4 степень

–О, юная мисс Франц, вы не перестаете меня удивлять! Потанцуем? – промурлыкал он.

–Я давно этого не делала, но это было бы очень кстати, – улыбнулась я.

Эта музыка не могла не навеять какую-то приятную меланхолию, как будто перенесла нас в Нью-Йорк 50-х годов. Сменить бы только обстановочку в комнате.

И вот настала эта страшная суббота. Как бы я не отвлекалась, она все равно была страшной. Я представила себе неделю скуки, неделю наедине с моими новоиспеченными проблемками, эта слава, новые предложения, все это будет как-то слишком без него. Единственное, что успокаивает меня – Фредерик. Надеюсь, он скрасит мои запеченные в грусти будни.

–Может, ты, все же, передумаешь? – сказал Дэвид, когда мы приехали в аэропорт.

–Ты же знаешь, я не меняю своих решений, – улыбнулась я.

–Но я должен был хотя бы попытаться.

–Я не люблю долго прощаться, это что-то из области мазохизма.

–Это будет тяжелая неделя, но ведь это ничего не изменит, правда? – вглядываясь в мои глаза, спросил он.

–Ты боишься, что за неделю я решу, что могу обходиться и без тебя?! – удивилась я.

–Страх потери – это ведь естественно.

–Ты прав. Я тоже немного побаиваюсь того, что ты найдешь себе привлекательную француженку.

–Ты ведь знаешь, что этого не случится.

–Только не звони мне, ладно?

–Почему?

–Потому что если я услышу твой голос, я начну скучать еще сильнее, начну плакать, ведь голос… это как прикосновение. Ты расстроишься, что я плачу. Я расстроюсь, что расстроила тебя и так далее. Ты только пиши. Как Париж, как дела, как прошла встреча, потом еще одна и еще. А потом напиши, в какой день и во сколько прилетаешь. Встретимся здесь же.

–Тогда я буду писать каждую минуту.

–Врешь.

–Да, вру, – улыбнулся он.

–Люди в любви только и делают, что постоянно врут.

–Но они не врут в главном – в том, что любят.

–Тебе пора. Не нужно видеть, как я сжимаю губы, чтобы не заплакать. Все-таки, я слишком часто плачу, – отвернувшись, проговорила я.

–Постой, – прошептал Дэвид и поцеловал меня, – а теперь пора.

–Не забудь своих обещаний, ладно? – грустно произнесла я.

–Ни за что. До встречи, Джейн, – поцеловав меня в лоб, сказал он.

–До встречи.

Какое-то время я стояла, не сдвигаясь с места. Вокруг было шумно, а в голове гудящая пустота. В последний раз со мной такое было, когда я уехала из Сиэтла. Это было так странно, понимать, что я больше не одна, что я снова живая и чувствующая что-то кроме боли от потерь и постоянно сопровождающего меня чувства вины. Я боялась поднять глаза и увидеть его вдалеке, сложно признаваться самой себе, что смогла изменить что-то непоправимое. Страшно отпускать людей из своей жизни, даже если фактически их давно уже нет. Всегда страшно что-то менять, особенно если это что-то очень важное и глобальное.

А я продолжала стоять, уставившись в пол. Потом я медленно развернулась и направилась к выходу, находясь в какой-то прострации. Не хочется ни говорить, ни думать, ни дышать, ни даже моргать. Хочется просто идти и слушать что-то очень приятное. Инструментальную музыку, например. Саундтрек к любимому фильму, что-то очень спокойное и нежное. Все так же мертвенно-спокойная, я села в такси, назвала свой адрес, достала плеер из сумки, включила музыку. Водитель странно смотрел на меня, потом спросил, «жутко извиняясь», не я ли на том плакате? Сначала я удивленно посмотрела на него, потом вспомнила, что эти чертовы плакаты повсюду и это нормально, что люди начинают меня узнавать. Я кивнула, он улыбнулся. Он время от времени посматривал на меня в зеркало заднего вида. Я уставилась в окно и молча улыбалась. Я даже не скажу вам точно, чему я радовалась или, наоборот, от чего огорчилась. Я была сейчас так далеко от всего земного, так далеко от здравого смысла, от умных мыслей. Я написала ему сообщение на мобильный: «У тебя бывало такое, что хочется рассказать, но не хочется говорить?».

