скачать книгу бесплатно
Дождливым вечером трещали дрова в печи, маленький, слабый огонек теплой человеческой избы одиноко мерцал среди холодных и темных таежных просторов, бабушка замешивала тесто на пироги, дед рассказывал мальчишке о диком мире Барги, и маленький Гриша внимательно слушал его.
Вот прячется от мошкары под пологом листьев и веток, в самой гуще зелени, кабан – любитель желудей и кедровых орешков, ценный промысловый зверь. Особенно высоко ценят его мясо китайцы. По долинам далеко разносится поросячий визг и хрюканье кабанов, привлекая других любителей кабаньего мясца – маньчжурских тигров.
Необыкновенно крупные, они не прочь полакомиться диким кабанчиком, но в голодные времена не брезгуют охотиться даже за птицами, ловят рыбу во время нереста. Среди маньчжурских тигров, в отличие от индийских, практически не встречаются людоеды, и китайцы верят, что при встрече нужно просто пятиться назад, приговаривая: «Я тебя не трону, а ты меня не трогай». Они зовут тигра «Ван» – господин, почитая его как хозяина гор и лесов. Правда, для человека бывает опасна тигрица с котятами. Врагов у взрослых тигров в Барге вообще нет: никто не осмелится напасть на Вана – охотника-профессионала.
Охота на медведя
В тайге водятся также хищные пестрые лесные кошки, любимое место обитания которых – скалы и каменистые россыпи. А вот кровожадные рыси – великие мастерицы выслеживать косуль. Вот харза[22 - Харза – яркая, пестрая большая куница.], ловкая, быстрая охотница за кабаргой[23 - Кабарга – небольшое парнокопытное оленевидное животное, великолепный прыгун, по маневренности почти не имеющий себе равных. Способна на скаку, не сбавляя скорости, изменять направление хода на 90°. Спасаясь от преследователя, кабарга, подобно зайцу, запутывает следы. Кабарга обладает чудесной шерстью, которая не пропускает воду, что позволяет животному держаться на плаву при пересечении водоемов. Когда кабарга лежит на снегу, снег под ней не тает, как это происходит под оленями, лосями или косулями.], косулей и даже детенышем оленя. Если харзы много, соболя в тайге не будет, сожрет, как пить дать сожрет.
– Дедушка, как же она так – детеныша оленя ест? Нехорошо это!
– Она, детка, не разбирает: хорошо, нехорошо… Зверь и есть зверь… Недавно видел: журавли по болоту гуляют – ах, красавцы! И с ними журавленок – единственный птенец. Бегает уже быстро, быстрее человека, но еще не летает. Так харза окаянная убила маленького! Так мне жаль было его и родителей – как же они плакали… Птицы глупые, а горевали как люди… Сердце рвалось… «Курлы, курлы!» Журавль по-монгольски курлык зовется…
– Деда, а ты не выстрелил в эту злую харзу?
– Не успел, она журавленка мгновенно сцапала, а потом уже смысла не было стрелять… К тому же от нее самой – толку чуть, мех-то у нее худой. Непромысловая она, харза эта. Зато вот енотовидная собака – зверь промысловый, для охоты очень подходящий. Пышная, длинноволосая…
– Деда, а собачки помогают в охоте?
– Хм… Еще как помогают! На кабанчика и даже на медведя не боятся напасть! Собаки, они, конечно, разные бывают… Раньше двух лет нельзя брать щенка на зверя – стало быть, надо ждать, пока окрепнет, пока силу свою почует. Остроушки почти все идут на медведя, но далеко не сразу и не поодиночке.
– А твои собачки?
– Мои – все идут! Кусают зверя за задние лапы, а сами при этом уворачиваются – чудо какие увертливые! Лося преследуют молча, обгоняют спереди и отвлекают, не дают сойти с места… Остроушки, стало быть, – собаки хорошие…
– А Буран?
– Буран? Хм… Да он вроде и не совсем пес. Он – друг мой. Он меня от медведя-шатуна спас. Жизнь за меня отдаст – ни секунды не промедлит!
– Буран хороший, я его люблю! А на волков остроушки идут?
