скачать книгу бесплатно
КУБАРЕВ. Что ты ко мне пристал, а?
ГУРЬЯНОВ. Погоди, погоди. Он тебя спрашивает о том же, о чем я спрашиваю.
КУБАРЕВ. В чем дело?
ЖЕНЕЧКА. А дело в том, Сашенька, что когда вы неделю тому назад играли в этом американском городе… ну, как его там… южный такой, с пальмами… (смотрит на этикетку своей кофты) Сан-Франциско! А потом переехали в другой американский город – черный такой, с трубами… как его… во – Детройт! Я заметил…
КУБАРЕВ. Что ты заметил?
ЖЕНЕЧКА. Да что я заметил – Шаровский, между прочим, заметил и сделал мне втык… замечание!
КУБАРЕВ. Да что ты заметил, что ты заметил?
ЖЕНЕЧКА. Я тебе сказал, прекрати хамить!
КУБАРЕВ. Ну что вы заметили?
ЖЕНЕЧКА. Так вот, я заметил, что на шее у Кубарева висит… Да что же это у нас за разговор такой беспредметный! Ну почему я должен все это объяснять! Так вот, Саша, возьми и покажи, что у тебя висит!
КУБАРЕВ. Чего?
ЖЕНЕЧКА. А вот то, что у тебя висит!
КУБАРЕВ. Да что, что показать?
ЖЕНЕЧКА. А, ты стесняешься показать!
КУБАРЕВ. Да что сразу «стесняешься», «стесняешься»! Я не стесняюсь.
ЖЕНЕЧКА. Ну, тогда возьми и покажи!
КУБАРЕВ. А что показывать, ты же видел.
ЖЕНЕЧКА. Да… Да, я-то видел, и Шаровский видел и мне замечание сделал… А я ему: где, что? А он: да вон там… А я ему: где, где? Под дурачка работаю, мол, сам не вижу ничего… А он мне: так вот, говорит, чтоб на следующей игре ничего не висело – так и сказал! Вот я вам его мнение передаю! И шепотом таким зловещим добавил: мы, говорит, не дома, а за границей, между прочим… и тут на нас смотрят не просто как на хоккеистов, а как на представителей страны Советов… И если каждый представитель страны Советов будет в таком виде появляться перед зарубежным зрителем…
ГУРЬЯНОВ. Кстати, сегодня на игру посол придет…
ЖЕНЕЧКА. С супругой! И если каждый хоккеист будет появляться в таком виде, то что будет?
КУБАРЕВ. Что будет?
ЖЕНЕЧКА. Плохо, милый мой, будет, всем нам будет плохо!
КУБАРЕВ. Кому какое дело, что я на шею повесил?
ЖЕНЕЧКА. Сашенька, ты пойми, мы ведь не дома. Дома вешай что хочешь. А здесь, пойми, на нас смотрят.
КУБАРЕВ. А дома что, не смотрят?
ЖЕНЕЧКА. Дома тоже смотрят, но по-другому… Дома другими глазами смотрят. А здесь… Здесь посол тебя может увидеть… Здесь тебя по телеку могут крупным планом показать… Во!
КУБАРЕВ. Ну и что… Ничего особенного, ничего такого.
ЖЕНЕЧКА. Николай Михайлович, ну объясните вы ему! Я уже не могу, я выдохся.
ГУРЬЯНОВ. Да чего объяснять?! Я лично ничего объяснять не буду. Я могу только приказ отдать.
КУБАРЕВ. Какой приказ?
ГУРЬЯНОВ. Снять крест – и все дела.
КУБАРЕВ (резко). А я не сниму.
ГУРЬЯНОВ. Ты что же это, моему приказу, что ли, не подчинишься?
КУБАРЕВ. Можно, я на лед пойду?
ГУРЬЯНОВ. Вернись! Сядь, Саша, сядь. Ты вот что, Саша, ты вот что, дорогой… Ты давай не трепи-ка нервы ни себе, ни мне. Ты что, хочешь неприятностей?
КУБАРЕВ. Ничего я не хочу.
ГУРЬЯНОВ. Вот и молодец! Давай, сними…
КУБАРЕВ. Не сниму.
ГУРЬЯНОВ. А я сказал – сними!
КУБАРЕВ. Не сниму я.
