Мертвые кости, живая душа

– Вот, Светлость Ваша, привел девку. Сегодня ее закопали. Свеженькая. Молодая. Глядите, вот!

Кто-то мягко сошел со своего трона и приблизился. Рядом с лицом девушки остановились латные узорчатые сапоги, и рука в темной перчатке с засечками подняла ее лицо за подбородок вверх.

Мертвый герцог, почему-то… оказался живым.

Может быть, он был красивым. Может, даже не старым. Мойре трудно было это понять, потому что ей не видно было ничего за ощущением силы и величия, которое он распространял. Это было так, словно он носил маску, скрывающую его с головы до ног, театральную роль.

Ведь когда на подмостки в театре выходит актер, изображающий главного героя, зрителям, на самом деле, все равно какой он на самом деле – они висят блестящие блики, ложный свет, пелену своих собственных грез. Так и сейчас Мойра видела Герцога, и ей было трудно разглядеть за титулом человека – и вообще что-то кроме того странного факта, что он был живым, и сомнений в этом не было.

Он был высоким – это определенно. Очень высоким – люди никогда не вырастали такими огромными, и разве что Святой Гаало был при жизни таким же грандиозным. Он был сильным – иначе не мог бы с такой непринужденной легкостью, как тонкий шелк, носить свои тяжелые латы. А они были великолепны отдельно – черные, с золотыми засечками, они были почти сплошь украшены барельефами с изображениями житий святых. Лишь отдельные места были пусты, словно картинам там только предстояло появиться. Забывшись, можно было, наверное, часами разглядывать картины битв, исцелений, мученических смертей и посмертных воздаяний. Казалось, что целые жизни написаны там, изображены от и до.

– Что же, – сказал Герцог культурным тоном, поворачивая лицо девушки из стороны в сторону и потом отпуская. – Если ждать идеал, можно не дождаться. Придется считать, что она годится.

А еще у него были светлые глаза, прозрачные, словно родниковая вода, и это было, почему-то, ужасно пугающе.

Герцог выпрямился и щелкнул пальцами – мужик сразу же вскочил на ноги, и Мойру за собой поднял.

– Ваш-Светлость, дык можно мне тогда… того? Уходить уже?

– Нет, – Герцог не смотрел на него даже. – Девушка, как твое имя?

– Мойра, – неуверенно ответила она.

-… Ваша Светлость, – подтолкнул ее в бок мужик.

– Мойра, Ваша Светлость.

– Сочтем за хороший знак. Один хороший знак лучше, чем ни одного. Святой Мооро, в честь которого ты святоименована – мой пра-прадед.

– Я в честь Святого Мойро,… Ваша Светлость.

– Нет такого святого. А вот Святой Мооро есть – и я его потомок. Может, тебя удивляет это?

Мойру ничего не удивляло – вернее, ее удивляло настолько много всего, что она не знала, с чего бы начала в первую очередь, и родство Герцога с каким-то из Святых уж точно не вызывало бы самый главный из вопросов.

– Мой род не менее знатен, чем род Императора, старшего брата. Каждый мужчина моей семьи, умирая, через положенный срок встает из Земли как Святой. Но никто из нас не носит имена аристократов. Маркиз или граф, виконт или барон будет Саторий, или Антрий, может, Басилий или Атоний. Простой человек будет, к примеру, Арко, – прицельно сказал он и мужик, провожавший Мойру, но остававшийся для нее безымянным, остро вздрогнул. Видимо, это было его имя, и Герцог специально упомянул его, намекая на свою власть. – А мы, мой род, – он повернулся к стене, на которой, покрытые серым налетом плесени или мха, проступали смутные тени. – Мооро и Кеено, Риидо и Неемо, Кааро и Леето, и другие, уходящие во мрак веков. Таковы имена моей семьи. Ты, если называть тебя верно – Моора. Хорошее имя. Ты знаешь, что оно значит?

– Мойро – значит, вроде, “участь”, – почти испуганно ответила Мойра, которая уцепилась мыслью за одно только – что имя Святого Гаало звучало точно так же, как перечисленные Герцогом имена его Святых предков.

– Мооро, – поправил ее он. – “Доля, судьба”. Все верно. Ты девушка, которую зовут “судьба”. Будем надеяться, что не самая злая … судьба, – равнодушно сказал он и вперился взглядом в обозначенного Арко, да так, что тот затрясся, едва не пригибаясь под весом этого внимания. – Отвечай, грешный. Оскорблял ли ты Моору, причинял ли ей вред?

