скачать книгу бесплатно
– Толпа. Грёбаные отбросы, – прошептал Говард.
– Просто дети, – так же шёпотом ответила Диана.
В рюкзаке лежали одноместная палатка, тонкий спальник, сухие синтетические вещи, кое-какая дребедень вроде купальника в зелёный горошек, путеводителя «Лонли Плэнит» и растрёпанного романа на немецком. Наиболее ценными оказались топорик, мультитул, нож, кружка, маска с трубкой и сразу три зажигалки «Бик». Из еды в рюкзаке были только две пачки крекеров, которые Роуз тут же разделила между выжившими. До полуночи все копались в найденных вещах. Палатку и спальник, не споря, отдали Майклу и согласились в дальнейшем приберегать для тех, кто больше других нуждался в отдыхе. Спать легли перед костром, довольные и радостные, будто добились невесть каких результатов. Лишь на утро шестого дня пустой живот напомнил выжившим об ужасе их положения. Футболки и шлёпки голод не утолят.
До обеда ныряльщики продолжали рыскать в бухте. Осмелев, заплыли в прежде запретную сторону – к разлагавшемуся и не желавшему уплывать капитану Алистеру, однако ничего важного не нашли. Вымотавшись, вернулись на берег и с отвращением принялись жевать кокосовую кашицу. Между тем Самоедов не унывал. Придумал возвести шалаши из веток и пальмовых листьев. Выбрал единственно доступное место – травянистую проплешину между кокосовой рощей и южной оконечностью пляжа. Подговорил нескольких филиппинцев помочь ему и отправился с ними собирать строительный материал. Говард, узнав об их планах, решил вмешаться.
– Ты хочешь торчать здесь? – обратился он к Мактанголу. – Или выбраться?
Мактангол нахмурился, не понимая, к чему клонит американец. Говард не торопил его. В итоге филиппинец сказал:
– Хочу выбраться.
– Тогда иди за мной.
Говард пошёл в сторону кокосовой рощи. Решительность его шага привлекла внимание, и следом вытянулся хвост любопытствующих. О, людям нравятся представления! Они их чуют. И если под рукой нет пульта, чтобы включить шоу Элен, шоу Джона Стюарта или какое шоу тут, на Филиппинах, популярно, довольствуются мелкими соседскими разборками.
Одолев пригорок и увидев первые заготовки будущих шалашей, Говард с ходу принялся их разбрасывать. Мактангол, помедлив, присоединился к нему и даже сломал несколько крупных ветвей, воткнутых в землю наподобие стропил. Вопросов он не задавал – верил, что Говард в нужное время объяснит своё поведение, и не ошибся. Самоедов и его люди стояли рядом. Молча наблюдали за происходящим, как и прочие зеваки на пригорке.
– Зачем? – спросил Самоедов, когда Говард, удовлетворённый сделанным, остановился.
– Затем, что мы не собираемся тут жить, – громко и отчётливо ответил Говард. – Твоя дочь накормила нас кошачьим кормом. Не пожадничала. И мы ей признательны. Но вряд ли у неё найдётся другая заначка, верно? Мы должны выбраться с чёртова пляжа, а не торчать тут, пока не перемрём с голоду.
– Это не мешает сделать укрытие от дождя.
– Что-то я не заметил туч.
– Однажды они появятся.
– Однажды? К этому времени мы должны отсюда убраться.
– Не понимаю. – Самоедов качнул головой.
– Послушай, – более доверительно обратился к нему Говард. – Ты мужчина неглупый, я вижу. К тебе вопросов нет, но там, – Говард неопределённо махнул рукой в сторону пляжа, – там полно долбаных хиппи, которым наше приключение кажется вполне увлекательным. Построй им хижину, научи их рыбачить и собирать кокосы. И думаешь, они задумаются о спасении? Или будут загорать себе на пляже? Обживутся, начнут ловить кайф от тропического безделья. Зачем напрягаться? Рано или поздно спасатели приплывут сами. Нет! Не приплывут. Прошло шесть дней! Нам пора бросить все силы на спасение и не отвлекаться на организацию лагеря. Поверь мне, Михаил, ты поставишь шалаши, а завтра кто-нибудь из хиппарей начнёт плести фенечки и петь песни. В отличие от нас с тобой, им возвращаться некуда. Разве что в духоту своих офисов. Не давай им шанса расслабиться. Как сказал один умный человек, «тратя усилия на временное устройство неприятной тебе жизни, упускаешь шанс на скорое избавление от неё».
