4 степень

Помнишь, я хотела написать тебе стихотворение?

Бывают иногда такие счастливые дни,

Когда я точно знаю: все будет хорошо.

И никогда мы больше не будем одни,

Все былое превратится в пену, как порошок.

Я снова в надежде усну через час.

Ты приснишься мне? думаю, да.

Я знаю точно, и небо, и звезды будут за нас

И однажды мы скажем: «Вместе навсегда».

Сегодня какой-то странный день. Почему-то, мне тревожно. С той минуты, как я проснулась, я не перестаю теребить шею и мочки на ушах, это плохой знак. Я надеюсь, у тебя все хорошо, и ты скоро вернешься. Я не говорила тебе, как я люблю дни, когда ты возвращаешься?

Я просидела перед монитором еще какое-то время. Тревога, почему-то, так и не отпускала меня. Я спустилась вниз, бабушка, как всегда, возилась с тестом на кухне. Готовила яблочный пирог с корицей. Я сидела на стуле, слушала ее голос, она, как всегда, рассказывала истории своей молодости. Она очень любила вспоминать молодость, как и все, наверное. А я задумчиво смотрела в окно, пытаясь понять предназначение сегодняшнего дня. Все сегодня было не так, как обычно, исключая бабушку.

Весь день я ходила сама не своя, рассказала бабушке историю Гюстава, когда она заметила мою чрезмерную задумчивость. Я поиграла на фортепиано, но играла я только грустные произведения. И только современные, в основном мои любимые саундтреки, которые я часто подбирала после просмотра фильма. Мне не хотелось улыбаться, не хотелось разговаривать, не хотелось думать. Я ощутила себя вялым подсолнухом или каким-нибудь овощем.

Вечером до меня вдруг дошло, что мой телефон молчал целый день, и даже Фредерик сегодня мне не звонил. Я поднялась в комнату, чтобы проверить, жив мой телефон или нет. Оказывается, у меня было одно непрочитанное сообщение от Дэвида, он прислал мне его ночью.

Помнишь тот день, когда мы встретились напротив твоего дома, ты мне тогда рассказала, что переспала с Мэтом? У меня внутри тогда так все закипело, я еле сдерживался, чтобы не сказать тебе об этом. Я сидел и изо всех сил держался за скамейку руками, чтобы куда-то направить эту огромную кучу энергии. Я видел его вдалеке, и мне хотелось услышать от него, что на самом деле ничего не было, что он просто проводил тебя домой и все. Я не хотел думать об этом, но в моей голове непрерывно мелькали эти кадры. Как он держит твою руку, как целует тебя, каждую твою клеточку, каждый сантиметр твоего тела, как овладевает тобой, и ты его не отталкиваешь. Это было самым ужасным, что ты его не отталкиваешь. Я вернулся на работу, пытался отвлечься, только бы не сорваться и не наделать глупостей. Я узнал его адрес, узнал, кто его родители, где работают, сколько ему лет и какое у него образование. Я хотел точно определить процент твоей заинтересованности в нем. Я уже подъехал к его дому, как вдруг до меня дошло. Какое я имел право на такие чувства? Как я смел ревновать тебя, ведь мы были едва знакомы. Ты же даже не оставляла мне шанса, а я смел ревновать и смел впускать в себя чувство собственности. Я приехал домой, и мне стало так стыдно! Я выпил большую бутылку «Джек Дэниелс», но все равно стыдился того, что чуть было не сделал. На следующий день я купил книгу какого-то сексолога «О женщинах». Я прочел ее за один день, но так, наверное, ничего и не понял. И вот тогда я вспомнил маму. Она всегда была права, когда говорила мне, что я чересчур впечатлительный, что я не думаю, а чувствую, и зачастую чувства мои бывают обманчивы. Я пошел к ней в больницу и рассказал о тебе. Она, как ни странно, внимательно меня слушала, а потом сказала: «Слава Богу, я растила тебя не зря». Я не говорил тебе, что она не разговаривала со мной вот уже пять лет? Я не знаю, почему решил рассказать об этом именно сейчас. Наверное, потому что это очень важно для меня. А в последнее время все важные события в моей жизни связаны с тобой.