– Нет! Нет, Ваш-Светлость, нет! Как можно? Я ж знаю, что девок-то сразу к Вам, значит, на просмотр! А щупать можно только после, если вам девка не сгодится.

– Молодец, – отстраненно похвалил его Герцог. – Тогда тебе дело, Арко. Пристроишь Моору в городе, всем обеспечишь, всех предупредишь. Через полгода, – он перевел тяжкий взгляд на Мойру, – через полгода, Моора, я жду тебя здесь. Мы поговорим, и дальше будем решать, как тебе тут жить.

Мойра ровным счетом ничего не поняла – кроме того, что полгода точно пробудет тут, под землей, и что после этого Герцог будет решать, какой ей приговор присудить. Но трогать ее, вроде как, запрещено, и, может, она в безопасности?..

– Ваша Светлость, – она опомнилась и протянула ему свиток, который все это время прижимала к себе. – Мне велено вам передать.

Герцог, не поменявшись в лице, принял записку писца и, не медля, развернул, пробежал глазами по строкам, потом свернул лист обратно и покачал головой, явно теряя всякий интерес к происходящему.

– Интересно, – сказал он. – Но не слишком. Вы меня слышали, оба. Свободны.

Арко, поклонившись Герцогу в ноги, повернулся было на выход, и Мойру жестом за собой позвал, как тот недовольно нахмурился, внезапно обратив, наконец, внимание на еще одного их спутника, который все еще выглядывал из створок дверей.

– А этот что тут делает?

– Дык это ваш? – немного неуверенно сказал мужик. – Я был, значит, с Сокло, а он, супротив, значит, вашей герцогской воли и права, к девке полез. А этот встал со своего места по Вашему повелению и Сарко-то и тогось.

Герцог медленно оглядел скелет и поманил его к себе, но тот остался стоять, где стоял.

– Говоришь, встал, когда на Моору напали? – повторил Герцог в некоторой задумчивости.

– Как есть, дык, как есть, – закивал Арко.

– Моора, – позвал Герцог, и та испуганно вскинула на него взгляд. – Позови его.

Девушка вздрогнула запоздало, обернулась на скелета, с сомнением протянула руку и сказала, очень вежливо:

– Иди сюда, пожалуйста.

Скелет помедлил немного, словно обдумывая и решая, но потом просунул в щель свой верный щит и втащил всего себя, даже ничего не потеряв, и подошел поближе к Мойре, независимо встав поблизости.

Девушка рискнула взглянуть на Герцога – и смогла распознать на его почти мраморно-белом и малоподвижном лице выражение.

Он был, кажется, немного удивлен.

Немного озадачен.

– Но Саторий при этом пишет мне, что “сия означенная – не ведьма, не колдунья ни по одной проверке”, – заметил он задумчиво. – Тогда что же ты, дружочек?

Скелет переступил с ноги на ногу, но ответить он, конечно, никак не мог. Это даже Мойра понимала.

– Ты понимаешь меня? – спросил Герцог, полностью концентрируя свое внимание на скелете и, кажется, вовсе забывая про живых.

Скелет едва заметно кивнул, явно боясь, что скрепленные проволокой позвонки развалятся на ходу.

– Но мне не подчиняешься.

Снова кивок.

– Вот ЭТО в самом деле интересно, – сказал Герцог. В сравнении с появлением Мойры, видимо. – Как можно понять, это вовсе не моя креатура. Но чья же?..

Скелет снова потоптался на месте, издевательски скалясь всеми сохранившимися зубами.

Герцог на секунду полуприкрыл глаза, явно что-то обдумывая, потом обернулся на Арко.

– Принеси пластину, как для Святого. Или что-то другое, достаточно гладкое и блестящее. Быстро.

Арко дергано поклонился и метнулся в щель, на этот раз оставив на ее краях пару кусков ткани со своей одежды – так торопился, что даже не поберег свои вещи.

Мойра было посмотрела с тревогой ему вслед – но тут же успокоилась. Она побаивалась оставаться наедине с Герцогом, но ведь тут с ними был еще ее защитник – скелет, и Герцог сам сказал, что это не его посланник. Значит, у нее были шансы, что ее защитят и тут. Кроме того, а что этот Арко-то мог сделать? Даже если бы захотел. Он, кажется, боялся герцога до паники и истерики, и уж точно ничем не стал бы мешать тому, даже вздумай он отрезать Мойре что-нибудь просто ради развлечения.

