Падение с высоты собственного тела

Всем хочется хорошего настроения и положительных эмоций. И я не исключение. С превеликим удовольствием замутила бы легкий флирт с каким-нибудь седовласым балагуром. В кино ходили бы, на танцы «для тех, кому за…», а потом на лавочке сидели бы, вспоминая прошедшее и придумывая планы на завтра. Можно и на послезавтра. Как будто впереди бесконечность и мы будем жить вечно.

ДЕВИЧЬИ СЛЕЗЫ

Издалека доносились звуки женских причитаний:

Что ты рано замуж идешь?

Не сама я замуж иду —

Отдавая меня родный батюшка,

Отдавая меня родна матушка…

Это, сидя на лавке и обливаясь слезами, горестно голосили подруги невесты. Расплетали косу они девичью, чтобы молодую окрутить по-бабьи. Замуж Аленку выдавали. Навсегда она уходила из дома родительского в дом мужний. Навсегда покидала подруг своих.

Аленка тоже плакала. За нежеланного ее замуж выдавали. Не с ним она хотела жизнь свою прожить. Не ему она хотела ребятишек нарожать. Кручинится Аленка, что судьба ее загублена, но перечить родительской воле не может. Подчиниться должна она власти родительской и сменить ее на власть мужнюю.

Ох и страшно ей уходить в семью чужую. Что там ожидает Аленку? Станет ли она люба новой родне? Ничего не знает Аленка и заливается горькими слезами, прощаясь с подругами, с отчим домом…

Вдруг жених в избу входит, но не тот, что Аленке родители назначили, а другой – незнакомый. Берет он девушку за руку и ведет к двери. Подруги пытаются остановить Аленку. Ругают ее, что ослушалась она родительской воли. Но девушка не слушает подруг. Идет Аленка за своим суженным и такая радость у нее на сердце, так хорошо ей…

Какой странный сон и эти песни, навевающие грусть, тоску… А потом… потом новый жених… и все хорошо. И Аленка – это я, думала невеста, лежа на своей девичьей кровати. Сегодня она выходит замуж за Димитрия Сергеевича, Диму, Димасика…

Молодых познакомил отец Алены на своем юбилее. Сказал, чтобы присмотрелась и подумала. Партия отменная – человек интеллигентный, с положением, обеспеченный, ни в чем не будешь нуждаться, любые капризы выполнит. Пришлось присмотреться и подумать. Замуж все равно выходить надо, почему бы и не за протеже отца.

Дмитрий Сергеевич и правда оказался человеком воспитанным: встречал и провожал, как полагается новоиспеченному жениху, всегда интересовался настроением и предлагал развеется где-нибудь на островах. Разумеется, номера будут отдельными и вообще, если она не готова, то он не настаивает. Он все понимает, им нужно привыкнуть друг к другу.

Размышления прервала мать Алены, которая вошла в комнату, чтобы помочь дочери надеть свадебное платье.

– Как спалось? – с улыбкой спросила она и продолжила – сегодня такой торжественный день – я стану тещей. Все-таки какое неприятное слово «теща», – поморщилась мать. – Придумали же. Так как тебе спалось? – повторила свой вопрос будущая теща.

– Мне приснился очень необычный сон, – ответила Алена и рассказала о привидевшемся.

– Согласна, сон более чем необычный. Помнишь, как называется озеро в деревне у бабушки?

– Девичьи слезы, по-моему, – ответила Алена.

– Правильно. Название появилось во времена твой прапрабабушки и связано оно с нашей семьей, точнее с сестрой прапрабабушки. Если я правильно понимаю, то именно ее ты видела во сне, – задумчиво произнесла она и присела на кровать дочери. – Ее тоже звали Аленой. Я тебе никогда не рассказывала, но в нашей семье есть легенда про эту Алену. Бабушка говорила, она была настолько неотразима, что о красоте девушки слава ходила далеко за пределами деревни. Парни сватались к ней со всей округи, но родители решили выдать дочь за богатого человека – вдовца, который уже был не молод, а его взрослые дети жили своими домами. Он повстречал Аленку в лесу. Та возвращалась в деревню с подружками по лесной тропинке. Влюбился барин в красавицу бес памяти. Сватов послал к родителям Аленки. Все начали готовиться к свадьбе. Перед венчанием юная невеста в который раз стала умолять отца и мать не отдавать ее замуж за старика. Те и слушать не хотят, ругают Аленку, что счастья своего она по молодости не понимает – жить теперь будет в барском доме, муж ее драгоценностями обсыплет… Опять же родителям поможет копейкой. Поняла Аленка, что замужества со старым вдовцом не избежать, и так ей тяжело на душе стало, что бросилась она из родительского дома в лес. Добежала до озера и утопилась прямо в подвенечном платье, навсегда оставшись непорочной девушкой, а озеро потом назвали «Девичьи слезы».