Мне вдруг понадобился свежий, прохладный воздух. Я решила прогуляться. В последнее время эмоций, которые нужно выплеснуть, во мне стало как-то непозволительно много. И с каждым его сообщением их становилось все больше. Мне нужно было, чтобы, когда я читала это сообщение, он был рядом. Чтобы я могла уткнуться в его шею и помолчать. Просто помолчать. Целовать его руки и молчать. Мне нужно было сейчас, чтобы он обнял меня и сказал, что все хорошо. Мне нужно было его смущенное выражение лица, его игривые глаза, такие глубокие. Мне хотелось прижаться к нему как можно сильнее, никогда не отпускать. Я и не думала, что когда-нибудь смогу вновь испытать подобные чувства. Когда мало сообщений или звонков, когда мало этих часов, проведенных вместе, когда мало слов, мало воздуха, когда всего это становится недостаточно. Когда каждая вещь, напоминающая о нем, вызывает улыбку и мгновенно накатывающуюся слезу из правого глаза. Не знаю, почему именно из правого, но именно когда я плачу от счастья, первая слезинка всегда течет из правого глаза.

Я оделась и вышла на улицу. Было довольно оживленно, как и всегда. Я шла, медленно перебирая ногами. Летала где-то в своих собственных облаках, улыбалась временами.

–Джейн?

Я резко подняла голову и увидела счастливую физиономию Энди. Дурацкие встречи происходят ежеминутно, к моему глубочайшему сожалению.

–А, привет, – разочарованно произнесла я.

–Гуляешь?

–Похоже на то.

–Могу составить кампанию?

–Если честно…

–Мы же были вместе всю сознательную жизнь! Есть что повспоминать, – перебил Энди.

–Да неужели, – совершенно спокойно сказала я.

–Ты все еще обижаешься на меня?

–Нет, это было давно и неправда.

Мы прошли несколько кварталов, он спрашивал меня, я односложно отвечала. Но потом настроение у меня более или менее уровнялось, и я согласилась на ужин в маленьком ресторанчике. Было уже поздно, я позвонила бабушке и сказала, что немного задержусь.

–Я смотрю, ты задержался здесь дольше, чем планировал? – спросила я, доев свой десерт.

–Да, дядя нашел мне работу, в Сиэтл возвращаться пока не очень-то хочется. А ты как долго планируешь оставаться здесь?

–Оу, я пока вообще не планирую. Не хочу больше планов, меньше планов – больше реальных действий. Лучше все делать внезапно, – улыбнулась я.

–У тебя… есть кто-нибудь здесь? я имею в виду парня, – вдруг спросил он.

–Да… думаю, да.

–Думаешь или да?

–Зачем ты спрашиваешь?

–Просто интересно.

–Да. Есть.

–И кто он? Студент или работает уже?

–М-м-м, не студент, – немного смутившись, ответила я.

–И давно вы вместе?

–Чуть больше месяца.

–Я видел тебя с ним на фотографии в какой-то газете.

–Круто. Тогда к чему были все эти вопросы.

В ресторане осталось совсем мало посетителей. Играла приятная ненавязчивая музыка. Энди смотрел на меня как-то странно.

–Что? – спросила я.

–Ты любишь его?

–Почему ты спрашиваешь?

–Он богач. Но ты, вроде, всегда была принципиальна в вопросах чувств. Спишь с ним?

Меня передернуло от его нахальства и наглости.

–Ты не тот человек, с которым я бы хотела обсуждать это, прости.

–Почему? Потому что любила меня?

–О, брось. Мы были детьми, это не было любовью. Детские шалости, не больше.

–Но ты же скучала по мне!

–Скучают люди не только по тому, кого когда-то любили. Да и вообще, я не хочу об этом говорить.

