Пепел прошлого

Катрин послушно кивнула. Ей уже не терпелось увидеть матушку Магдалену, но воспоминания о ярмарке не давали покоя. Образ того человека не уходил из мыслей, будто оставил в ней нечто живое и необъяснимое.

Мать Лотты тепло обняла Катрин, одарила её красивыми нарядами и тихо сказала:

– Мы будем счастливы видеть тебя у нас вновь, милая. Приезжай, когда захочешь.

Прощание с друзьями было тёплым, но сердце Катрин будто сжималось в груди. Она села в карету, и всё время в пути неотрывно думала о казни, о взгляде, о странном чувстве родства с тем незнакомцем.

Когда они подъехали к монастырю, матушка Магдалена уже стояла у ворот. Её лицо озарилось мягкой улыбкой при виде девочки. Катрин поспешила скрыть волнение и улыбнулась в ответ.

Фон Бернефорд простился, и, когда его карета скрылась за поворотом, вокруг собрались монахини – расспрашивали о поездке, любовались её новыми платьями. Катрин рассказывала с восторгом, но глаза её были печальны.

Той ночью, перед сном, Магдалена подошла к ней и тихо спросила:

– Катрин, я вижу, тебя что-то тревожит. Что случилось в той деревне?

Девочка не выдержала – слёзы сами потекли по щекам.

– Мы… мы пошли на ярмарку. Там была казнь. Я не знала, что это правда. Я думала – спектакль. А потом… – голос её дрогнул. – Этот человек, он… он посмотрел на меня. Так, как смотрят на кого-то родного. Он не пугал. Он был… добрым. Даже с петлёй на шее. И в глазах у него – и боль, и радость. Он не кричал, не злился. Он просто… прощался.

Магдалена крепко обняла девочку.

– Господи, доченька… ты увидела то, что ребёнку видеть не положено…

Катрин всхлипнула:

– Меня даже не пугал его шрам… сказала Катрин .

–Какой шрам ?спросила Магдалена.

–На лице,от губы до самого виска,тихо сказала девочка

Магдалена замерла. В её памяти всплыла та ночь, много лет назад, когда она впервые увидела новорожденную Катрин. Мужчина, что принёс её, имел точно такой же шрам как она описала .

"Боже… бедная девочка… Кто ты? Какие тайны носит твоё появление в этом мире?" – подумала Магдалена. Всё в ней сжалось от тревоги.

"Ты связана с этой деревней… с этим проклятым местом. Господи, защити моё дитя."

– Спи, родная, – тихо сказала она вслух и поцеловала девочку в лоб.

Когда Катрин уснула, свернувшись клубочком под одеялом, Магдалена ещё долго сидела у её кровати. Её сердце было тяжёлым, мысли – спутанными, тревожными.

"Шрам…" – снова и снова звучало в голове.

Тот самый. Его невозможно забыть. Он был у мужчины, который оставил ребёнка у ворот монастыря десять лет назад.

Магдалена встала, прошлась по келье, сжала ладони в молитвенном жесте, но не молилась. Она думала. Слишком многое вдруг сложилось в одно целое: взгляд, шрам, казнь… И имя. Блудхард.

Она помнила это имя. Оно было в письмах – запечатанных, спрятанных, которых Катрин пока не могла читать.

«Я должна узнать…» – мелькнуло в голове.

Найти старые записи. Поговорить с теми, кто знал этого человека. Добраться до истины. Может быть, оттуда, откуда пришёл страх, придёт и защита.

Но потом, словно холодной водой, её окатило сомнение.

«А что, если моя правда обернётся её болью?»

«Что, если, копаясь в прошлом, я открою двери, которые лучше оставить закрыты?»

«Имею ли я право вмешиваться в то, что решено судьбой?»

Она вспомнила о письмах. О том, как мужчина просил отдать их Катрин, когда ей исполнится восемнадцать. «Только тогда», – сказал он.

Значит, всё должно быть раскрыто в своё время. Не раньше.

Магдалена опустилась на колени и прошептала:

– Господи, помоги мне сохранить эту девочку… Пока она не станет готова к тому, что ей предстоит узнать.

