скачать книгу бесплатно
Однако сейчас не то. За последние два месяца дороги сделались такими опасными, что люди даже и жаловаться перестали. В последнем обозе было два фургона и четыре охранника. Торговец требовал десять пенни за полфунта соли, а за сахарную голову – пятнадцать. Ни перца, ни корицы, ни шоколада он не привез вовсе. Кофе у него был всего один мешочек, и за него он хотел два серебряных таланта. Поначалу народ только хохотал, услышав про такие цены. Но, видя, что торговец стоит на своем, мужики плюнули и принялись браниться.
Это было два оборота тому назад, двадцать два дня прошло. Ни одного нормального купца с тех пор в городке не побывало, хотя, казалось бы, самый сезон для торговли. И потому, хотя все помнили про третий сбор налогов, люди заглядывали в кошельки и жалели, что ничего не прикупили про запас – просто на случай, если вдруг снег рано ляжет.
О том, что было вчера, и о той твари, что сожгли и зарыли, никто из них не упоминал ни словом. Хотя, конечно, разговоров об этом хватало. Городок гудел от сплетен. Поскольку Картер и в самом деле был ранен, к разговорам относились почти серьезно, но именно что «почти». То и дело звучало слово «демон», но произносили его, ухмыляясь в ладошку.
До того как тварь сожгли, ее видели только эти шестеро друзей. Один был ранен, остальные успели напиться. Ну, еще священник ее видел, но у него работа такая – демонов видеть. Его ремеслу демоны только на пользу.
Ах да, еще ее видел трактирщик. Но трактирщик-то был не местный. Он не понимал простой истины, очевидной для всякого, кто был рожден и воспитан в этом городишке: у нас тут рассказывают легенды и сказки, но происходят они где-то в другом месте. Тут у нас не место для демонов.
Кроме того, дела были достаточно плохи и без лишних забот. Коб и остальные прекрасно понимали, что говорить об этом бессмысленно. Пытаться кого-то убедить означало выставлять себя на посмешище – будешь потом кем-то вроде Чокнутого Мартина, который уже несколько лет пытается выкопать колодец у себя в доме.
Однако же каждый из них купил себе у кузнеца по увесистому куску железа холодной ковки, такому, чтоб только не тяжело было им размахивать, а о том, что они думают, все помалкивали. Вместо этого жаловались на дороги, которые опасны, и чем дальше, тем хуже. Толковали о торговцах, о дезертирах, о налогах, о том, что соли на всю зиму не хватит. Вспоминали о том, как три года назад никто на ночь дверей даже на щеколду не закрывал, не говоря уж о том, чтоб на засов запираться.
Дальше разговор как-то сошел на нет, и, хотя никто из них не говорил о том, что было на уме, вечер завершился на угрюмой ноте. Как и большинство вечеров в те дни: такие уж времена настали.
Глава 2
Чудный денек
То был один из великолепных осенних дней, которые так часто случаются в историях и так редко – в жизни. Погода стояла теплая и сухая – самое оно для поспевающей пшеницы и ячменя. Деревья по обе стороны дороги мало-помалу начинали менять цвет. Высокие тополя сделались желтыми, как масло, а раскидистый сумах – яростно-багряным. И только старые дубы как будто не желали расставаться с летом, и листва на них была наполовину золотой, наполовину – зеленой.
Короче говоря, просто идеальный денек для того, чтобы полдюжины бывших солдат с охотничьими луками ободрали тебя как липку.
– Ну разве это лошадь, сэр? – говорил Хронист. – Немногим лучше клячи. А уж в дождливую погоду она…
Мужик раздраженно махнул рукой:
– Слушай, приятель, королевская армия щедро платит за все, у чего есть четыре ноги и хотя бы один глаз. Если бы ты сошел с ума и скакал по дороге на палочке, я бы и ее у тебя забрал!
Вожак держался властно. Хронист заподозрил, что еще недавно он служил каким-нибудь капралом.
– Слазь давай! – сурово распорядился он. – Чем быстрей мы закончим, тем быстрей ты отправишься своей дорогой.
Хронист спешился. Грабили его не впервые, и он понимал, что разговорами тут ничего не изменишь. Эти мужики свое дело знали. Они не тратили сил на хвастовство и пустые угрозы. Один из них оглядел лошадь: проверил копыта, зубы, сбрую. Двое других по-военному деловито шарили в седельных сумах, выкидывая на землю все его достояние. Два одеяла, плащ с капюшоном, плоский кожаный портфель и увесистую котомку, набитую всяким добром.
– Тут все, командир! – доложил один из них. – Ну и еще овса фунтов двадцать.
Командир опустился на колени, открыл кожаный портфель, заглянул внутрь.
– Там ничего нет, перья да бумага! – сказал Хронист.
Командир оглянулся через плечо:
– Писарь, что ли?
