Выбор

Перед самым рассветом по коридору раздался шквал шагов. Звучало так, словно это был не один человек. Как давка. Только они шли на цыпочках и шикали, стараясь не шуметь, когда проносились мимо моей комнаты.

Я перевернулся на спину и взглянул на часы. И застонала. Я проспал всего двадцать минут, а девочкам нужно было спускаться вниз только через два часа.

Что они делали в такую рань?

Любопытство заставило меня встать с кровати. Я открыл дверь, мельком увидев чей-то зад, когда она бросилась догонять меня. Она скрылась за углом лестницы, одетая в крошечную майку и трусики-стринги.

Сукин сын. Никаких стрингов, моя задница.

Я сжал руки в кулаки и рванул со всех ног, проскочив мимо закрытой двери в комнату старшей сестры.

На лестничной площадке я мог подняться или спуститься. Сверху доносился приглушенный шум, и я последовал за ним, мой пульс бился от нервной энергии.

В любой другой ситуации я бы почувствовал себя недостаточно одетым в футболке и трусах-бикини. Но сейчас было шесть утра, и я преследовал девушку, на которой была надета зубная нить.

Лестница открыла верхний уровень с пустым коридором, идентичным моему этажу, комнатами по обе стороны и оглушительно тихим воздухом. Я крался по коридору, проходя мимо открытых дверей и пустующих общежитий. В каждой из них лежали личные вещи, но все кровати были пусты, а простыни лежали в беспорядке.

Где все были?

Из конца коридора доносились возбужденные шепотки. Я поспешила на голоса и остановилась в дверях последнего общежития.

Дюжина девушек прижалась к двум окнам. Стоя спиной ко мне, они толкались и пихались, пытаясь выглянуть наружу. Некоторые стояли на кровати, чтобы видеть больше других.

В толпе была не одна пара стрингов. Много дерзких трусиков и сисек, прикрытых лифчиками. Большие сиськи. Изогнутые женские тела.

Должно быть, приятно.

С моими тощими птичьими ногами и плоской грудью я выглядел как подросток по сравнению с большинством из них. Это пугало. Но я привык к этому ощущению. Я владел им.

Солнце взошло над горами, осветив небо в бледных пастельных тонах. Я задержался на пороге комнаты, желая узнать, что может быть таким чертовски увлекательным в предрассветный час.

"Посмотрите на него". Рыжая красотка вздохнула. "Это нечестно".

"Он настоящий, буквальный секс", – прошептала другая девушка. "Даже его пот великолепен".

"А вот эти руки".

"Оружие?" Брюнетка с бесконечными изгибами прижалась лбом к стеклу.

"Девочка, посмотри на эту задницу".

Я присосалась к нижней губе, сдерживая улыбку.

Мальчики из школы Святого Иоанна де Бребефа, должно быть, занимались на спортивной площадке. Был футбольный сезон, и, очевидно, у этих девочек был любимый игрок. Но как много они могли увидеть с такого расстояния?

Я подошел ближе, приближаясь к их спинам. Ни одна голова не повернулась в мою сторону, когда я протиснулся в конец и заглянул за край окна.

О.

Мой.

Бог.

Это был не мальчик.

Я закрыла рот рукой, чтобы заглушить свой вздох, наслаждаясь великолепием полуобнаженного отца Магнуса.

Одетый в одни лишь серые треники, он стоял под окном и простирал руки над головой. Тонкие треники низко висели на его узких бедрах, облегая плотную форму его выпуклости и неуверенно цепляясь за упругие, круглые мышцы его затылка.

Эта задница была не шутка. Я безмолвно пожелал, чтобы пояс сдался и упал.

Он сцепил руки за головой и повернулся лицом к восходу солнца, наклонив лицо к небу, словно впитывая его лучи. Его поза подчеркивала четкость линий позвоночника, изгибы и желобки резного торса и мощь ног.

Потрясающе красиво.

Опасно вкусно.

Греховно-порнографический.

Позади него на резиновой беговой дорожке были разбросаны тренажеры. Дорожка пересекала территорию кампуса и вела к запертым воротам.

Девушки, очевидно, знали его расписание и заводили будильники, чтобы посмотреть, как он пробежит по этой тропе и остановится у оборудования под окном. В шесть утра он, вероятно, думал, что у него есть возможность уединиться.

Манекен.

Никогда не стоит недооценивать ум женщины.

Вокруг меня продолжали шептаться. Они не замечали моего присутствия, их глаза были прикованы к запретному виду.