– Какая страшная легенда, Аленку очень жалко, – грустно проговорила праправнучка.

– Это еще не все, – поспешила успокоить мать. – Твоя бабушка считала, что Аленка не утопилась, а побежала к своему любимому. Вместе они навсегда покинули родные места, поэтому больше их никто и никогда не видел. А фату Аленка специально на берегу озера бросила, чтобы все подумали, будто она утопилась, – закончила свой рассказ женщина. – Надеюсь, ты со своей свадьбы сбегать не собираешься? – уточнила будущая теща.

Дочь промолчала. Она тоже не любила Димасика, как та Аленка. Он нравился ей своей интеллигентностью, отцовской заботой, щедростью. С ним было приятно находится в обществе, но разве этого Елена, а по-домашнему Алена, хотела, думая о замужестве? Нет. Она мечтала о страстной любви, когда считаешь минутки до прихода любимого. Ей хотелось гулять до утра, держась за руки со своим избранником. Он прижимал бы к груди свою любимую Аленушку и целовал долгим поцелуем, а потом бы они поженились и сразу после росписи отправились путешествовать на машине далеко-далеко.

С Дмитрием Сергеевичем не приходилось думать о юношеской романтике. Взрослый мужчина был очень внимателен, но работа не оставляла никакой возможности жить вне жесткого графика. Разве романтика может быть по графику, размышляла Елена. Романтика спонтанна, любит импровизацию и не терпит никаких графиков.

– О чем задумалась, дочка? – поинтересовалась мать, надеясь, что ее ребенок на этот раз не станет чудить.

– Может это знак, что мне не надо выходить замуж за Диму?

– Вот этого я и боялась, – с грустью вздохнула женщина.

– Ты же знаешь, я не люблю его. Он мне нравится, конечно, но разве простой симпатии достаточно для замужества? – спросила Елена у матери.

– Если женщина руководствуется здравым смыслом, то да, – ответила мать.

– Ты тоже руководствовалась здравым смыслом, когда выходила за папу?

– В то время все было по-другому. Мы вместе учились. Он жил в общежитии, а у меня только своя кровать в проходной комнате тетиной коммуналки. Мы так были влюблены, что поженились в конце первого курса, как только нам исполнилось по восемнадцать лет. О каком здравом уме можно говорить в таком возрасте?! Ты – другое дело, – заключила мать.

– Вот и я хочу влюбиться.

– Тогда зачем согласилась на предложение Дмитрия Сергеевича? – недоуменно спросила мать.

– Подумала, что пора создавать семью, а он неплохой вариант, – простодушно призналась Елена. – А сейчас, после этого странного сна, я как будто очнулась. Что я делаю? – сама себе задала вопрос невеста, разглядывая свое отражение в зеркале. – Знаешь, что я надумала?

– Что? – с замиранием сердца спросила мать.

– Я прямо сейчас соберусь и уеду. Я сбегу со своей собственной свадьбы. Как думаешь, неплохая идея? – лукаво улыбнувшись, Елена посмотрела на испуганную мать.

– Доченька, может ты все-таки выйдешь замуж, а потом, если не понравится, разведешься? – попыталась уговорить та.

– Нет, я сбегу. – Елена достала чемодан и начала собирать вещи.      Расстроенная мать вышла из комнаты, понимая, что избежать грандиозного скандала не получится.

ДОМИК ИЗ КАРТОНА

В жизни так бывает, когда хочется одного, а тебе усиленно подсовывают другое, и главное, отказаться никак не получается. Тебе пихают, ты отталкиваешь, пытаешься увернуться, но даже отвернуться не получается. Тебя все равно разворачивают и всучивают.

Так было и со мной. Я не хотел покупать диван, я его только посмотрел. Ну, немного потрогал, а тут, откуда ни возьмись, появилась нимфа. Такая голубоглазая, в обтягивающей кофточке и лопочет, лопочет что-то быстро-быстро. Я заслушался, засмотрелся, чувствую, что о такой девушке когда-то мечтал, и, по-моему, даже женился на ней.

