Ведьма

– Ну, хорошо, согласился! Есть среди всей этой помойки и что-то интеллектуальное! Ну в основном же говно?!

– Говно? Да, если говорить об их полезности – для развития или чего там еще… Но смотри, ведь мы в своем детстве мечтали о таком говне! Вспомни эти глупые «электроники», где волк из «Ну погоди!» яйца в корзинку ловил. Дни напролет же в них рубились! А говно ведь первосортное!

– Опять согласен! Была у меня такая штука! – с удовольствием я начал вспоминать беззаботные детские времена. – Помню, я ее в школу притаранил, парни готовы были что угодно отдать, чтобы немного пошпилить в нее!

– Так вот, смотри, получается, что без компьютеров нам было просто намного скучнее, – продолжал гнуть свою линию Вадик. – Вот мы и мучились с этой скуки, пинали балду, придумывали себе занятий разных. Кто в футбол во дворе гонял, кто по стройкам лазил, кто-то, как Леся, с куклами ролевые игры устраивал…

Он хотел еще что-то сказать, но я перебил его – не люблю, когда кто-то в компании говорит слишком долго.

– А сам-то ты чего делал?

– Я на пяльцах еще вышивала! – вставила свои пять копеек Олеся.

– Не поверите, – усмехнулся Вадик, – я задачки по математике на год вперед решал.

– Ну и смотри, вон, зато какой башковитый вырос! Правда, талант свой в землю зарыл.

– В смысле? – немного смутился Вадик.

– Ну, как краснодеревщик, который табуретки делает! – продолжал наступать я. – Или как Моцарт, который вместо того, чтобы сонаты свои сочинять, в каком-нибудь баре на скрипочке поигрывает!

Развивая эту тему, я собирался не только перехватить инициативу в нашем разговоре. Мне хотелось еще сильнее раззадорить этого нарочито спокойного «нового Вадика». Не раз я уже предлагал ему великолепные места по работе, а он все их отверг ради совсем непонятных мне эфемерных ценностей.

– Не обижайся, но ведь и ты сейчас не сонаты пишешь, – клюнул на мою удочку Вадик. – Если использовать твою аналогию, играешь в чужом оркестре, пусть даже одну из первых скрипок.

– Уел, что сказать! – широко улыбнулся я, хотя эта аллегория с оркестром несколько задела меня. – Скажу по-другому! Ты мог бы продавать свой талант гораздо дороже! В разы, на порядок! С этим же ты не будешь спорить?

Хотя я и не знал дохода Камских, в своих словах я был уверен. За это говорил его в общем-то скромный домик, видавший виды «Лэнд-Крузер» во дворе, среднего класса мебель и техника. Да и чего еще можно получить от обычного микробизнеса? Будь ты хоть семи пядей во лбу.

– Может быть, – упрямо не соглашался он. – Но мне не нужно много денег. И потом, мне бы пришлось многим для этого пожертвовать.

– Ну, например? – его оправдания казались мне смехотворными.

– Да мы уже говорили об этом, – гораздо менее охотно отвечал Вадик, – образом жизни, свободой…

– А-а-ай! – отмахнулся я. – Получил бы другую свободу – выбирать и покупать все, что тебе хочется!

На лице Вадика появилась несогласная улыбка. Все говорило за то, что он не собирался открыто оспаривать мое утверждение.

– Ну ладно, допустим, тебе не нужно многого.

Я допустил это, только чтобы заставить его сказать больше. На самом же деле я был уверен, что говоря о свободе, образе жизни, Вадик просто пытается оправдаться. Придумал себе такую рационализацию, чтобы ничего не менять и не покидать пресловутую зону комфорта.

– Пусть так. Но ведь плыть на огромном фрегате намного интереснее, чем в малюсенькой лодочке, – я специально сменил оркестровую аналогию на более мужественную. – Масштаб, просторы для мысли, эпические победы! Одним словом, жить не скучно!

– Да, кстати о скуке, – круто повернул тему Вадик, зацепившись за мои слова, – мы не закончили эту мысль… а она интересная.

В тот момент я вдруг понял, что мой старый товарищ просто уходит от неприятного ему разговора.

«И действительно, перегнул я мальца, – говорил я себе, – наверняка наша разница доходов и статусов и так сильно на него давит. На всех людей давит, и Вадя тут не исключение. А тут я, приехал к нему в гости и пытаюсь еще усилить это давление. Нечестно, однако! Особенно по отношению к своему другу».

