скачать книгу бесплатно
– Перекресток близко! – радостно заявил подошедший Теор. – Осталось недолго. Скоро будет виден шпиль ратуши.
– Ты еще погромче крикни! – Гром нехотя встал. – Пусть весь город слышит.
– Тут никого нет, – улыбнулся Теор. – Если только рыскари. Но они побоятся нападать на большой отряд.
– Вот и ты побойся. Целее будешь.
– Где Тен? – спросил я.
– Наши следопыты пошли дальше. Хотят осмотреть подступы к перекрестку.
– А ты?
– А я устал ходить так медленно. – Теор присел на ступень рядом с Громом, по-паучьи широко расставил тонкие ноги, небрежным жестом заправил волосы за уши и вздохнул. – К тому же на пустой желудок. Хозяйка, конечно, добрая, ядом накормила. Но могла бы и лепешек подкинуть. Было бы неплохо.
– А лучше мяса. И пару бурдюков хмеля, – мечтательно согласился Гром.
– Наша новая подруга так и стоит? – Теор посмотрел на Шанни.
– Как видишь.
– Молчит?
– Как слышишь.
– Да…
Предполуденное солнце припекало. В последний день гумника лето решило напомнить о своих правах. Под небом, выбеленным тонкими облаками, гудел настоящий зной. Ничто не предвещало даже скромного дождя. Да и ветер едва заглядывал в город. В цаниобе было жарко. Хуже всего пришлось Грому в порпуне из стеганой кожи с толстой подстежкой. Изо дня в день ночуя под землей, прокатившись по метке бихчахта, искупавшись в колодце с затхлой водой, охотник, как и все мы, должен был источать зловоние, однако я почти ничего не улавливал. Вчера это удивляло. Теперь же я вспомнил ночной сон и понял, что так сказывается влияние Авендилла. В городе везде пахло одинаково: на улице и в домах, от стен и людей. «Та к пахнет в комнате, которую не проветривали пару недель. Сухая пыль, стоялый воздух».
– Не нравится мне, что она так стоит, – проворчал Гром, глядя на Шанни.
– А что? – удивился Теор.
– Видать ее за версту. Мало ли кто тут.
– Если здесь кто-то есть, то люди моего мужа, – напомнила Эрза.
Она прошла по ступеням мимо нас. Положила лук и колчан на дощатый пол заросшей веранды. Помедлив, заглянула в проем пустующего дома.
– Не ходи. – Нордис присел на нижнюю ступень.
Гирвиндионцу с его огромным ростом, низким широким лбом и густыми, сросшимися над переносицей бровями, не нужно было хмуриться, чтобы выглядеть грозным. Знавший Эрзу больше десяти лет, а теперь и защищавший ее по долгу крови, Нордис всегда следил за ней – здесь, в Авендилле, его забота усилилась вдвойне.
– Не собираюсь. – Эрза отмахнулась. – Хватило вчерашнего.
– Если она там и дальше будет выставляться, ее заметят, – опять проворчал Гром.
О том, что в Авендилле кто-то есть, мы заподозрили еще вчера, когда только вошли в городские ворота. Шагали осторожно, не зная, откуда ждать опасность, – продвигались еще медленнее, чем сейчас, на пути к ратуше. Громбакху и Тенуину не нравилось, что улицы выглядят безопасными.
Покосившиеся балконы с выломанными балясинами. Разрушенные торговые лавки. Горелые останцы парадных. Проломы в домах – такие, будто их штурмовали газырнами. Миалинта говорила, что жители оставили город в один день и больше сюда не возвращались, но все выглядело так, будто здесь шли бои. Не мог Авендилл даже за двенадцать лет настолько развалиться сам по себе.
Единственным украшением города были скульптуры, если только можно назвать украшением этих уродцев, слепленных из чешуек серого камня – каждая размером с ноготь большого пальца, шершавая и на удивление крепко пахнущая гарью. Их здесь установили уже после исхода горожан, будто кто-то хотел отпугнуть любого, кто задумает попасть в Авендилл. Так заботливый пахарь выставляет над своим полем безобразное соломенное чучело.
Я вчера насчитал больше десятка таких скульптур. Выполненные в человеческий рост, они беспорядочно стояли возле домов, в переулках. Все одинаковые, выполненные в одной манере. С грубыми лицами, громоздкими руками. И облаченные в рванину – настоящую одежду, будто снятую с пленников или нищих.
Поначалу Громбакх порывался отбить какой-нибудь статуе голову, заявляя, что они его нервируют, но следопыт отговорил его от этой затеи. Эрза посмеивалась над Громом, а потом ей, кажется, самой стало не по себе от присутствия этих уродливых изваяний.
Тенуин останавливался, склонялся к брусчатке, трогал ее кончиками пальцев. Приподнимал глиняные осколки. Принюхивался к наметенному сору. Всматривался в заросли кустов на обочине. Феонил, юный следопыт Эрзы, внимательно следил за каждым движением Тенуина. Остальным приходилось в напряжении ждать за их спинами.