Жили мы в маленьком домике – чистеньком, светленьком. В комнатке, которая значилась как гостиная, кухня и спальня одновременно, стояла большая кровать, стол и три табуретки. В углу, на тумбочке, подернутый тонким слоем пыли, возвышался телевизор. По вечерам мы пили чай из бабушкиных пузатых кружек с розовыми цветочками на боку.

Хорошо было, а потом захотела она квартиру. Ну зачем ей квартира?! Я тогда так прямо и спросил, а она, моя осуществленная мечта, ответила, что надоело ей жить без удобств.

Расстроился я, спать неделю не мог, понимая, что счастье начинает трещать по швам. Попытался переубедить, напомнил, что десять лет назад обещали все «провести и обустроить». Если чуток подождать, то обязательно дождемся этого «провести и обустроить».

Не захотела она ждать и пообещала расстроить брачные узы, если не одумаюсь. Пришлось сдаться, ведь она – это моя мечта и вполне осуществленная. Как же можно отказаться от мечты?!

Стали думать, потом бумажки какие-то писали, деньги занимали, куда-то бегали и на тебе – квартира. В ней три комнаты, одна из них наша. Моя осуществленная мечта вся светилась от навалившегося счастья.

А потом стало совсем невыносимо. Мечта превратилась в вечно недовольную женщину, наполненную обидой и ненавистью ко всему живому, в том числе и ко мне, который так и не создал условий для идеального брака. Так и сказала: «Ты не мой идеал».

Поняв, что рекламная скороговорка не долетает до моих ушей, нимфа стала лопотать как-то не совсем уверенно, вопросительно заглядывая в мои глаза. Мне захотелось сказать ей что-нибудь приятное. Я сказал. Наклонился к ушку и сказал. Сначала совсем тихо, затем повторил погромче. Девушка покраснела, помолчала и спросила, буду ли я покупать диван в кредит или сразу оплачу.

Не нужен мне диван, у меня и дома-то никакого нет, неужели непонятно?!

ЗАКОЛДОВАННЫЙ КРУГ

Он ходит широкими, быстрыми шагами. Он торопится всегда, и глядя на этого вечно бегущего мужчину, мне хочется у него спросить: "Куда спешишь, человек?".

Как у всякого представителя сильного пола, который знает, что эксклюзивный автомобиль – это не только определенный статус, но и детское воспоминание о несбыточной мечте иметь самую лучшую машинку среди сверстников в группе детского сада, у него есть свой железный конь. Цвет, как и подобает настоящему взрослому мальчику, черный. Он лихо ввинчивается в поток таких же спешащих наездников.

Я приметила этого «шумахера» невзначай на каком-то из корпоративных сборищ. Потом мы столкнулись в столовой, которую новое начальство празднично переименовало в кафе, где по-прежнему на обед подавали первое, второе и компот.

Сегодня мужчина сидел напротив, что-то говорил фальцетом, и вдруг я увидела, насколько красивый профиль у моего соседа – высокий лоб, хорошо очерченные губы, прямой нос. Гладко выбритое лицо, испепеляющий взгляд и крупные с длинными, тонкими пальцами руки дополняли его образ.

Что я знаю об этом человек помимо того, что чувствую притяжение к привлекательному мужчине среднего возраста? Да и надо ли мне что-то знать о нем? Скучные страницы стандартной биографии есть у каждого, а скелеты в шкафу могут бать настолько ужасны, что уничтожат любую зарождающуюся симпатию.

Решено, ничего не хочу знать о нем. Пусть его персональные данные останутся тайной хотя бы на какое-то время. Бывая в одном и том же пространстве, нельзя сохранять интригу вечно, но оттянуть момент неоднозначной развязки с кучей сомнительных подробностей все-таки можно.

Так я размышляла под монотонное бормотание коучера, а по-простому, невразумительного вида, рано начавшего лысеть юноши, наивно полагающего, что он все знает о том, как добиться карьерного роста. На самом деле, ростик был очень средненький и не стоил того, чтобы тратить на него даже рабочее время. Думать о давно позабытых эмоциях было намного приятней. Тем более, я могла домыслить недостающие детали понравившегося мне визави. И я домыслила.

Мое воображение живописало маслянистую поверхность зажаристых гренок, щедро усыпанных тертым «президентским» сыром с колечками черных маслин. Он ел их, откусывая большие куски. Говорил, что эти незамысловатые бутербродики, стейк из форели с молодыми побегами папоротника и бокал белого сухого вина очень недурны.