– Так вот, получается, что скука, безусловно, неприятная штука, мы хотим от нее избавиться. Зачастую… – на пару секунд он закусил язык, подбирая слова, – зачастую избавление от скуки еще хуже самой скуки – побухать, рвануть баллончики, одним словом, приключений себе на жопу поискать.

Несмотря на свое обыкновение не давать другим говорить слишком долго, в этот раз я не перебивал его, как раз обдумывая про себя, почему и зачем он так внезапно закрыл предыдущую тему.

– А с другой стороны, отсутствие скуки, – Вадик снова закусил язык, – свободного времени… постоянная заполненность, вовлеченность… Они блокируют нам ряд других возможностей, путей, увлечений… В том числе и возможность задуматься – задуматься над тем, что вообще происходит… и зачем ты все это делаешь. Как считаешь?

Вроде бы он говорил все верно, отчасти это даже совпадало с тем, что я недавно говорил про компьютеры и иные увлечения. И можно было бы снова согласиться с Вадиком, тем более что недавно я слегка перегнул, пытаясь расшевелить его. Но за весь наш разговор я уже два или три раза согласился с ним, а он со мной – ни разу. Видимо, сработал менеджерский рефлекс ведения переговоров – внутренний голос шептал мне, что уступать сейчас никак нельзя. Особенно в присутствии внешнего зрителя – Олеси.

Кроме того, слова Вадика были не такими уж безобидными. Их вполне можно было трактовать как укол в мою сторону. Типа бегу я, как белка в колесе, ничуть не сознавая своего глупого положения. Ну, или что-то в этом роде.

Пригубив бокал, я все еще колебался, как ему ответить.

– Не, Вадя, – усмехнулся я, как будто слегка высмеивая его рассуждения, – если человек умен, он найдет время и для того, чтобы подумать! А если глуп, то дай ему хоть вечность, все равно никакого толку не будет! Просто будет глупый бездельник вместо глупого работяги!

– Жень, ты как всегда категоричен! – рассмеялся Вадик. – Скажи лучше, чего ты решил имидж сменить?

– Да, просто жутко интересно! – поддержала его Леся.

А чего тут, собственно, интересного? Подумаешь, решил немного отпустить волосы – не ходить же всю жизнь с одной и той же короткой стрижкой!

Однако сам этот вопрос был очень показательным для всего вечера. То, что было интересно им – культивирование цветочков (Олеся), виртуализация мира, теннисные баталии (снова Олеся), ницшеанские огрехи – было не особо интересно мне. А то, что интересовало меня – политика, инвестиции, женщины, яхты (я как раз присматривал себе одну), – вгоняло их в скуку или апатию.

Казалось, что с университетской скамьи мы изменились настолько, что у нас больше не осталось общих интересов. Нет, мы, конечно, могли поддерживать светскую беседу, понимающе кивая и задавая дежурные вопросы. Но это только сильнее подчеркивало, насколько мы стали друг от друга далеки.

На этом фоне наш неуклюжий спор о скуке и компьютерах казался просто шедевром понимания и заинтересованности.

Время шло, а у меня никак не получалось свернуть разговор со светской дорожки на путь откровенного общения. Уверен, я смог бы это сделать, если бы мы остались один на один. Вот только Олеся никак не хотела уходить. Не скажешь ведь ей, мол, дай мужикам о своем поговорить… Обидится, да и Вадик не поймет. Эта тупиковая ситуация вскоре начала меня раздражать.

Когда она, наконец, ушла собирать Алешку ко сну, я тут же взял бутылку, бокалы и предложил Вадику перебраться в его кабинет. Усевшись на все тот же диван, на боковину которого так удобно было ставить стакан, я сразу вспомнил нашу унылую вчерашнюю игру.

– Слушай, дружище, – тихонько спросил я, глядя ему прямо в глаза, – вчера… как я понял, карты тебя больше совсем не вставляют. Или показалось?

– Да, есть такое, – без энтузиазма ответил он.

– А чего? Проигрался, поди, по-крупному? – попробовал угадать я, предвкушая соответствующую историю.

– Знаешь, – задумчиво начал Вадик, – рефлексия помогает избежать душевных страданий, но и для счастья поводов практически не оставляет.

– Чего? – поморщился я. Последние четыре часа я активно вливал в себя алкоголь, а потому сходу не смог понять его пассаж. – Скажи-ка попроще!

– Да это я так… оригинальничаю! – рассмеялся Вадик. – Не обращай внимания! Просто надоели карты, не получаю от них удовольствия, вот и все.

– Ну ладно, – согласился я.

