скачать книгу бесплатно
Скелет в шкафу художника
Яна Розова
У Вари чудесная жизнь: она богата, молода, имеет море поклонников, а ее муж Тимур Багров постепенно становится модным художником. Но, странное дело, внезапно с Варей начинают происходить страшные вещи: четыре раза на нее совершаются покушения, и чудом ей удается избежать смерти. Все вокруг считают, что это попытки самоубийства, и находят для этого различные причины, но сама Варя твердо знает: умирать ей рановато! Жена художника пытается разобраться, кому не дает покоя само ее существование на этом свете, и обнаруживает в своем семейном шкафу несколько замшелых скелетов. Варе кажется, что она вот-вот выйдет на злоумышленника, но каждая новая версия приводит в тупик. И когда наконец выход из лабиринта начинает виднеться, вокруг Вари и Тимура затягивается смертельная петля…
Яна Розова
Скелет в шкафу художника
© ООО «Издательство «Эксмо», 2004
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
* * *
Глава 1
Иногда мне кажется, что меня просто нет. Это странно даже для меня самой, но когда мне говорят, что я красавица, – я становлюсь красавицей, когда пытаются оскорбить и говорят, что я дура, – становлюсь дурой, а если вдруг назовут шлюхой…
Во всяком случае, я стала именно ею, услышав материнское напутствие моей свекрови своему сыну:
– Зря ты женился на ней, она гулять будет!
Почему она сделала такое заключение, неизвестно. Однако я совсем не обиделась на нее. Как-то просто не почувствовала никаких негативных эмоций по отношению к этой чужой женщине. Она приехала погостить к сыну из глухой деревни, и, может, в глубинке у них так принято? В конце концов, кто любит невесток?!
А жизнь у нее была нелегкая, и всю ее, без остатка, она посвятила сыну. Мужа не было, помощи ждать неоткуда. Зара Габбасовна слабо представляла себе, чем в городе занимается ее Тимур, но пахала долгие годы в колхозе, откармливала в домашнем хозяйстве бычков, ездила торговать мясом на рынок, держала корову, продавала молоко и делала еще очень много, чтобы мальчик ни в чем не нуждался. Она любила его, как мать любит сына, ничего не требуя и ни о чем не спрашивая.
А я обиделась на Тимура, который не сказал ни слова в мою защиту. Почему? Уж кому, как не ему, знать, каков на самом деле мой моральный облик!
Мы с Тимуром Багровым встречались недолго, а мне уже было двадцать пять, и он стал моим первым мужчиной. Я никогда раньше не занималась любовью, потому что все вокруг твердили, что я порядочная девушка, а кое-кто из знакомых даже намекал, что слишком порядочная и это может закончиться печально. Люди так говорили обо мне, и я соответствовала их словам. Порядочные девушки блюдут свою девичью честь до замужества, я и блюла, простите за выражение!
Тимур появился в моей жизни как-то очень органично. Просто пришел и сказал, что влюблен, что не о чем думать, а надо быстрее пожениться.
– С чего это вдруг? – поинтересовалась я иронично. – Не хочу замуж, да еще и за тебя!
– Маленькая, – ответил он фамильярно, – славяночка моя! Мы, ордынцы, таких, как ты, еще семьсот лет назад угоняли и насиловали. Так что я предлагаю тебе даже вполне цивилизованный вариант. Но если не хочешь по-хорошему – утащу на аркане!
Я рассмеялась, таких предложений еще слышать не приходилось. Вообще-то мне всегда нравились красавчики среди парней, а Багров под это определение не подходил никак. Его лицо было слеплено слегка грубовато, топорно, да еще и эти чужеродные раскосые глаза! Сам он был худой, жилистый, с руками, скорее, ремесленника, чем человека искусства. Кроме того, Тимур был ужасающе кривоног. Когда он ставил ноги пятками вместе, между коленями запросто пролетал футбольный мяч!
– Ничего подобного, – возражал Багров в ответ на мои подколы, – это у меня национальная особенность такая – кривизна моих ног соответствует выпуклости лошадиных боков. Я же кочевник!
Вот что было красивого в Тимуре, так это его волосы. Длинные, густые, цвета воронова крыла, вьющиеся пряди рассыпались по широким смуглым плечам, и мне безумно нравилось небрежное и свободное движение его левой руки с серебряным браслетом, цепочкой на запястье, которым Тимур откидывал шелковый водопад волос.
Мы были женаты уже года три, когда случился тот памятный скандал.
