Хроники не тех героев: Паломничество в таверну

Рой Шарп

Хроники не тех героев: Паломничество в таверну

Хроники не тех героев: Паломничество в таверну

Рой Шарп

АКТ I: ИЗГНАНИЕ И ПУТЬ

Глава 1. Каменное Сердце Монтегравиты

В Алайских горах время текло иначе. Рассвет здесь длился вечность – солнце, словно нехотя, выкатывалось из-за восточных хребтов, заливая ледники кроваво-золотым светом. Снежные вершины, острые как зубья пилы, сначала робко розовели, потом вспыхивали ослепительной белизной, а к полудню начинали слепить глаза, будто гигантские зеркала, подвешенные к небу.

Ниже, на склонах, густел хвойный лес. Деревья цеплялись корнями за камни, будто понимали: одно неверное движение и сорвёшься в пропасть. Воздух пах смолой, мхом и чем-то металлическим – возможно, железом, вымываемым горными ручьями из недр. Эти ручьи, серебристые и шумные, прыгали по ущельям, но к середине дня их голоса становились тише: солнце выпивало их воды, оставляя лишь влажные следы на камнях.

К вечеру горы меняли нрав. Тени от скал удлинялись, сливаясь в одну сине-чёрную массу. Ветер, игравший днём в догонялки с облаками, теперь завывал в расщелинах, будто оплакивал чью-то смерть. Становилось холодно – не просто прохладно, а так, что дыхание превращалось в пар, а пальцы немели.

Именно в этот час, если приглядеться, можно было заметить огонёк где-то высоко, почти у самых облаков. Не костёр – слишком ровный и жёлтый. Скорее, свет из окна. Или из бойницы.

Сначала казалось, что это просто игра света на скалах – золотистые блики, мерцающие между серых утёсов. Но когда облака рассеивались, открывалось невозможное: целый город, вросший в горы, как драгоценность в оправу.

Монтегравита-Торре-Оро. Столица Империи Глубинного Мрамора.

Гигантские башни, выточенные из чёрного камня с прожилками золота, прорывались сквозь толщу горных пород, будто деревья сквозь камень. Их шпили, острые как иглы, пронзали облака. Стены – неровные, словно выгрызенные зубами великана – опоясывали уступы, повторяя изгибы скал так точно, что невозможно было понять, где заканчивается природа и начинается работа дворфов.

Город жил.

Из сотен окон лился тёплый жёлтый свет. По мостам, перекинутым между башен, сновали фигурки в тяжёлых плащах. Где-то внизу, у подножия, дымились кузницы – даже на этой высоте ветер доносил запах раскалённого металла и жареного мяса. А из огромных ворот, вырубленных в форме пасти дракона, каждое утро выходили караваны: повозки, гружёные мраморными блоками, громыхали по выщербленным дорогам, увозя богатство империи в мир людей.

Но главное чудо было внутри.

Потому что Монтегравита-Торре-Оро – это не просто город на горах. Это город в горах. Лабиринт тоннелей, залов и лестниц, уходящий вглубь на мили. Здесь, в залах с колоннами толщиной с корабельную мачту, дворфы ковали оружие, которое не тускнело веками. Здесь, в садах, освещённых светящимися грибами, росли овощи размером с человеческую голову. А в самом низу, в Сердце Горы, стоял тронный зал – его пол был выложен мраморными плитами, под которыми плескалась лава.

Говорят, если приложить ухо к стене, можно услышать, как город дышит.

Главная улица столицы – Бульвар Падающих Золотых Игл – была так широка, что по ней могла бы проехать тройка слонов, не задев прилавки. А они стояли плотно, как грибы после дождя: каменные столешницы, заваленные товарами, которые могли существовать только здесь, в этом городе-сокровищнице.

– Морковь с лавовым сердцем! – орал седобородый торговец, потрясая корнеплодом размером с булаву. – Откусишь – и язык запляшет сам!

И правда: овощи на рынках Монтегравита-Торре-Оро будто сошли со страниц сказки. Тыквы, в которых можно было бы выкупаться, их оранжевая мякоть пахла карамелью и дымом. Лук, чьи кольца светились слабым голубоватым сиянием – побочный эффект удобрения светящимися спорами. А виноград… Боги, этот виноград! Каждая ягода – с кулак, с толстой кожицей, которая лопалась во рту, выпуская взрыв вкуса: то ли мёд, то ли кровь дракона.