–Я дома, – сказала я, закрыв дверь.

–О, Дженни, как здорово! Я как раз готовлю ужин. Что с тобой? Что-то не так?

–Нет, бабушка, все хорошо, – спокойно улыбаясь, говорила я.

–Нет, с тобой явно что-то не так. Как Дэвид?

–Я только что из аэропорта, он полетел в Париж по делам.

–В Париж? Как здорово!

–Он звал меня, но я отказалась. Решила, что Майклу и тебе я нужна больше здесь.

–Я не сказала тебе, Майклу стало хуже, он в реанимации…

Я вдруг как будто выпала из самолета и упала на землю. У бабушки в глазах стояли слезы, я смотрела на нее каменным взглядом, пытаясь выговорить хоть слово.

Это так страшно, снова ощущать эти чувства. Чувство, что не можешь изменить что-то очень важное, чувство безысходности, бессилия. Чувство, когда что-то внутри умирает и отваливается с каждым твоим шагом. Чувство, что нужно что-то делать, а ты не знаешь, как. Чувство, что мир – дерьмо и с этим нужно смириться.

–К нему пускают? – дрожащим голосом произнесла я.

–Нет, я только что оттуда, Моника отправила меня домой и попросила тебя не приходить сегодня в больницу, чтобы лишний раз не травмировать твою и так расшатанную психику.

–Как же так… что говорят врачи?

–Нужно дорогостоящее лечение. У нас нет таких денег! Да и для операции нужен донор. Знаешь, что самое страшное? Смотреть в его глаза, видеть в них надежду. Давать ее ему, а потом приходить домой и понимать, что выхода нет. Что за такое короткое время нам не собрать столько денег. Да и донора на блюдце нам никто не преподнесет.

–Должен же быть выход. Так не бывает!

–Дженни, в мире каждый день умирают сотни детей, больных раком. Это уже слишком реально, чтобы в это не верить.

–Я… мне нужно позвонить. Я сейчас вернусь, – сказала я и вышла на улицу.

Я нервно стала набирать номер Дэвида. Кому еще я могла позвонить сейчас?

–Дэвид? Ты еще в аэропорту?

–Да. Через 5 минут начнется посадка на рейс. Что с твоим голосом? – тут же спросил он.

–Майкл попал в реанимацию. Дэвид, он умирает. Как думаешь, если я соглашусь сняться в порнографическом фильме, мне много заплатят? – вытирая слезы, говорила я.

–Стоп-стоп-стоп. Не говори глупости. Что говорят врачи?

–Ему нужна срочная операция. А денег у нас для этого нет, да и донора тоже, вот и все.

–Так, Дженни, сейчас возвращайся домой и успокойся. Прекрати плакать и выкинь эти ужасные мысли из головы. Я что-нибудь придумаю. Позвоню тебе завтра, не волнуйся, все будет хорошо.

И он положил трубку. Я даже не успела сказать, что не ожидаю от него какой-то помощи. Я остолбенела. Не знала, как реагировать, что думать, на что надеяться. Он просто положил трубку. Интересно, все деловые люди так делают?

–Кому ты звонила? – спросила бабушка, когда я вошла.

–Дэвиду. Он сказал, что придумает что-нибудь.

–Ох, не нужно давить на него нашими семейными проблемами. Мужчины не любят выслушивать проблемы.

–Если он сбежит от меня – я, хотя бы, буду знать причину.

–Ну, долой этих мыслей. Я и так тебя расстроила, хотя не должна была. Ты пришла такая счастливая.