"Слава Богу за его преданность физическому здоровью". Чернокожая девушка рядом со мной нарисовала сердечко на распаренном стекле в нескольких сантиметрах от своего лица.

Такер сказал, что после утренней пробежки он поднимает тяжести вместе с футбольной командой". Я никогда в жизни так сильно не хотела быть мальчиком. Представляешь, как я буду тренироваться с этим человеком?"

"Да. Я могу и хочу это представить. Все. День. Долго."

"Ты попадешь в ад".

"Ради него я встану на колени".

"Клянусь всем святым, я бы высосала Иисуса из его члена".

"То же самое, девочка. То же самое".

Эти сучки вовсе не были ханжами. Я нашел плохую компанию.

Улыбка растянула мое лицо. Я была рядом с ними, соглашаясь и кивая со всем, что они говорили. Издалека, когда его осуждающий взгляд не был направлен на меня, он был самым сексуальным мужчиной на свете.

Но вблизи, с его жаром, гневом и пьянящим ароматом, который заглушал мои чувства, он был ужасающим.

Он сделал еще несколько растяжек на силовых брусьях, вызвав вздохи зрителей. Затем он трусцой направился к воротам, его задница подгибалась от шагов по земле.

"Я не знаю, как называются эти V-образные штучки", – сказал кто-то. "Но я хочу намазать их маслом и провести голым телом по бороздкам". "Они называются секс-линиями", – пробормотал я.

"Что?" Дюжина голов повернулась в мою сторону.

"V-образный разрез на прессе. Это линии секса". Я отступила назад и прислонилась плечом к стене, впитывая тяжесть их взглядов. "Научное название – поперечный брюшной пресс. Это мышечная ткань, которая обхватывает тело и поддерживает позвоночник. Если у вас очень сильный торс и мало жира в организме, вы можете увидеть края мышцы. Также известен как пояс Адониса, названный в честь Адониса, легендарного бога красоты".

"Ты что, умная, что ли?" – спросила рыжеволосая таким тоном, который говорил о том, что я была на расстоянии одного ответа от того, чтобы прослыть некрутой.

"Я кое-что помню. Например, все облизываемые части мужской анатомии". Я вздохнула. "Значит, вы каждый день смотрите, как он бегает?"

"Утреннее богослужение начинается в шесть, – сказала девушка сзади. "Его тело – наш храм, и мы приходим помолиться".

Раздался хор "аминь", а затем смех.

Кривоногая брюнетка спрыгнула с кровати и подошла ко мне, оглядывая меня с ног до головы. "Ты сестра Китона Константина". Вот так.

"Я Тинсли. Приехала сюда только вчера вечером".

"Я из Невады. Я училась в Пемброке вместе с Китоном". Она повернулась к своим друзьям. "Он был капитаном регби. Король школы. Поговорим о горячем. Святые угодники, ребята, этот парень просто огонь. Мы с ним были вот такими". Она подняла руку со скрещенными пальцами.

"Забавно". Я наклонила голову. "Он никогда не упоминал тебя".

"Я перевелась сюда на второй курс, а он на год старше, так что…" "Перевелись? Тебя исключили из Пемброка?" "Возможно". В ее глазах зажегся лукавый блеск.

"Я бы с удовольствием послушала эту историю". Я улыбнулся, поощряя ее.

"Это старая новость". Она отмахнулась от него. "Я больше не связываюсь с мальчиками. Я нацелилась на мужчину. Мужчина в черном".

"Отец Магнус?"

"Конечно. У меня есть планы на это святое создание, когда я в следующий раз останусь с ним наедине".

Она что, с ума сошла? Я не могла выкинуть из головы нечестивый звук его рева. Неужели он никогда не кричал на нее так? Или смотрел на нее так, словно хотел избить ее до полусмерти?

"Он тебя не пугает?" спросила я.

"Абсолютно". Она ущипнула себя за соски и выгнула позвоночник дугой, напевая: "Он так сильно меня пугает".

Разочарование сжимало мои плечи. С этой шлюхой у меня ничего не получится.

"Я встретила его только вчера вечером и подумала…" Как мне удалось сказать это так, чтобы не показаться снежинкой? "Он злее, чем я ожидала".

"О, он злой. Но каждый раз, когда я смотрю в эти сексуальные голубые глаза, я таю и делаю все, что он требует".