– Выращено в Пещерных Садах! – хвастался продавец, указывая на клеймо в виде гриба. – Ни капли солнца – только лавовый пепел и любовь!

Толпа гудела, как улей. Одни дворфы торговались, другие – просто пили прямо у прилавков, закусывая «огненными редьками», от которых из ушей шёл пар. А над всем этим возвышались Лестницы Громового Шёпота – мраморные ступени, широкие, как королевские покои, ведущие к тронному залу.

Каждая ступень была выточена из цельного пласта глубинного мрамора, испещрённого золотыми жилами. По бокам – статуи прежних императоров, застывшие в вечном бдении: их бороды были так детализированы, что казалось, вот-вот зашевелятся от ветра. А вверху, за дверями с руническими заклятьями, сидел Донато Громобородый.

Говорили, что когда император смеётся, в кузницах гаснут горны – даже пламя затихает, чтобы послушать. Его борода, заплетённая в косы с вплетёнными молоточками, гремела при каждом шаге. А трон…

Трон был высечен из метеорита.

– Следующий! – гремел голос стражи, и новая делегация поднималась по ступеням, прижимая к груди дары: может, слитки, может, овощи-гиганты.

А город жил. Гудел. Ковал.

Брунди не был ни самым высоким, ни самым широкоплечим среди дворфов Монтегравита-Торре-Оро – но он определённо был самым рыжим. Его борода, заплетённая в две небрежные косы (вопреки моде на семь сложных узлов), напоминала вспыхнувший костёр. А глаза – холодного голубого оттенка, как ледники на северных склонах Алайских гор – выдавали в нём редкое сочетание: добряка с привычкой попадать в неприятности.

– Брунди, чёрт бы тебя побрал, опять ты в моём эле! – орал хозяин таверны «Три потрошёных тролля», размахивая половником.

– Я просто проверял, не прокис ли он! – отмахивался Брунди, вытирая пену с усов.

Он сидел за угловым столом, окружённый полупустыми кружками и таким же полупустыми обещаниями «завтра начать новую жизнь». На столе перед ним лежала карта – вернее, её жалкие остатки, потому что кто-то (возможно, он сам) использовал её как подставку под раскалённую сковороду.

– Опять мечтаешь о приключениях? – фыркнула соседка, дворфийка с татуировкой молота на щеке.

– Мечтать – это для поэтов. А я планирую, – Брунди щёлкнул пальцами, и крошечная молния (подарок одной неосторожной феи) проскочила между ними.

Его характер был как этот огонёк – быстрый, непредсказуемый и слегка обжигающий. Он мог затеять драку из-за оскорбления чужой бороды, даже если жертва была незнакома, но тут же отдал бы последний медяк ребёнку на улице. Ненавидел правила, обожал истории и верил в три вещи:

Настоящий эль должен ударять в голову как молот.

Если дверь не открывается – она просто требует более креативного подхода.

Рано или поздно он найдёт то самое приключение.

Брунди сидел в углу таверны «Три потрошёных тролля», разглядывая искажённую жаром карту. Вокруг гудел пьяный гул, пахло жареным мясом и перебродившим элем, но его голубые глаза – холодные, как горные озёра – видели только контуры Южных скал, где, по слухам…

– Брунди? Да он и мухи не обидит! – хриплый голос дворфа с татуировкой пьяного гнома на лбу разрезал шум. – Настоящий дворф хоть раз должен нарушить закон!

Тишина. Даже хозяин замер, неся новый бочонок.

Брунди медленно поднял взгляд. Его рыжая борода дрогнула.

– Нарушить закон? – он встал, опрокидывая кружку. – Да я хоть сейчас могу… – взгляд скользнул в окно, где в лунном свете белела статуя деда императора. – …украсть сапоги у деда Донато!

Смех смолк. Кто-то поперхнулся элем.

– Они же мраморные! – прошипел сосед.

– Значит, не убегут! – Брунди хлопнул дверью, не замечая, как продавщица «драконьих груш» качает головой.

***

Луна освещала площадь, когда Брунди подкрался к статуе.

– Ну, дедуля, прости великодушно… – он ухватился за мраморный сапог.