Хронист кивнул:
– Я этим на жизнь зарабатываю, сэр! А вам от них никакого проку…
Мужик прошерстил портфель, убедился, что путник не врет, и отложил его в сторону. Потом вытряхнул котомку на расстеленный плащ Хрониста и принялся рассеянно перебирать ее содержимое.
Он забрал большую часть бывшей у Хрониста соли и шнурки для башмаков. Потом, к большому горю Хрониста, взял рубаху, купленную в Линвуде. Тонкая ткань, выкрашенная в глубокий царственно-синий цвет – не дорожная рубаха. Хронист ее даже и надеть-то ни разу не успел… Он вздохнул.
Остальное командир оставил валяться на плаще и встал. Прочие принялись по очереди шарить в вещах Хрониста.
– Дженнс, – сказал командир, – у тебя же только одно одеяло?
Один из мужиков кивнул.
– Ну вот, забирай себе одно из этих, второе одеяло тебе пригодится по зиме.
– А плащ-то у него получше моего будет, сэр!
– Бери плащ, но оставь взамен свой. Тебя тоже касается, Уиткинс. Если берешь его трутницу, оставь взамен свою старую.
– Я свою потерял, сэр! – сказал Уиткинс. – А то бы оставил.
Весь процесс протекал на удивление культурно. Хронист лишился всех своих иголок, кроме одной, обеих пар запасных носков, пакета сушеных фруктов, сахарной головы, полбутылки спирта и пары игральных костей слоновой кости. Остальную одежду ему оставили, как и вяленое мясо вкупе с недоеденным караваем невероятно черствого ржаного хлеба. Плоский кожаный портфель не тронули.
Пока мужики запихивали барахло обратно в котомку, командир обернулся к Хронисту:
– Ну, давай сюда кошелек.
Хронист отдал.
– И кольцо.
– Да в нем и серебра-то почти нет! – буркнул Хронист, стягивая кольцо с пальца.
– А на шее у тебя что?
Хронист расстегнул рубашку, показал тусклое металлическое колечко на кожаном шнурке.
– Простое железо, сэр!
Командир подступил ближе, потер колечко пальцами, уронил обратно на грудь Хронисту.
– Ну, тогда оставь себе. Я не из тех, кто встает между человеком и его верой, – сказал он, вытряхнул кошелек на ладонь и хмыкнул с приятным изумлением, пальцем перебирая монеты. – А писарям-то лучше платят, чем я думал! – заметил он, принимаясь делить добычу между своими людьми.
– А мне пару пенни не оставите, нет? – спросил Хронист. – Горяченького поесть раза два…
Все шестеро обернулись и уставились на Хрониста, словно ушам своим не поверили.
Командир расхохотался:
– Клянусь телом Господним, а у тебя яйца крепкие!
В его голосе слышалось сдержанное уважение.
– Ну, вы выглядите человеком разумным, – пожал плечами Хронист. – А кушать-то мне что-то надо!
Вожак улыбнулся – впервые за все время.
– Что ж, с этим поспорить трудно.
Он взял два пенни, продемонстрировал их Хронисту и опустил их обратно в кошелек.
– На тебе, по одному пенни за каждое яйцо!
Он бросил Хронисту кошелек и запихал в свою седельную сумку красивую синюю рубаху.
– Спасибо, сэр, – сказал Хронист. – Возможно, вам стоит знать, что в той бутылке, которую забрал один из ваших людей – древесный спирт, я им перья протираю. Если он его выпьет, на пользу это ему не пойдет.
Командир улыбнулся и кивнул.
– Видали, что бывает, когда с людьми обращаешься по-человечески? – сказал он своим, вскакивая в седло. – Рад был знакомству, господин писарь. Если сейчас пойдете дальше, дотемна как раз поспеете к Эбботсфорду.
Когда топот копыт затих вдали, Хронист перепаковал котомку, убедившись, что все уложено как следует. Потом стянул сапог, вытащил подкладку и вынул из носка сапога туго стянутый сверток монет. Часть монет переложил в кошелек, потом развязал штаны, вытащил из-под нескольких слоев одежды еще один сверток монет, и часть этих денег тоже перекочевала в кошелек.
Тут вся штука в чем – главное, чтобы в кошельке денег было столько, сколько надо. Если мало, то они разочаруются и примутся искать еще. А если многовато, то их, чего доброго, жадность обуяет.
Был и третий сверток с монетами, запеченный в черством каравае, на который могли польститься разве что самые отчаявшиеся грабители. Его Хронист покамест оставил в покое, так же как и целый серебряный талант, спрятанный в чернильнице.
С годами Хронист привык считать этот талант неразменным. До него еще ни разу никто не докопался.
Хотя, надо признаться, эти грабители были, пожалуй, самыми вежливыми, с какими ему доводилось встречаться. Учтивые, деловитые и не слишком сообразительные. Да, конечно, остаться без лошади с седлом неприятно, но в Эбботсфорде можно будет купить новую, и у него все равно хватит денег, чтобы благополучно пережить это дурацкое приключение и встретиться со Скарпи в Трейе.