–Нет, Джейн, мы должны поговорить об этом. Потому что я не забыл! Мне больно, оттого, что я был так глуп и оттого, что бросил тебя тогда. Я бы очень хотел все изменить. Ты ведь тоже хочешь этого. Я знаю! – взяв мою руку, говорил он.

–Нет, Энди, поверь, это в прошлом, это ушло, прошло, как синяк.

–Да зачем ты врешь себе!

–Я не вру себе, Энди! Если бы я любила тебя сейчас, разве я вела бы себя так? Разве бы я говорила тебе подобные вещи, если б чувствовала что-то подобное?

–Но ты же любишь меня, я знаю! И я люблю тебя, Джейн!

–Ты ничего не знаешь обо мне. И о любви. Я изменилась. Многое в моей жизни изменилось. Я просто перешагнула через тебя и пошла дальше. И это произошло не месяц назад, это случилось давно. Очень давно. И я могу сказать тебе только одно: если люди любят – они любят от начала и до конца, а не с перерывами в несколько лет. Это не временное ощущение, это не простуда, это не проходит. Люди умирают от неразделенной любви, Энди, а ты не умер. И не умрешь. Ты не страдал ни дня из-за меня. Я не заставляла тебя страдать. А сейчас, прости. Я лучше пойду домой. Прощай.

Я встала из-за стола, он схватил меня за руку.

–Тогда ты должна знать, что именно ты виновата в смерти своей матери и этого ублюдка. Если бы не ты и не твоя тупость, они были бы живы сейчас. Если бы ты не появилась в его жизни – он был бы счастлив, завел бы семью, детей. Если б ты не выбрала его – твоя мать тоже была бы жива. А ты выбрала его. Ты! Ты не видела моих попыток вернуть тебя. Ты не замечала меня с того момента, как начала встречаться с ним. А я все время был где-то рядом. Посылал цветы тебе по почте, а ты думала это он. Я писал тебе эсэмэски, а ты, оказывается, сменила номер и никому его не дала, кроме него и своей семейки. В тот вечер у Меган на вечеринке я не ожидал тебя увидеть. Но ты пришла. И я придумал кое-что. Я решил, что Эрик все равно приедет за тобой, чтобы отвести тебя домой. Мой план был прост, но действенен: я подсыпал в твой бокал какой-то наркотический препарат, стащил у отца. Ты должна была стать недееспособной, бесформенной, безмозглой! я хотел затащить тебя в постель и попросить Артура позвонить Эрику, чтоб тот приехал и застукал нас. Все должно было сработать! Я уже сидел и ждал, когда же ты начнешь проявлять эти симптомы. Я отвернулся лишь на пару минут, и ты исчезла. Тебя не было нигде! Я спросил у Меган, куда ты делась. А она сказала, что ты поехала за мамой. Был один момент, когда я уже решился позвонить тебе и сказать, что ты не должна ехать. Препарат вот-вот должен был подействовать. Но потом я решил, что так будет даже лучше. Эрик увидит тебя такую, решит, что ты приняла наркотик и все. Отношениям конец. А тут я, великодушный Эндрю. Люблю тебя даже наркоманку. А потом мне позвонил отец и сказал, что твоя мама и Эрик погибли, а ты в реанимации. В твоей крови обнаружили алкоголь и наркотики. Наша семья знала, и твой отец тоже. Но он попросил об этом никому не говорить. И тебе тоже. Он свято верил в то, что ты не такая, но все равно ненавидел тебя. А я промолчал. Вот тебе и жестокая реальность, Джейн. Как тебе с этим теперь? Хорошо? Думается о любви, о жизни, о семье, м? Это ты виновата во всем. Если б ты была со мной – этого бы не случилось.

Я смотрела в его стеклянные глаза, он мерзко улыбался, хихикал. Я не заметила, как начала плакать. Мне не хватало воздуха, я задыхалась, перед глазами – туман. Я не видела и не слышала больше ничего. Только его голос: «Это ты виновата во всем».