– Я понимаю, что это место кажется тебе странным, – внезапно нарушил пустое молчание Мертвый Герцог. – Но так устроен этот мир, и наше место здесь, в основании Святого Престола. Ты хочешь что-то спросить?

Она даже и не знала. Вопросов было столько, что впору свитки записывать с ними, и задавать последовательно следующие пару лун без перерывов.

И из-за того, что их было так много, выбрать какой-то один казалось невозможным.

– А отсюда когда-то кого-то выпускают? – наконец, решилась она, глядя на него снизу вверх и ища хоть какого-то выражения, какой-то реакции на его лице.

– Нет. До тех пор, пока не наступит конец времен.

Нет – она никогда не покинет это сумрачное место. Никогда.

И еще раз.

– Значит, я навсегда останусь тут?

– Ты навсегда останешься тут, Моора.

– Но я не хочу, – беспомощно сказала она. – У меня там – родные. Дедушка. Мне нельзя никогда не возвращаться.

– Отсюда нет выхода даже мне, пока я жив.

Мойра сжала руки в кулаки, пытаясь отогнать напряжение за глазами. Ей только плакать не хватало, после всего, именно сейчас, на глазах у Герцога, из всех живых, да еще и у одного мертвеца.

– Когда я умру, Святой Дааро покинет эту обитель, – тем временем рассказал Герцог, и до Мойры через ее с трудом сдерживаемый ужас едва дошло, что он говорит о себе. Это было его имя, и это было имя Святого, которым он станет. – И мой сын займет мое место как Герцог над Мертвыми, Забытыми и Проклятыми.

– Но почему нельзя выйти? Тут нет выходов наружу? Никаких?

– Постепенно ты все поймешь, – покачал головой Герцог. – Но знай уже сейчас, в том наше служение Святому Престолу и Императору, чтобы пребывать здесь, под землей, и служить надзором и опекой для всего, что мертво.

Она сомневалась, что может понять – все вокруг было настолько чуждым, настолько странным, настолько ненормальным, что вряд ли у нее хватит ума во всем этом разобраться. Она, однако, хотела попытаться – вопросы теснились в голове, и она попыталась задать еще какой-нибудь, пока Герцог расположен отвечать, но из-за приоткрытых створок раздался торопливый топот, и Арко протиснулся обратно вовнутрь, к ним, сжимая в руке отполированную сковороду.

– Вот, Ваш-Светлость, нашел! Блестит, гладкое, прочное! Да и держать удобно!

Если Герцогу и было смешно, виду он не подал. Кивнул Арко на скелета только, и мужик тут же всучил свою добычу мертвецу.

– А теперь говори. Ты умеешь этим пользоваться, – строго сказал Герцог. – Не советую мне перечить – кому, как не тебе, мертвый, знать, что я могу с тобой сделать.

Скелет, помедлив, повернул сковороду до блеска выскобленной внутренней стороной к ним, и на ней стали проступать бессвязные строки, в которых преобладали “с”, “з” и “ш”. Потом вязь немного разобралась, устоялась, перестала мигать и медленно сложилась в надпись наверху: “Святой Улхо”.

– “Святой Улхо”, – с совершенно новым выражением прочитал вслух Герцог. – Это ты, вероятно, меня за “Олуха” считаешь, Святая ты скотина?

Сковорода ниже подписи подернулась рябью, и на ней появились новые слова.

“Святой Олух меня тоже устроит”.

– Мы оба прекрасно знаем, что ты никакой не Святой. Ты – скелет графа Иеронимия Саолде, посаженный у ворот моим прадедом в порядке назидания всем, кто смеет перечить Герцогам. Никакой жизни в тебе не осталось, никакой души, даже ее следов – прадед уничтожил все под чистую, и кости пришлось вязать проволокой и сверлить, потому что они рассыпались и не хотели выдерживать латы. И ты будешь мне рассказывать, что ты – какой-то новый Святой? Скорее я поверю в Незримого из А, чем в такие сказки.

“Тем не менее, я предпочитаю имя Святого Олуха.”

– И что ты такое, Святой Олух?

“Я тот, кто пришел защитить Моору”, – ответил он, именуя Мойру тем новым именем, которое назначил ей Герцог.

– Она призвала тебя?

“Я пришел ее защитить.”