– Не, редко идут. У них самих много крови волчьей, потому, стало быть, к этому зверю они враждебности часто не чувствуют. Буран – пойдет, он – друг. Но там, где водятся тигры, не бывает волков: тигрица их, как кошка мышей, всех выловит.
– А тигра собаки боятся?
– Да, тигра боятся… Остроушки могут спасти хозяина от медведя: нападают на него со всех сторон, и он перестает обращать внимание на охотника – весь переключается на собак. А схватить медведю их трудно: они по сравнению с ним ловкие очень. Тигр – другое дело. Если тигр на человека пойдет – никакая собака его не остановит. От медвежьих когтей собачки уворачиваются, а от тигриных, стало быть, ни одна собака не увернется. Опытные остроушки ближе чем на пятьдесят шагов к тигру не подойдут. Видел, у нас под избой лазы узкие?
– Видел, а для чего?
– Если вдруг тигр заявится – такого, слава Богу, не бывало пока, но на всякий случай остроушкам моим убежище… Тигр – он собак убивать очень любит…
– А почему?
– Кто его знает… Питает он, стало быть, какую-то необъяснимую склонность к домашним собачкам: может часами сопровождать охотника с псом. Лакомство это для него, что ли. Кто знает? Я вот размышлял над этим раньше: собаки, они кошек не любят, гоняют. А тигр – как большая кошка. Может, он мстит собачкам за меньших братьев? А может, досадно ему, что собака человеку служит? Только Ван всегда выбирает момент, когда пес отойдет от хозяина, – и мгновенно убивает.
– А если пес не отходит?
– Хм… Ну, тогда тигр может идти за собакой и охотником даже до жилья – и тогда не только собачка обречена, но и для хозяина опасность смертельная. Видишь, тигр, если он возбужденный, то уж не обращает внимания на человека, бросается на пса прямо на глазах у хозяина. А если заберет собаку – оставляет, стало быть, человека в покое.
– Деда, а ты тоже тигра боишься?
– Как не опасаться – опасаюсь, знамо дело. Он зверь особенный… Вот смотри. Дикий кабан идет – за километр слышно. Олень шуршит – слышно. Даже змея – и та травой шелестит, когда ползет. А тигр подкрадется – ничего не услышишь: ни шороха листьев, ни хруста ветвей, ни шелеста травы – ни-че-го! Как привидение появляется ни-от-ку-да! Может стоять за твоей спиной – и ты узнаешь, что он там, только, стало быть, когда его усы пощекочут тебе затылок. Можешь ты себе такое представить?!
Гриша надолго замолкал, втягивал голову в плечи, смотрел то на огонь в печи, то на темные проемы окон, озирался боязливо по сторонам, засматривался на тени, пляшущие в углах. Тайга за избушкой казалась бесконечной, дремучей, страшной, легкий сквозняк от входной двери дышал холодной сыростью.
– Деда, а сюда тигр не придет?
– Как же он придет, когда он огня боится?! И ружье у меня, стало быть, метко стреляет, будь уверен! Да и в наши места он еще ни разу не забредал: разъезд недалеко, а Ван умный! Стало быть, не придет, спи спокойно!
Внук спокойно засыпал на печи, а за окнами шумела таинственная ночная тайга, и огромный царственный зверь бесшумно обходил свои владения, и чутко дремали остроушки, охраняя сон хозяев, и ярко светили в ночном небе звезды – единственные светильники в бескрайней таежной тьме.
Еще дед любил рыбалку, ловил тайменя и форель. В этих краях таймени вырастали огромными, их называли речными тиграми за острые зубы и хищный нрав. Как-то двухметровый таймень, весом килограммов девяносто, утащил деда в реку, и рыбак лихо прокатился по мелководью верхом на черной, с зеленоватым отливом спине речного тигра.
Рыбалка
Дед любил рассказывать Грише и рыбацкие байки:
– Ох и сильная рыба таймень – как торпеда мчится. Лоб широкий, пасть большая… Любит омуты и ямы.
– А что кушает?
– Так ведь не зря речным тигром зовут – все, стало быть, лопает. Хищник, одним словом… Хариуса любит, утку или кулика может съесть, если крыса у воды – крысу поймает. Мыша очень любит, на мыша хорошо тайменя ловить… Ондатру даже может утащить.