Выговорившись, Говард замолчал и мельком огляделся. Бо?льшая часть зрителей выглядела напуганной и в то же время довольной. В их глазах угадывалось ожидание. Говард хорошо знал этот взгляд. Они ждали, чья возьмёт. Им важно понять, кто здесь способен стать лидером. Первое поражение или первая победа в противостоянии Говарда с Михаилом заложит основу того, как к ним в дальнейшем отнесутся другие. «У вас не будет второго шанса произвести первое впечатление». Ведь так пелось в рекламе зубной пасты из «КаслРока»? Или в рекламе шампуня от перхоти?..
Впрочем, Говард согласился бы окончить противостояние дружеским похлопыванием по плечу. Он пришёл сюда не самоутверждаться.
– И что ты предлагаешь? – спросил Михаил после того, как жена перевела ему слова Говарда. – Отправить бутылку с криком о помощи?
– Не держи меня за идиота. Нет. Я предлагаю из этого, – Говард повёл рукой, указывая на обломки несостоявшегося лагеря, – собрать сигнальное костровище. Расписать вахту. И запалить его, когда появится поисковый катер, самолёт, вертолёт, да хоть парапланерист. Хватит ковыряться в песке. Пора браться за дело.
– Я уже выбрал место для костра. Планировал поставить его ближе к вечеру.
Говард растерялся. Да, Михаил неглуп. Тем лучше.
– Вот и славно! Но поставим сейчас. Зачем терять время?
Филиппинцы под руководством Говарда и Михаила расчистили проход к скальному выступу, ранее присмотренному Самоедовым. Обнаружить его помогли молодые музыканты, плывшие играть в ресторанах Корон: Мигель и Киану. В их группе было ещё четыре участника, и Мигель не смирился с их исчезновением. Они с Киану единственные провели первые дни в кратких вылазках: пробовали плыть вдоль берега, но быстро уставали и возвращались, пробовали продраться через кусты и подняться на вершину отграничивавших бухту скал, но изодрали одежду и позавчера окончательно выдохлись. Однако нашли лазейку в зарослях и протиснулись к скальному выступу – этим оправдали своё упорство.
К Самоедову и Тёрнеру присоединился Альварес с членами экипажа. Вооружённые топором, ножом и камнями, они прорубили узенькую тропу, затем вычистили выступ от лишней растительности. К вечеру костровище из сгруженных вигвамом сухих веток и пальмовых листьев было готово, дежурство распределено, и Говард, довольный своим вмешательством, вернулся к Диане. Она порадовала мужа двумя пойманными и зажаренными на общем костре крабиками. Мелочь, конечно, мяса в них было на глоток, но сам вкус крабового мяса приободрил.
Получив в своё распоряжение огонь, Говард вспомнил про сигареты Самоедова и вновь явился к нему с деньгами. Выяснилось, что Михаил попробовал закурить и убедился, что после морской воды сигареты отвратительны. Расстроившись, бросил их в костёр.
Утром восьмого дня Самоедов предложил похоронить капитана Алистера. Михаила не меньше Говарда утомил страх филиппинцев перед телом капитана. Многих мучили кошмары, в которых тот, полуразложившийся, выбирался на берег преследовать выживших – утягивал их на морское дно в наказание за то, что они не нашли его раньше, в первый же день после катастрофы, когда капитан ещё дышал. Говард не возражал против похорон. Ему понравилось, что некоторые из филиппинцев, выслушав предложение Самоедова, первым делом посмотрели на него, на Говарда, проверяя, будет он возражать или нет.
– У нас тут есть врач или хотя бы медсестра? – громко спросил Тёрнер.
– Капитан мёртв, – испуганно ответили ему сразу три филиппинца.
– Господи, я не собираюсь его лечить.
Говард не переставал удивляться глупости людей.
– Зачем тогда врач? – серьёзно спросил Альварес.
– Затем, что он имел дело с трупами. Логично поручить похороны ему. Остальные и так напуганы сверх меры.
– Есть ветеринар, – вспомнила Диана и указала на Кларису – безумную женщину, в первые дни донимавшую всех просьбами позвонить её мужу.
– Хорошо, – кивнул Говард.