Она подошла к маленькому сундуку, где хранились письма, завернутые в ткань. Осторожно провела рукой по сургучу, словно ощутила на пальцах дыхание чужой воли и судьбы.

– Когда придёт время… – прошептала она, – пусть она сама откроет двери. Не я.

Той ночью она долго не могла уснуть. Но решение было принято: ждать. Беречь. Любить.

Пока не пробьёт час.

Глава 4

Катрин исполнилось пятнадцать. Она стала высокой, стройной, с ясным взглядом и мягкой, почти взрослой манерой говорить. Музыка теперь занимала в её жизни особое место – Магдалена лично занималась с ней каждый вечер. Магдалена всё чаще рассказывала ей о других землях, о величественной Вене, где учатся лучшие музыканты, где залы сверкают золотом, а улицы наполнены звуками вальсов.

– Ты должна поехать туда, Катрин. Вена – город великих дарований. Ты не создана для монастырских стен, – говорила она, нежно касаясь её волос.

– Но матушка, я никогда не оставлю вас.

– Ты и не должна быть здесь вечно. Я не хочу, чтобы ты стала монахиней. Ты – музыка, ты – свет.

Катрин улыбалась, но всё чаще в её глазах появлялась тень вопроса. Однажды, поздно вечером, она тихо спросила:

– Матушка… а вы точно не знаете, кто мои родители?

Магдалена замерла, будто этот вопрос был ножом, которого она ожидала, но всё равно не была готова принять.

– Знаю меньше, чем хотелось бы, – мягко ответила она. – Потерпи ещё немного, милая. Есть вещи, которые ты узнаешь, когда придёт время. Я обещаю.

Однажды, во время прогулки по ярмарке, их взгляд привлёк столик с душистыми травами и сушёными цветами. За прилавком сидела старая женщина с платком, повязанным крест-накрест, – серая, но с живыми, цепкими глазами.

– Пойдём, – сказала Магдалена. – Мне нужно пополнить запас мяты и полыни.

Они подошли. Женщина, перебирая травы, вдруг резко подняла голову. Она долго, пристально смотрела на Катрин. Сначала – в глаза, потом – на медальон, едва виднеющийся из-под воротника.

– Так вот что с тобой стало… – прошептала она и неожиданно улыбнулась.

– Простите… мы знакомы? – удивилась Катрин.

Женщина моргнула, как будто очнулась.

– Ох, прошу прощения… Я, видимо, вас перепутала. Очень похожа на дочь моей соседки. Они уехали несколько лет назад, и я… простите, – она ещё раз кивнула и опустила глаза.

Катрин пожала плечами и взялась за сушёные цветы. Но Магдалена смотрела на женщину внимательно, слишком внимательно. Что-то в её голосе, в её взгляде было не тем. Слишком многое она заметила. Слишком быстро отвернулась.

Когда они вернулись в монастырь, Магдалена попросила Катрин и сестру Анну подготовить сладости и украшения для завтрашнего праздника – сироты из соседней деревни должны были приехать. Такие праздники всегда приносили радость: дети смеялись, играли, слушали музыку, Катрин играла на виолончели, а потом вместе пели гимны.

Но сама Магдалена, переодевшись в простое серое платье, вышла в вечернюю тишину монастырского двора. Она должна была найти ту женщину. Что-то в ней тревожило. Интуиция подсказывала – та знает больше, чем сказала. Возможно, гораздо больше.

– Кто ты такая? И что ты видела в Катрин? – прошептала она, ускоряя шаг.

Улицы деревни уже погрузились в вечернюю тишину. Магдалена шагала быстро, прижимая к груди небольшой узел с купленными травами. Стемнело. Странница с ярмарки исчезла, но мысль о её взгляде не покидала монахиню. Она направилась в пекарню – туда, где ещё горел свет и пахло свежим хлебом.

– Простите, – обратилась она к хозяйке за прилавком. – Та женщина, что сегодня продавала травы… вы не знаете, кто она?

Пекарка вытерла руки о фартук и кивнула:

– Это тётка Йозефина. Уже лет пятнадцать живёт у нас, занимается травами, помогает роженицам, лечит хвори. Дом её – в конце улицы, за плетнём, где старый вяз. Никого не трогает, но глаз у неё – будто насквозь видит.