"Значит, он тебя не наказал?" Я прошелся по комнате, внимательно изучая реакцию каждой девушки. "Кто-нибудь из вас?"

Некоторые из них пожимали плечами. Другие кивали с поджатыми губами. Никто из них не выглядел испуганным или обиженным.

"Я Кэрри, старшая сестра на этом этаже". Чернокожая девочка подняла руку, помахала ею и вернула ее на бедро. "Если ты его разозлишь, он будет заставлять тебя что-то делать, задерживать, делать дополнительную работу и тому подобное. Не все так плохо. Некоторым из нас это даже нравится, знаете, когда мы остаемся с ним один на один".

Ее улыбка заставила меня расслабиться. Может быть, я слишком остро отреагировал на все это вчера вечером.

"Я не знаю". Высокая блондинка шагнула к двери и остановилась.

"Помните, что случилось с Жасмин в прошлом году?"

По комнате прокатилась волна дискомфорта. Некоторые девушки вышли в коридор. Другие уставились в пол.

Не понимая, что происходит, я пыталась истолковать их выражения. "Что случилось с Жасмин?"

"Она осталась после уроков, разделась и легла к нему на колени. Она сказала нам, что собирается это сделать". Кэрри подняла плечо. "На следующий день она исчезла. С тех пор ее никто не видел и не слышал".

"Но у нее нет всего этого". Невада провела руками по своей пышной фигуре. "Я преуспею там, где Жасмин потерпела неудачу".

"Тебя отчислят, сучка". Кэрри рассмеялась, направляясь к выходу.

Изгнанный.

У меня не было ни изгибов, ни уверенности, ни сексуальной привлекательности, чтобы соблазнить такого мужчину, как отец Магнус. Но я не хотела преуспеть. Я хотела, чтобы меня выгнали.

Возвращаясь в свою комнату, я прокручивал в голове эту идею.

Не буду врать. Он все еще пугал меня до смерти. Но если его исправления были такими терпимыми, как утверждали девочки, я могла бы пережить их, чтобы заслужить единственное наказание, которое отправит меня домой.

ГЛАВА 8

Восемьдесят болтающих девушек заполнили лужайку перед Академией Сион.

Я стоял у входа в главное здание, воодушевленный энергией, витавшей в воздухе.

Белые рубашки и клетчатые юбки собрались в четыре группы, представляющие каждый из четырех классов. К каждой группе из двадцати учеников был приставлен учитель, сопровождающий, который должен был вывести их из кампуса и проводить до церкви.

Я взглянул на часы, и точно в назначенное время группы начали проникать через ворота. Клетчатые униформы подпрыгивали и кружились, извивались и прыгали, постоянно двигаясь. Девочки-подростки и их бесконечная энергия.

Шлейф из зеленых пледов струился через ворота и по улице, пока не осталась одна группа.

Я сверился с часами. 7:50.

Последняя группа не двигалась.

"Отец Исаак?" Я встретил его взгляд через толпу студентов. "В чем дело?"

Пожилой священник поправил очки и прищурился на свой телефон. "Мне не хватает одного".

"Кто?" Я направился к нему, сканируя несколько лиц в его группе.

Сеньоры.

Я знала, кто будет неявившимся, еще до того, как он сказал: "Тинсли

Константин". Он поднял на меня глаза. "Я схожу за ней".

Отец Исаак был блестящим учителем музыки, исключительно внимательным и добродушным. Ученики обожали его.

Тинсли съел бы его на завтрак.

"Подожди здесь. Я разберусь с этим". Я повернулся к девушке, стоящей рядом со мной. "Кэрри. Со мной".

Я шел быстро, сократив десятиминутный путь вдвое. Кэрри старалась не отставать, ее короткие ноги были вынуждены бежать трусцой.

"Вы не видели мисс Константин сегодня утром?" Я вышел на лестничную площадку и стал подниматься по две ступеньки за раз.

"Да", – пыхтела она позади меня. "Она была с нами, когда мы выходили из комнаты.

Должно быть, она повернула назад".

Я оглянулся через плечо, отметив ее сбивчивое дыхание и бисеринки пота на лбу. "Добавьте тридцать минут кардио к своему ежедневному распорядку дня".

"В этом году у меня полный рабочий график".

"Вставай раньше".

Она покраснела. "Да, отец".

Девушка была выдающейся вокалисткой в церковном хоре. Очень умная. Сильная трудовая этика. Ее мать была первым афроамериканским сенатором в Нью-Гэмпшире, отец – генеральным прокурором штата. Влиятельная политическая семья, и моему следователю еще не удалось обнаружить среди них коррупционеров.

