скачать книгу бесплатно
– Не надо, сын. И к вам вопросы будут, и силы тратить тоже ни к чему. Мы позже сами увезем и сами объясним Совету.
– Мы посидим тогда внизу, а вечером пойдем уже с тобою, – спокойно объявил Талик, хотя никакого веского повода им оставаться не было.
– Как знаете, – кивнул им мужчина и направился внутрь недостроенной мельницы. – Тогда прикройте тело, доски там, – указал он на левую сторону башни.
– Да, хорошо, отец.
Застелив досками яму, в которой, словно в неглубокой могиле, на слое небесного пепла продолжал покоиться Вархаг, они уселись рядом – Шенне в изголовье, Талик со стороны ног покойного. После смерти Яра близость мертвого тела никого из них уже не пугала.
– Как? Получается? – спросила через несколько минут она, завидев напряжение на лице юноши.
– С трудом выходит…
В отличие от Яра Каира, «листики души» летуна совсем не стремились присоединиться к потоку между Шенне и Таликом. Каждый следующий листик приходилось заталкивать туда дар-матиком, причем если силы было приложено недостаточно, тот упрямо обходил их поток стороной.
После нескольких таких уталкиваний юноша сообразил, что проще все-таки двигать сам поток – если листик попадал в него точно снизу, он через некоторое время проникал внутрь невидимого кольца и уже оставался там. Если же упрямый листик срывался и уходил вверх, тогда уже его можно было «пихнуть» дар-матиком.
В итоге Талик все время ерзал на своем месте, то отклонял спину, то, наоборот, сгибал ее, то наклонял тело к Шенне, чтобы радиус его вихрей мог достать до очередного листочка. Со стороны могло показаться, что у него болит поясница или что он сильно нервничает.
Примерно через пару часов новый листик, вылетевший к ним через неотесанные доски, был втянут внутрь самим потоком – точно как ранее происходило с листками Яра Каира. Талик подивился, задумался и вскоре понял причину.
– Когда в кольце идут его листочки, что ранее уже мы затолкали, то новые толкать в него не надо, – рассказал он о своих наблюдениях Шенне. – Они туда и сами залетают!
– Неплохо, – обрадовалась она, – но ведь их не так уж много – тех, что взяли…
– Пока что да… Постой-ка! – осенило его.
– Ты чего?
– Приляг! Вот так, как я.
Идея Талика состояла в том, чтобы в момент, когда от его левого плеча выплывает похожий на елочку листок Вархага, запускать его под доски к мертвому телу, чтобы он по пути засасывал все некрепко держащиеся за труп «частички души» летуна.
– Вот так и правда получается неплохо, – определил он по ускорившемуся со стороны Шенне потоку.
К вечеру, когда подъехала повозка, вся эта гимнастика и постоянная сосредоточенность на взлетающих листочках изнурили Талика. И тем не менее он рассчитывал забрать еще несколько десятков «елочек» по пути к центру Калахаси.
Тело Вархага положили в центр телеги, укрыли поверх тряпками. Шенне же вместе с другими женщинами усадили на край повозки. Она пыталась сопротивляться, говоря, что, в отличие от других, совсем не устала, но властная рука Кухэ указала на предназначенное ей место, и девушке пришлось-таки сесть. Шенне расположилась ближе к лошади, свесила с телеги ноги и, сложив ладони в замок, уставилась на Талика.
Он еще не догнал ростом отца, лицу и телу его пока не доставало мужественности, но в представлении девушки лучше его не было. Шенне нравились его пшеничные, начинающие темнеть волосы, его светлые голубые глаза, спокойный нрав и не по возрасту глубокий ум. Со дня призыва Лаллака она ни разу не пожалела о содеянном и, даже наоборот, была благодарна судьбе за их теперь неразрывную связь.
Юноша шел позади повозки, рядом с отцом. Они негромко о чем-то болтали, однако за щебетом иных голосов девушка не могла даже приблизительно понять суть их беседы. Корлик то и дело прихлебывал вино из красной кожаной фляжки своего умершего товарища, хотя, по рассказам Талика, ранее редко злоупотреблял алкоголем.
– От близких… самая большая боль, Талик, – иронично произнес отец. – Они страдают – больно, умирают – жутко, а если предают – не хочется и жить…
– Но ведь от них и самая большая радость, – осторожно возразил сын, потихоньку пододвигая отца в сторону – так, чтобы «кольцо Лаллака», как они с Шенне прозвали поток листиков между ними, проходило одной своей стороной посередине повозки.
– Возможно, сын, – вновь пригубил отец уже почти пустую фляжку, – но радость получаешь понемногу, а боль – всю разом…
Талик не ответил. На миг представив, что он вдруг лишился Шенне, юноша осознал, что в сказанном отцом немало правдивого.