–Не говори так, легче переносить такое вместе, я не такая конченая эгоистка, чтобы свесить все это на тебя одну.

Она улыбнулась и ушла на кухню. Я еще какое-то время простояла на пороге. Потом, наконец, сняла пальто, сапоги и шарф. Кинула сумку на тумбочку и поднялась к себе. Включила ноутбук, проверила почту, поставила Джина Келли, пропела с ним несколько фраз и свалилась на постель. Несколько минут смотрела в потолок, потом уснула.

Так прошла суббота. Я проспала весь день, к вечеру спустилась к бабушке. Мы посмотрели телевизор, потом она пошла спать, а я снова поднялась к себе, достала книгу, почитала какое-то время, а потом снова отрубилась.

Все воскресенье я провела в ожидании звонка от Дэвида, но он не звонил и не писал. Я не собиралась звонить ему сама, докучать лишний раз своими проблемами.

Ближе к вечеру в понедельник мне позвонила Джулия. Мы давно не виделись с ней и не разговаривали, она сказала, что убьет меня. Я ведь так и не рассказала о своей работе с Фредериком. Она узнала это, когда вышла утром на работу и наткнулась на мою фотографию на рекламном щите. Мне влетело. Она пообижалась какое-то время, а потом снова позвонила. Странно, что я никогда не звонила ей сама. Наверное, я до сих пор не могла поверить в существование этой самой женской дружбы, да я и не собиралась верить. Стоит мне стать ее соперницей в борьбе за парня, она тут же забудет об этом. Все относительно.

Она пообещала, что зайдет во вторник, часов в шесть. Я обрадовалась, нужно было что-то отвлекающее. Я бы, наверное, даже на кексы с коноплей согласилась. По крайней мере, в тот день я не очень-то страдала, если только физически, но это куда лучше.

Утром во вторник я не выдержала и написала сообщение Дэвиду на ящик.

Я так ждала твоего звонка, но ты, я думаю, очень занят. Я не обижаюсь. Это нормально. Как ты долетел? В каком отеле поселился? Какой там ветер? А воздух, похож на наш? А люди? Как бы я хотела услышать их речь. Позвони мне. Я уже скучаю.

–Привет! – повиснув на мне, закричала Джулия.

–Привет, – улыбнулась я.

–Как ты могла не рассказать мне?!

–Это не было в моих планах, просто так получилось. Ты же знаешь, я не люблю болтать.

–А жаль, я чуть в канализационный люк не провалилась, пока смотрела на этот рекламный щит!

–А я вообще не выхожу на улицу. А если выхожу, то только с капюшоном на голове или в шапке. Я, конечно, не голливудская звезда, но некоторые пытаются со мной сфотографироваться. Это не так весело, как может показаться.

–О, не прибедняйся! Все об этом только и мечтают!

–Да! Мечтают! Но только до того момента, когда им хочется, чтоб их никто не знал и никто не трогал!

–Ну да, это твоя тема. Нельзя постоянно грустить! Где Дэвид?

–Дэвид улетел в Париж по делам.

–В Париж?! Уау! А почему тебя не взял?

–Я сама отказалась. Мне лучше сейчас быть здесь. И не смотри на меня, как на дуру!

–Ты дура.

–Спасибо. Кофе будешь?

–Буду, но ты дура.

–О, замолчи! – засмеялась я.

–Ладно. Но все равно, ты дура, Джейн! как можно было отказаться от Парижа?! Тем более с одним из самых завидных женихов Америки!

Я с шумом выдохнула.

–Не вздыхай! Я просто пытаюсь врубиться, почему так!

–Потому что так! Все, закроем эту тему. Как Джексон? Я как-то резко уволилась, ничего ему не объяснив.

–Джексон? Джексон не в восторге от Ванессы, она частенько фальшивит, капризничает и не нравится клиентам. Короче, он каждый день вспоминает тебя. В профессиональном плане.