В первый раз все получилось само собой, в порыве. Я хотела отомстить всем вокруг, сделав хуже самой себе. Вот, посмотрите, что вы со мной сделали!
После того как свекровь, Зара Габбасовна, ушла из нашей квартиры, я разоралась не на шутку. Будучи молодой наивной дурочкой, требовала, чтобы свекровь извинилась передо мной за оскорбление. Обозлившийся Тимур сказал, что она меня не оскорбляла, и вообще, его мама никогда не ошибается. Что же! Я решила доказать, что это действительно так.
Оделась и выскочила на улицу. Как-то так расположились на небе звезды в тот вечер, что все благоприятствовало моему самоубийственному плану. Я часто думаю, что все, буквально все могло быть по-другому, если бы судьба не захотела испытать меня. Но все шло как по маслу. Я вошла в первый попавшийся бар, уселась за стойку и, еще кипя злостью, ответила «да» на первое же неприличное предложение. Все прошло сносно, партнер не обидел меня, хоть и никакой радости от измены на почве мести я и не получила. А говорят еще, что месть – это такое блюдо, которое надо есть горячим! Ерунда, теперь я знала это на собственном, пусть и не печальном, опыте. Вообще-то лучше бы мне тогда влипнуть во что-нибудь неприятное, поучительное, но крайних последствий!
Поздно ночью я вернулась домой. Тимур не спал. Он сидел в своей студии, в то время его студией была одна из комнат квартиры, пил кофе, курил любимые болгарские сигареты «БТ», слушал «Арию» и поджидал меня.
Я вошла к нему, обессиленно упала в кресло и, откинувшись на мягкую спинку, стала ждать наводящих вопросов. Мне было почти все равно сейчас, что говорить. Я была готова солгать, если он захочет этого, если он скажет, что виноват и пусть все будет по-прежнему. Словом, опять был выбор и опять, по воле случая, которому я безропотно подчинялась каждый раз, у Тимура было упрямое настроение. Он не собирался идти ни на какой компромисс.
– Где ты была? – по его тону это сразу стало понятно.
– Подтверждала слова твоей матушки, – ответила я, еще не открывая глаз и ведя перестрелку вслепую, ориентируясь только на слух.
– У тебя есть любовник?
– Сегодня появился.
– Кто он?
– Кто-то.
Сильные руки приподняли меня над креслом, встряхнули в воздухе и снова швырнули на место.
– Ты трахалась с ним?
Я увидела узкие злые глаза Тимура, в которых отражалась одна маленькая грязная шлюшка. Теперь это я.
Его дивные черные кудри рассыпались по плечам. Крупные кольца подчеркивали аскетичность узкого лица с высокими татарскими скулами и широким ртом. Углы губ Тимура брезгливо опустились. Он ненавидел меня. Я была омерзительна ему. Я была отвратительна себе. Такой и осталась на долгие несколько лет.
В ту ночь я впервые рассказала мужу все. Теперь это вошло в привычку, но мой первый рассказ был тошнотворно откровенен. Я выдала каждую деталь: слова, поцелуи, запахи, движения, ощущения.
– Будь ты проклята, шлюха! – сказал муж, услышав все это.
– Ладно, – ответила я. – Давай разведемся!
Он отвернулся от меня, прикурил новую сигарету от докуренной до фильтра предыдущей и разъяснил мне кое-что, чего в расчет я никогда раньше не принимала:
– Ты же понимаешь, что я не могу! Мне надо писать, работать каждый день. Ты же понимаешь, что иначе я не выживу. Сейчас у меня нет денег даже на еду, а мне надо покупать краски, кисти, багеты и прочее. Мне надо одеваться, в конце концов. Но у меня нет ни гроша! То есть как только я разведусь с тобой, то не буду иметь ни гроша. А через неделю мне надо в Питер, там хотят посмотреть несколько моих работ. Мне нужны деньги на поездку.
– Ты говоришь сейчас о брачном контракте, который составил мой отец, что ли? – поздновато дошло до меня.
– А о чем же еще? Это твой папенька учудил: кто затевает развод, тот остается без денег. Ты можешь перетрахать весь Гродин, но я с тобой не разведусь! Если хочешь, подай на развод сама. Тогда я буду просто счастлив: без тебя, суки, и с деньгами!
– Так ты женился на мне из-за денег? А твоя мамаша не знает этого?
– Моя мама – святая. Я не могу рассказать ей правду, она будет просто убита. А ты, шалава, рано или поздно сдохнешь от СПИДа, и тогда я буду свободен.