Вскоре путь преградила глубокая воронка. Она обрывала улицу – от одного тротуара к другому. Ровные земляные стенки постепенно сужались, а на глубине в пять саженей оканчивались рыхлой насыпью.
– Что это? – спросил я охотника.
Громбакх, присев, коснулся пальцем внешних бороздок, потом ковырнул землю с внутренней стороны и промолвил:
– Свежая.
Других пояснений я не дождался.
Мы обошли яму. Я взглянул на ее дно, и на мгновение мне показалось, что рыхлая земля там чуть приподнялась и тут же опустилась – так приподнимается грудь человека, когда он глубоко вздыхает. Я ненадолго задержался, но повторного движения не дождался.
А потом Тенуин сказал, что по всей дороге – свежие следы. Много следов. И все разные. В основном – самые обыкновенные. Такие мог оставить кто угодно. Рыскари, наемники, кочевники. Разные подошвы с разными рисунками. И без рисунков.
– Мягкая пятка. Многослойная подошва без усилений. Гладкая.
Я настороженно посмотрел на Громбакха. Кажется, охотник догадался, о ком может идти речь, но не подал виду. Молчал и настороженно осматривался.
Тенуин, уже встречавший такие отпечатки в Целинделе, возле дома Эрзы, сказал мне, что они могут принадлежать магульдинцам, и попросил ничего не говорить Грому. Ему в самом деле лучше было этого не знать. Охотник двадцать лет преследовал красных по всем границам Ничейных земель – с юности, так и не получив кухтиар, мстил им за жестокое убийство родителей и сестры. Дойдя до крайности, залив себя кровью, но так и не почувствовав удовлетворения, Гром однажды поклялся, что больше не будет убивать людей. Сдержать эту клятву и раньше было непросто, а уж как поведет себя охотник, вновь встретившись с красными, не хотелось и думать.
– Еще тяжелые отпечатки, – продолжал Тенуин, глядя на дорогу через бикуляры капюшона. – Вот, смотри. Слишком тяжелые. Даже гвардеец в полной кирасе такие не оставляет.
– Чьи это следы? – спросила Миалинта.
– Не знаю. Кого-то тяжелого. И босого.
– Босого?
– Или в обуви с обманной подошвой. По этим отпечаткам сложно сказать.
Чем глубже мы забирались в Авендилл, тем более отчетливыми становились следы. Они хорошо отпечатались на запыленной брусчатке, на комьях грязи.
Когда в доме, возле которого мы проходили, скрипнула дверь, все остановились. Громоздкое трехэтажное здание, почти не тронутое. Двери и ставни оказались целы. Это было первое из встретившихся нам уцелевших зданий. Привлеченные его видом, мы задержались. С подозрением осматривали растрескавшийся, но цельный фасад, потемневшую лепнину и заросшие алыми нартисами балконы – некогда они, ухоженные, красивые, ютились в горшках и земляных сикорах, а теперь разрослись невзрачным грубым сорняком.
– Слышали? – прошептал Феонил.
Эрза и Громбакх одновременно шикнули на него.
Все были напуганы. Все, кроме Шанни, замыкавшей отряд. Ее безмятежное, пустое лицо по-прежнему не выражало ни страха, ни сомнений. Повязка, с которой она ходила в Лаэрноре, осталась возле колодца. Серые глаза без ресниц. Светло-серые, почти незаметные брови. Шанни ничем не выдавала беспокойство даже в те мгновения, когда рядом с ней оказывался Нордис, будто позабыла все, что случилось тем утром, за воротами Авендилла. Любой другой девушке было бы трудно забыть подобное…
– Опять! – Феонил выхватил из ножен стилет.
В доме кто-то ходил, изредка выдавая свое присутствие скрипом.
– Да тихо ты! – Гром дернул юного следопыта за плечо.
– Может, твой брат? – Миалинта посмотрела на Теора.
Теор отреагировал странно. Вместо вполне ожидаемого воодушевления выказал лишь недовольство, словно не обрадовался ни этим скрипам, ни тому, что мы из-за них задержались на дороге. Еще один прозрачный фрагмент на общем полотне фактов. Рядом с тем фактом, что подаренного Громом деревянного минутана Теор оставил в наэтке – там, на Старой дороге. Даже не подумал взять его с собой, а ведь эта игрушка, поставленная на ночь у подушки, вызывала у детей яркие, радостные сновидения. Минутан пригодился бы при встрече с Илиусом – помог бы ему успокоиться после двух месяцев постоянного страха. Когда я сказал это Теору, он лишь отмахнулся – заявил, что не верит в наводящие сон травы, что его брат справится и без них.
Когда скрип в доме повторился, Тенуин первый рванул на веранду:
– Ждите здесь.
– Ну конечно… – буркнул Гром и последовал за ним.
Помедлив, на веранду пошли остальные. На улице задержались Феонил и Шанни. Эрза сама приказала юному следопыту стеречь девушку, чему он, кажется, только обрадовался. Шанни к происходившему не проявила ни малейшего интереса.
Один за другим мы вошли в парадный зал.
Скупые вензеля на дверных щитах указывали, что дом некогда принадлежал богатой, но неродовитой семье.
Тишина. Сумрачно.