Общими уговорами доведённая до слёз, Клариса согласилась с отведённой ей ролью. Вместе с Мактанголом, Габриэлем и ещё двумя членами экипажа она вплавь отправилась к рифу. Там закутала капитана в три халата, перевязала халатными поясами и обрывками капронового шнура, затем столкнула мертвеца на расстеленный по воде баннер с библейской цитатой. На берегу, под кустами северной оконечности пляжа, капитана ждала глубокая яма. Помощник Альварес положил в могилу халат, две белоснежные футболки и связку трёх кокосов. Говард даже в мыслях отказался шутить по этому поводу. Пусть поступают как знают.
Закопать тело поглубже придумал Самоедов. Чтобы до него не добрались крабы или дикие животные. Говард в свою очередь догадался завалить могилу камнями. Чтобы филиппинцы не вздумали воображать, как покойник поднимается. Камней в итоге принесли столько, что собрался настоящий курган.
Говард Тёрнер не знал, долго ли протянут выжившие, смогут ли уберечь себя от истощения и безумия, однако чувствовал, что в людях теплится надежда, и её символом стало сигнальное костровище, готовое вспыхнуть и привлечь внимание любого проходящего поблизости судна. Их мир сузился до тесных и физически ощутимых границ между костровищем и могилой капитана Алистера.
Глава одиннадцатая
Таинственный незнакомец
Череда затонувших кораблей в деле Альтенберга прежде забавляла Диму. Разделив судьбу их экипажей, он поначалу растерялся, затем сумел отстраниться – повторял себе, что оказался сторонним наблюдателем, призванным собрать живой материал для будущей книги, и в конце концов поверил своим словам: начал изучать поведение людей, выспрашивать их мысли, а собственные мысли и тревоги до времени заглушил. Но даже на десятый день после катастрофы фантазия Димы рисовала неприятные сцены. Мама, прочитав сообщение о гибели парома, падает без чувств. Папа, нахмурившись, корит сына за горе в семье Шмелёвых. Сестра плачет и умоляет Максима отправиться на поиски брата. Да, оборудование, подготовленное для поисков «Нуэва Эспаньи» и похороненных с ней церковных сокровищ, теперь пригодится для изучения останков «Амок Лайта».
Выброшенный в море, Дима не сразу вспомнил о трости – она, надо полагать, осталась на пароме, а вот рюкзак он держал крепко. Не выпускал его и спрятанную в нём жёлтую папку, пока не выбрался на песчаный берег. Втайне от других бережно сушил подшивки по делу Альтенберга. Глупо. Подшивки не накормят, не отправят сигнал спасателям, однако они были лучшим лекарством – ощутив близость отчаяния, Дима брался за покоробившиеся листы: читал и без того заученные строки и напоминал себе, что угодил в обычную рутину приключенческого сюжета.
Записи Шустова-младшего о запланированных погружениях возле банки Леонидос успокаивали больше всего. В них чувствовалась заразительная уверенность «охотника за сокровищами». Навигационные таблицы, лоции пролива, опреснитель воды на случай затяжных работ и ещё сто сорок три позиции – приобретены. Буксир с декомпрессионной камерой и подъёмной лебёдкой – арендован. Тестирование трёх эхолотов и сверка их результатов с маркированным лотом – запланировано. Гидрографическая съёмка с координатной привязкой и гидромагнитная разведка буксируемым магнитометром с датчиком Оверхаузера на самых многообещающих участках поискового треугольника – внесены в график. Закладка будущих раскопов и предварительная шурфовка дна в местах выявленных аномалий – расписана. Максим нашёл бы «Нуэва Эспанью», будь она двухметровой музейной моделькой, а уж махине винтового фрегата точно не спрятаться от лучей его эхолота.
Когда же Максим вычислит положение фрегата, отметит плавучими вехами остов судна, останется выпотрошить трюм, избавить его от драгоценной ноши. В случае, если не хватит подъёмной лебёдки буксира, Максим рассчитывал действовать по старинке: поднять тяжести с помощью малых погружаемых понтонов. Достаточно притопить несколько соединённых в единую платформу понтонов, нагрузить их обломками, затем сжатым воздухом продуть балластные цистерны – и платформа всплывёт на поверхность сама, останется лишь следить за плавностью её всплытия.
Дима до того увлекался чтением материалов, так живо видел этапы запланированных Максимом работ, что страх перед голодной смертью сменялся обидой. Шустов-младший найдёт утерянные больше века назад сокровища августинцев, а Димы не будет рядом, чтобы разделить его успех. Эта мысль терзала сильнее физических лишений. Она изводила до бессонницы, но при этом делала главное – не позволяла унывать.