Еще с полчаса мы вспоминали прошлое, слушали какую-то нагоняющую тоску музыку, мусолили в руках едва наполненные бокалы. Никто не мешал, но разговор все равно не шел.

Еще и хмель стремительно заполнял мое сознание, из-за чего мне приходилось сильно концентрироваться, чтобы сохранять нить неспешного разговора. Я понимал, что надо было переходить к главному, потому как потом уже будет совсем поздно. Вот только слов подходящих у меня сразу не нашлось.

– Скажи, вы часто с Лесей цапаетесь? Ну так, чтобы по-серьезному.

– По-серьезному? – переспросил слегка осоловевший от выпитого вискаря Вадик. – Вообще никогда. Почему спрашиваешь?

– Да перед отъездом самым, – зачем-то соврал я, – пересрались мы с Ленкой крепко. – Вот и думаю, одни мы такие идиоты или другие тоже ругаются?

– Думаю, ссориться – это необязательно плохо, – на лице моего старого друга вновь появилась его дежурная полуулыбка. – Зачастую это просто способ честно сказать другому то, что в обычной обстановке не можешь.

Вот и все! Как после всего этого было ему сказать, что мы не просто поругались, а теперь даже не живем вместе? Наверное, и можно было сделать новый заход, но для этого уже не осталось ни сил, ни желания. Я уже был на сто процентов уверен, что если я и совершу этот заход, Вадик все равно меня не услышит. А если и услышит, то уж точно не поймет.

Глава 4

Утро. Похмелье. Похмелье, которого у меня уже очень давно не было. Неприятный осадок от никчемного вчерашнего разговора. Сожаление. Сожаление о том, что приехал сюда, что поддался временной слабости и начал искать внешней помощи. Недовольство. Собой, своим приездом сюда и своим другом.

Тот с утра встал вялым, болезным и, по новой традиции, скучным. В этот день его унылый вид даже раздражал меня.

«Сегодня день вежливости, завтра скажу, что срочные переговоры, и свинчу отсюда, – говорил я себе. – Но этот день ведь надо чем-то себя занять».

– Эй, Вадя, да проснись ты уже, старик! – тормошил я за завтраком хозяина. – Скажи, чего в вашей глуши есть интересного? Кроме унылых лесов и мегатонн снега? Ну, может, лешие или ведьмы какие?

– Ведьма тут есть одна! – вмешалась Олеся, жизнерадостность которой была единственным, что делало это утро добрым.

Ее нахождение во всей этой беспросветной скуке казалось мне удивительно инородным, неестественным.

«Чего она вообще тут делает? – не раз в тот день спрашивал я себя. – Наверное, попала под пагубное влияние моего помрачневшего товарища».

– Серьезно?! – оживился я. – Сто пудов мне надо ее видеть! Вадя, дружище, ты просто обязан! Пока я совсем вам не наскучил, ты должен отвезти меня к ней!

– Кстати, она неплохой мозгоправ, – добавила Олеся, не давая ответить заторможенному похмельному мужу.

– Даже так! Все, веди меня к ней прямо сейчас!

– Ладно, съездим, – наконец пробурчал Вадик. – Соберешь еды какой?

– Хорошо, – согласилась Олеся, – чай только допью.

– Еды? Чего, так далеко ехать? – удивился я.

– Да нет, – рассмеялась Олеся, – она же отшельницей живет! Если не привозить ничего, того и гляди, помрет, бедненькая!

Минут через двадцать мы были во дворе.

– Давай на моей, – кивнул я на свой «мерседес», предполагая немного развеяться за рулем.

– Не, – возразил Вадик, – на машине неудобно.

Открыли гараж. Выкатили снегоход – простенький двухместный «Вайдтрак». Пыль, по бокам – царапины, на стекле – трещина. Хозяева совсем не заботились о своем «снежном коне».

– Давай я порулю!

– Ладно, только не гони сильно… А то заблюю тебе всю спину, – наконец-то сподобился он на шутку.

В неспешном темпе добрались минут за двадцать. Через лес, потом долго по открытому полю, пересекаешь трассу, до леса, там до одинокой сосны и вглубь ельника. Дорожка там уже катанная – кто-то был здесь до нас, если не того же дня, то днем раньше. Иначе бы все следы скрыл тот снегопад, вместе с которым мы прибыли к Камским.