Что я горожу?! – грубо одергиваю свои фантазии. Какой стейк, какие молодые побеги…. В столовке он всегда берет первое, второе, к которым прилагается пара кусков хлеба и компот – стандартный набор среднестатистического мужчины.

Я тоже за здоровое питание в рамках традиционной кухни. Все эти блюда по новомодным средиземноморским рецептам никак не хотят запечатлеваться в моем неповторимом генетическом коде жителя самой большой страны в мире. Я с благоговением отношусь к традициям прошлого и он, наверное, тоже с благоговением, поэтому вкушаем мы первое, второе и компот. Или многовато для романтического ужина? Тогда оставим второе – отбивная с овощной нарезкой и красным вином, а потом… десерт…

Десерт. Про притяжение и близость в дамских романах пишут… сейчас вспомню… по-моему, так – взгляд требовательный и страстный, руки – сильные и нежные, мужчина – охотник, женщина – трепетная лань… или наоборот… А вот еще – кончики его пальцев касаются груди, губы впиваются…

Редкостная пошлятина – ехидничает чей-то голос в моей голове, – не хватает только бокала шампанского с пузырьками и клубники со сливками. Никогда не понимала, в чем очарование этого литературного убожества – вторю ему я очень даже серьезно. Кстати, раньше к шампанскому подавали черную икру – дополняю вдогонку к убожеству.

Окидываю беглым взглядом ничего неподозревающего мачо: смотрит исподлобья, хмурится, поджимает губы, желваки ходят на скулах. Его раздражает всё и все – аршинными буквами бегущая строка раскрашивает черную полыхающую радужку. Сколько скрытых эмоций в этом раздражении. Не мужчина, а мечта!

Я вспоминаю, как совсем недавно его лицо озарялось мальчишеской улыбкой, оголяющей блеск зубов, – обманчивое впечатление открытости и дружелюбия. На тропе он один, хотя вокруг много сопричастных. Он волк. Надо проявить большую изобретательность, чтобы загнать этого хищника за флажки.

Несколько капель манящего аромата на хрупкие запястья станут прологом на пути к заколдованному кругу, отмеченного красной нитью. Охота началась.

КОГДА МЕНЯ ЕЩЁ НЕ БЫЛО

Он опять упал, уже второй раз за день. Он падает постоянно, сколько я себя помню. Я не знаю, откуда он взялся, но отчетливо помню, что еще в моем детстве выкидывал коленца в самый неподходящий момент – упадет с грохотом, заставляя оборачиваться прохожих, раскроется. Из него вылетят старые вещи. В нем всегда старые вещи, чтобы я туда не положила, в какие бы мешочки не поковала. Вещи все равно моментально начинают стареть, покрываются пылью, занавешиваются паутиной…

К тому же запах. Как только я не пыталась избавиться от противного запаха затхлости – и проветривала, и травяные сборы подкладывала, и лишнее выкидывала, оставляя только самое необходимое, самое дорогое, самое-самое… Но все безуспешно. Запах не выветривался, паутина не снималась, моль не выводилась.

К тому же он такой тяжелый – все руки оттянул, всю спину надорвал. И вид у него совсем поношенный: уголки отбиты, краска облезла, замки покрылись разводами ржавчины.

Носила его к мастеру, просила починить, подновить, облагородить. Мастер сказал, что все возможное сделает и сделал. На следующий день встаю утром, подхожу к своему сокровищу, чтобы полюбоваться, а он таращиться на меня замочками покореженными, поворачивается своими боками ободранными, ухмыляется ручкой сломанной, как будто и ремонта никакого не было. Смотрю я на него и чувствую, как по щекам слезки побежали, прозрачные капельки на пол закапали. Долго я так стояла, к стене прислонившись, чтобы не упасть от обиды на него и жалости к себе.

Потом в книге прочитала, что их ремонтировать можно несколько раз, главное, не отчаиваться, а быть уверенным в успехе. Я решила последовать совету и вновь отнесла его к мастеру, затем к другому мастеру, опять и опять… Но каждый раз утром я обливалась слезами и по-прежнему старалась не отчаиваться.

Как-то вечером по телевизору показали рекламу модного магазина. Вот куда мне нужно, подумала я. Хватит, сколько можно над собой издеваться, куплю новый. Пошла в магазин. Хожу между рядами, присматриваюсь, прицениваюсь. Может тот взять с металлическими клепками и кодовым замком? И цвет у него приятный и размер подходящий. Или лучше второй с краю – игривый такой, с розочками и блестящим карманчиком на боку. Нет, розочки уже слишком, да и дорого очень.