В основном Кэрри вела себя хорошо, но ей нужно было выбирать лучших друзей. Она слишком много времени проводила с Невадой Хильдебранд, наследницей многонациональной фармацевтической корпорации Hildebrand. Невада была дикой и отчаянно требовала внимания. Я дал ей месяц до отстранения от занятий.

Дойдя до общежития Тинсли, я постучал в закрытую дверь и отошел, повернувшись спиной к комнате. Я не думал, что она выйдет раздетая.

Она вообще не выходила.

"Открой". Я кивнула Кэрри, держась спиной к двери.

Она повиновалась и проскользнула в комнату. Ее шаги затихли. Затем она прошептала: "Девочка, у тебя большие проблемы".

Я ущипнул себя за переносицу. "Она приличная?"

"Определите достойного".

"На ней есть форма?"

"Да?"

Почему она ответила на это как на вопрос?

Я повернулся и увидел, что Тинсли сидит на кровати и запихивает в рот печенье. Она прижала коробку с печеньем к груди и потянулась, чтобы взять еще одну горсть.

"Если ты откусишь еще хоть кусочек, твое наказание удвоится". Я уставился на нее.

Она оскалилась в ответ и запихнула печенье в рот. Крошки посыпались на ее расстегнутую рубашку и собрались на юбке. Юбка была недостаточно длинной, чтобы прикрыть ее бедра.

"Встаньте и присоединитесь ко мне в зале". Я сцепила руки за спиной, расставив ноги в стороны.

Она приняла мою стойку и медленно поднялась.

Иисус. Большая часть юбки была срезана. Она была настолько короткой, что только полоска пледа выглядывала из-под хвоста рубашки.

Вместо того чтобы скрывать разрушения, она протянула коробку с печеньем в сторону и приняла позу. "Оцените, насколько оно подходит".

"Подходит?"

"Старики", – проворчала она себе под нос. "Наряд. Оцените наряд". Кэрри подавила смех и быстро скрыла лицо.

"Я отдал тебе приказ, и каждая секунда неповиновения – это еще один удар".

"С тобой неинтересно". Тинсли прижала печенье к груди и съела еще одну горсть, выходя в коридор.

"Кэрри, возьми ножницы со стола и присоединяйся к нам". Я протянула руку Тинсли. "Дай мне еду".

Она выпятила губы и отступила назад, крепче обнимая коробку. "Я не ела с обеда. Вчера".

"Католики постятся не менее часа перед принятием Святой Евхаристии".

"Я не знаю, что это значит, но… фух. Хорошо, что я не католичка". Она съела еще одно печенье и уставилась на мою ждущую руку.

Я не двигался, не отводил взгляда, мысленно складывая все ее нарушения.

Ее дыхание участилось, и она медленно пододвинула печенье ко мне. Я схватил коробку, и она на мгновение прижалась ко мне, испытывая меня на прочность, прежде чем отпустить.

Кэрри появилась рядом со мной. Я взяла ножницы и протянула ей печенье.

"Протяни руку", – сказал я Тинсли.

Ее глаза широко раскрылись. "Не может быть".

"Удары множатся". Я сохранял спокойный голос и невыразительное лицо. "Каждый из них влечет за собой последствия. Это будет очень длинный день для вас".

"Я не позволю тебе отрезать мне пальцы. Что это за школа?" Я поднял взгляд на ее длинные, переливающиеся, жемчужного цвета волосы.

"Только не мои волосы!" Она судорожно задышала и вытянула руку. "Если вы возьмете кровь, я подам в суд".

"С другой стороны".

Она зарычала и поменяла руки.

Щелкнув лезвиями, я разрезал изящный бриллиантовый браслет на ее запястье и поймал его при падении.

"Нет!" Ее челюсть отвисла, дыхание вырывалось наружу. "Это мне брат подарил! Это теннисный браслет за три тысячи долларов".

"Теперь она ничего не стоит. Как и твоя форма". Я швырнул его в мусорное ведро в ее комнате и передал ножницы Кэрри. "Из какого общежития ты украла еду и ножницы?"

Тинсли уставилась на свое обнаженное запястье, в ее глазах пылала ярость.

"У меня бесконечное терпение, мисс Константин. Но сейчас…" Я посмотрел на часы. "Двадцать один человек опоздает на мессу из-за вашего эгоизма".