– Любишь ее? – Корлик кивнул на девушку, все еще не сводившую с них глаз.
– Люблю, отец, – спокойно, без вызова ответил юноша.
– Как вижу, и она тебя… – на миг он просветлел. – Не обольщайся, далее не будет просто.
– И почему?
– Так мир устроен потому что…
– Сестра сказала: «Не загадывай вперед, пусть будет, как все сложится само», – неодобрительно процитировал сын.
– Нет, в этом неправа Финиста, – отец положил свою крепкую руку ему на плечо. – Коль счастье есть, его держаться надо. Беречь, хранить, а не пускать на самотек… как я. Да тоже и она…
Талик впервые говорил с отцом откровенно. И если ранее в их неладной семье он мысленно всегда держал сторону мамы, то сейчас ему показалось, что и отец, возможно, не является главной причиной этого разлада. Возможно, действительно все произошло само по себе.
10. Яр Муган
Артель прибыла на центральную площадь аккурат к общему ужину. Длинные ряды столов уже были составлены и наполовину заполнились дисциплинированными калахасцами. Никто из них и не обратил внимания на подъехавшую с западной стороны телегу и ее содержимое.
Все они семеро, а с ними и Талик с Шенне, проследовали к столу старейшин, устроенному на каменном около кухни возвышении. Девушка привычно выполняла роль поводыря Талика, в большой толпе терявшего способность ориентироваться.
– Старейшины, – твердо начала Кухэ, – один из нас погиб сегодня. Вархаг. Упал с верхов и шею поломал.
– Скажи им всем, – после неловкого молчания кивнула Яра Аржана на столы внизу. – Такое знать им должно.
Бригадирша согласно кивнула.
– Родные! – во весь голос прогремела Кухэ.
Разговоры в рядах затихли, сотни глаз устремились в сторону подмостка Совета и стоящей на нем женщины.
– Умер наш Вархаг, – уже много тише сказала она и отвернулась к старейшинам.
За столами внизу кто-то вскрикнул.
– Все остальные, – Яра Аржана властно обвела взглядом остатки строительного отряда и прибывших с ним подростков, – так оно и было?
Те виновато кивнули.
– А тело где?
– Вон там, в повозке, – пальцем указала бригадирша.
Внезапно на подмостки влетела в слезах женщина, никак, видимо, не желавшая верить в произошедшее, – супруга погибшего.
– Ну Корлик, как же?! – затрясла она за плечи старого знакомого.
– Летал, Юсина, и тогда ошибся…
– И всё его безумные полеты! – женщина рухнула на колени и, закрыв ладонями искореженное горем лицо, зарыдала.
Яр Муган покинул свое место, присел рядом с рыдающей и, обняв ту за плечи, попытался ее успокоить. Само собой, потерявшая мужа женщина заревела еще сильнее. Старейшина поднял ее и усадил на скамью.
– Ну ты же друг его, – набросился Яр на Корлика, – чего же не сдержал?!
– Да потому, – зло закусил губу тот, – что он без неба жить не смог бы!
– Беспутный друг, беспутный муж! – не удовлетворился объяснением старейшина.
– Ты пасть заткни! – вмиг взорвался Корлик, самообладание которого с утратой друга и опорожненной его фляжкой сильно пошатнулось.
– Эй, на кого затявкал?! – растерянно открыл рот Яр Муган, должно быть, не рассчитывавший на такую реакцию. – На меня?!
В три широких прыжка Корлик настиг его и со всей мочи направил свое тело на старейшину. Их дар-буганы столкнулись, взаимно уничтожая друг друга, образовали невидимый сгусток небесной силы, который отбросил обоих в обратные от столкновения стороны.
Старейшина повалился на каменный помост, тогда как нападавший смог удержаться на ногах и продолжить атаку. Подойдя к упавшему, Корлик наступил тому на грудь и прижал к земле:
– Змея и трус! Как ты еще не подавился желчью?
Потасовки в общине были такой редкостью, что никто даже не дернулся, чтобы остановить или разнять мужчин. Не только Шенне и Талик, все стоящие рядом с ними строители, старейшины, сидящие за столом, но и те жители, что видели драку снизу, лишь изумленно наблюдали происходящее.
Только умудренный подобными выходками первый защитник Гахтаг спокойно встал со своего места и направился к месту драки.
– Дар-каратун, – подходя к Корлику, уже убравшему с груди Яра свою сандалию, он, на секунду остановившись, почти мгновенно призвал темно-синий меч. – Склони колени и предстань перед Советом, – грозно приказал он виновнику.
– Сначала пусть поест, – неожиданно вмешался старейшина Минжур, самый старый и самый уважаемый член Совета. – Ты проследи, Гахтаг.
– Идем! – кивнул он Корлику, отводя свой небесный клинок в сторону.