Больше часа брожу между полками, а душе ничего не приглянулось, то чересчур яркий, то, наоборот, скромняга, то большой и тяжелый, то маленький и неудобный. Продавщица предлагает помочь с выбором. Перечисляю приметы моей мечты: современный, надежный, веселенького оттенка, удобный, чтобы грязь не липла и мылся хорошо, чтобы форму держал и не ломался… Она внимательно слушает, а затем с улыбкой говорит, что таких в продаже не бывает. Требования у меня слишком не-ре-а-лис-тич-ны-е.

Я вздохнула и вышла на крыльцо, последний раз бросила взгляд на обманчивую витрину и поплелась домой. Придется ходить со своим. Но как не хочется, ох, как не хочется.

Может его потерять? Приехать в незнакомое место и оставить, будто забыла, нечаянно. И так хорошо мне стало от этой мысли, так радостно. Сразу вспомнилась старая карта, когда-то висевшая над кроватью, а ныне благополучно валявшаяся в кладовке на верхней полочке под папкой с детскими рисунками. Достану ее, карандашом линию прочерчу до точечки с непонятной надписью, чтобы не запомнилось. А то вдруг заскучаю, затоскую, вернусь. Если не помнить, то и возвращаться вроде как некуда.

Утро выдалось солнечное, приветливое. Именно так и должен начинаться день, меняющий все и сразу. Я надела самое красивое платье, волосы уложила. На вокзале купила билет. Еду, в окно смотрю. Он рядом стоит, к ногам моим жмется, чувствует что-то, переживает, наверное. Но я специально не замечаю, я для себя все решила.

Через десять минут выходить – так в расписании написано.

Подхватила его рукой и понесла к распахнутой двери. На улице пусто, кроме нас никто не вышел. Оглядываюсь, где бы лучше поставить, чтобы ему удобно было, – на газончик, под дерево. Там сухо, птички на ветках чирикают, ветерок обдувает.

Посижу с ним немного на дорожку и пойду. Обняла его, голову на растрескавшуюся крышку положила – мягко так, удобно. Зашептал он в ответ что-то ласковое, убаюкивающее и легко мне стало, очень легко, как тогда, когда меня еще не было…

КОЛОДЕЦ

Теплый летний день, из канализационного колодца, расположенного на тротуаре, доносится:

– Помогите! Помогите! По-мо-ги-те!

Крик умолкает. Через несколько минут:

– Кто-нибудь, помогите!

К колодцу подходит мужчина среднего возраста с пивным животиком и намечающейся лысиной. Он одет в светлые льняные брюки, белое поло и туфли в тон. Присев на корточки, мужчина заглядывает в колодец.

– Кто-то кричал или мне показалось?

Из колодца:

– По-мо-ги-те!

Мужчина:

– Точно кричат. Эй, кто там?

– Я упал в колодец, помогите выбраться?

Мужчина вздыхает:

– Ничего не разобрать. Может животина какая упала?

Из колодца:

– Мишка, друг, это ты?

Мужчина:

– Скулит что ли, никак не разберу.

В колодце:

– Ну, точно Мишка, вон и лысина блестит.

Уже громко:

– Мишка, помоги, это я – твой друг.

К мужчине неспешно подходит старик с замызганным пакетом в руках. На теле фланелевая рубашка в клетку и потертый коричневый пиджак, на ногах брюки неопределенного цвета и тапочки. Советует мужчине:

– А ты туда камешек брось и послушай. Если животное, то визжать будет, если человек, то обматерит.

Мужчина смотрит на старика и решает следовать его совету. Поднявшись, осматривает тротуар, находит несколько обломков кирпича, подходит к колодцу, примеривается и бросает. Старик, провожая глазами первый обломок, заглядывает в колодец. Оба прислушиваются. Из колодца доносится шум.

Старик:

– Что-то непонятно. Бросай второй.

Раздается нецензурная брань.

– Мужик, – удовлетворенно произносит мужчина.

– Точно, – подтверждает старик.

Мужчина:

– Чудак, ты зачем в колодец залез?

Из колодца обреченный возглас:

– Мишка, что я тебе сделал, за что ты меня убить хочешь?