Дима набил желудок кокосовой кашицей и кокосовой водой – сделай ещё глоток, и начнёшь, как Адриан, выплёвывать съеденное и выпитое обратно, – а голод не ослаб. Но Дима знал, что обречёт героев своей книги на подобные мучения, а значит, сейчас должен анализировать и запоминать собственные чувства.
За десять дней выжившие подъели все свободно лежавшие кокосы. Возле рощи собралось настоящее кладбище опустошённых кокосовых орехов. Запаса наверху, в кронах, хватило бы на пару недель, но первая же попытка Габриэля вскарабкаться по стволу показала, что филиппинец, в сущности, рискует жизнью. Утомлённый, Габриэль застрял на высоте четырёх метров – подняться дальше не хватало сил, а сползти обратно мешали острые края колец, опоясывавших пальму. В итоге Габриэль спрыгнул, и чудо, что он ничего себе не сломал.
Филиппинцы долго упражнялись, прежде чем самый лёгкий и проворный из них – Багвис, смазчик с «Амок Лайта», – не подобрал наиболее удобный способ. Он обхватил ствол скрученной в жгут футболкой, натянул её руками, затем упёрся в ствол голыми стопами и так, согнувшись в спине, буквально побежал вверх, только успевая перекидывать футболку выше по пальме. Замешкавшись, он непременно свалился бы вниз и разбился. Обошлось без травм, и вскоре Багвис орудовал топориком в кроне, правда, поначалу никак не мог срубить гроздь или хотя бы отдельный кокос – не получалось удобно устроиться среди перистых листьев, да и гроздь держалась прочно. Прошло несколько минут, прежде чем вниз полетели первые орехи. Наблюдавшие за Багвисом люди заблаговременно отошли в сторону и слушали Тёрнера, вспоминавшего статью из «Гардиан», в которой якобы сообщалось, что перед приездом Обамы в мумбайском музее Ганди служба безопасности срезала кокосы – побоялась, что они упадут на голову американскому президенту.
– Ещё в «Гардиан» писали про городок в Папуа – Новой Гвинее, где почти три процента травм местные жители получают именно от свалившихся на них кокосов. Неудивительно! Это ж четырёхкилограммовое ядро, пущенное тебе в голову с высоты пятого этажа!
Тёрнер, довольный рассказанным, рассмеялся. Он, пожалуй, и дальше перечислял бы всё когда-либо прочитанное в «Гардиан» или любой другой газете, но слушателей больше заинтересовала добыча Багвиса – они поторопились её разделить, не дожидаясь, пока филиппинец спустится с пальмы.
Со вчерашнего дня удалось разнообразить кокосовую диету. Помог старик Баньяга, самый пожилой из выживших. Ему было за шестьдесят, и первую неделю он почти не поднимался на ноги. Непонятно, как он вообще уцелел после крушения парома. Баньяга был рыбаком и научил остальных выстругивать простейшую острогу – бить рыбу, застрявшую на отмели в часы послеобеденного отлива. Утренний отлив, начинавшийся до восхода солнца, случался не таким сильным и для рыбалки не годился, к тому же в темноте всё равно разглядеть ничего не удавалось. Старик предупредил, что среди рифовых рыб много ядовитых. Улов новоявленные рыбаки сносили ему на проверку – разочарованно следили, как он порой отбрасывает наиболее мясистые тушки.
С подачи Баньяги выжившие начали собирать морских ежей и морской салат. Ежами пробавлялись исключительно филиппинцы, остальные даже в голод не прельщались выскребенной из них комковатой жижицей, а морским салатом лакомились все без исключения. Достаточно было промыть пластинчатые водоросли, просушить их под солнцем, а затем подкоптить на огне, и они начинали приятно хрустеть на зубах.
– Думаешь, мы долго продержимся? – спросила Клэр.
Дима, вырванный из дрёмы, не сразу нашёлся с ответом. Филиппинское солнце, чистое, будто лишённое обычных фильтров, смягчавших его жар в городе, размаривало даже в тени. Клэр лежала на подстеленном халате, смело выставив себя солнцу и прикрыв лицо белой футболкой «Корон Резорт». Дима сидел рядом, под пологом высоких кустарников.
– Так что? – не снимая с лица футболку, вновь спросила Клэр. – Долго мы продержимся?
– Думаю, не меньше месяца. Потом начнётся истощение. И кокосы не помогут.