Широкая лестница на второй этаж с накренившимися перилами. Земля под ногами на дощатом полу. Потемневшие комоды, шкафы, стулья. Высокая, обмотанная мягкой паутиной люстра с желобом для масла и ольтанской соли.
Посмотрев на трюмо, я вздрогнул. По телу прошла испарина страха. Всего лишь отражение… Обыкновенное пекельное зеркало[5 - В 268 г. от к. э. в пещерах Пекель-Хана (Западные Земли, берег реки Хана) стали изготавливать дешевые пекельные зеркала с использованием легкого стекла и кальситного напыления. Главный недостаток – зернистая поверхность, частично искажающая отражение, однако низкая цена, прочность и долговечность обеспечили распространение пекельных зеркал не только по Землям Эрхегорда, но также и по другим землям бывшего Кольца.]. Оно сохранилось в целости – я не заметил ни трещин, ни сколов, – но отражение в нем искажалось. В зеркале я был весь скрюченный, залитый бесформенными тенями, будто разводами прикипевшей крови. Сделал шаг. Отражение изменилось, но осталось таким же странным. Моя голова чуть наклонилась, шея неестественно изогнулась, вытянулась.
Посмотрел в зеркало на Громбакха. Он тоже был искажен – перекручен, смят после долгих пыток. В трюмо все отражались такими. Теор – с изломанными руками и ногами, едва удерживавший равновесие на полу. Миалинта – в разодранной одежде, с оскаленным ртом. Эрза, Нордис, Тенуин были давно мертвы и двигались так, словно кто-то удерживал их за привязанные к искалеченным телам веревки.
– Ты видишь? – Я показал Грому на трюмо.
– Что?
– Отражение.
– Никак не налюбуешься, какой ты красивый? Может, оставить наедине? Познакомишься с собой поближе, обнимешь себя, приласкаешь.
Охотнику здесь было не по себе. Но искаженного отражения он явно не замечал.
– Что ты видишь? – шепнул я Миалинте.
Она с непониманием заглянула в зеркало. Не вздрогнула, не поморщилась. Значит, тоже ничего странного не заметила. Пожала плечами. Не стала отвечать.
Опять скрипнула дверь. Наверху!
Тенуин бросился на лестницу. Снизу от ступеней посыпалась пыль. Мы с Громом и Мией ринулись за ним. Эрза, Нордис и Теор остались внизу. Теор вновь не проявил интереса к звукам. Отчего-то считал, что здесь его брата нет.
На втором этаже было совсем темно. Свет едва просачивался сквозь щели в затворенных ставнях.
Коридор. Комнаты с приоткрытыми дверьми. Несколько дверей осели на проржавевших петлях. В междверных нишах – едва различимые картины с изображением леса и цветов.
Кровать с перевернутым и отсыревшим соломенным матрасом, столы, заваленные посудой и кусками обвалившейся штукатурки. Густая паутина по углам.
Никого.
Тенуин склонялся к полу, трогал его кончиками пальцев. Ощупывал стены. Внимательно смотрел на них через бикуляры.
– Что? – прошептал Громбакх, нервно перекручивая в руках топор.
– Ничего.
– Что ничего?
– Тут много лет никто не ходил. Нет следов.
Миалинта провела пальцем по тумбе и показала нам черное пятно на перчатке:
– Здесь все выжгли. Только ничего не сгорело.
– Пойдем отсюда, – прошептал Гром.
Опять скрипнуло. В соседней комнате.
Следопыт резко повернулся на месте. Толкнул дверь. Она не поддалась, только взвизгнула старыми петлями. Тогда Гром выбил ее плечом. Грохот упавшей на пол двери разорвал тишину дома. Теперь не было смысла таиться. Вбежали в комнату.
Никого.
И вновь – никаких следов. Долгие годы сюда никто не заглядывал.
– Эй! – донеслось с первого этажа. – Что там?
– Ищем твоего брата, представляешь?! – огрызнулся охотник и уже тише добавил: – Не нравится мне это.
Подошел к ставням. Выломал их в два удара топором.
– Так-то лучше.
Комнату залил свет. Оживившись, Гром кинул в рот кубик клюта. В последние дни ему приходилось сдерживать себя. Пополнить запасы синюшки было негде.
Оглядевшись, я понял, что мы стоим в небольшом обеденном зале. Прошел вдоль стола. Поднял одну из чашек. Вымазана в чем-то липком. Какая-то слизь с присохшей пылью и хлопьями штукатурки. Приблизился к камину. Заброшен, но пахнет дымом, будто горел недавно, не далее двух-трех дней.
Все зеркала, как и трюмо на первом этаже, отражали нас изуродованными, измученными. Я старался в них не смотреть.
Где-то справа вновь скрипнула половица. На этот раз Тенуин остался на месте. Миалинта с ожиданием посмотрела на него. Позже скрип повторился слева, из другой комнаты. Затем – над нами, на третьем этаже: протяжный, тонкий, оборвавшийся легким металлическим звоном.
– Может, пойдем? – Громбакх расхаживал вдоль стола. – Нет тут никого.
– А скрипы? – спросил я.