Ее бунтарство было ожидаемо, но она зашла слишком далеко, и она это знала.

"Последняя комната справа". Она указала за спину.

"Верните украденные вещи", – сказал я Кэрри. "Быстро".

Когда она убегала, я наклонился и приник ртом к уху Тинсли. Она пахла лимонными каплями и ванилью. И украденным печеньем.

"Я знаю, что ты делаешь, и это не сработает". Я вдыхал ее неподвижность, ее беспомощный страх. "Дорогая мамочка выложила кучу денег за то, чтобы ты была здесь. Ты застряла со мной на целый год".

"Лучший способ мотивировать меня – это сказать, что этого нельзя сделать". Она повернула свое лицо к моему, и выдохи ее дыхания коснулись моих губ. "Избавь нас обоих от проблем и отправь меня домой".

Ее рот был слишком близко. Я чувствовал вкус сахара, восхитительного греха, который ждал меня по ту сторону этого узкого дюйма. До него оставалось всего ничего. Короткое, навязчивое движение.

Наши взгляды встретились, и в этой непозволительной близости я почувствовал, как мои зубы впиваются в контур ее губ. Я чувствовал вкус ее крови, слышал ее хныканье и видел ее прекрасную боль.

Стук шагов вывел меня из задумчивости.

Когда Кэрри поспешила к нам, я выпрямился, а Тинсли сдержал вздох.

"Кэрри". Я сохранила голос ровным и незатронутым. "Объясни Тинсли, почему католики соблюдают пост перед мессой".

"Физический голод укрепляет наше внимание и создает духовный голод по Господу".

"Спасибо. Вы можете идти. Скажите отцу Айзеку, чтобы он отправлялся в церковь. Мы с Тинсли будем через минуту".

"Хорошо." Она отступила к лестнице, бросив мне жеманную улыбку. "Я очень рада снова видеть вас, отец Магнус. Я с нетерпением жду ваших

Занятия по высшей математике…"

"Месса началась две минуты назад".

"Хорошо." Она повернулась и взлетела по лестнице.

Тинсли прислонилась к дверному косяку своей комнаты и провела пальцами по пуговицам между грудей. "Что ты собираешься со мной сделать?"

"Это придет позже. Это будет неприятно, но постарайтесь не беспокоиться об этом". "Что вы имеете в виду?" Ее пальцы дрогнули, и она опустила руку.

Отложенные последствия имели наилучший эффект. Предвкушение, неизвестность сами по себе были последствиями. Но оно и близко не стояло с тем наказанием, которое она получит сегодня днем.

Заглянув в свою комнату, она убедилась, что в шкафу висят четыре неповрежденные униформы.

"У вас есть шестьдесят секунд, чтобы соблюсти дресс-код и встретиться со мной на лестничной площадке". Я направился к выходу.

"Есть ли по дороге острые предметы?" – спросила она у меня за спиной. "Чтобы я могла броситься на один из них?"

"Пятьдесят секунд". Я вышел на лестничную площадку и прислонился к стене, ощущая прохладу кирпичей.

Пока я там задерживался, мои мысли пытались свернуть в опасном направлении. Пятьдесят секунд – слишком долгий срок, чтобы бездействовать, пока приливы горячего вожделения вновь овладевают моим телом.

Моя реакция на нее не имела смысла. В этом маленьком существе не было ничего даже отдаленно привлекательного.

Эта ложь уколола мое сердце. Тинсли Константин была немыслимо красива со всех сторон, непредсказуема на каждом шагу, а ее рот не давал покоя. Она бросала мне вызов, шокировала и заводила.

Даже если она была всего лишь ребенком.

Ей восемнадцать. Законный возраст согласия. Технически, совершеннолетняя.

Это означало, что родительских прав Кэролайн не существует. Тинсли могла покинуть академию Сион, переспать с любым мужчиной в штате Мэн, и мать ничего не могла с этим поделать. Разве что отрезать ее от себя. Кэролайн могла и хотела лишить Тинсли трастового фонда, финансовой поддержки и крыши над головой.

Может быть, мать и не отреклась бы от нее, если бы ее изгнали из Сиона, но она сильно рисковала, пытаясь это выяснить.

Я отказался участвовать в этом. Она была моей ученицей, и моя работа заключалась в том, чтобы воспитывать и наказывать ее. Все остальное было злоупотреблением властью.