Хруст.

В руках осталась… только половина сапога. Вторая торчала на статуе, как кривой зуб.

– Ой.

Из-за колонн вышли шесть стражников. Капитан вздохнул, глядя на осколки:

– Опять ты.

Брунди, всё ещё сидя на земле, слабо улыбнулся:

– Технически… это реставрация?

Стража тащила Брунди вверх по Лестницам Громового Шёпота – тем самым, что вели к тронному залу. Каждая мраморная ступень была отполирована до зеркального блеска, а по бокам высились статуи прежних императоров, чьи каменные глаза, казалось, следили за Брунди с немым укором.

– Могли бы и пронести… – пробормотал он, спотыкаясь.

– Заткнись, ворюга, – буркнул стражник, швырнув его на площадку перед вратами.

Ворота.

Великие Врата Повелителя Глубин.

Двадцатифутовые створы из чёрного мрамора с золотыми жилами, украшенные барельефами, изображающими подвиги предков Донато. Один особенно выделялся – дед императора, раздавливающий тролля камнем.

– Ох…

Скрип. Врата раздвинулись.

Тронный зал.

Пространство, от которого захватывало дух. Колонны, уходившие ввысь, словно стволы каменных деревьев. Люстры из хрусталя и вулканического стекла, бросающие блики на стены. Пол, выложенный плитами с мерцающими прожилками, как будто под ногами плескалось окаменевшее море.

И трон.

Трон Донато Громобородого.

Высеченный из цельного метеорита, он искрился вкраплениями самоцветов. Рубины, сапфиры и изумруды складывались в узоры, напоминающие карту звёздного неба. А на спинке – огромный молот, символ власти, сделанный из того же тёмного металла, что и сам трон.

На этом троне сидел сам император.

Донато Громобородый.

Его борода, заплетённая в десяток кос, перехваченных золотыми кольцами, лежала на коленях, как отдельное существо. Глаза – холодные, как глубинные рудники – сверлили Брунди.

– Брунди Громобоец… – голос императора раскатился по залу, как подземный гром. – Опять ты?

Брунди попытался улыбнуться.

– Я… э… хотел проверить качество мрамора?

Тишина.

Где-то далеко кашлянул придворный.

– Ты разбил сапог моему деду!

Брунди посмотрел на обломок, всё ещё зажатый в руке.

– Ну… технически, только половину…

Тронный зал замер. Даже факелы, казалось, горели тише, пока Донато Громобородый рассматривал Брунди. Его лицо, изборождённое шрамами (один – через левую бровь – напоминал о битве с каменным троллем), не выражало ничего, кроме холодной ярости.

Император медленно поднялся с трона.

Он был огромен – даже для дворфа. Плечи, закованные в пластины глубинной стали, напоминали опоры моста. Борода, перехваченная руническими кольцами, шевелилась, будто живая, когда он заговорил:

– Ты… разбил… памятник… моему деду.

Каждое слово падало, как молот на наковальню.

Брунди почувствовал, как обломок сапога в его руке становится горячим.

– Я просто… хотел проверить, не нужно ли его починить! – выпалил он.

Тишина.

Придворные переглянулись. Все знали: Донато обожал деда – старого Гардана Громовое Сердце, того самого, кто вытащил его, сироту, из руин сгоревшей кузницы и воспитал как сына. Но никто не понимал, почему император никогда не подходит к статуе. Не поправляет венки. Не приносит даров.

Это было… не по-дворфийски.

Донато сделал шаг вперёд.

– Ты знаешь, что значит почтение к предкам? – его голос дрогнул, но не от гнева. От чего-то другого.

Брунди, к своему удивлению, вдруг ответил искренне:

– Знаю. Мой отец… он тоже погиб в шахтах. Я каждый год несу эль к его портрету. Даже если он был… э… не самым хорошим отцом.

Император замер.

Где-то упал жезл. Звон металла прокатился по залу.

– …Ты смеешь сравнивать своего пьяницу-отца с Гарданом?

Но в его глазах промелькнуло что-то странное.

Брунди, рискуя жизнью, продолжил:

– Нет. Но я знаю – если бы мой дед вытащил меня из огня, я бы… может, боялся подойти к его статуе. Чтобы не вспоминать тот день.