– Грустно.
– Знаешь, – оживился Дима, – когда тонет подводная лодка…
– Подводная лодка?
– Ну да. Есть два варианта. Она опустится на такую глубину, что её корпус не выдержит давления и лодку сплющит. Весь экипаж сразу погибнет.
– А второй вариант?
– Лодка застрянет на допустимой глубине. Экипаж затаится, ожидая спасения. Но их не всегда спасают. И есть вероятность, что они будут томиться в тесноте, пока не иссякнет кислород. Медленная смерть. А под конец, когда дышать совсем тяжело, люди сходят с ума. У них начинаются видения, они… Ну, теряют человеческий облик.
– И что?
– Ты бы какой вариант выбрала?
– Сразу расплющиться или мучительно ждать смерти?
Клэр приподнялась на локтях – футболка соскользнула ей на грудь – и посмотрела прямиком на Диму. При свете солнца её глаза казались песочными.
– Я предпочту ждать. И надеяться. До последнего вдоха.
– Знал, что ты так ответишь.
– Да? – Клэр задорно улыбнулась.
– Боишься смерти? – спросил Дима.
– Нет. Просто хочу жить.
– Для кого-то тут нет особой разницы.
– У нас лучше, чем на подлодке. – Клэр легла спиной к солнцу.
– Да. Воздуха достаточно. Теперь и питьевая вода появилась.
На днях филиппинцы обнаружили, что возле южной оконечности пляжа, почти напротив кокосовой рощи, вода не такая солёная, как в остальной бухте. Наверное, каждый из выживших успел пригубить её, прежде чем признал верность сделанного открытия. Старик Баньяга предположил, что в этом месте в бухту выходит подземная река. Самоедов указал, что здесь же намечено заглубление пляжа, на север и юг расходившегося приметным подъёмом. Филиппинцы принялись раскапывать песок. Затем перешли к заградительной растительности, расчистили в ней проход и сделали пробные подкопы, однако ничего не нашли. Размыслив, сделали крюк через кокосовую рощу и вновь углубились в заросли напротив предполагаемого выхода подземной реки. Продирались через них, пока не отыскали пересохшее каменистое русло. Возможно, старица наполнялась в сезон дождей. Дальше начинался скальный подъём, но помощник Альварес продолжил поиски и вскоре наткнулся на ручеёк, вытекавший из-под глыбы щербатого туфа.
– Пресная! – прокричал он.
Ликование Альвареса передалось остальным. Находка в самом деле важная. Несмотря на запас кокосовых орехов, напиться вдосталь никому не удавалось – кокосовая вода не могла полностью заменить простую пресную воду, и многих мучила затяжная жажда. Найденный источник вдохновил более внимательно обследовать заросли; в них, помимо главной тропы, выводившей к сигнальному костровищу, пролегло с десяток тупиковых стёжек. Тем не менее найти выход из бухты к основной части острова исследователям по-прежнему не удавалось. Малые экспедиции неизменно упирались в гущу непроходимого кустарника или скальные уступы, карабкаться на которые не решалась даже Рита.
К удивлению Димы, дочь Самоедова стала едва ли не главным исследователем, каждый день норовила то устроить заплыв вдоль каменистых утёсов, то проскользнуть за выступ с сигнальным костровищем. Именно Рита позавчера привела на берег пса – палевого аскала, которого Дима впервые заметил дремавшим в трюме «Амок Лайта». Пёс уцелел после крушения, выбрался на остров и умудрился отыскать выживших. Его близость одновременно подняла настроение людям и огорчила их. С одной стороны, сама живость пса была в радость любому, кто успевал его погладить или угостить рыбьими объедками. С другой стороны, появление аскала в одиночестве настораживало. Если бы рядом нашлись другие люди или поселение, пёс наверняка привёл бы подмогу или вовсе не пришёл бы в бухту – зачем? Разве что проведать могилу хозяина, капитана Алистера.
Пёс исчезал по своему усмотрению, словно вынужденный отвлекаться на более насущные дела, чем праздное общение с людьми, однако неизменно появлялся вновь. И многие в надежде выбраться из бухты тщились проследить его путь. Помощник Альварес в конце концов признал появление пса хорошим знаком, ведь в тот же день очнулся Майкл. С недавних пор перенесённый в единственную палатку, он выглядел отощавшим и бледным, если не считать загрубевших солнечных ожогов. Майкл сжимал бейсболку, ничего толком не говорил, а в его рассеянном взгляде читалось пугающее безумие.