Тут в разговор вступала бабушка:
– Ты, старый, чего там сказки сочиняешь? Утку и крысу таймень утащит, знамо дело. Ондатру не сможет – велика слишком! Да и когти с зубами у ондатры большие…
Дед сердился:
– Какие сказки?! Ондатра – что? Тьфу! Крыса, она и есть крыса, только речная! Чуть побольше обыкновенного серого пасюка! Я вам вот какую историю расскажу… Пару лет назад мы с Демидом Прокофьичем на охоту ходили, а у него собачка была молоденькая, глупая еще. Вечером к реке спустились, воды котелок набрали, решили отужинать, чем Бог послал. Собака в реку зашла – таймень огромаднейший из воды выскочил, только Прокофьич свою псину и видел!
– Мели, мели, старый, не утащит таймень собаку!
Дед хмурил седые брови, но с бабушкой особенно не спорил, уважал.
Бабушка, невысокая, ладная казачка, была строгая, хваткая, крепкая, держала большой огород, скотину: коров, баранов, кур, гусей, уток. Не боялась одна ходить в лес, набирала множество ягод, грибов. Разбиралась в лекарственных травах. Умело управлялась с ружьем, хоть и не охотилась никогда: тайга с ее дикими обитателями вплотную подходила к избе, и обращаться с ружьем было жизненно необходимо.
Как-то в отсутствие деда, уехавшего продавать мед, на заимку заявился тигр, и маленький Гриша страшно испугался, что заберет Ван милых его сердечку остроушек. Но Буран загодя учуял хищника, завыл и увел собак в лаз, сам спустился последним, а бесстрашная бабушка, по поведению собак смекнув, что дело неладно, приготовилась и прогнала тигра без всякого оружия, просто во всю мочь колотя черпаком по жестяному подойнику.
До глубины души пораженный умом Бурана, Гриша по возвращении деда задал ему мучивший его вопрос:
– Деда, а вот у Бурана есть душа?
Дед крякнул, поднял седые брови, подумал немного, ответил тихо и не сразу:
– Ты, внучок, прямо мои мысли читаешь… Я сам над этим думал… Полагаю, есть! Что же он – камень бездушный, что ли?! Вот живут люди – и Богу молятся, стараются душу свою Духом Святым наполнить. Одухотвориться. И один на миллион – Серафим Саровский… А животные, что рядом с человеком живут, они стараются человека понять, одушевиться. И среди тысяч собак один – Буран!
– Деда, а он в рай может попасть?
Дед снова крякнул:
– Я и сам туда, может, не попаду, а ты про собаку спрашиваешь!
– А если попадешь – как Буран без тебя?!
Дед оживился:
– Да я, детка, и сам так думал: как же он без меня?! А знаешь, ведь в раю животные жили! Даже змеюка – и тот жил! Почему бы и Бурану там не оказаться?! Он меня как-то за сто километров нашел! Да он и за тысячу найдет! Думаю, он – и там, понимаешь, там, где я буду потом, он тоже сможет меня найти!
Они замолчали, надолго задумавшись: найдет ли верный Буран деда в иной жизни? А сам остроухий Буран не ломал свою большую умную голову – он-то нисколько не сомневался в том, что всегда будет там, где его хозяин, а если их разлучат, станет искать его в вечности хоть миллион собачьих жизней, искать до тех пор, пока не найдет.
По бескрайним просторам Барги кочевало множество монголов со своими пестрыми войлочными юртами, стадами верблюдов, отарами овец и табунами выносливых монгольских лошадок с подстриженной гривой, короткими ногами и крупной головой. Много было в Барге и дацанов – монастырей с большим количеством лам: одного сына из семьи монголы обычно отдавали в монахи. В дацанах изучали тибетскую медицину.
Монгольская юрта
Дед дружил с необыкновенно гостеприимными жителями степей, которые встречали гостя, как посланника небес, и несколько раз брал Гришу с собой к давним друзьям. Мальчик навсегда запомнил чудесную, пропитанную дымком юрту – уютную, надежно защищавшую ее обитателей от бурь и непогоды. Сами монголы называли юрту «гэр». Все в ней было продумано веками: обтекаемая форма защищала от сильного ветра, вход всегда был на юг, пропорции юрты напоминали модель солнечных часов, причем по месту падения солнечного луча в юрте монголы определяли точное время дня.