–Жаль, что так получилось.

–Да ладно, это нормально, он успокоится со временем. Как ты?

–Я? Нормально. Нет, правда, все нормально. Только вот Майкл в реанимации, и Дэвид не звонит, хотя обещал.

–А тех денег, что ты заработала, не хватит на лечение?

–Если бы. Да тут не только в лечении и в деньгах проблема. Нужен донор, нужна пересадка костного мозга, а таких, как Майкл, сотни. И все хотят жить.

–Это ужасно… за что детям такое…

В этот момент у меня зазвонил телефон.

–О, это Дэвид, подождешь минутку?

–Да хоть две! – улыбнулась Джулия.

Я выбежала в прихожую.

–Алло?

–Привет, Джейн, прости, я совсем забегался. Слушай внимательно, потому что это очень важно. Я пытался что-нибудь разузнать насчет операции, позвонил Гюставу. У него есть очень хороший знакомый из колледжа. Он работает в онкологическом центре в Дюссельдорфе. Так вот, он позвонил ему и рассказал про Майкла. Нужно отправить в их клинику историю его болезни, все анализы, ход лечения. Все документы. Я оплатил ему отдельную палату в их клинике. Через пять дней Майкла нужно перевести в Дюссельдорф, Гюстав пришлет частный самолет, с этим проблем не будет, не беспокойся. Как только история болезни будет лежать на руках у врача, начнут искать донора. Все уже оплачено, о деньгах не думай, это мелочи. А сейчас позвони своей тете, объясни ей все, скажи, что там высококвалифицированные врачи, что опасаться нечего.

Я молча пыталась понять все, что происходит. Я начала часто дышать и села на пол из-за внезапного приступа головокружения. Я прижала левую ладонь ко лбу и зажмурила глаза.

–Джейн?

–Я… я слышу.

–Выпей воды. Успокойся.

–Я просто не могу поверить. Как я тебе благодарна, ты просто не представляешь.

–Пока не за что благодарить. А сейчас лучше поспеши, позвони тете. Медлить не стоит.

–Да, побегу, – глубоко дыша, ответила я.

–Стой! Я скучал по тебе.

–Я плохо сейчас соображаю, но я отправила тебе мейл, прочти его. Там более адекватные эмоции.

–Все, беги.

–Спасибо Дэвид, пока.

Я забежала обратно на кухню.

–Мне нужно срочно бежать!

–Что случилось?

–О-о-о, длинная история, я тебе расскажу потом, ладно? Просто времени нет. Нужно торопиться.

–Ладно, конечно. Я не могу помочь?

–Нет-нет, все нормально, просто нужно бежать, – тараторила я.

–Хорошо. Позвони мне потом, ладно?

–Конечно!

Я закрыла за ней дверь, побежала в свою комнату, надела джинсы и свитер, побежала в комнату бабушки, чтобы рассказать ей.

–Ба, проснись!

–Что… что такое?

–Мне срочно нужно бежать к тете Монике, звонил Дэвид, короче, Майклу нужно лететь в Дюссельдорф через пять дней, в онкологическую клинику, для него уже забронирована палата, там хорошие врачи и нужно отправить им все документы, чтобы они начали искать подходящего донора.

–Стоп-стоп-стоп, я ничего не понимаю.

–Майклу сделают операцию!

–А как? Бесплатно что ли? Такого не бывает!

–Дэвид сказал, что все уже оплачено.

–Как оплачено?..

–Господи, да я не знаю! Я не спрашивала!

–Боже… Боже! О, мой Бог! Ему сделают операцию?!

–Да! – закричала я.

–Я не поняла сразу! Так, едем вместе. Я поеду с тобой.

Мы выбежали на улицу, поймали такси. Я полдороги пересказывала бабушке наш разговор с Дэвидом, несколько раз, она никак не могла поверить, что такое вообще может случиться. Приехали в больницу, просто влетели туда, нашли тетю Монику, тараторили, перебивали друг друга. Она села на стул и начала плакать. Смеялась и плакала. Смотрела то на меня, то на бабушку, и повторяла только одно слово: «Спасибо».