Тишина.

Донато сжал кулаки.

– ЗАТКНИСЬ! – рёв Донато потряс тронный зал. Люстры закачались, а несколько придворных инстинктивно пригнулись. – Мой дед трижды поднимался на пики Алайских гор, когда даже ящеры отступали! Он выстоял в Битве у Кипящей Бездны! А ты… ты…

Император задыхался, его борода дыбилась, как разъярённый зверь.

Брунди, чувствуя, что терять ему уже нечего, выдавил ухмылку:

– Ну, если он был таким крутым… наверное, сам бы отколол себе сапог, чтобы не мешал в бою?

Гробовая тишина.

Кто-то из стражников ахнул.

Донато замер. Его пальцы впились в подлокотники трона так, что самоцветы затрещали.

– Довольно, – его голос внезапно стал тихим и страшным. – Ты дразнил мою стражу. Воровал у моих подданных. Осквернил память моего рода. Но теперь…

Он поднял руку, и тень от неё накрыла Брунди, как саван.

– Тебя ждёт Каменный Мешок.

Зал взорвался шёпотом. Каменный Мешок – древняя тюрьма в глубинах горы, где узники годами не видели солнца.

Брунди побледнел, но не сдался:

– Э-э… а если я предложу добровольно отправиться куда-нибудь… ну, скажем, на поиски Глаза Грумара?

Донато усмехнулся:

– Хитро. Но нет. Пусть камни научат тебя уважению.

Он махнул рукой – стража схватила Брунди.

– Хотя… подождите! – вдруг крикнул император.

Все замерли.

– Оставьте ему это. – Донато указал на обломок сапога. – Пусть помнит.

С этими словами Брунди потащили прочь – вниз, в темноту, где даже эхо боялось шептать.

Глава 2. Побег, подаренный дедом

Дверь захлопнулась с таким звоном, будто сам горный дух зевнул. Брунди огляделся.

Каменный Мешок оказался… мешком.

Тесная клетушка, вырубленная прямо в скале. Пол – холодный, слегка влажный камень. Потолок – настолько низкий, что даже дворф не мог встать в полный рост. Единственный источник света – тусклый голубоватый гриб, растущий в углу, словно тюремный фонарь. А дверь…

Дверь была шедевром дворфийской паранойи.

Толстые стальные прутья, переплетённые руническими узорами, наверняка от взломов. Замок – сложный механизм с шестерёнками, видимыми сквозь прозрачную пластину горного хрусталя. И никаких замочных скважин.

Брунди присвистнул:

– Ну и щедрость… для меня.

Он плюхнулся на пол, вытащив из кармана обломок сапога.

– Вот и поговорим, дедуля.

Мраморный кусок лежал на ладони, безмолвный и холодный.

А потом…

Идея.

Брунди приподнялся, осматривая дверь. Между нижним прутом и каменным полом был зазор. Малюсенький. Но…

– Если я…

Он примерил обломок.

– …а потом так…

Через десять минут Брунди, вспотевший, но довольный, засунул сапог под дверь. Он торчал, как клин.

– Ну, Гардан… помоги пленнику твоего внука.

Удар.

Ломом.

Которого у него не было.

Пришлось использовать ногу.

БАМ!

Звон разнёсся по коридору. Прут прогнулся.

БАМ!

Замок скрипнул.

БАМ!

Дверь с визгом подпрыгнула и… рухнула наружу.

– Ха!

Коридор был пуст. Где-то вдалеке храпели стражники.

Брунди, прижимаясь к стенам, скользил по туннелям.

Улицы Монтегравита-Торре-Оро ночью были другими.

Без толп. Без криков торговцев. Только ветер гулял между башен, да редкие фонари – шары из светящихся грибов – бросали синеватые пятна на мрамор.

Брунди бежал, прикрывая рыжую бороду плащом, который случайно свисал с чьей-то вешалки у выхода.

– Где же… – он озирался.

Мост. Ему нужен был Чёрный Мост – тот, что вёл к шахтам. А там…

А там – свобода.

Или новая тюрьма.

Глава 3. Ветер свободы и «Слёзы Великана»

Шахтный проход сжал Брунди в каменных объятиях. Стены, покрытые вековой копотью, дышали сыростью и горечью выгоревшей руды. Он шаркнул сапогом по полу – под слоем пыли обнажились следы бесчисленных кирок. Здесь поколения дворфов добывали славу Империи. А теперь здесь бежит один никчёмный вор.