– Я никого не призывала. Я не умею. Я не колдунья, – тут же испуганно помотала головой девушка, боясь, что и тут найдется какая-нибудь Молчащая сестра с такими же вопросами и способами добыть на них ответы.

Герцог посмотрел на нее с неким обновленным интересом, даже немного сощурил свои белесые страшные глаза, и медленно обошел ее по кругу.

“От тебя, Герцог, я тоже готов ее защищать”, – добавил скелет.

– Похвально, – кивнул тот. – Но ничуть не более понятно. Я все еще могу уничтожить тебя одной мыслью и двумя движениями, но ты, вы оба кажетесь мне интригующими, – он собирался сказать что-то еще, но кинул короткий взгляд на Арко и явно о чем-то промолчал. – Послушай меня, Моора. Условия остаются прежними. У тебя есть полгода, чтобы привыкнуть к местной жизни. Олух останется с тобой как защита, сколько ты его в таком состоянии продержишь, столько и ладно. А Арко обязан тебе помогать во всем, о чем ты попросишь. Но я предупреждаю тебя – берегись зеркал. Не слушай то, что они тебе говорят, не отвечай им, и лучше вообще не подходи к ним. Ты поняла меня?

Мойра чуть испуганно кивнула.

– Ваша Светлость, – рискнула сказать она. – Ваша Светлость, вы считаете, что это я его призвала? Но я же не ведьма?.. Мне сказали, что я не ведьма. Меня проверяли. Меня еще как проверяли! Меня иголками тыкали, и в воду кунали, и огнем жгли! И я ни капельки не ведьма, ни капелюшечки!..

Он смерил ее взглядом, в котором ей почудился едва заметный отблеск тепла.

– Саторий об этом подробно написал. Но есть многое на свете, дорогая Моора, что и не снилось нашим мертвецам.

Мойра смутилась, опустила глаза. “Дорогая Моора” – это звучало не очень хорошо, так, словно она привлекла его пристальное внимание. А уж каждый в деревне знал с рождения, что внимание живых власть имущих никакого блага не несет, и от него надо изо всех сил бежать и прятаться, потому что от живых владетелей одно спасение – владетели мертвые. А где найти управу на Мертвого герцога, ежели что? Олух же, он сам сказал, ничуть не способен ему противостоять. Просто… просто зверушка показалась любопытной.

– Твои способности могут быть таковы, что кому-то вроде Сатория и даже Святого Атония с его подручными злодейками их не распознать.

Мойра в это совсем не верила – будь у нее какая-то сила, разве это не проявилось бы когда-то раньше? Проявилось бы, и она отличалась бы хоть чем-то от других в Пречистом – но она была самой обычненькой, во всем – от внешности и имени до мыслей в голове.

Она отличалась только особой глупостью, наверное – потому что только она послушала Альдо и побежала выкапывать его тело из общей могилы, больше никто.

А глупость – это явно не то, чем нужно выделяться. Глупость, непонимание, отсутствие знаний – все это завело ее в беду, и уводило все дальше по этому неудачному пути. Ее тащило, и она шла, от вешки к вешке, и вот к чему это ее привело – она стоит посреди пыльного зала под землей, в мире, забытом теми, кто живет наверху, и Мертвый герцог смотрит на нее строго, ожидая ответа на вопрос, который она, кажется, пропустила.

– Ты поняла меня, Моора? – повторил он терпеливо. – Не подходи к зеркалам, не говори с зеркалами. Не слушай их и не отвечай, если они говорят с тобой.

– Я поняла, Ваша Светлость, – выдавила она и торопливо поклонилась.

– В таком случае, идите. Все трое. Я не желаю ничего о вас всех слышать полгода.

И в тот самый момент, когда Мойра вышла из замка Герцога и посмотрела на расстилающийся вокруг серый и коричневый город без цвета и света, не знающий солнца, затерянный в подземной сырости и мраке, когда Арко опасливо обошел ее, чтобы спуститься по ступенькам первым, а Олух мерно затопал по лестнице вниз вслед за ней, Мойра поняла, что у нее, по правде, теперь есть настоящая цель.

Она хотела вырваться отсюда, хотела вернуться к солнцу.

Глава 18

– Диона! – позвал Арко издалека, как только увидел буквально край ее юбки, выглядывающий из-за угла.– Диона, слышь?

– Арко? Что тебе, болезный? – она выпрямилась, упираясь себе кулаком в спину.