Следующей новостью стала очередная находка Риты. Дочь Самоедова присвоила маску с трубкой из выловленного рюкзака и плавала за пределы рифа. Именно там она разглядела прибитый течением деревянный ящик. К сожалению, он лежал слишком глубоко – обсыпанный коралловыми обломками, намертво застрял в десятке метров под поверхностью воды. Если кто-то и мог донырнуть до ящика, то поднять его не было никакой надежды. Арендованного Максимом буксира с кабестаном поблизости не оказалось. Никто не сомневался, что ящик выпал с парома, однако даже члены экипажа, среди них – единственный выживший трюмный матрос, Макисиг, не знали, что скрыто под крышкой. Ни надписей, ни этикеток. Только опознавательный номер, ничего не говоривший без соответствующей накладной. Содержимое ящика превратилось в идеального барашка Экзюпери, и каждый воображал то, о чём больше всего тосковал последнюю неделю. Воображение ограничивалось лишь размерами ящика. Ночью Клэр, Лоран и Дима делились предположениями, и Лоран неизменно веселил остальных нелепостью выбора. Его наиболее адекватным барашком, пожалуй, стал бритвенный станок.
Лорана сейчас поблизости не было, и Дима наслаждался уединением с Клэр. Француз, как он сам выразился, «гулял с женщинами», то есть пытался приударить за избранными счастливицами. Позавчера Роуз обругала Лорана до того громко и напористо, что её из списка счастливиц пришлось вычеркнуть. Обхаживать Клэр Лоран отчаялся ещё в детском саду их родного города, с тех пор обходился дружескими признаниями в любви и ежегодными обещаниями жениться на ней в старости.
– Ты как писатель должен знать, чем заканчиваются подобные истории, – промолвила Клэр, вновь повернувшись к солнцу лицом.
– Истории с кораблекрушениями?
– Ну да.
– Как правило, они заканчиваются прибытием спасательного корабля. Герои, примирившись с участью изгнанников, спустя двадцать восемь лет, два месяца и девятнадцать дней видят, как к их острову приближается английский баркас с треугольным парусом.
– Двадцать восемь лет, два месяца и девятнадцать дней… – задумчиво повторила Клэр. – Долгий срок.
– Это в лучшем случае.
– А в худшем?
– В худшем герои осознаю?т, что давно погибли. Утонули. Даже не успели сбросить тяжёлые сапоги. И висят себе на спасательном поясе в конце галечной косы, возле разбитых ящиков из-под апельсинов и жестянок, а северо-западный ветер прибивает к ним водоросли.
– Опять спросишь, какой я выберу вариант?
– Нет, – Дима мягко усмехнулся. – Тут ответ очевиден.
– Ну да. Очевиден.
Клэр встала, чтобы искупаться и смыть маслянистость долгого загара. Белый песок, успевший обсыпать её кожу, заструился вниз, а в сторону бросилась дюжина крохотных, почти прозрачных крабиков. Они до того стремительно улепётывали от неожиданно восставшего человека, что казались песочными водомерками.
– Пойдёшь? – позвала Клэр.
– Нет. Я ещё посижу.
Диме нравилось, что Клэр любой отказ слышит с первого раза, не пытаясь вникнуть, отказали ей искренне или под влиянием неуместной стеснительности. Нет так нет. Каждый волен жить как ему удобно. Когда их спасут, Клэр, наверное, за пару дней, если не быстрее, забудет Диму. И не потому, что Дима ей не нравился. Она забудет любого, кто уйдёт в прошлое. Зачем оглядываться, когда впереди столько интересного?
Дима прикинул, как бы Макс отнёсся к француженке. Решил, что Шустову-младшему Клэр была бы не по зубам. Они слишком разные. К тому же у него есть Аня. Дима рассмеялся ревнивости собственных мыслей, не зная в точности, кого и к кому тут ревновать. Подумал, что «не по зубам» – выражение из лексикона Лорана, хотя и не был уверен, что во французском языке есть подобная идиома.
Дима, прищурившись от разоблачённого в небе солнца, следил за купавшейся у прибоя Клэр, затем взялся камнем прочерчивать на своей новенькой трости зарубки прожитых после кораблекрушения одиннадцати дней. Сломал две неудачно выбранные палки, а вчера Рита принесла ему эту – крепкую и прямую. Должна прослужить дольше.
