скачать книгу бесплатно
В магическом доме вообще трудно жить, если ты не волшебник, тут мана заменяет и газ, и воду, и электричество, и вай-фай, и даже свежий воздух. Вон, под потолком начерчена вентиляционная гексаграмма… кстати, совсем тусклая, надо сказать Майно, чтоб подзарядил.
Хотя в теплое время года можно и обычным способом проветривать. Все окна енот уже распахнул.
Очень, очень много пустых бутылок. В шкафу они стояли батареями – а тот был повышенной размерности, и вмещал гораздо больше, чем казалось снаружи. Среди них были и полные, но вообще создавалось ощущение, что родители Дегатти опустевшие бутылки не выбрасывали, а просто ставили на прежнее место. Или здесь что-то еще, чего она пока не понимает.
– Пустые бутылки можно открывать?! – крикнула Лахджа, пытаясь нащупать заднюю стенку шкафа удлинившейся втрое рукой.
– Нет! – крикнул в ответ Дегатти.
– Что они делают на кухне тогда?!
– Стоят, не трогай!
– Выкинуть их можно будет?!
– Надеюсь!
– Их тут бесконечно много!
– Я знаю!
Лахджа поежилась. Старый волшебный дом. Конечно, ей не привыкать, в Паргороне она видела такие кошмары, рядом с которыми любой местный бабай – просто таракан.
Да и по сравнению с ней самой тоже, в общем.
Но есть вещи, с которыми не справишься так просто. Магическая зараза, проклятья… Лахдже вспомнилось, что мама мужа была из Монстрамина, и занималась тем, что на Парифате называют хомунциями, а на Земле – микроорганизмами. Волшебница-бактериолог.
А сейчас Лахджа на ее кухне, заставленной пустыми бутылками… на вид пустыми.
С другой стороны – покойная свекровь же не была сумасшедшей? Даже самый эксцентричный исследователь не станет держать образцы на кухне. Там, где ест сам.
Может, они просто коллекционировали пустые бутылки?
– А что случилось с твоими родителями?! – крикнула Лахджа.
– Несчастный случай, – вошел на кухню муж. – Ничего магиозного, Кустодиан проводил расследование. С волшебниками иногда случается…
– Но что именно?
– Я не знаю, меня тут не было. Агенты долго тут работали, приезжал даже Сарразен, а я… я даже не заходил внутрь. Я не был в самом доме с похорон дедушки. Тридцать лет назад я… просто ждал, пока отдадут тела. Там мало чего осталось.
– Замечательно, – сказала Лахджа, поднимая крышку кастрюли. – А тут завелась разумная жизнь. Вы даже посуду перед уходом не помыли?
– Я не знаю, может, агенты Кустодиана тут жрали во время расследования! – начал раздражаться Майно.
– За это время все должно было истлеть, а не заплесневеть. Смотри, оно шевелится!
– Где?! – прибежала Астрид.
– На, выкинь это, – сунула ей кастрюлю Лахджа. – Отнеси на помойку.
– А де помойка?!
– Ну вообще прямо вокруг нас, но… поищи в саду, там должна быть выгребная яма.
Астрид унеслась с кастрюлей, а Лахджа принялась инспектировать холодильный сундук. Когда-то в нем был хлад-камень, но он, конечно, давно иссяк. И содержимое…
Когда-то это было молоком, сыром, творогом и копченой рыбой. Когда-то, в незапамятные времена. Теперь…
Было ошибкой открывать крышку. Вонь поднялась такая, что пробрало даже демона.
Енот спокойно надел многослойную маску с воздушными фильтрами. Он знал, что ее день настанет. Лахджа тоже просто инстинктивно лишила себя дыхательных путей. Нижняя половина ее лица превратилась в гладкий блин.
– Я… пойду… в сад, – сказал Дегатти.
Он вышел из кухни с таким видом, будто проглотил жердь, оставив жену и фамиллиара наедине с ужасами былых времен.