Выдернув из породы ржавую кирку, металл скрипел, будто ворчал на беспокойство, Брунди двинулся вперед. Его пальцы сами нашли знакомые зазубрины на рукояти – следы от ударов, оставленные каким-то безымянным работягой. Может, тем самым, кто однажды спасся через этот лаз? Или тем, кто сгинул здесь навсегда?

Щель в камне зияла, как незаживающая рана. Когда Брунди начал протискиваться, острые выступы впились в бока, будто сам город не хотел его отпускать.

Город. Его город.

В памяти всплыли образы: Кузница отца, где маленький Брунди впервые обжёгся о раскалённый металл. Не заплакал – отец бил за слёзы. Площадь Семи Молотов, где в день совершеннолетия он дрожащей рукой выковал свой первый гвоздь. Смешной, кривой. Таверна «Обожжённый палец», где Гарина Громовая Кулачища, его легендарная бабка, впервые налила ему элю со словами: «Пей. Настоящий дворф должен уметь держать удар не только кулаком, но и печенью.»

Камень больно впился в плечо, вернув к реальности.

Как же всё сломалось.

Монтегравита-Торре-Оро – величайший город величайшей расы. Город, где каждый камень пропитан историей. Где даже воздух звенит от ударов молотов по наковальням.

И теперь для него – всего лишь каменный мешок.

Последний рывок – и Брунди вывалился в небольшую пещеру. Свежий ветерок шевелил его бороду. Где-то впереди мерцал выход.

Он обернулся.

– Прощай, отец. Прощай, бабка. Прощайте, вшивые стражники… – кирка звякнула о камень. – А тебе, дед Донато, спасибо за сапог. Пригодился.

Глава 4. Пещера, барс и тролль

Брунди вывалился из шахтного отверстия прямо в сугроб. Холодный снег обжёг щёки, забился в бороду и даже под доспехи. Он вскочил, отряхиваясь, и…

Ветер.

Резкий, чистый, пахнущий хвоей и чем-то незнакомым, ударил в лицо.

Брунди замер.

Это был тот самый ветер, что гулял по крышам Монтегравита-Торре-Оро. Тот самый, что свистел в узких улочках города. Но теперь…

Теперь он другой.

Не городской, не запертый между каменных стен. Он был диким. В нём чувствовалась свобода, простор и… что-то ещё. Что-то, от чего щемило в груди.

Брунди поднял глаза.

Алайские горы.

Они вздымались перед ним, величественные и неприступные. Снежные вершины сверкали на солнце, будто выкованные из чистого серебра. Склоны, покрытые вековыми соснами, уходили вниз, в туманную дымку долин. Где-то в вышине кружили орлы, их крики разносились эхом.

Брунди никогда не видел их так близко.

В городе горы были фоном, частью пейзажа. Но здесь…

Здесь они были богами.

И они смотрели на него.

Брунди сгрёб пригоршню снега, растёр в ладонях и провёл по лицу.

– Ну что, горы… познакомимся?

Он огляделся.

Внизу, в дымке, виднелись леса и какие-то тропы. Но спускаться туда…

Спускаться – значит признать поражение.

А вот вверх…

Вверх – это вызов.

Брунди потрогал кирку за поясом, поправил рваный плащ, который теперь был его единственным имуществом, и сделал первый шаг.

– Где-то там, на вершинах, наверное, есть эль…

Снег хрустел под сапогами. Ветер пел свою песню.

А Брунди шёл вперёд.

Брунди проваливался в снег по колено, каждый шаг давался с усилием. Его тяжёлые сапоги, созданные для каменных полов дворфийских кузниц, теперь были бесполезны в этой пушистой хляби.

Чёртов Донато… Чёртовы стражи… Чёртов сапог…

Крик горного ястреба пронзил воздух, эхом отражаясь от скал. Где-то вдали ответил вой снежного рага – низкий, дрожащий звук, от которого по спине пробежали мурашки.

Брунди остановился, переводя дух.

– Ну и ладно… Может, я и дурак, но хотя бы не трус, – пробормотал он, вытирая пот со лба.