При звуке ее приближения я понял, что забыл проверить часы. Прошло ли шестьдесят секунд? Пять минут? Мы уже опаздывали. В этот момент единственной целью похода на мессу было преподать ей урок.

Она не могла манипулировать правилами. У меня это получалось гораздо лучше, чем у нее.

Когда она вышла на лестничную площадку, я осмотрел ее форму. Рубашка была заправлена, пуговицы застегнуты от горла до талии. Носки до колена были плотно натянуты, а мокасины – соответствующего фасона и цвета. Зимой они носили выданные школой кардиганы. Но сегодня в этом не было необходимости.

"На колени". Я обошел вокруг нее по кругу, отмечая напряжение в ее плечах.

Она хотела возразить, но сделала то, что ей приказали, и опустилась на колени.

"Юбка касается пола, как и требуется". Я щелкнула пальцем. "Встать".

Когда она поднялась, ее глаза пылали от негодования. Я опешил от такой интенсивности. Это было нечто большее, чем раздражение по поводу соблюдения правил.

"Выскажись". Я скрестила руки. "Но выбирай слова осторожно".

"Ладно, а то, что ты только что сделала с юбкой? Это как будто так…" Она издала звук раздражения. "Патриархально".

"Продолжайте".

"Это излишне унизительно. Я имею в виду, что вы можете ясно видеть длину моей юбки, не заставляя меня становиться перед вами на колени. Это архаичный акт позора, характерный для системы, контролируемой мужчинами. Если бы я была студенткой мужского пола, мне бы не пришлось стоять на коленях во время осмотра гардероба. Мне даже не пришлось бы надевать юбку. Это полная чушь…" Она перевела дыхание и успокоила свой голос. "Это устаревшая, сексистская практика, от которой я настоятельно рекомендую вам отказаться. Знаете, в интересах учеников".

Я опустила руки и ошеломленно уставилась на нее. За девять лет, что я руковожу этой школой, ни одна девушка не привела столь убедительных аргументов.

"Ты прав".

"Я?"

"Да, Тинсли. Вы отстаивали свои убеждения уверенно, уважительно и убедительно. Вы убедили меня, что случается нечасто. Я позабочусь о том, чтобы все сотрудники Сиона прекратили эту практику".

"Просто так?"

"Вот так". Я наклонил голову. "Я впечатлен".

"Спасибо".

"Это не значит, что стыд и унижение не будут использоваться в качестве формы наказания".

"О". Ее брови сошлись. "Может быть, я смогу привести аргументы в пользу этого".

Сомневается. "Ты можешь попробовать. В другой раз".

Я вывел ее из общежития, и через десять минут мы стояли перед высокими арочными дверями церкви. Изнутри доносился хор голосов, знаменуя окончание второго чтения. Служба была уже на полпути.

Положив руку на дверь, я начал открывать ее и остановился, оглянувшись на своего подопечного. "Вы когда-нибудь были внутри церкви?"

"Однажды я посещала занятия по йоге Анусара в доме известного шабаша ведьм".

"Хорошо." Я медленно вдохнула. "Это совсем не одно и то же".

"В нем точно чувствовалась церковность со всеми этими звездами и крестами, выгравированными повсюду. Хотя, возможно, это были перевернутые кресты". Она пожала плечами.

"Ваша цель сегодня – слушать и наблюдать. Следуйте моему примеру и садитесь, опускайтесь на колени или вставайте, когда это делаю я".

Я проводил ее внутрь и заметил Крисанто за кафедрой, читающего Евангелие. Студенты из обоих кампусов заполнили скамьи от первого ряда до середины заднего. Мальчики с одной стороны, девочки – с другой.

Окунув пальцы в святую воду, я осенил себя крестным знамением. Затем, чтобы не мешать нам, я проскользнул в последний ряд с Тинсли рядом. Никто не заметил. По крайней мере, не сразу.

Когда Крисанто перешел к проповеди, один из старшеклассников, сидевших за несколько скамей до нас, оглянулся через плечо. Он начал оборачиваться, но тут его взгляд остановился на Тинсли.

Маленький засранец открыто уставился на нее, уставился еще сильнее и продолжал делать это, пока его локоть не врезался в парня рядом с ним. Через несколько секунд на нее таращился весь ряд старшеклассников.

Я бросил на них самый суровый взгляд, но никто из них его не уловил. Они были заворожены принцессой Константиной. Возможно, они узнали ее из прессы. Но я знал, что дело не только в этом. Девушка была просто сногсшибательна.