– И богат!
– И богат, и знаменит, и счастлив! Все равно дождусь этого.
Глава 2
И вот уже пару лет я жила совсем другой жизнью. Главная моя забота была теперь – это чтобы Тимур знал, с кем, чем и как именно я занималась. Как бы ни был хорош мужчина, как бы все замечательно ни складывалось между нами, но если он никак не связан с моим мужем, я никогда не оказываюсь с ним в постели. Другое дело, если он знаком с Тимуром, если он, скажем, критик, организатор экспозиции, владелец художественного салона или тоже художник! Я буду не я, если ему будет нечего вспомнить в связи с фамилией моего благоверного. Увидев подпись под картиной «Багров», он обязательно скажет:
– А не с его ли женой я…
И чем грязнее будет его воспоминание, тем лучше выполнена моя работа. Возвращаясь после очередного подвига, я приходила в студию Тимура и рассказывала ему о новом своем похождении. Обычно он говорил сквозь зубы что-то вроде:
– Шлюха проклятая!
И я удалялась с чувством гадостного удовлетворения, какое бывает после того, как раздавишь таракана на кухне. Помню, как сначала, раньше, плакала от слов Тимура, надеясь слезами смыть вонючую слизь разврата. Но чего же я хотела?! Наверное, хотела, чтобы он сказал лишь один раз: «Прекрати!» – и я бы прекратила. Помню, что иногда этот образ жизни становился буквально невыносим. Постепенно, однако, ко всему привыкаешь! Я стала разборчивее в мужчинах, опытнее, стала лучше понимать, как извлечь из отвращения удовольствие, и иногда оставалась вполне довольна приключением. И вообще, стала относиться ко всему легко, с улыбочкой. Ничто не заслуживает серьезного отношения в жизни. Буквально – ничто!
Пару раз я ходила по краю пропасти, на грани срыва, когда духовная пустота могла реально заманить меня в ловушку настоящих чувств. С этим бороться было труднее всего. Но я придумала правило как раз для таких случаев: чем лучше мужчина, тем меньше я с ним встречаюсь. С самыми лучшими – однажды, с отстойными кретинами – раз десять, не меньше. Часто Тимур, до которого к третьему-пятому свиданию уже доходила полная информация обо мне и моем новом любовнике, высказывался, скрывая язвительностью горечь:
– Это убоище в твоем вкусе? Так и знал! Чертова проститутка!
– Подай на развод, – советовала я.
Но он не собирался разводиться. Более того, мы иногда спали в одной спальне. Это тоже было условием нашего безбедного существования.
Мой отец – довольно богатый человек. Он разбогател не так давно, хотя занимался бизнесом уже лет пятнадцать. Сначала основал в Гродине рекламное агентство «Эврика» и получил через несколько лет довольно приличное дело, приносящее стабильный доход. Потом он начал заниматься промышленными выставками в Москве вместе со своим компаньоном – Черкасовым Николаем Ильичом. Вместе они сумели добиться очень многого, и недавно отец открыл собственный выставочный комплекс в Москве.
Но мало того, кроме бизнеса, у отца была еще весьма крупная сумма денег. Это был неприкосновенный фонд, который хранился в швейцарском банке, регулярно принося проценты, на которые мы с Тимуром, собственно, и жили. По условиям брачного контракта, изобретенного действительно моим папашей, ни я, ни Тимур не имели права изъять свои денежки из банка по отдельности. Только вместе и только в случае особых обстоятельств, перечню которых в брачном договоре посвящалась отдельная глава. И спать мы должны были вместе. Но тут нас никто неволить не смог бы все равно! Ну кто проверит, спим мы вместе или нет?
Папе казалось, что он нашел способ зацементировать навечно мое замужество и тем самым гарантировать мне счастливую семейную жизнь. Он был удивительный человек и ужасный оптимист, мой родной папа! Он искренне верил в единственную любовь и полагал расставание с любимыми самым огромным из возможных несчастий. Поэтому жемчужиной брачного соглашения стал упомянутый Тимуром пункт договора, по которому инициатор развода теряет все деньги. Папа доверял мне, полагая, что его доченька не может влюбиться в негодяя. Другое дело, что его адвокат, по-видимому, был либо дурак, либо растяпа и не подсказал своему клиенту явную возможность ловушки для Вари. В любом случае контракт существовал и мы с мужем соблюдали его условия. Как могли…
Мне очень не хотелось разочаровывать папу сообщением о крахе его иллюзий. Мы и так не слишком давно обрели друг друга. Поэтому, когда папа приезжал в Гродин или мы с мужем бывали в Москве, приходилось делить ложе друг с другом.