Я вылетела из ресторана и просто бежала. Не зная, куда, зачем, почему. Я просто бежала. Мне хотелось бежать. Убежать далеко-далеко! Шел дождь. Дождь. Я даже не заметила, когда он начался. Я забежала в какую-то подворотню и упала. Проехала какая-то машина, по водостокам текла вода. Я захлебывалась слезами, заикалась, дрожала, пыталась наглотаться воздуха, потому что его было слишком мало вокруг меня. Мне было противно, меня тошнило. Тошнило оттого, что когда-то я тратила столько времени и сил на этого человека. Тошнило оттого, что я избегала его родителей, потому что мне было стыдно за то, что я угробила маму. Мне было стыдно перед ним, и это просто сводило меня с ума! И все это время он знал, что дело не во мне, знал и молчал! Молчал как последний трус и подонок, который смел говорить мне о любви! Видевший, как я мучаюсь, страдаю, как умираю на глазах. Как мой мир рухнул в одночасье, а он просто отсиживался в своем углу. Мне жутко хотелось набить ему морду. Но сейчас, сидя у стены этого чертового дома мне так хотелось застрелиться. Кто бы дал мне револьвер.

В моем кармане звонил телефон. Я услышала его с десятого раза. Это был Дэвид. Все так же заикаясь и перебарывая неспособность говорить, я нажала на кнопку «Ответить», но молчала. Я не могла говорить, только плакала и кричала. Кричала и плакала.

–Джейн! где ты? Я в Нью-Йорке! Я приеду, скажи, где ты? – кричал он.

У меня во рту был привкус крови. Я промерзла и промокла до самых костей.

–Я… н-н-не знаю, – дрожащим голосом простонала я.

–Черт… я сейчас найду тебя, слышишь?

Телефон выпал из моей руки. Я прижала колени к груди. Меня всю трясло, голова раскалывалась, горло болело, а перестать плакать я просто была не в силах, хоть этих сил во мне оставалось очень мало. Это что-то на грани обморока, истерики, панического страха, клаустрофобии. У противоположной стены пробежала крыса, отчего я вскрикнула. У меня, не переставая, звонил телефон, а я ничего не соображала. Я даже забыла, на какую кнопку нужно нажать, чтобы ответить. Он мне надоел, и я разбила его о стену. Стало тихо. Только шум дождя, мои всхлипы и приглушенный звук машин. Я услышала звук тормозов, но никак не отреагировала на это.

–Джейн! Джейн, господи, милая, что случилось?! – взволнованно говорил Дэвид.

Я ухватилась за него, как за спасательный круг. Начала плакать еще сильнее.

–Откуда кровь? Ну, скажи же что-нибудь!

–Я н-н-не ви… виновата. Скажи ему, что… что н-н-нет, – прошептала я.

–Пойдем, пойдем в машину. Ты вся замерзла, поедем домой, слышишь?

Я лишь кивала головой.

Пока мы ехали, я смотрела все время в одну точку, почти не моргая. Меня всю трясло, я заикалась, всхлипывала, но молчала.

Мы доехали до его дома. Первым делом он набрал воду в ванной, раздел меня, как куклу. Сказал, что в ванной я согреюсь. Что мне нужно согреться. Он повторил это несколько раз, чтобы убедиться, что я понимаю это.

Я залезла в воду. Не шевелилась. Он гладил мои волосы, тер ладонями мои плечи, добавлял горячей воды. Я понемногу приходила в себя.

–Лучше? – спросил он.

–Да, – тихо ответила я.

Он укутал меня в полотенце, как маленького ребенка. Мы вышли в зал. Я села на диван и глубоко вздохнула.

–Я за аптечкой, тебе нужно обработать порез, – опустив мою руку, сказал он.

–Порез? – спросила я, когда он вернулся.

–Ты, видимо, ударилась. Я тебя рассечена бровь.