Гэр делился на три части: справа от входа – женская половина, слева – мужская, напротив входа – гостевая. Ставили и разбирали гэр женщины, а мужчины занимались более трудной работой – стадами. Обычные табуны составляли пятьдесят лошадей, отары – двести-триста овец, да еще двадцать верблюдов, а всех животных нужно было перегнать так, чтобы они не разбежались.
Гриша навсегда запомнил сутэй цай[24 - Сутэй цай – ароматный, сытный чай с молоком, со слегка обжаренным бараньим курдючным салом и щепоткой соли.] в пиалах. Иногда в этот чай добавляли муку, тогда он получался еще более сытным. Дед говорил, что порой сутэй цай служил монголам единственной пищей на протяжении многодневных переходов. Очень вкусными были печенье борцог[25 - Борцог – жаренные на бараньем жире кусочки теста.], хальмаг[26 - Хальмаг – смесь пенок и муки.], нежные куски баранины, сваренные в большом котле, и спинка молодого барашка, поджаренная на решетке на открытом огне.
Про гостеприимных монголов и верного белого Бурана, про хищного тайменя и царственного маньчжурского тигра, про любимых деда с бабкой, про родной Харбин и незабываемую Баргу Григорий рассказывал долгими вечерами молодой жене.
Время тогда шло обычным чередом, не как в суетливом и заполошном двадцать первом веке: вечер длился по-настоящему долго, неспешно тикали ходики, костром пылал вечерний закат, ночная свежесть окутывала землю зябкой прохладой, и загоралась первая бледно-голубая вечерняя звезда. Как же хорошо молодоженам было вместе мечтать о путешествиях и дальних землях!
И не ведали они, что не суждено сбыться их мечтам: ни прокатиться на санях по зимней Сунгари, ни вдохнуть свежего морозного воздуха Харбина, ни аплодировать цирковым артистам, ни собирать спелой малины в лесах Барги, ни растить детишек, ни увидеть внуков – ждет молодых супругов разлука, тюрьма и пытки, издевательства и расстрел. Оба погибнут, не дожив до тридцати лет, оставив сиротами двух малолетних дочек. Россия, Россия, как безрассудно безжалостна ты бываешь к своим детям!
Конец «руссейшего» Харбина
Не знали Григорий и Верочка и того, что неумолимое время отсчитывает последние месяцы существования островка былой России в Харбине.
Харбинский поэт Арсений Несмелов[27 - Арсений Несмелов (1889–1945) – харбинский поэт, офицер Белой армии, участник Сибирского Ледового похода. В 1945 году был арестован смершевцами, отправлен в СССР, умер от инсульта в пересыльной тюрьме без медицинской помощи.] пророчески писал:
Флаг Российский. Коновязи. Говор казаков.
Нет с былым и робкой связи – русский рок таков.
Инженер. Расстегнут ворот. Фляга. Карабин.
«Здесь построим русский город, назовем – Харбин».
Милый город, горд и строен, будет день такой,
Что не вспомнят, что построен русской ты рукой.
Пусть удел подобный горек – не опустим глаз:
Вспомяни, старик-историк, вспомяни о нас.
Ты забытое отыщешь, впишешь в скорбный лист,
Да на русское кладбище забежит турист.
Он возьмет с собой словарик надписи читать…
Так погаснет наш фонарик, утомясь мерцать!
В 1932 году японцы оккупируют Маньчжурию и создадут здесь марионеточное государство Маньчжоу-Го. Его император Генри Пу И разместит в Харбине свою столицу. Японцы начнут вытеснять русских из города и даже занимать их дома.
В 1932 году, в двадцати километрах южнее Харбина, японцы построят секретный комплекс «Отряд 731», где займутся исследованиями в области биологического оружия. Опыты будут ставить на живых людях и называть этих людей «марута»[28 - В переводе с японского – «бревно».]. «Опытные образцы» – китайцы, русские, монголы, ни один из «образцов» не выйдет из лаборатории живым.