Тимур тоже прилично изменился за время моих похождений. Только, в отличие от своей жены, – к лучшему. Постепенно он становился модным художником. Ему почти удалось пробиться здесь, в провинции, среди местных гениев, своими силами и своим трудом. Не хватало только постоянной экспозиции в центральном выставочном центре и поддержки местных художественных зубров. Для достижения этих целей Тимуру опять мог пригодиться мой папа.
Вообще-то в Гродине больше не было художников-концептуалистов, кроме Тимура Багрова. И он был талантлив, это правда.
Тимур, от бога, был отличным рисовальщиком. В годы учебы в Гродинском художественном училище Багров частенько сиживал в выходные дни в местах народных гуляний и рисовал за десятку всем желающим карандашные портреты на листе ватмана. Маленький, но стабильный заработок для студента. Обычно такие портреты имеют весьма отдаленное сходство с оригиналом, но Тимур добивался почти фотографического качества. Его пейзажи, сделанные в ту же пору, были удивительны! В них жила душа, они словно бы дышали. На его холстах шумели деревья, текли реки, сияло чистое небо, проливались весенние дожди. Единственно, чего не было в творчестве Багрова в тот период, по мнению критиков и коллег, так это особого стиля, самовыражения, личностного взгляда. Не было в его работах только его самого. Он думал так же, коря себя за недостаток оригинальной идеи, своего видения, концепции.
В его мастерской, представляющей теперь просто однокомнатную квартиру, в прихожей висели работы прошлых лет. Я часто останавливалась возле них, любуясь и вспоминая лучшее время своей жизни.
Среди старых рисунков был и мой собственный портрет, сделанный тоже карандашом. Будь моя воля, я бы смотрелась в него как в зеркало всю оставшуюся жизнь, так он мне нравился. На рисунке была я, но я лучшая, я светлая, я такая, какой могла бы быть…
Через год после нашего брака Тимур Багров положил начало созданию серии картин «Лабиринты природы». В серию входили работы, объединенные единой мыслью, той самой концепцией, которая долго не давалась художнику. Это стало прорывом, выигрышной картой и счастливым билетом Тимура.
Как ни странно, мы, несмотря на патологическую ситуацию в личных отношениях, жили вполне дружно. Во всяком случае тогда, когда дело не касалось моей сексуальной деятельности. Мы часто говорили с мужем о его творчестве. Это стало традицией, привычкой, единственным, действительно, общим между нами. Он нуждался в поддержке, как все люди искусства, был раним, часто терял ориентиры в жизни и своей работе. Я же любила то, чем он занимается, почти так, как он сам, и верила в художника Багрова больше, чем в закон перспективы. Я давала ему необходимую поддержку и сама чувствовала себя сильнее от одной мысли, что могу кому-то служить опорой.
Только с первой настоящей работой Тимура, с картиной из «Лабиринтов», все пошло иначе. Багров не делился со мной замыслами, а просто я однажды увидела готовую вещь, самую первую из серии. Это был «Малахит».
Я появилась в мастерской мужа, только что встав из постели другого живописца. У меня в тот день были пепельные волосы, голубые глаза и одета я была так, будто сошла с полотна того самого художника, Вениамина Стеклова: розовый шифон и коричневый бархат. Тимур уже знал, с кем я встречаюсь, и только брезгливо сторонился меня. Это было хорошо, просто отлично, потому что означало, что недаром я терпела дыхание, воняющее сивушным перегаром, потное сопение импотента, сальные простыни, весь вид жилища, больше похожего на притон.
Мне даже пришлось вступить в разборки с бывшей пассией Стеклова. Это было омерзительно до совершенства омерзительности. До сих пор вспоминаю ее глаза побитой собаки, когда она налетела на мою хлесткую пощечину! Бедная алкоголичка жалко упала, ударившись головой о журнальный столик, накрытый газетой с остатками закуски и пустой водочной тарой. Соперница убралась восвояси, а мне пришлось изнасиловать себя победой.
После схватки со спившейся женщиной я решила больше не видеть Стеклова. Не могу! Это слишком даже для меня.
Я вошла в мастерскую, с наслаждением вдыхая устоявшийся здесь запах. Определить его составляющие я бы не смогла, но все вместе – это был Тимур! Сам он стоял возле мольберта, но не работал, а просто смотрел. Мольберт был развернут к окну, расположенному напротив входа в комнату. Я видела лицо Тимура, но не видела холст, который он разглядывал.