Мысли путались:

«Надо было просто извиниться… Нет, стой, это же Донато – он бы всё равно меня в тюрьму засунул… Хотя если бы не полез к статуе… Да и сам хорош! Дел других нет, что ли? Мог бы эль пить спокойно, а не геройствовать…»

Он пнул снег, подняв белую взвесь.

– Но нет же, Брунди умник должен был ввязаться в спор! Теперь вот, получай – горы, снег и волки на горизонте…

Ветер усилился, завывая между скал. Брунди поднял взгляд на вершину, которая маячила впереди.

– Ладно… Вверх, потом разберусь.

Он двинулся дальше, бормоча себе под нос:

– Может, там, наверху, хоть видно будет, куда идти… Или хотя бы где эль раздобыть.

Снег хрустел под ногами, солнце слепило глаза, отражаясь от белой пелены, а мысли, как назойливые гномы, продолжали свой бесконечный спор:

Вернуться? Нет, теперь уж точно посадят… Идти вперёд? Куда? Может… Может, просто подняться повыше, а там…

А там – он ещё не знал. Но одно было ясно:

Хотя бы не в клетке.

Солнце поднималось выше, окрашивая снежные вершины в розовато-золотистые тона. Брунди остановился, опираясь на кирку, и замер, поражённый открывшимся видом.

Горы действительно спокойные утром…

Вспомнились слова бабки Гарины, которая любила повторять, что горы, как и дворфы, имеют свой нрав:

– Утром они задумчивы, днём – вспыльчивы, а к вечеру и вовсе непредсказуемы. Уважай их, внучек, и они тебя пропустят.

Но сейчас его внимание привлёк совсем другой вид.

Вдали, за последними отрогами Алайских гор, там, где снега сменялись зелёными долинами, высился город. Совсем не похожий на Монтегравита-Торре-Оро.

Тонкие, изящные башни взмывали в небо, словно стрелы. Стены, светлые и гладкие, блестели на солнце. Даже на таком расстоянии было видно – это творение человеческих рук.

– Малет… – прошептал Брунди.

Он слышал об этом городе лишь в обрывках рассказов торговцев:

«Там улицы вымощены белым камнем…»

«Их вина слаще мёда, но бьют в голову хуже дворфийского эля…»

«А их женщины… охо-хо!»

Брунди усмехнулся.

– Ну что ж… Раз уж я теперь изгой, почему бы не посмотреть, как живут другие?

Он сделал последний глоток из фляги (жалкие остатки вчерашнего эля) и твёрдо ступил вперёд.

Цель появилась. Теперь главное – до неё добраться.

Но между ним и городом лежали ещё километры неизведанных земель.

Солнечные лучи играли на снежных вершинах, превращая их в ослепительные кристаллы. Брунди прищурился, наслаждаясь видом, но тут его живот предательски заурчал, напоминая, что приключения приключениями, а кушать хочется всегда.

– Ну, ладно, ладно… – проворчал он, роясь в карманах.

Его пальцы наткнулись на что-то круглое и твёрдое.

– Ага!

Два яблока, слегка помятые, но всё ещё сочные, и завёрнутый в тряпицу бутерброд с мясом кариопса – вчерашний, но съедобный. Брунди усмехнулся.

– Старая привычка – никогда не уходить из дома без провизии, – пробормотал он, откусывая кусок бутерброда.

Мясо было немного жестковатым, но ароматным, с лёгким привкусом дыма и специй. Яблоки хрустели на зубах, их кисло-сладкий сок освежал.

Пока он ел, его взгляд скользил по окрестностям.

– Так… если Малет там, – он кивнул в сторону города, – то мне нужно спуститься в долину, обойти тот хребет и…

Его мысли прервал шорох позади.

Брунди медленно обернулся, держа кирку наготове.

– Кто здесь?

Из-за скалы показалась мордочка с острыми ушками и любопытными глазами.

– Ну и ну… горный лис?

Зверёк, рыжеватый, почти как его борода, осторожно обнюхивал воздух, явно заинтересованный запахом еды.

Брунди усмехнулся.

– Что, тоже проголодался?

Он отломил кусочек мяса и бросил лису. Тот схватил добычу и мгновенно исчез за камнями.

– Беги, малыш. У меня и своих дел полно.