Им будут прививать бубонную чуму, холеру и тиф, вырезать без анестезии органы и наблюдать, сколько времени они проживут без печени, почек, головного мозга. Будут отмораживать конечности, в том числе детям, и подвергать длительному рентгеновскому облучению, следить за протеканием гангрены и смертью в барокамере. Если родственники попытаются узнать о судьбе пропавшего человека – они сами окажутся в «Отряде 731».
Моримура Сэйити[29 - Моримура Сэйити – японский писатель, публицист. Родился в 1933 году. В России получил известность после публикации в 1983 году документальной книги о спецподразделении японских вооруженных сил «Отряде 731», где в 1940-е годы разрабатывалось и применялось бактериологическое оружие, проводились многочисленные опыты над живыми людьми.] описывал вопросы, которые интересовали японцев «Отряда 731»: «Какие процессы произойдут в организме человека, если ввести ему в вены воздух? То, что это влечет за собой смерть, было известно. Но сотрудников отряда интересовали процессы, происходящие до наступления конвульсий. Через какое время наступит смерть, если “бревно” подвесить вниз головой? Какие изменения происходят при этом в различных частях тела? Как отреагирует человеческий организм, если в почки ввести мочу или кровь лошади? Что будет, если легкие человека заполнить большим количеством дыма? Что будет, если дым заменить ядовитым газом? Какие изменения произойдут, если ввести в желудок живого человека ядовитый газ или гниющую ткань?»
В «Отряде 731» в течение многих лет будут ставить опыты над людьми, в том числе опыты, совершенно бессмысленные с точки зрения медицины.
В 1933 году Советский Союз начнет переговоры с японцами о продаже им КВЖД. Через пару лет сделка состоится, и все, чего достигли русские при царе, будет потеряно. В 1935 году начнется великий исход русских из любимого Харбина. Кто-то решится поехать в Советскую Россию, кто-то отправится искать счастья в Шанхай, а потом уедет в Австралию, Америку, Парагвай, чтобы стать частью великого русского рассеяния и пережить все скорби изгнанников с родной земли.
Родители Григория приняли решение вернуться на Родину: мысль о чужих краях их не прельщала. С харбинского вокзала шли в Советскую Россию эшелоны из прекрасных пассажирских вагонов, украшенные красными транспарантами и надписями: «Родина, встречай своих сыновей!»
Перед отъездом многие харбинцы молились перед установленной на вокзале особо чтимой в городе иконой святителя Николая Чудотворца, покровителя путешествующих и странствующих. Эту икону также почитали и китайцы и уважительно называли ее «Николай-вокзайла-помогайла». Родители Григория тоже усердно помолились перед иконой Николая Чудотворца – святитель смотрел печально.
– Может, вернемся домой, Мишенька? И духовник наш против…
– Что же делать, Аннушка, ведь все уже решили… Неужели ты хочешь по заморским странам мыкаться? Нет уж, пусть наши косточки будут в родной земле лежать…
Ошибка Анны Евдокимовны и Михаила Потаповича стала им понятна уже в пути: все изменилось почти сразу после отъезда из города. На пограничной станции Отпор харбинцев высадили из хороших вагонов и загнали в теплушки для скота, где вместо мягких спальных полок были деревянные нары. Туалетов в теплушках, естественно, не было, и по нужде ходили на ведро, отгороженное занавеской. Пассажиры, не привыкшие справлять естественные надобности прилюдно, сильно страдали от таких «туалетов». Следующим ударом стала конфискация книг, фотографий, даже патефонных пластинок, которые в те годы многие семьи очень ценили и везли с собой.
Но главный удар ждал впереди, и был он такой силы, что потеря пластинок и ведро-туалет за занавеской казались теперь забавным приключением: большинство харбинцев сразу или позже арестовали по обвинениям в шпионаже и контрреволюционной деятельности. Их ожидали исправительно-трудовые лагеря, из которых мало кто выйдет живым.
Все старые служащие КВЖД, приехавшие сюда до 1917 года, не были эмигрантами или беженцами: они жили в полосе отчуждения – на территории Российской империи, однако их тоже ждали сталинские лагеря.