–Я… я упала.

–Так что случилось, Джейн? можешь рассказать мне.

Немного помолчав, я рассказала ему про наш разговор с Энди, снова расплакалась, но взяла себя в руки. Он весь покраснел от гнева, его глаза бегали.

–Я убью его, – сквозь зубы проговорил он.

–Нет, успокойся, он того не стоит.

–Джейн, такое нельзя оставлять безнаказанным!

–Бог его накажет, Дэвид. Я не хочу больше никак с ним связываться.

Он обнял меня и поцеловал в лоб. Я уткнулась в его шею, как и мечтала сегодня утром. Но вдруг меня осенило.

–А почему ты не сказал мне, что прилетаешь?

–Я прочитал твое сообщение. Ты написала, что тебе тревожно, и я решил сделать сюрприз. Чтоб ты не беспокоилась лишний раз. Все-таки, твоя интуиция тебя не подвела.

–Ты – просто мой ангел-хранитель. Если бы не ты – я не знаю, чем бы закончилась эта ночь.

–Ох, моя маленькая Дженни, почему же меня не было сегодня здесь. Чуть раньше.

–Так должно было случиться. Черт, я разбила телефон, да? Мне нужно позвонить бабушке.

–Я уже позвонил, все нормально. Сказал, что приехал раньше, что ты сегодня остаешься у меня.

–Это очень кстати. Знаешь, мне кажется, если опять случится что-то подобное, я спрыгну с Эмпайер-стейт-Билдинг.

Он молча смотрел мне в глаза, но я была в этот момент настолько серьезна, что, наверное, трудно было не воспринять мои слова всерьез. И я ведь говорила всерьез.

–Ты не подумай, что в порыве я могу сделать что-то такое. Это будет обдуманное действие, – договорила я.

–Нет. Ведь ты меня не оставишь, правда?

–Ну, знаешь ли, я надеюсь, ничего такого в моей жизни больше не случится! – улыбнулась я.

Он выдохнул и тоже улыбнулся.

–Ты знала, что во Франции запрещено целоваться на вокзалах?

–А где же еще людям целоваться, как не на вокзале?!

–Вот так!

–Стоп, так ты что, пытался поцеловать кого-то на вокзале? – хитро спросила я.

–О, ну конечно! Мне сегодня утром по факсу прислали штраф!

–Эй, не смейся, я ведь убью тебя, если ты поцелуешь кого-нибудь на вокзале!

–А в аэропорту можно? – подмигнул он.

–Аэропорт – это другое дело. Я подумаю.

–У меня огромная проблема.

–Какая? – настороженно спросила я.

–Я не могу целовать кого-то, кроме тебя!

–Боже, ты меня напугал! Я уж думала, тут что-то посерьезнее!

–Это очень серьезно, поверь, – совершенно серьезно ответил Дэвид.

–Это для меня очень важно. Любая женщина больше всего желает быть уверенной. Уверенность… это вообще странная штука. Я вот как-то разуверилась в людях. Не знаю, может это моя фобия – неуверенность в своем окружении. Как думаешь, есть такая фобия?

–Я думаю, есть. Названия фобий всегда самые невероятные. Кто-то боится манекенов, потому что в детстве увидели спящего отца, похожего на нечто пластмассовое, кто-то боится клоунов, тоже из-за дурацкого происшествия в детстве. Я, например, боюсь счастливых финалов. Точнее, боялся раньше.

–Почему?

–Всегда, когда все слишком хорошо – это настораживает. Я, наверное, боюсь быть счастливым. Мне кажется, счастье – самое невечное чувство из всех, которые можно испытать. Так лучше вообще его не испытывать, в таком случае.

–Ты не счастлив?

–В том-то и проблема, что счастлив. Поэтому, постоянно боюсь и ожидаю конца. Но твое стихотворение… я посмел почувствовать уверенность в нас.