–Где ты нашла его? – через какое-то время спросила она.

–Он сам меня нашел, – совсем тихо ответила я.

–Держись за него, Джейн, таких людей очень мало, тем более таких мужчин.

–Это точно…

–Вы вместе?

–Что-то типа того, – улыбнулась я.

–Что-то типа того?.. – засмеялась она.

–Он… он мне очень помог, он всегда мне помогает, он всегда рядом, и я жутко по нему скучаю. У меня от этой тоски по нему скручивает живот! Я эти дни, пока он в Париже, просто места себе не могу найти!

–Это замечательно, Дженни! Я знаю, услышать от тебя такое… это многого стоит, значит, он и правда такой исключительный.

–Вот! Именно то слово: исключительный.

Она улыбнулась и обняла меня.

–Ты так похожа на свою маму, Джейн. С каждым годом все сильнее.

–Я так по ней скучаю, – опустив голову, произнесла я.

–Я тоже. У меня не могло быть сестры лучше.

–Мне так жаль.

–Эй! это ведь не твоя вина! Бог так решил, решил их забрать. Так случается, я ни одной секунды не винила тебя.

–Это для меня очень многое значит, честно.

–А как у тебя отношения с отцом?

–Все так же, никак. Напряженно.

–Он же все равно твой отец, каким бы он ни был.

–Я знаю, но я больше так не смогла бы жить. Никто бы не смог.

–Мне всегда казалось, что ты чего-то нам не рассказала. Что случилось между вами?

–Много чего, тетя. Но я не хочу его винить в чем-то, я не в праве. Но поверь, ему без меня лучше. И мне без него.

–Жаль, что все так. Мама говорит, он выпивает.

–Я знаю.

–Может, позвонишь ему? Я уверена, он будет рад.

–Да, наверное. Но я не хочу, честно. Я не могу.

–Ну, хорошо. Я тебя понимаю. У девочек часто бывают расхождения в понятиях с отцами.

–Это точно. Ладно! Бабушка уже собралась, нужно домой. Уже поздно. Вы отправили документы по факсу?

–Да, спасибо тебе большое, и я просто не могу передать, как я благодарна Дэвиду. Если можно, оставь мне его номер, я поблагодарю его. Это для меня многое значит.

–Да! Он будет рад, – улыбнулась я.

Я оставила ей номер Дэвида, и мы с бабушкой уехали домой.

Глава двенадцатая

Всю дорогу я молчала, бабушка спросила, все ли нормально, а мне было так хорошо. Так хорошо, как не было уже очень давно! Я без остановки думала о Дэвиде, постоянно, без перерывов на перекус. Вспоминала, как он пахнет, как улыбается, какие у него невероятно синие глаза, как он смущается, морщит лоб, как смотрит на меня, как целует. Это все вдруг стало таким важным, таким катастрофически необходимым, как воздух, вода, жизнь в принципе! Я просто не могла поверить самой себе! Я не могла поверить в то, что действительно чувствую все это.

–Посмотри-ка, что я прочла в газете! – сказала бабушка, когда мы пили чай на кухне.

–Что там?

Я взяла газету в руки, и мои глаза чуть не выпали из глазниц и не покатились по полу.

–Что за чушь! Что это?!

–Что что, самые обыкновенные сплетни! Они увидели, что ты здесь, Дэвид улетел, вот и все.

–Расстались! Будто они знали, что мы сходились когда-то!

–Он чуть ли не в любви признался тебе на той вашей вечеринке! Еще бы не знать! Тем более тут есть фотографии, как вы идете по улице, держась за руки, чего тут не понимать-то?

–Круто. Замечательно просто! Я еще и в газете засветилась!