Ощутив настоятельный зов природы, Хронист пробился через багровые кусты сумаха на обочине. Когда он застегивал штаны, в подлеске вдруг что-то затрещало, какая-то черная тень забилась, проламываясь через заросли.
Хронист отшатнулся, испуганно вскрикнул, потом только сообразил, что это всего лишь ворона захлопала крыльями. Посмеиваясь над собственной глупостью, он оправил одежду и снова выбрался из кустов сумаха на дорогу, смахнув невидимые нити паутины, которые налипли на лицо.
Вскидывая на плечи котомку и портфель, Хронист обнаружил, что на душе у него на удивление легко. Худшее, что могло случиться, случилось, и оказалось не таким уж страшным. В кронах играл ветерок, листья тополя золотыми монетками сыпались в колеи проселочной дороги. Чудный был денек!
Глава 3
Дерево и слово
Коут рассеянно листал книгу, пытаясь не замечать тишины пустынного трактира, и тут распахнулась дверь и в трактир, пятясь, вошел Грэм.
– Только-только закончил!
Грэм преувеличенно осторожно маневрировал в лабиринте столов.
– Я ее еще вчера принести собирался, да думаю – нет, дай-ка еще разок маслом покрою и дам просохнуть! И, надо сказать, правильно сделал. Господь и Владычица, эти руки еще отродясь не делали ничего красивее!
Меж бровей трактирщика пролегла небольшая морщинка. Потом он увидел в руках у Грэма плоский сверток и просветлел лицом.
– А-а-а! Подставка! – Коут устало улыбнулся. – Извини, Грэм. Это было так давно, я чуть не забыл.
Грэм посмотрел на него странно:
– Четыре месяца – это тебе давно? Да это дерево везли из самого Ариена, да еще по нынешним дорогам!
– Четыре месяца… – эхом откликнулся Коут. Но тут увидел, как Грэм на него смотрит, и поспешно добавил: – Понимаешь, когда чего-то ждешь, кажется, будто прошла целая вечность.
Он хотел улыбнуться ободряюще, но улыбка вышла какой-то больной.
По правде сказать, Коут вообще выглядел довольно больным. Нет, не то чтобы больным, а так, захиревшим каким-то. Сникшим. Как растение, которое пересадили в неподходящую почву, и теперь оно вянет оттого, что ему недостает чего-то важного.
Грэм видел разницу. Жесты трактирщика стали не такими вычурными, как обычно. Голос сделался не таким звучным. И даже глаза – не такие блестящие, как еще месяц назад. Потускнели как-то. Прежде они были как морская пена, как зеленая трава. А теперь больше смахивали на речной ил, на донышко бутылки зеленого стекла. И волосы у него прежде были яркие, точно пламя. А теперь они стали… ну, рыжими. Просто рыжими, и все.
Коут отвел холстину и заглянул под нее. Дерево было темно-серого цвета, с черными прожилками, тяжелое, как железная пластина. Три черных колышка были вбиты над словом, вырезанным на дереве.
– «Глупость», – прочел Грэм. – Странное имя для меча!
Коут кивнул. Лицо у него было подчеркнуто-безразличным.
– Сколько я тебе должен? – тихо спросил он.
Грэм поразмыслил:
– Ну, за дерево ты мне уже отдал… – Его глаза лукаво блеснули: – Где-то один и три.
Коут протянул ему два таланта:
– Сдачи не надо. С этим деревом тяжело работать.
– Да уж, это точно! – сказал Грэм, явно довольный. – Под пилой оно как каменное. А под резцом – как железо. А потом, когда я уже почти управился, оказалось, что по нему еще и выжигать нельзя.
– Да, я заметил, – сказал Коут с легким любопытством и провел пальцем по буквам – буквы были темнее дерева. – Ну и как же ты управился?
– Ну как-как, – самодовольно ответил Грэм, – полдня убил, потом пошел в кузницу. И там мы с мальчиком кое-как выжгли надпись каленым железом. Больше двух часов бились, пока оно, наконец, не почернело! И ни единой струйки дыма, зато воняло старой кожей и клевером. Вот же чертовщина! Что это за дерево такое, что оно даже не горит?
Грэм выждал с минуту, но трактирщик его как будто не услышал.
– Ну что, где вешать-то будем?
Коут наконец очнулся достаточно, чтобы окинуть взглядом зал.
– Знаешь, я, пожалуй, сам. А то я еще не решил.
Грэм оставил ему пригоршню железных гвоздей и пожелал удачного дня. Коут остался стоять у стойки, рассеянно поглаживая дерево и надпись. Вскоре из кухни вышел Баст и заглянул через плечо наставнику.
Повисла долгая пауза, словно минута молчания в память о мертвых.
В конце концов Баст сказал:
– Реши, можно задать тебе один вопрос?