–Я бы с удовольствием вселила в тебя уверенность, но на меня все время сваливается что-то новое. И у меня складывается ощущение, что я не могу сделать кого-то счастливым, понимаешь? Тебе всегда приходится разгребать это дерьмо вместе со мной, а я не хочу наваливаться на тебя, как танк. Мне хочется какой-то легкости, хочется спокойствия, хочу продолжать писать тебе стихи о любви, хочу гулять с тобой в парке, есть мороженое, пить вино по вечерам. Это ведь нужно. Нужна эта правильность, нужны эти эмоции. На нас должен стоять этот штамп, что «Мы нормальная влюбленная парочка, которая шлет друг другу валентинки». Мне хочется этой наивности, мечтательности. Я хочу, чтобы у меня была красивая свадьба, детишки. Я хочу, чтобы на моей свадьбе была моя мама, как у всех счастливых девушек. Чтобы папа подвел меня к алтарю. Но у меня этого нет, со мной так уже не будет. Я боюсь, что все катится вниз с космической скоростью. Я хочу писать счастливые стихи, ты читал мои стихи? Они… они ненормальные! В них столько грусти, тоски, печали, разочарований, потерь, слез, страхов. В них нет нормальных чистых светлых эмоций. А если их нет в жизни, естественно, что их нет в моих стихах.

Я замолчала и сжала голову ладонями. Закрыла глаза и попыталась успокоиться. Все равно то, что сидит в голове, рано или поздно выливается такими вот глупостями.

–Да, не скрою, ты самая ненормальная девушка из всех, что я знал ранее, но это твоя личная отличительная черта, тебя любят именно за то, что ты не такая, как все, понимаешь? Если бы ты сидела дома и вышивала крестиком, я не думаю, что сошел бы с ума. Признаюсь, иногда я не знаю, как на тебя реагировать, но я знаю также одну странную вещь. Я не могу без тебя. Вот не могу, ты хоть застрели меня, хоть утопи, я не могу! Я постоянно думаю только о тебе. Я перечитывал твои письма по десять раз, чтобы приблизится к тебе хоть так. У меня иногда язык немеет, и я не знаю, что тебе говорить, но я же не могу без тебя! Я прочел все книги, о которых ты мне рассказывала, слушаю музыку, которая нравится тебе, чтобы понимать тебя лучше. Я хочу делать что-то для тебя, потому что знаю, что без этого я задохнусь. Я не представляю, что могу проснуться как-нибудь утром и не суметь пожелать тебе доброго утра. Я не могу вспомнить время до тебя. Такое чувство, что ты была всегда, что воспоминаний без тебя и не было вовсе. Я просто с ума схожу, если мне вдруг что-то удается облегчить в твоей жизни. Я знаю, что я для тебя староват, что со мной бывает скучно, хоть я и светский человек, я знаю, что тебя бесят эти сплетни о нас в таблоидах. Я знаю, что ты любишь пить чай с мятой перед сном, знаю, что ненавидишь белый шоколад, потому что «шоколад бывает только шоколадного цвета». Знаю, что ты никогда не носишь стринги. Знаю, что на правом виске под волосами у тебя родинка, знаю, что часто плачешь во сне, знаю, что не поешь в душе, знаю, что не любишь свой день рождения, знаю, что можешь спать с музыкой в наушниках всю ночь, знаю, что частенько не контролируешь эмоции. Я знаю, что ты очень любишь писать письма, электронные или от руки. Знаю, что любишь говорить о том, о чем говорить непринято. Знаю, что слушаешь только грустную музыку. Не любишь ужастики не потому, что они страшные, а потому, что «они бессмысленны». Я знаю, что вечером на тебя нападает сумасшедший голод, и ты начинаешь есть все подряд. Я знаю, что ты ненавидишь сигаретный дым, но любишь смотреть на меня, когда я курю. Я знаю, что ты очень часто грустишь и знаю, что это для тебя необходимость. Я знаю, что ты считаешь себя не лучшей женщиной в мире, с чем я охотно поспорил бы. Я знаю, что ты неидеальна и что у тебя есть свое прошлое, но я тебя люблю. Вот, просто так, люблю.