Подъехали практически к самому дому. Одинокая хижина из потемневшего от старости кругляка. Покосившиеся окна, наполовину разрушившаяся кирпичная труба, свисающие до земли сосулищи. Вокруг тоже как надо – высоченный темный лес, пустынная лужайка и совершенная тишина. Мрачно, угрюмо – в общем, настоящая ведьмина берлога!

Когда Вадик потянул скрипучую дверь, на мгновение мне даже стало жутко – я ожидал увидеть горбатую седовласую старуху с хриплым голосом и перекошенным лицом – настоящий ужастик наивного детского сна.

Насколько же был я ошарашен, когда внутри обнаружил совсем юную девушку с милым, приятным лицом. На ней была телогрейка, шерстяной платок, валенки, рукавицы – и это одеяние усиливало первое удивление. Все увиденное и услышанное совсем не стыковалось друг с другом.

– Привет, – тихо поздоровался Вадик, ставя сумку с продуктами на стол. – Что с дровами? – чуть громче спросил он, выдыхая изо рта облако густого пара.

В доме было, мягко говоря, холодно.

– Кончились, – спокойно отозвалась «ведьма», совсем не хриплым и не старческим голосом. – Почти.

– Ясно, – не менее хладнокровно ответил ей Вадик и, не говоря больше ни слова, вышел на улицу.

По идее, мне бы стоило присоединиться к нему и помочь с рубкой дров. Но мне было до чертиков интересно понять, что же здесь происходит: с какого лешего эта девчушка так вырядилась, что она делает в этой мрачной хижине, и почему ее называют ведьмой.

Не обращая на меня внимания, «ведьма» осмотрела принесенные нами продукты, вытащила на стол картошку и подсолнечное масло. Подбросила в печь небольшую охапку сухих веток. Огонь начал с треском поедать их.

Во всех действиях хозяйки ведьминого дома тоже было что-то загадочное. Движения медленные, как будто заторможенные. Происходящее она воспринимала спокойно, как нечто обыденное. Даже мое появление и нахождение в доме никак не волновали ее. Она даже не смотрела в мою сторону.

Когда «ведьма» сняла свои варежки и принялась за чистку картошки, я полностью избавился от первого шока и решил, что пора бы взять ситуацию под свой контроль.

– Как звать-то тебя? – начал я разговор, усаживаясь на какой-то покрытый половыми ковриками сундук.

– Зови, как тебе нравится, – не поворачиваясь, отозвалась она, – у меня нет имени.

– Так уж и нет? – усомнился я. – Ок, – продолжил я после длительной паузы, так и не дождавшись от нее ответа, – пока буду называть тебя просто «ведьма». Хотя ты ж никакая не ведьма, да? Простой человек ведь?

– Кто знает.

– У-тю-тю, какие мы серьезные! Ну, хорошо, а где твой хрустальный шар, варева там всякие, метла, наконец? Какая же ты ведьма без всей этой атрибутики?!

На эту провокацию ведьма тоже не ответила. Несмотря на всю ее серьезность, ее вид все больше меня смешил – эта нелепая засаленная телогрейка делала из девчушки какого-то колобка.

– Не хочешь отвечать? Да и бог с тобой! Распятия-то не боишься?! – я наставил на нее скрещенные пальцы, ожидая, наконец, услышать звонкий девичий смех.

– Не боюсь.

Попытка заставить ее рассмеяться провалилась. Вдруг меня осенило – это, наверное, от нее Вадик заразился своей угрюмостью.

– Ну, ок. А чего умеешь-то? – продолжал я посмеиваться над ней. – Почему тебя ведьмой зовут?

Про себя же я пытался разгадать ее загадку.

«Может, сирота, которой всей округой помогают? Тогда зачем посреди леса? Неразумно как-то! Может, шизофреничка? Вроде не похоже».

– Зачем ты здесь? – неожиданно спросила она, не отрывая глаз от своей картошки.

Такое обращение возмутило меня. На вид ей было не больше двадцати, почти вдвое младше меня.

– Не слишком ли ты молода, на «ты» меня величать? – улыбнулся я, чтобы скрыть легкое раздражение.

– Внешность обманчива. Так зачем ты здесь?

– Здесь?! – я мельком обвел глазами небольшую комнату, заметив в углу небольшой стол, заваленный исписанной бумагой. – Да чтоб скуку разогнать! Хотел на реальную ведьму посмотреть хоть раз в жизни, а тут – разочарование какое-то!

Обычный человек на мою эмоциональную тираду должен был отреагировать тоже эмоционально – обидеться, разозлиться, рассмеяться. Ведьма не поддалась. Продолжала строить из себя особенную.