Тяжело вздохнув, тот последовал за первым защитником – сначала на раздачу, а затем уже к столику, обычно занимаемому Корликом и его семьей у западного края площади. По пути Гахтаг остановился у ближайшего клочка земли и по самую рукоять опустил в нее синий меч. В такой толпе небесное оружие могло легко кого-нибудь ранить или даже убить.
Они поставили свои миски, сели. Гахтаг расположился рядом с поднадзорным. Молча и не спеша принялись за еду.
Глядя на отца, молча жующего сухую лепешку, Талик не мог объяснить его безумного поступка. Юноше была понятна причина злости и раздражения, не ясен был лишь слепой гнев, выплеснувшийся так наружу и теперь грозящий отцу суровой карой.
«Если он думал проучить или убить того, то разве стоило вот так… прилюдно? – рассуждал про себя Талик. – Все можно было сделать незаметно. Тайком. Зачем тогда сейчас?»
Разделяла его недоумение и мать.
– Зачем ты так? – осторожно спросила Альма. – Они ж тебя накажут!
– Устал его насмешки выносить, – зло выдавил отец и отвернул от супруги лицо.
Отвернулась и она.
– Вот ты, Гахтаг, – попробовал найти Корлик поддержку у постороннего, – ужели с ним ты ладишь?
Тот пошевелил мощными челюстями, повел носом – и все же промолчал.
– Чего молчишь?
Первый защитник усмехнулся.
– Он не такой злодей, как кажется тебе. Ничем не хуже прочих из Совета.
– Хочешь сказать, он лишь меня не любит?!
– Пожалуй, что и да, – холодно согласился воин.
– Да, лишь меня и брата Альмы… – Корлик желчно усмехнулся.
– Ты все равно им лучше не дерзи, – спокойный, дал ему совет защитник. – Ошибок Рахмы повторять не стоит.
Вскоре на трибуну вышла Яра Аржана и произнесла вполне обычную поминальную речь, ожидаемо окончившуюся «Отдыхай, Вархаг!».
– Отдыхай, Вархаг! – дружно вторили ей столы.
– И пусть запомнит наша молодежь, – добавила после старейшина, – небесные дары даны нам для защиты. И также для труда. Никак не для потех! Не для того нам их давали боги!
Когда народ стал расходиться по домам, пришла пора Корлику предстать перед Советом и принять его волю. На этот раз Талику и Шенне пришлось наблюдать снизу.
– Скажи нам, Корлик, так зачем, – Яр Багур подошел к обвиняемому и по-стариковски прищурился, – напал ты на старейшину Мугана?
– Я был подавлен горем, Яр, – Корлик, по всей видимости, заранее заготовил объяснение. – И потому слова его неверно понял.
– Что ж, – покачал головой старейшина, будто предполагал именно такой ответ, – это много объясняет, но все ж не может оправдать тебя. Устав гласит, что нападение на Яра – преступленье.
– Так он ведь жив здоров…
– Эх, Корлик, ты совсем не понимаешь! Зря, что большой. Совет не сможет править, если его не будут уважать. И потому ты примешь кару – сто дней на рудниках работ. Старейшины? – обернулся он к своим коллегам, ожидая их голосования.
Оставшиеся восемь членов совета сразу же подняли правые руки. Было похоже на то, что приговор они согласовали ранее. Поднял свою руку и Яр Муган, хотя на лице его читалось очевидное неудовольствие – то ли он считал приговор слишком мягким, то ли все еще был обижен происшествием.
– Поедешь, Корлик, завтра.
Альма, хранившая молчание за ужином и по дороге домой, высказала все свои недовольства по прибытии.
– Ну, муж, к чему вся эта гордость?! Легче стало?! – металась она из одного угла их небольшого жилища в другой. – А нам с Таликом? Урожай теперь на нас… и все заботы прочие по дому! Тебе ж теперь вообще в бараках жить!
Отец молча сидел за столом, смотрел отрешенным взглядом сквозь мельтешащую фигуру красавицы жены, но так за весь вечер и не сказал ей ни слова. Но когда та в слезах ушла обижаться на задний двор, Корлик спешно подозвал к себе сына.
– Талик, ты взрослый и уже поймешь, – тихо начал он. – Эта змея Муган давно меня не любит. Как я уйду, он точно станет маме досаждать. Прошу тебя, будь дома чаще… ей без тебя эту змею не отпугнуть.
И юноше пришлось дать обещание, которое он совсем не хотел выполнять. Получалось, что следующие сто дней им с Шенне придется шептаться и, может быть, если получится, тайком целоваться в зарослях родительского огорода.
Отец покинул дом еще затемно, ни с кем не попрощавшись. Талик же, отложив работу в том самом огороде на вечер, первым делом поспешил исполнить свои общинные обязанности у Яра Багура.