– Вот, девку привел. От Герцога. Он велел ее, значит, обиходить и все такое.

– От Герцога, говоришь? – женщина сощурилась, глядя на Мойру, и ее лицо как-то разом смягчилось. – Ой, да молоденькая какая! Иди сюда, девонька, сейчас что-нить придумаем, вымоем тебя, одежонку какую-нить справим. Иди, иди, не бойся.

– Так я тогда того? Пойду? Ты того? Этого? – обрадовался Арко.

– А кому герцог велел ее обиходить-то, мне, что ль?

– Так тебе сподручней. Вы, бабы, сообразите между собой как-нить. Ну, а ежели мужское что справить надо, ты меня вот, Дионка, зови.

– Да тебя, вона, поди свищи-ищи, – досадливо отмахнулась та. – Ладно, уходи. Разберемся, а то ты тут, гляди ж, соплями все зальешь вконец своими слюнтяйными.

– У нее еще этот, – Арко потыкал пальцем в сторону Олуха, который переминался с ноги на ногу рядом.

Диона смерила скелет командирским взглядом и важно кивнула.

– Тогда и вовсе иди отсель, – сказала она. – Мужскую работу нам Герцогский парень, вон, поделает. Так?

“Постараюсь”, – сказал Олух через сковородку.

– А, так вот по что тебе сковорода-то нужна была, – хмыкнула Диона. – А вот и ладно, и сковородка вернулась.

– Святому Улхо бы табличку, – робко подала голос Мойра.

– С этим мы как-нить потом. Тебя-то как звать?

– Мойра. Ну… Герцог говорил – Моора.

– Тогда как он назвал, так и зовись. Мы тут все под его властью ходим. Нет тут власти больше, чем у Герцога. Идем, девонька, идем, – она подобрала пустую корзинку из-под белья, которое развешивала у дома, и поманила девушку за собой. – Моора так Моора. Герцог, небось, тебе ничего не объяснил? Не любит он этого, знать как.

– Ничего, – подтвердила Мойра, которая все еще ничего не понимала, но собиралась во всем разобраться.

– Вымоешься, поешь, и потом, стал быть, станем говорить, – Диона пропустила ее перед собой в дом, провела, бормоча себе под нос, по длинному коридору, и определила в одну из комнат, распахнув двери. – Иди вот сюда. А ты, скелетище, на кухню, воды поможешь натаскать. Ты, девонька, пока отдохни, сейчас воды притащим, и устроим тебе помыться в тепле. Не приведи Земля, застудишься, тогда мне от Герцога не сносить головы.

Это было странно – потому что Мойра точно ровным счетом ничего не значила, ничего не могла изменить, и Герцогу никак не была нужна – но она пока решила делать, что скажут. Может, понемногу все станет понятней?

– Отдохни, отдохни, – повторила Диона, выходя в коридор. Двери она запирать не стала, но Мойре и особо некуда было идти: она осталась, где оставили, и только немного обошла и подосмотрела все вокруг. Комната была совсем другой, чем она привыкла. В ней была кровать на одного человека, и сундук в ногах, и ширма, за которой стояла большая пустая бадья. Тут было даже зеркало – бессмысленное свидетельство глупой и ненужной роскоши. И в этом свете слова Герцога даже обретали смысл, только вот Мойра, конечно, не собиралась ни с какими зеркалами никакие проблемы обсуждать.

Впрочем, любопытно ей было все равно – а ждать Диону с водой и с Олухом – крайне трудно, словно каждая минута растягивалась на пару вечностей, поэтому к зеркалу она, все же, подошла – сбоку, с краю, с интересом наблюдая, как там появляется ее смутное отражение.

Ей еще не случалось смотреть на себя, как богачке – из глубин зеркал. Обычно она могла понять, как выглядит, по отражению в реке, в полированных поверхностях и глазах других людей, и сейчас для нее все выглядело иначе. И она выглядела иначе – Мойра даже сначала не могла понять, что за ужасное, грязное чучело там отражается, и только когда чучело задвигалось, то поняла, что это она сама. В ужасном рваном рубище, лохматая, чумазая, вся покрытая коркой подсохшей грязи, исхудавшая и осунувшаяся – она сама.

Но потом это гадкое изображение словно подернулось пеплом, и Мойра увидела в зеркале совсем другую картину – и другой фон, другую комнату, наполненную книгами с пола до потолка, и другого человека.