Лицо мужа, его особое выражение удовольствия и вины, привлекло мой интерес. Понемногу забывая о событиях этой ночи, я обошла мольберт и, увидев то, на что смотрел Тимур, громко ахнула.
– Тимур, это ты?..
– Да, – я слышала смущение в его голосе, он отводил глаза, теребя пальцами черное блестящее кольцо волос на виске.
– Ты гений… – я щурилась на полотно, изображавшее срез зеленого камня. Оно сверкало и переливалось разными оттенками зеленого, темные прожилки располагались так, что образовывали своим рисунком лабиринт. Я невольно стала плутать взглядом по малахитовым дорожкам.
– А выход есть? – спросила я, натыкаясь на пятый тупик.
– Да, всегда есть выход, в этом смысл лабиринта.
– Тимур, это… Это прекрасно!
Я повернулась к нему, забыв про все остальное в жизни. Я видела, что произошло чудо: Тимур создал свой первый шедевр. Подобно средневековому подмастерью, сделав такую работу, он может претендовать на звание мастера!
– Правда? – спросил он с надеждой, чуть улыбаясь.
– Да! – ответила я и в приступе щенячьего восторга сделала большую глупость, попытавшись обнять мужа. Он шарахнулся от меня, как от прокаженной. Я пришла в себя и скрыла боль смехом.
– Прости, прости, забыла! – Я отошла в другой конец комнаты. – Этот алкаш, Стеклов, просто пропитал меня своими запахами! Знаешь, а мне пришлось сразиться за место в его постели с прежней возлюбленной…
– Может, хватит этих подробностей? Иди вымойся! Девка!
– Разведись со мной! Хватит!
– Да тебя убить мало, шлюха!
– Ты и на это не способен, тряпка!
А в это время от холста на мольберте исходило нежно-зеленое свечение…
Глава 3
Я открыла глаза. Рядом со мной на широкой постели с черным бельем и спинкой из переплетенных стальных прутьев лежал красивый мужик, чье имя не имело никакого значения, так как это был близкий друг Тимура по художественному училищу, недавно приехавший из-за границы. Он спал.
Тимур не знакомил нас, его друг не был в нашем доме. Они вообще еще не встречались! Я сама выследила мужчину в баре гостиницы «Постоялый двор», самом шикарном заведении Гродина в этом году.
О приезде однокашника мужа я узнала из сообщения, оставленного «американцем» на нашем автоответчике. Видимо, телефон художника Багрова Кирин выяснил в справочном бюро. Я прослушала сообщение раньше Тимура и уничтожила его. А чтобы опознать клиента в лицо, откопала юношеские фото мужа в альбоме, сделанном к выпуску студентов училища, нашла Виталия Кирина, постаравшись запомнить его лицо. В баре еще уточнила у знакомой проститутки: тот ли это американец, которого я ищу, – и она подтвердила: да. Я бросилась в атаку, и уже через час мы упали на кровать в номере «люкс» «Постоялого двора». Эта кровать мне была уже знакома.
С первого взгляда было ясно, что Кирин – тот самый случай, когда встреча будет только одна. Витус мог запросто свести с ума любую телку. Я тоже рисковала крупно влипнуть. Дело было не в сексе, нет, просто он вкладывал в обычный половой акт больше нежности, чем это предполагалось ситуацией. Я ведь была для него всего-навсего подружкой на ночь, а он целовал мне пальцы на ногах и слизывал вино с моей груди так, что я забыла на миг свою низменную миссию: растлевать все вокруг себя, сеять разрушение, оставлять осклизлые пятна плесени…
Назвав Витуса «красивым мужиком», я имела в виду в общем-то не внешние данные. У меня особое отношение к красоте. Красиво – это внутреннее содержание объекта. Красиво – это особая наполненность простой формы. Говоря языком метафор, для меня красивый бокал не может быть пустым. И говоря о бокале «красивый», я буду иметь в виду прекрасный вкус шампанского, дарящий легкий и веселый хмель. Вот Витус был, как бокал шампанского, который хочется выпить. После таких встреч труднее всего. Очень трудно извалять в дерьме воспоминания о нежности и сладких губах прекрасного, в моем понимании, мужчины!
Ну, достаточно, пора уходить. Все было отлично, спасибо.
Однако, как только я встала, Витус обернулся и спросил с милой улыбкой, обещавшей больше, чем я смогу вынести:
– Уже уходишь?
– Мне пора, муж ждет.