Мужчина, обращается к старику:

– Похож на голос моего приятеля. Он как раз в соседнем доме живет. Странный немного. Денег в долг даст и не спрашивает, когда верну.

Из колодца:

– Помогите!

Мужчина:

– Это он, я его узнал, только слов не разобрать. Мы десять лет за одной партой просидели. Всегда в какие-нибудь истории влипает. В десятом классе влюбился в одноклассницу, признание в стихах написал, а она над ним посмеялась и предпочла меня. Он обиделся. А я причем? Я ему тогда сказал, что девчонкам нравятся крутые пацаны, а не такие, как он – нищий романтик. Подумаешь отличник, всем списывать давал… Кому это сейчас интересно. Верно, папаша?

Из колодца:

– Мишка, мы ведь друзья, помоги!

Мужчина:

– Опять что-то кричит.

Старик задумчиво смотрит в колодец.

– Может ему чего надо?

Мужчина:

– Думаете, он помощи просит? А я не уверен. Он может там сидеть в знак протеста. Это он любит. Я ларек в нашем дворе хотел поставить, так он с плакатом вышел «Прочь руки от детской площадки». Голодовку объявил и еще бабок позвал, телевидение. А я как лучше хотел, чтобы всем хорошо было.

Из колодца:

– Мишка, я тебя с того света вытащил, а ты лестницу принести не можешь.

Старик:

– Пойду я. – Уходит что-то бормоча себе под нос.

Мужчина:

– Лестницу ему принеси… А кто тебя просил меня с того света вытаскивать?! И потом, ты врач, клятву давал, а я никому ничего не давал, значит и не должен.

Мужчина плюет в колодец и, засунув руки в карманы светлых льняных брюк, направляется к припаркованному автомобилю.

ЛОЖЕ ИЗ ОПАВШИХ ЛИСТЬЕВ

Я спешу к тебе и к себе, но больше к тебе. Сегодня праздник. Сегодня солнечный день и праздник. Ты помнишь?

Мы познакомились осенью, было тепло и много желтых листьев. Они взлетали, когда ты острым носком ботинка разгонял их сонливость. Мы смеялись. Было хорошо.

Ты смотришь куда-то, прищурив глаза.

– Что ты видишь?

Молчишь.

– Что ты видишь? – шепотом переспрашиваю я, дотянувшись губами до твоего уха.

Пальцы переплетены, крепко, не разомкнуть.

Прошло всего несколько дней после знакомства, а нас не разлучить.

– Мы половинки, я так чувствую. А что чувствуешь ты?

– То же, – соглашаешься ты и целуешь мои пальцы.

– Мне не хватает воздуха от счастья, я задыхаюсь от счастья!

– Дыши глубже, – улыбаясь произносишь ты.

– Я заполняюсь пузыриками счастья!

– Пузырьками, – поправляешь ты.

– Нет, пузыриками, – настаиваю я.

Мне смешно. Я смеюсь очень громко, звонко хлопая в ладоши. Ты смотришь в мои глаза и улыбаешься.

Пальцы переплетены, крепко, не разомкнуть.

Пожелтевшая трава, опавшие листья… Они ложе для слияния наших тел, для слияния наших душ. Я кладу голову тебе на грудь, закрываю глаза. Ты перебираешь мои волосы, украдкой целуешь макушку, как будто я ребенок. Я хочу, чтобы этот день длился вечно.

– Все когда-нибудь проходит, – уверяешь ты.

– Все когда-нибудь проходит, – очень тихо повторяешь ты, прижимая меня к своему телу.

Похолодало. Мы идем по мощеной дорожке. Каблук застревает в маленькой прорехе между плитками, устилающими ступеньки. Я опираюсь на твою руку, высвобождаю каблук. Ты – моя опора. Я так чувствую.

Пальцы переплетены, крепко, не разомкнуть.

Вдруг разломилось целое, очень быстро и безвозвратно. Я не могу вспомнить. Я не хочу вспоминать. Я пытаюсь заглянуть тебе в лицо.

– Только не плач, я не могу видеть твои слезы, – хрипло произносишь ты. Тебе больно. Я вижу, как исказились твои губы.

– Что мне делать?

Молчишь.

– Что мне делать? – кричу я или не кричу. Не понимаю. Надо звонить, вызывать, повторять, что все плохо, непоправимо плохо. Слушают. Не могу объяснить, глотаю слова, захлебываюсь воплем.

– Ожидайте. – Будничный голос разрывает барабанную перепонку.