Сталин в сопровождении сотрудника ОГПУ
В Советском Союзе харбинцев поразило обилие пьяных на каждом перроне, нецензурная брань, к которой они не привыкли, разрушенные или превращенные в клубы церкви. КВЖД находилась в идеальном порядке, поддерживалась в чистоте, везде лежал желтый песочек, а здесь железнодорожные пути были черные, в масле.
Харбинские девушки и их матери, воспитывавшие дочерей в дореволюционных традициях, были неприятно удивлены поведением советских девушек, их бесцеремонностью в манерах, точнее полным их отсутствием. Анна Евдокимовна, проработав много лет акушеркой, повидала всякое, но даже она была поражена неопрятностью местных женщин, грубостью речи, панибратством в обращении с противоположным полом. Она старалась всячески оправдать их: тяжелый физический труд, бедность.
Это было правдой, как было правдой и то, что в Советской России хорошие манеры считались пережитком гнилой интеллигенции, к женщине полагалось относиться как к товарищу, а идеалом для подражания были революционерки-террористки: небрежная одежда, бесконечное курение папирос в мундштуке, неприятие домашнего уюта, непримиримость по отношению к врагам революции.
Тех, кто не уехал в Советский Союз и не эмигрировал в Австралию, США и Южную Америку, а принял решение остаться в Харбине, тоже ждали тяжелые времена. Случится с ними следующее. В середине августа 1945 года русские харбинцы встретят советские войска хлебом-солью. Все выйдут на улицы, радостно будут кричать «Ура!», даже китайцы на улицах тоже поддержат приветствие и закричат вслед за русскими: «Уля! Уля!»
В Харбине на два месяца установится советская власть, в православном храме разместится отделение Главного управления контрразведки Смерша, и каждую ночь в городе будут производиться массовые расстрелы. Тогда будут убиты и высланы в сталинские лагеря десятки тысяч ни в чем не повинных русских людей.
Те, кто останутся в живых, надолго запомнят большой советский прием в честь победы над Японией. Второго сентября 1945 года советские власти разошлют приглашения лучшим людям Харбина: ученым, преподавателям, музыкантам, инженерам. Радостные приглашенные наденут лучшие костюмы и отправятся на свой последний в жизни банкет. Присутствующий на торжестве советский генерал скажет тост: «За прекрасных русских людей, живущих здесь, в Китае, которые оказали неоценимую помощь Советской армии в победе над японцами. За цвет мужского населения Харбина! За вас, герои! Ура!»
Харбинцы будут радостно аплодировать генералу. После торжественного застолья советские солдаты с автоматами возьмут их, ничего не понимающих, не успевших проститься с родными, под конвой, отправят кого в советское консульство, кого в тюрьму, а затем отвезут на вокзал. Их родственники так и не узнают о дальнейшей судьбе арестованных.
Чудом оставшиеся в живых будут вспоминать, как везли их этапом вглубь России: в Сибирь или на Урал. В холодных вагонах нары были устроены в два ряда, так что заключенным приходилось спать, тесно прижавшись друг к другу, и одновременно переворачиваться. В туалет почти не выводили, и вокруг стояло зловоние. На остановках в буржуйки подкидывали каменный уголь, и какое-то время люди изнемогали от духоты, чтобы потом опять лязгать зубами от холода.
Время от времени выдавали мерзлый хлеб и уж совсем редко горячее жидкое варево – жалкое подобие похлебки. Катастрофически не хватало питьевой воды, и заключенные лизали испарения со стен вагона. Бедолаг сильно мучили вши, и они расчесывали свои тела в кровь. Постепенно люди стали умирать: от кровавого поноса, от сердечно-сосудистой недостаточности, крупозной пневмонии, отказа почек…
Железнодорожный вокзал в Харбине
Трупы подолгу не забирали из вагонов, они примерзали к ледяному полу, и живые спотыкались о мертвых. На каких-то станциях умерших выносили, где-то прикапывали – впоследствии родные никогда не могли найти их могилы. Уцелевшим после такого этапа лагеря казались раем, но из этих лагерей почти никто не вышел живым.