–Ты… ты меня что?

–Я тебя люблю…

Я уставилась в пол ошарашенными глазами. Почему-то, дышать стало тяжелее. И думать стало тяжелее. Ладони увлажнились, я стала дышать ртом, чтобы поглотить как можно больше воздуха. А он смотрел на меня по-детски наивными глазами. Как он сумел сохранить такой взгляд до такого возраста?

–Ты не хотела этого слышать…, – нарушив тишину, проговорил он.

Я испугалась. Я давно уже начала бояться чувств, начала пытаться от них убежать. Нет чувств – нет боли. Это паршиво с моей стороны, это просто ужасно, но если так я пытаюсь сохранить спокойствие, разве, я не имею на это права?

–Однако, это полное дерьмо. Любовь и прочие привязанности. Мне этого не нужно, я этого не хочу! Да, возможно, это моя трусость, но разве я не имею на нее права? Я не хочу больше думать о любви, свадьбе и прочей чепухе. Я не хочу! Мне страшно, да, пусть так. Мне легче быть одной, я так привыкла, без своей боли и страданий я никто, у меня ничего не получается. Что бы я не делала – я все порчу. Я не люблю безграничные эмоции. Я не люблю больше это счастье, оно мне ни к чему, потому что ты знаешь лучше меня, как это все кратковременно. Я не хочу больше чувствовать уход любви, не хочу чувствовать охлаждение отношений, не хочу быть брошенной, не хочу! Потом только куча фотографий, болезненные воспоминания, слезы без причины. Знаешь, нервы у меня не из стали, и я не выдержу еще чего-то. У меня целый ящик в шкафу битком забит успокоительными. Мне совершенно законно могут выписать справку о том, что я душевнобольная. И ты знаешь, что так оно и есть! ты говоришь, что любишь, но так ли будет через пару лет? Тебе надоест меня постоянно спасать, постоянно бороться с моими неврозами, постоянно меня убеждать в нормальности происходящего. Тебе надоест. Мне бы надоело!

Он смотрел на меня грустными глазами, я плакала, как всегда. Как всегда!

–А я все равно не уйду, что бы ты не говорила.

–Да ты что, больной?! Или мазохист? Тебе острых ощущений в жизни не хватает?

–Если я тебе не нужен, почему ты плачешь?

–Потому что я дебил. Привыкни! Я всегда плачу.

–Да, я мазохист, больной, мне не хватает эмоций. Что, если так?

–Ты врешь.

–Да пойми же ты, наконец! Я никуда и никогда не уйду, что бы ты не говорила, как бы не старалась оттолкнуть! Я не уйду! Да я не найду больше такую, таких больше нет! Мне 35, я вполне трезв сейчас, чтобы быть принятым всерьез. Я тебя люблю и плевать, что будет потом. Я не уйду, смирись ты уже с моим существованием!

Я молча села на пол и с шумом выдохнула. Взялась руками за голову, прижала колени к груди. Он сел рядом, откинув голову назад.

–Я тоже боюсь, Дженни, – тихо проговорил он.

–Правда? – подняв на него глаза, наивно спросила я.

–Правда. Я тоже жутко боюсь, что ты от меня уйдешь. Мне страшно, что однажды тебя не будет. Что мне некому будет дарить цветы, никого не надо будет спасать, не для кого будет улыбаться. Моя жизнь до тебя была такой однообразной. А сейчас я бросаю все и лечу обратно в Нью-Йорк, потому что от скуки и тоски хочется содрать кожу. Со мной такого не было, и я думал, никогда уже не будет. А тут ты. Такая маленькая, такая сумасшедшая.

Он, улыбаясь, разглядывал мое заплаканное лицо.

–Ты смотрел фильм «Вечное сияние чистого разума»?

–Нет, хороший фильм?