–Надо же, до сих пор не могу поверить, что он сделал это для тебя.

–Для нас!

–Да, но в своих мыслях он делал это для тебя, поверь.

Я задумалась на какое-то время, потом побежала к ноутбуку, проверить почту, он должен был ответить мне, наверное. И он ответил. Но я, перед тем, как прочитать его сообщение, решила сначала написать про эту сплетню из газеты. Уж слишком много эмоций она во мне вызвала. Я написала:

Я прочитала сегодня в одной газетенке, что мы с тобой расстались. Так интересно! О том, что мы вместе, я ничего не слышала, но они заметили, что я осталась в Нью-Йорке, а ты улетел в Париж. Как же они упустили из виду наше с тобой прощание в Кеннеди?

Так, обращусь прямо к тебе, если ты приснишься мне и сегодня, я сойду с ума, а если перестанешь сниться, я сведу с ума всех остальных, в итоге тоже сойду с ума. Выбирай!

Я улыбнулась сама себе и открыла его письмо.

Снова здравствуй, моя Джейн. Знаешь, Париж и Нью-Йорк – настолько разные миры, ты просто себе не представляешь! Париж… он какой-то уютный и тихий, если сравнивать с Нью-Йорком. Люди здесь намного спокойнее, они тоже спешат, но не 25 часов в сутки. У меня совершенно не было времени на прогулки, но я все-таки увидел Эйфелеву башню. Это просто груда железа при свете дня, а как только садится солнце – это мечта всех туристов. Такая яркая, такая невероятная! Мне на ум пришло сравнение Эйфелевой башни с «ночными бабочками». Ведь днем их не отличить от обычных людей, зато ночью!..

У Гюстава очень большой дом. Просто огромный! У него есть дочь, Эва, ей 10 лет. Она такая красивая, Дженни, просто ангел! Хоть она и не светловолосая. У нее смуглая кожа, черные-черные глаза, длинные вьющиеся густые волосы, полненькие губки. Она все время улыбается, танцует и поет итальянские песни.

Ее мать была итальянкой и умерла при родах. Когда Гюстав рассказывал о ней, о Паолине, своей жене, он так менялся в лице. Его мужественные черты стали смягчаться, он говорил о ней с такой нежностью, с такой любовью. Я видел ее фотографию в его кабинете. Она действительно была очень красивой женщиной. И ты так на нее похожа, я даже пригляделся к ней получше, чтобы убедиться, что это не ты. Вот почему ты так зацепила Гюстава. Теперь я понимаю, что глупо было с моей стороны ревновать тебя к нему. Представляешь, она тоже была писательницей, как мама. Но она никогда не печаталась, говорила, что пишет для себя. «Я пишу все это лишь для того, чтобы через несколько лет вспомнить все то, что я и так никогда не забуду». Так она говорила ему, когда он снова, прочитав ее книгу, не мог совладать с эмоциями и намеревался звонить редактору. Ему очень нравились ее книги. Но кроме него никто больше не смел их читать. Она запрещала, поэтому я не стал просить его об этом, заранее понимая причину его возможного отказа.

Так вот. Когда я рассказал ему про Майкла, он расплакался. Я не знал, как себя вести, как на это реагировать. Но потом, успокоившись, он объяснил мне, в чем дело.

Оказывается, у них с Паолиной был еще одни ребенок до Эвы. Это был мальчик, Антуан. Ему было всего 5 лет, когда врачи поставили ему страшный диагноз – острый лимфобластный лейкоз. Они боролись за его жизнь, как могли. Он перенес несколько этапов химиотерапии, провел в реанимации две недели, тогда у них не было средств, чтобы вести его на операцию. Тогда и не было таких технологий, что есть сегодня. Сердце Антуана не выдержало, и, уснув в пятницу, он не проснулся больше.