Уже из сада волшебник объяснил, что на доме лежат чары консервации. Даже без хлад-камней продукты портятся значительно медленней, но в результате это вышло боком. То, что за тридцать лет просто истлело бы до состояния пыли, всего лишь протухло и сгнило, успев как следует настояться.
– Кроме тебя за это время сюда вообще никто не заходил? – в очередной раз спросила Лахджа, когда Дегатти отдышался и вернулся на кухню. – У тебя ж полно родни.
– Что им тут делать? – пожал плечами волшебник. – Дядю Жробиса и тетю Маврозию ты знаешь, а все мои братья и сестры были обычными людьми. Думаю, они банально боялись совать сюда нос. Многих я в последний раз видел на похоронах родителей…
– А они у тебя еще живы?.. братья и сестры, я имею в виду.
– Нет, никого не осталось. Зато у меня куча племянников… внучатых племянников… и их детей… я понятия не имею, где они все живут и чем занимаются.
– Но ты же не старший в семье? – уточнила Лахджа. – Этот дом точно твой?
– Точно. Отец все завещал мне. Он… меня он… кхм… не любил, но… я стал волшебником. Я был магистром, когда родители погибли, и уверенно шел к профессуре. Более достойных кандидатов на наследство отец не видел.
– Любит тебя твоя родня, наверное… – хмыкнула Лахджа.
– Хм! В нашем роду наследство всегда передавалось самому талантливому волшебнику. Это старая традиция Радужной бухты. Но мне это аукнулось, потому что продать фамильную усадьбу я не имел права. Так что… я просто запер дверь и забыл о ней на тридцать… да, тридцать два года.
– Оно и видно, – заглянула в мучной ларь Лахджа. – Так, это сжечь.
До ужина она сожгла еще многое. Когда кухня перестала выглядеть рассадником заразы, демоница спустилась в подвал и поняла, что работа только начинается. В слабом свете кристаллов коллегата виднелись древние бочки, глиняные сосуды, огромные банки и прочие емкости, в которые страшно даже заглядывать. Ауры перемешаны до полной неразберихи.
Конечно, тут поработал Кустодиан, так что ничего опасного быть не должно. Можно просто оставить все как есть и понемногу изучать содержимое… возможно, тут еще остались годные соленья, консервы…
Мы что, нищие, что ли? Куска не доедаем? Просто выкинь все.
Это как-то расточительно. Если тут были чары консервации, то уж соленья…
Так, эта банка вздулась. В этой черви. В этой мутно. В этой пикули. В этой заспиртованный уродец. А в этой… в этой какая-то маслянистая субстанция…
Из глиняного сосуда выметнулось что-то скользкое. Лахджа от неожиданности взвизгнула и отбросила крышку, которую только что сняла.
Мерзкое создание сгустилось, приняло червеобразную форму и снова бросилось. Лахджа отпрыгнула, частично меняя форму и вереща:
– Убери это, фу, убери это!..
Из мерзости что-то выплеснулось, обдав Лахджу с ног до головы. Будто внутренности голотурии. Демоница тут же замолчала, схватила одну из пыльных пустых банок и принялась соскребать тварь туда. Та пыталась ее жрать, и у нее даже получалось, но регенерировала Лахджа быстрее.
– Тут был Кустодиан, ничего опасного!.. – передразнила она мужа и саму себя. – Да чего тут убирать, я так, рядом постоял!..
Но уничтожать добычу она не спешила. Даже принялась с интересом вглядываться. Очень необычная форма жизни… за ней стоит понаблюдать и, возможно, препарировать…
– Нет уж… вивисекторша! – спустился в подвал услышавший ее мысли Майно.
– Оно не умнее морского огурца, и мы все равно его ликвидируем. Предлагаешь выкинуть на помойку без всякой пользы? Тебе же самому интересно, что это.
– Ладно, вскроем и изучим, – согласился Дегатти, тоже уставившийся на тварь с профессиональным интересом. – Кстати, не ожидал, что ты испугаешься какого-то гомункула.
– Это эффект неожиданности. Я думала, там маринованные огурцы, а оно как выпрыгнет!..