В сенях послышались Вадины шаги, а через секунду в двери появилась его голова:

– Жень, помоги, пожалуйста, не могу в одного вытащить!

Срубленное Вадиком дерево упало совсем не так, как он хотел, и в итоге зацепилось за ветви стоящей рядом сосны. Нам пришлось немало попотеть, прежде чем мы вызволили нашу добычу из лап этого «энта».

– Слушай, Вадя, – с усмешкой спросил я, когда мы сели на освобожденный ствол, – что это за ведьма вообще? Смех, да и только! Школьница какая-то!

– А… Ходят слухи, что она вообще не стареет.

– Ага?!

– От стариков слышал… – он делал паузы, еще не в силах восстановить дыхание. – В любом случае ты зря высмеиваешь ее. Она немало хорошего сделала – Олеся перестала полетов бояться, сосед благодаря ей семью сохранил.

– Шутишь?

– Нисколько.

В дом я вернулся еще более озадаченным. Всплыли Лесины слова о том, что ведьма – неплохой мозгоправ. Под запах горящего на сковороде масла я стал молча рассматривать ведьму, ее унылое жилище, как будто ожидая найти что-то, что стало бы ключом к разгадке. Постепенно взгляд мой упал на окно, за которым Вадик колол только что напиленные нами чурки.

Тут снова вспомнился вчерашний разговор. Утренние сожаление, недовольство и горечь.

«Как так? – спрашивал я себя. – Если с ним я не могу найти понимание, с тем, кто знал меня много-много лет… Могу ли я вообще найти его с кем-нибудь? Ленка, Юлька – может, все это было неизбежно?»

– Эй, ведьма, – окликнул я обладательницу глупой телогрейки, – есть вопрос к тебе.

Не то, чтобы я верил в ее мудрость и способность ответить мне. Вопрос возник сам собой, и раз уж Камские так хвалили ее, то почему бы не проверить, на что она действительно способна?

– Говори.

– Почему мы, люди, так трудно понимаем друг друга?.. Или мы обречены быть одинокими в своем непонимании?

Она повернулась ко мне и впервые взглянула прямо в лицо.

– Ты задал хороший вопрос, – она оперлась задом на печку и скрестила на груди руки.

– И у тебя есть на него ответ?

– Есть, – ведьма как будто пришла в себя и вновь вернулась к готовке. – Только он займет время.

– Значит, не знаешь? – ухмыльнулся я.

– Представь, хочешь ты узнать, как дела у твоего друга. Спрашиваешь, а он тебе отвечает: «Нормально все». Узнал ли ты то, что хотел? – глянула в мою сторону, не поворачивая тела.

Это было достойное возражение. Ответ на сложный вопрос никак не должен быть простым.

– Я подумаю, ведьма. Уж чего-чего, а времени у меня сейчас предостаточно!

Глава 5

В тот день она мне так и не ответила. Сказала, что может дать первую часть ответа, от чего я отказался сам – слушать ее при Вадике было как-то неудобно, вне зависимости от того, чего она наговорит.

Что поразительно, ведьма сообщила мне, что полный ответ займет несколько дней. Семь, десять, а может, и больше. Согласен, ответ на сложный вопрос не может быть простым, но ведь не настолько же!

Так или иначе, а я подписался на ее условия, хотя, естественно, не планировал отбывать весь назначенный срок. Два-три дня, которые я рассчитывал еще гостить у Камских. За это время я собирался распутать узел загадок, окружавших эту девчушку. Ну, а заодно и послушать, чего она мне будет вещать.

Надо признать, я немало увлекся решением этой задачки. Даже по пути обратно, сидя за рулем снегохода, я торопливо пытался подобрать подходящие гипотезы и объяснения. Как будто у меня было мало для этого времени! Как бы то ни было, а дорога в результате пролетела незаметно.

По возвращении, когда Вадик сказался контуженным на голову и лег спать, я попытался разведать, что да как у Олеси:

– Слушай, Лесенька, а с чего ее вообще называют ведьмой?

– А, заинтересовала она тебя! – хитро улыбнулась.

– Не она меня заинтересовала, а я ей заинтересовался! И все же?

– Ну, – нерешительно начала Олеся, помешивая пенку на своем кофе, – живет в глуши, ведет себя странно, не по-человечески… Всегда хмурая, никогда не улыбается и не смеется… Делает то, что другие не могут. По-моему, подходящий для ведьмы набор! А что именно тебя смущает?

– Разве не должно быть в ведьме что-то по-настоящему мистическое?