ГУРЬЯНОВ. Саша, я тебе в последний раз говорю, я по-хорошему с тобой пока…
КУБАРЕВ. А хоть по-плохому! Я сказал, не сниму – значит, не сниму.
ГУРЬЯНОВ. У, характер, а? Знаю я твой характер, сам тебя три сезона воспитывал. Саша, ты, знаешь, этот свой характер-то спрячь. Кто тебя ввел в большой хоккей? Я тебя ввел! Упрямый, черт… и не со мной, а с противником… Там с ним борись до конца, пока можешь. До последней жилы, все отдай! А со мной, знаешь, шутки плохи… Со мной этот свой характерец спрячь подальше и не показывай, слышишь? Не выводи меня, Саша! Не выводи! Кто тебя сделал? Я тебя сделал! Так слушай меня! Слушайся! За нарушение спортивной формы сегодня будешь играть в третьей тройке! На месте Кочепыги. (Пауза.)
КУБАРЕВ. За ваше тренерское доверие, Николай Михайлович, большое вам спасибо… Спасибо вам, что вы научили меня играть в хоккей… в большой хоккей… Но что касается того, о чем вы сегодня тут… вы извините, но я вас послушаться не могу. (Уходит.)
ГУРЬЯНОВ. Он прав. Прав, паршивец! Ну скажи мне, ну почему я должен этим маразмом заниматься, почему я должен распоряжения этого нашего выполнять?
ЖЕНЕЧКА. Руководитель спортивной делегации.
ГУРЬЯНОВ. Да нигде в мире таких должностей нет! Только у нас.
ЖЕНЕЧКА. Да у нас еще с октября 17-го пошло. У каждого Чапаева свой Фурманов.
ГУРЬЯНОВ. Бред, глупость! Мы к этой глупости привыкли и воспринимаем ее как должное. Начальник команды, руководитель делегации, понимаешь! Ох, Женька, сколько я этих начальничков перевидал! Что наш Шаровский – так, птичка-невеличка.
ЖЕНЕЧКА. А вот скажи, Михалыч, кто это первый придумал – руководитель спортивной делегации, начальник команды? Кто в спорте был первым?
ГУРЬЯНОВ. Кто-кто? Васька Сталин.
ЖЕНЕЧКА. Кто-кто?
ГУРЬЯНОВ (подходит к дверям, проверяет, заперты ли они). Вот тебе на! Приехали! Василий Иосифович Сталин!
ЖЕНЕЧКА. При чем тут Васька Сталин?
ГУРЬЯНОВ. Да при том! Черт рыжий! Какую команду угробил! Ребят золотых погубил! Короче говоря… В 40-х была команда ВВС. Только относилась она не к Военно-Воздушным Силам, а принадлежала лично сыну Иосифа Виссарионовича. Васька Сталин что хотел, то и делал с командой. Любил погулять. Ну, короче, он становится главным меценатом и покровителем хоккейной команды ВВС, где собирает для своего услаждения лучшие в то время хоккейные силы.
ЖЕНЕЧКА. Слушай, Михалыч, много всяких слухов ходит по этому поводу. А как на самом-то деле это было?
ГУРЬЯНОВ. Не знаю. Но мне говорили так: должны они были лететь в конце 40-х на календарный матч.
ЖЕНЕЧКА. В Челябинск?
ГУРЬЯНОВ. В Свердловск. Надо вылетать, а погода нелетная. Ну, Васе Сталину докладывают: так, мол, и так, погода нелетная – лететь нельзя. А он: что-что? Нельзя? В русском языке есть слово такое – «нельзя»? Первый раз слышу. А ну, марш в самолет!
В раздевалку с катка входит Шаровский, стоит у двери, слушает.
Стоят. Медлят: ну, погода-то нелетная. Он тогда размахивается – и в морду одного бьет. Кобуру распахивает, ТТ-шник свой вынимает и говорит: «Кто в самолет не пойдет – на месте положу как изменника Военно-Воздушных Сил. Ясно?»
ЖЕНЕЧКА. Ясно!
ГУРЬЯНОВ. И погода, понимаешь ли, сразу стала ясная! А вот под Челябинском как раз самолет и… Ну, все до одного погибли.
ЖЕНЕЧКА. А Бобров?