Кто-то чужой смотрел на нее с обратной стороны зеркала, внимательно изучая, и потом доброжелательно улыбнулся.

– Что-то интересное появилось в ваших скорбных землях, я смотрю. Кто ты будешь, грязное дитя?

– Моора, – автоматически ответила Мойра, следуя совету Дионы. Кто был этот человек? У него было серьезное, немного грозное лицо, которое сейчас, тем не менее, светилось вполне доброй улыбкой. Книги вокруг него выдавали невероятную высоту его положения – никто, кроме самых важных людей, не мог себе позволить такой роскоши.

“Не подходи к зеркалам, не говори с зеркалами. Не слушай их и не отвечай, если они говорят с тобой.”

Она одним махом умудрилась нарушить все запреты, которые поставил перед ней Герцог.

– Тебе предложено войти в семью Мертвого Герцога? – мужчина в зеркале поднял бровь, с интересом разглядывая донельзя грязную девушку, в прорехах жалкой одежды которой виднелись ожоги и синяки.

– Нет, милорд, – сообразила Мойра добавить хоть какое-никакое титулование. – Мне предложено тут жить. Потому что меня так осудили. Жить тут.

– Случается, случается, – подтвердил мужчина, и тут дверь позади Мойры открылась, пропуская Олуха с ведрами в руках. Под молчаливым взглядом из зеркала скелет прошел до ширмы, вылил в бадью воду и невозмутимо ушел обратно. – С каких это пор в гостевом доме Забытых скелеты воду носят?

– Он со мной, – нерешительно сказала Мойра, словно преодолевая сопротивление, и тут же пожалела о том, что открыла рот.

Нет, незнакомец в зеркале ничего страшного не сказал, только бровь поднял заинтересованно и немного скептически, но Мойре все равно почудилось, что она совершила какую-то огромную оплошность – больше, чем просто поговорить с кем-то в зеркале. Больше, чем, может, даже выкопать Альдо. И даже больше, чем выкопать Альдо во второй раз.

Эта мысль ее напугала, и она замолчала, глядя в пол.

– Очень любопытно. Всегда приятно, когда у милой девушки есть надежный и преданный защитник. А никого нет вернее мертвых – они куда надежнее живых, да и договориться с ними куда проще.

На это Мойра вздрогнула, подняла глаза снова – потому что чужой человек в зеркале говорил ровно то, что она думала сама.

– Ты ведь согласна, верно? Ты меня понимаешь, – добавил он негромко, продолжая ее изучать. – Так трудно найти среди живых кого-то, кто будет разделять твои мысли, знаешь ли. Ты, в некотором смысле, редкость, Моора. Мне нравится это имя. Когда-то давно, сотни лет назад, женщина с похожим именем стала женой моего предка. Ее звали Маара, и после свадьбы она приняла имя Мария, как это принято в моем роду. Но тебе это, наверное, и не интересно. Что же, Моора – я чувствую, твой помощник снова идет, и, значит, тебе уже пора смыть с себя могильную пыль. Я надеюсь, что нам еще доведется поговорить. Ты можешь сама позвать меня, если захочешь. – просто назови мое имя, когда решишься. Меня зовут Дарий. Запомнила? Вот и молодец.

Он растворился в тенях зеркала, и его гладкая поверхность снова отразила только маленькую комнату, кровать, ширму и одну очень, очень чумазую девушку.

– Что ты тут, Моора? Мыться иди, – Диона, проследила за тем, чтобы Олух вылил воду в бадью и подтолкнула девушку за ширму. – А в зеркало особо не пялься, – добавила она тихо чуть позже помогая Мойре вымыть волосы.

– Герцог тоже сказал этого не делать, – ответила Мойра. – А почему?

– Так вот потому, что Император, в своей милости, не может в Земле нас увидеть, как видит все под Небом со своего Небесного шпиля. Поэтому он к нам наведывается через зеркала. Слушает, смотрит, как мы живем, потому что мы, хоть и Забытые, но тоже его подданные, и он-то один про нас не забывает.

– Император? – открыла рот Мойра. – Сам Император?

– Я-то сама не видела, но Герцог говорил, да и есть у нас те, кого Император отмечал. Только их них большая часть уже в Земле. Потому что Император с ними поговорил, поговорил, – все так же еле слышно рассказала Диона. – А потом приказал Герцогу их казнить. Так что лучше и вовсе с ним бесед не вести, чем так попасться.