Я не мог ничего говорить, я вообще ничего не мог. Это, оказывается, так ужасно, смотреть человеку в глаза, видеть в них его боль и просто не найти слов сожаления. То же самое я испытал, когда ты рассказала мне про маму и Эрика. Что я мог ему сказать? Что мне жаль? Он это и так видел по выражению моего лица и по слезам в моих глазах. Это, наверное, очень странно, когда за одним столом сидят двое взрослых, состоятельных мужчин и плачут, ты видела такое когда-нибудь?

После этого он молча встал, взял телефонную трубку, набрал номер. Его друга зовут Август, он чистокровный немец, они учились вместе в медицинском колледже, только Гюстав учился на психолога, а Август на онколога. Я даже не могу себе представить, каким должен быть человек, поступающий в медицинский на онколога. Что должно быть в его голове? Желание спасать людей? Он, должно быть, супермен.

Я знаю, ты сейчас плачешь. Знаешь, я просто не ожидал услышать такой истории именно от него! он мне казался каким-то железным, безэмоциональным человеком, но потом… я увидел, как он смотрит на свою дочь, как разговаривает с ней, играет. А потом эта история с Паолиной и Антуаном. Он потерял в этой жизни практически все, и единственным смыслом жить для него сейчас является Эва. Эта красавица Эва со звонким голосом и блестящими глазами.

Не вздумай благодарить меня за Майкла, это все Гюстав. Я практически ничего не сделал.

А сейчас, вытри слезы, моя милая Джейн. Ты лучше всех понимаешь, что плакать о том, что давно прошло – бессмысленно. Гюстав сказал одну очень осмысленную фразу: «В день ее смерти я выплакал все слезы, что были во мне именно для нее. А все остальные разы я просто оплакивал и жалел себя».

Береги себя, Джейн.

P.S. Прими душ и ложись спать. Нужно лечь спать, чтобы пережить эти эмоции.

Я сидела с опухшими глазами и начала заикаться от слез. Мне вдруг так захотелось отменить отправку моего мейла, но я не могла, к сожалению. Он мне вдруг показался таким ничтожным, таким абсурдным. Как я могла написать эту чушь, когда он написал мне это!

Я послушалась его. Приняла горячий душ и легла спать с мокрыми волосами. Еще какое-то время я лежала и думала о Паолине и Антуане. Почему же так случается в жизни! Почему!

Сегодня среда. Когда-то мой самый любимый и желанный день. А сегодня это самая обыкновенная и примитивная среда, которая только может быть в жизни любого.

Я проснулась намного раньше обычного, с опухшими глазами и с сумасшедшей прической. Вспомнила вчерашний мейл Дэвида, я ведь так ничего и не ответила ему.

Я умылась, причесала волосы и собрала их в хвост, заправила постель, включила ноутбук. И принялась писать ему письмо. Мне хотелось написать ему что-то необычное, что-то приятное и легкое. Я ведь обещала ему стихотворение.

Привет, Дэвид. Я не ответила сразу после прочтения твоего сообщения по понятным тебе причинам. И я плакала, ты был прав. Я еще долго думала о них, лежа в постели. Когда в жизни происходит что-то такое, все вдруг, в один момент, меняется. И неважно, в твоей жизни это произошло или в жизни постороннего человека. Мне показалось вдруг, что я ослепла. Такое странное чувство, его так просто не описать, но именно слепые люди видят то, что не могут увидеть зрячие. Закрой глаза, что ты видишь? Ты ведь четко видишь что-то, хоть оно и не материально, ты не можешь это потрогать, понюхать, попробовать, но ты точно знаешь, что это есть. Я увидела луну после захода солнца. Знаешь, ведь солнце умирает каждый день, согласись, это похоже на смерть. Но если не умрет солнце – не взойдет луна. Как думаешь, смерть и рождение полярны или, все-таки, они составляют что-то единое? Как сказал Эпихарм: «Если ищешь чего-нибудь мудрого, то подумай об этом ночью». Я постоянно прибегаю к его высказыванию, видимо.