ГУРЬЯНОВ. А Боброву повезло. Он, говорят, с тем же Васькой Сталиным нализался и к самолету опоздал.
ЖЕНЕЧКА. Вот судьба! Слушай, а с ним-то что?
ГУРЬЯНОВ. С Васькой? Допивать пошел. Нет, ну перед папашкой пришлось, конечно, отчитаться. Извини, говорит, папаша, накладочка вышла! Ну, тот выслушал и говорит: «Ты, Василий, из всего случившегося должен сделать один вывод: кадры нужно беречь в любую погоду. Потому как кадры решают все». Понял? А ты говоришь, Фурманов! Тьфу, Фурманов! (Плюет на пол.) А Шаровский тем более! Тьфу, Шаровский! (Плюет еще раз.) Птичка-невеличка!
ЖЕНЕЧКА. Птичка-то птичка, а такую коровью лепешку на голову обрушил!
ШАРОВСКИЙ (подходя). Ну зачем же коровью? Я все-таки человек, Женечка!
ЖЕНЕЧКА. Здравствуйте, Анатолий Борисович!
ШАРОВСКИЙ. Молодцы, ох, молодцы! Как это вы умеете все с ног на голову поставить! Но по возвращении на родину (указывает на флаг, висящий в углу, видит, что флаг американский, спохватывается и показывает на другой угол, где висит флаг СССР) в своем отчете я должен буду указать, что старший тренер Николай Михайлович Гурьянов вел антисоветские разговоры, а врач-психолог команды Евгений Ларкин эти разговоры не только не пресек, но и поддерживал.
ЖЕНЕЧКА. Чего пресек, кого пресек? Не понимаю.
ШАРОВСКИЙ. Его ты не пресек!
ГУРЬЯНОВ. Меня не пресек.
ЖЕНЕЧКА. Но я же спрашивал!
ШАРОВСКИЙ. И тем самым не пресекал, а поддерживал!
ГУРЬЯНОВ. Ты вопросы задавал?
ЖЕНЕЧКА. Задавал!
ГУРЬЯНОВ. Правильно, то есть ты меня провоцировал!
ШАРОВСКИЙ. Ну, хватит! Антисоветские разговоры можно слушать и не пресекать, а можно сразу брать и…
ЖЕНЕЧКА. Стучать!
ШАРОВСКИЙ. Ну, не надо. Зачем же так! Писать! Писать, куда следует. А ты не сделал ни того ни другого.
ЖЕНЕЧКА. И вот что я вам скажу, Анатолий Борисович, в одном я прав: я слушал, а вы – нет.
ШАРОВСКИЙ. Ну, я тоже случайно… послушал.
ЖЕНЕЧКА. Но ни перед кем, ни перед вами я отчитываться не собираюсь. И эта ваша заграница мне не нужна. В гробу я вас видал. В белых тапочках.
ШАРОВСКИЙ. Где он меня видал?
ЖЕНЕЧКА. В гробу!
ШАРОВСКИЙ. В чем это я там?
ГУРЬЯНОВ. В чем, Жень?
ЖЕНЕЧКА. В белых тапочках с синей каемочкой. Ваш динамовский…
ШАРОВСКИЙ. Вот, вот так вы все и перекурочили! Вы во всем белом. А я в полном де… динамовском обличье. Молодцы, молодцы мужики! Ну, Ларкин, мы об этом с тобой в другом месте поговорим. (Подсаживается к Гурьянову.) Так, ну, вернемся к нашим баранам… ой, то есть к хоккеистам. Звонил в Москву Кувшинникову. Напоролся на Фагеева. Разговаривал с Яковенко. Они в курсе всех наших дел.
ГУРЬЯНОВ. Ну и что Кувшинников с Яковенко?
ШАРОВСКИЙ. Как что? Втык мне делали.
ГУРЬЯНОВ. За Кубарева?
ШАРОВСКИЙ. За вас за всех. За тебя, Николай Михайлович, в первую очередь. Спрашивал, куда Гурьянов смотрит.
ГУРЬЯНОВ. Ты б объяснил: на лед.
ШАРОВСКИЙ. И что там?
ГУРЬЯНОВ. Там хоккей… Игра такая! С палками и резиновым кружочком.
ШАРОВСКИЙ. Вот ты, Николай Михайлович, и признался…
ГУРЬЯНОВ. В чем?