Магдалена поблагодарила, вышла и направилась к указанному дому. Старый вяз склонился к крыше. Она постучала. Дверь открылa всё та же женщина. Несколько мгновений она просто смотрела на Магдалену, а потом, будто вспомнив:

– Я видела вас сегодня. Вы брали у меня с молодой девушкой травы. Что вы хотели?

– Позвольте войти, – тихо сказала Магдалена. – Мне нужно поговорить.

Женщина медленно отступила, впуская её в тёплую, пахнущую сушёной лавандой и мёдом избу.

– Что вас привело ко мне в сей поздний час? – спросила она, подливая кипятка в кружку.

– Мне нужно знать… что вы знаете о той девочке. О Катрин.

Женщина резко подняла глаза.

– Я же сказала – я её перепутала.

– За годы жизни я научилась отличать правду от лжи, – голос Магдалены стал твёрже. – Говорите. Катрин через три года будет совершеннолетней. В письмах, что я храню для неё, вся правда. Но я хочу знать заранее… угрожает ли ей опасность.

Йозефина медленно села напротив. Несколько мгновений в комнате царила тишина, слышно было только, как потрескивают поленья в печи.

– Ну что ж, – выдохнула она наконец. – Наверное, мне и правда пора рассказать. Нельзя держать в себе столько лет… Но вы должны пообещать, что никому не скажете. Никому. Пока не придёт время.

– Обещаю, – сразу ответила Магдалена, глядя ей прямо в глаза.

Женщина кивнула и, словно сбросив с плеч груз, заговорила:

– Я действительно узнала её. По лицу – по медальону. И по глазам.Она очень похожа на ту женщину ..

– В ту ночь, пятнадцать лет назад… помню всё, как будто это было вчера, – начала она тихо. – Приехал мужчина со своей женой. Она была в положении, и срочно начались схватки. Я принимала роды.

Йозефина на мгновение замолчала, вдыхая аромат настоя в чашке.

– Женщина была не очень молодой, но удивительно красивая. Тёмные длинные волосы, кожа – как снег, белая-белая. Роды были тяжёлые. Она потеряла слишком много крови. Девочка родилась крепкой, здоровой… а мать… мать умерла у меня на руках.

Магдалена сжала подол своего платья, дыхание стало чуть реже.

– И что потом? – спросила она, зная, что ответ изменит всё.

– Муж, когда узнал, что жена умерла, сказал, чтобы я никому не говорила о девочке. Чтобы все думали, будто она тоже умерла при родах. Я не знаю, зачем это было нужно. Но в его глазах было столько боли и решимости… Я поняла – он знал, что делает. Я не стала возражать. Он взял младенца на руки… и ушёл в ночь.

– Это точно была мать Катрин? – осторожно уточнила Магдалена.

Йозефина кивнула твёрдо:

– Уверена. Их лица врезались в память. Это был первый и единственный случай, когда от меня просили такой лжи. И медальон… он висел у женщины на шее. Тот самый, что теперь у девочки. Кажется, её звали… Мария.

– А мужчина? Как он выглядел?

– Высокий, сильный… лицо строгое. На щеке – шрам, от губы до виска.

Магдалена побледнела.

– Это он… – прошептала она. – Это был тот человек, которого Катрин видела на казни.

– Я больше не принимаю роды, – продолжала Йозефина. – После той ночи я уехала из деревни, занялась травами, лечу, даю советы молодым матерям. Но… рада, что девочка жива. Рада, что всё с ней хорошо.

Магдалена поднялась.

– Спасибо. Вы даже не представляете, как это важно.

Они попрощались, и монахиня вышла в холодную ночь. Дорога до монастыря казалась бесконечной. Мысли вихрем проносились в голове: Он защищал свою дочь… Но кто ты был, Блудхард? Что ты сделал такого, что за это тебя приговорили к казни?

Магдалена знала: Катрин нельзя будоражить воспоминаниями. Ни к чему открывать раны. Всё, что она может сейчас – защитить девочку от прошлого, которое вот-вот настигнет её.

Никто не должен знать… Пока не придёт время.