как он выходит из зала. Все еще погруженная в свои мысли о нашем занятии, я подошла к окнам, чтобы раздвинуть шторы, а затем задула все свечи одну за другой.

* * *

Я так долго не посещала заседания Политического подкомитета, что даже те, кого я едва знала, были рады видеть меня.

Подкомитет имел фиксированное количество членов с правом голоса. Его участники проводили бо́льшую часть времени в дебатах и дискуссиях, а также готовили отчеты и предложения для Политического комитета, который уже имел право принимать решения. Когда речь шла о подготовке предложений и отчетов, выступали только члены Политического подкомитета, но любой желающий мог участвовать в дебатах. Именно дебаты были обязательным условием для вступления в ряды Подкомитета.

Несмотря на кажущуюся серьезность, встречи на самом деле обычно представляли собой жаркие споры, которые велись зачастую с бокалом горячительного напитка в руке. Здесь я узнала, насколько ошибочны некоторые из моих представлений о том, как принимаются политические решения, и это помогло мне понять истоки традиций Севера, о которых мы никогда не говорили дома. Дело в том, что моя мать, хоть и была северянкой, с юности следовала южным обычаям. Это было одной из причин, по которой семья лишила ее наследства до войны, и только с окончанием конфликта они помирились.

В тот день, конечно, все спорили о помилованиях, и, несмотря на повторяющиеся аргументы обеих сторон, я была рада, что пришла. После того как самый громкоголосый оратор несколько раз повторил, что после войны с Сагрой власть сместилась на Юг, что необходимо восстановить баланс сил, что мертвые все равно останутся мертвыми, Ной наконец-то привнес в дискуссию что-то новое.

– Микке и ее люди все еще на острове, верно? – сказал он вдруг с другого конца стола.

Остальные замолчали и повернулись к нему. Хотя в подкомитетах не было председателей, все всегда прислушивались к Ною.

– Они не собираются возвращаться из ссылки, – продолжил он, окидывая взглядом всех присутствующих. – Никто их не помилует, потому что именно они приняли то решение казнить тысячи людей в Сагре. С этим никто не спорит.

Лиам посмотрел на меня краем глаза, и я разозлилась, почувствовав, что краснею. Мы продолжали молчать, ожидая «но», которое должно было возникнуть после упоминания вещей, не обсуждаемых нигде, тем более в столице. Микке, ее изгнание и все, что произошло во время войны, были полностью запретными темами.

– Тем не менее на Востоке ходят слухи. И если они окажутся правдой, нам понадобится помощь людей, которые были вовлечены в войну, тех, кто имеет хоть какое-то представление о происходившем тогда.

– Какие слухи? – спросила девушка, сидящая рядом с Итаном.

Мой друг скрестил руки и уставился в стол.

– Использование темной магии на границе с Дайандой, – ответил Ной. – Попытки повторить заклинание, созданное Микке.

За сказанным последовали несколько долгих секунд молчания.

– Попытки… попытки с чьей стороны? – спросил парень с дальнего конца стола.

– Со стороны Дайанды.

– Но это невозможно! – яростно вскрикнул Лиам. – Только Микке знает заклинание, и даже ей потребовались годы и годы практики, чтобы совершить то, что они сделали той ночью.

Ной пожал плечами.

– Я лишь рассказываю вам то, что слышал. Сагра и Дайанда веками совершали набеги на наши границы, и даже Война Двух Ночей не может остановить их навсегда. Люди напуганы, а правительство защищает только себя. Они не собираются выяснять то, что не смогли узнать за пятнадцать лет, хотя, конечно, скажут, что пытались.