– Мистическое? Так она ж не стареет! – звонко объявила Олеся.

– Лесь, – поморщился я, – ну только не говори, что ты веришь в это!

– Конечно не верю! – она изобразила показную обидку. – Хотя сохраняется хорошо. В тех-то условиях, в которых она существует… Мы три года здесь, перемен я в ней не замечаю – вроде все такая же. Причем местные говорят, что и раньше была точно такой же!

– Раньше – это насколько? – усомнился я.

– Жень, откуда мне знать? Я сильно и не спрашивала.

– Молодая мордашка – это вся мистика?

– Знаешь, Жень, мифов вокруг нее уже хватает, – она засунула в рот печеньку и продолжала говорить жуя.

Я ненавидел такое поведение, но Лесе это почему-то с легкостью прощал.

– Уже не поймешь, где правда, а где вымысел. Одни говорят, бесноватую вылечила, много раз порчу снимала. Другие судачат, что на непонятном языке иногда говорит… А еще рассказывают, – с этим словами она хитро заглянула мне в глаза, – что все мужчины, что у нее были, обязательно влюбляются в нее!

– Ага, в пигалицу в телогрейке и валенках!

– Ну да, ну да! – она довольно рассмеялась.

– Ну а сама-то ты что думаешь?

– Я-то?! Думаю, какая-то талантливая выпускница с психологического. По каким-то личным причинам сторонится людей, может, бзик такой у нее. Вот и все! Хотя странность ее почти на грани мистики.

– Разве на психологическом учат порчу снимать? – я специально стал атаковать Лесину гипотезу, которая мне и самому казалась вполне разумной.

– Я же говорю, мифы это!

– Хм… Так что, получается, она здесь легенда местная?

– Да ну, – отмахнулась Леся, – ты б не спросил тогда про леших и ведьм, мы бы и не вспомнили!

– Ты ж ей тоже вроде обязана? – подмигнул я, поймав Олесю на противоречии.

– Обязана, но это не делает ее легендой. Тем более что она далеко не всем помогает, люди говорят, что очень часто отказывает. Видимо, мало что умеет просто. А люди обижаются, конечно.

Олесино объяснение выглядело сносным только с первого взгляда. Внешность – допускаем особенности организма. Нелюдимость – допускаем какую-нибудь психологическую травму или просто сдвиг по фазе. Отсутствие эмоций – снова допускаем какие-то особенности характера. Выпускница лечит аэрофобию? Бесноватую списываем на мифы? Не много ли получается костылей-допущений?

За ужином я продолжил расспрос:

– Лесь, еще про ведьму эту…

– Да я смотрю, все же зацепила она тебя, – словно обрадовалась Олеся.

– А-а-ай, интересно просто задачку эту решить! Ты вот к ней как обращаешься?

– А, ты про это! А никак, «ты», и все! Она ж говорит, что нет у нее имени.

– У нее есть имя! – вмешался маленький Алешка. – Ее зовут СиСи.

– СиСи? – удивился я. – Почему? У нее типа грудь большая? – я продемонстрировал пареньку, о чем идет речь.

– Да нет же, просто вечно молодая ведьма – это СиСи! Это в мультике было.

– А, в мультике, – я серьезно покачал головой. – Ну, там-то у нее нормальные титьки были?!

– Женя! – улыбаясь, погрозила мне Олеся.

– Не, не были, – серьезно ответил маленький Камский. – Это просто ее инициалы. Две английские буквы Си.

«СиСи звучит загадочно, но уж больно пошло, – подумал я. – Может, Сесиль? Слишком вычурно… Пусть будет Маша, и все тут!»

На следующий день под хитрые улыбки Олеси я попросил у Вадика его «Вайдтрак» – навестить нашу Машу. В отличие от своей жены он не считал это забавным, передал ключи, навигатор и еще раз напомнил дорогу.

Зайдя в избушку, я застал ведьму за поеданием остатков вчерашней картошки. Мое появление ее ни капельки не смутило и не удивило.

– Салют, ведьмочка! – поздоровался я, отряхивая от снега ботинки.

Кивнула.

– Знаешь, я решил тебя Машей назвать! Ты ж не против?

Мотнула.

– Вот, – она протянула мне книгу, – можешь здесь что-нибудь понять?

– Смеешься?! – возмутился я. – Тут же испанский. Я, конечно, во многом хорош, но лишние языки мне ни к чему!

– Тогда вот это, – протянула другую книгу с закладкой. – Глава «Трансцендентальная эстетика». Прочти, там меньше страницы.