Уже вместе муж с женой продолжили изучать подвал. Уже осторожней Лахджа открывала крышку за крышку, осматривала и обнюхивала содержимое сосудов. Из-за беременности ее метаморфизм не работал в полную силу, но конечности по-прежнему трансформировались легко. Демоница вырастила глаза и ноздри на ладонях, чтобы не совать голову в непонятные емкости. Так делают только очень глупые люди и персонажи фильмов ужасов.
Но больше на нее ничего не напало и не кинулось. Даже жаль. От подвала древнего рода чернокнижников она ожидала большего.
– Да какие мы чернокнижники? – повернул голову Дегатти, изучавший пыльную банку. – Я, по-твоему, чернокнижник?
– Ты женат на демоне.
– Мам, что там, что там?! – скатилась по ступеням Астрид. – Вы чо меня не позвали?!
Она тоже хотела изучать древний подвал. В Астрид всегда была исследовательская жилка.
– Ну кто-то же должен страховать нас снаружи, Астрид, – сказала мама. – Что это у тебя на пальцах?
– Ягодки! – продемонстрировала красные и черные колпачки девочка.
– О, малина и ежевика! – обрадовался Дегатти. – Что-то еще растет! Где нашла?
– Там, – неопределенно махнула рукой Астрид, пытаясь отвинтить крышку огромного бака.
Там оказались малосольные… фу. Лахджа скривилась, подцепив один огурчик удлинившимся пальцем, и тот расползся у нее на когте.
– Может, просто сожжем тут все? – предложила она, демонстративно превращая руку в биологический огнемет.
Я за.
– Нет, – сказал Дегатти жене и еноту. – Тут отделка тринадцатого века, это фамильный… погреб. Тут еще мои прадеды прятали от жен перегонный спирт и закусывали огурцами прямо из бочек. У этого места древняя и славная история.
– Хороший повод наконец-то сделать ремонт.
– Нет!
– Ладно… тогда придется выгребать все это. Ужин еще не готов?
Нет.
– Тогда я тут все вычищу, – хрустнула пальцами Лахджа.
– И я! – крикнула Астрид, опрокидывая на себя горшок с чем-то смрадным и тут же становясь смрадной сама.
– А-а-астрид!.. – выпучила глаза мама. – Слушай, ну!..
– Астрид, не мешай маме, – повел ее наверх папа. – Идем купаться на речку. Можно прямо в одежде.
– Да-а-а-а!..
На речке Астрид ужасно понравилось. Здесь пляж оказался совсем не таким, как в Валестре – чистенький, стерильный и скучный. Тут берег зарос камышом и рогозом, из воды торчали старые коряги, а над головой летали стрекозы и другие, незнакомые Астрид насекомые. Дегатти оставил дочь под охраной Тифона, а сам вернулся в дом, помогать жене.
– Пляж тоже потом придется почистить, – сказал он. – Веришь или нет, но я купался там реже всех.
– Почему? – спросила Лахджа, выволакивая наружу очередную бочку.
– У меня вечно были какие-то другие дела. Уроки волшебства, каллиграфии, игре на… неважно.
– Стой, – заинтересовалась Лахджа. – Ты на чем-то играешь?
– Не играл с детства.
– Но на чем? При мне ты играл только в манору.
– На клавесине и… и на лире, – чуть слышно сказал Дегатти.
– Что?..
– На лире!..
– На лире?.. серьезно?..
– Вот поэтому я и не говорил.
Лахджа попыталась сдержать мысль, но та все равно просочилась.
– Ну да, девчачий инструмент! – нахохлился Дегатти.
– Да не такой уж и девчачий… – как-то по-новому взглянула на мужа Лахджа. – Сыграешь как-нибудь?
Дегатти отчетливо увидел в ее мыслях образ себя, сидящего на холме в свете утреннего солнца. То ли в тоге, то ли в эльфийском струящемся одеянии, с развевающимися волосами. Он перебирает тонкими пальцами струны, и с них льется серебристая мелодия…
– Нет!
– Но тут где-нибудь есть лира? Может, у тебя и своя есть?
