banner banner banner
Свобода печали
Свобода печали
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Свобода печали

скачать книгу бесплатно


10 января 1991

* * *

На языке попрошаек и птиц,
Не исчерпав еще весь календарь,
Стойкий бродяга российских столиц,
Ты говорить обучаешь, январь.

Формы дошкольные свеч-тополей,
Спутанный синтаксис черных дворов,
Вся разноазбучность шатких дверей
И разномастность бездомных котов

Трогают больше тебя, чем язык
Тысячелетий, чем стройный мираж
Знаков, где всякий простецки привык
С лифта подсказок взмывать на этаж.

Иноязычие сада и тьмы,
Шепот апрельский под тесной корой
В горьком изломе бесснежной зимы
Выдержат твой молчаливый разбой.

Новый, бродяга, составишь букварь,
Щавель от щастия произведешь,
И в немоту этот странный январь
Вместе с котомкой своей унесешь.

10 января 1991

* * *

– Что это? Где-то я уже видела вас прежде.

Да нет, нет, этого не может быть?..

Может быть, во сне?

«Идиот»

    Ф. М. Достоевский

И жили Вы тому назад три века,
Мальчишка, баловень, укрыли на Афоне
Прекрасней всех икон свое лицо,
Лик драгоценный, тонкий и прекрасный!
И истлевало в тигле послушанья,
В поклонах и предутренних молитвах
Слепое время на земле притихшей.
Бледно-зеленым дымом ночь стояла
У глаз голубоватых, словно капли,
Прозрачных, как вода Архипелага,
И лунные ковры из строгих окон
Текли к ногам, и тени колоколен
Чертили на траве немые знаки.
И где-то, может, в маленькой Карее
Сардары в темных шапках суетились,
Варили кофе, дождь шуршал листвой,
А по утрам чуть-чуть влажнели звуки
От облаков тумана и жасмина…
И запах вдруг сбивая с Вас строгость мыслей,
И за чертой, в венце зеленых молний
Вам виделись Россия и Калуга,
Где в серебристых шапках цвел жасмин.
И замирали в Вас слова святые,
Задерживаясь, как нога на сходнях.
В смутно-лиловой мгле спешили братья
На послушанье или на молитву.
А ветер пах лимоном и корицей,
Чужими берегами и покоем…
То было века три тому назад.

16 января 1991

* * *

Воронежу

Драгоценный, светящийся улей,
Истекающий медом хлопот,
С хромотой нераздавленных улиц,
От столетий ослепший, как крот.
Рыл ходы, не считаясь с линейкой,
Наугад расставляя дворы,
Ошалев от горчащей и клейкой
Тополиной пуховой игры.
Серый камень представил к награде,
И скворешни, как скрипки звеня,
Воскрешали в твоем снегопаде
Позабытые звуки огня.
Сам провел колонковою кистью,
Обмакнувши в черешневый сок.
Эту линию, званую жизнью,
За запретный, ничейный порог.
Загрунтована память и стерта,
Лишь кораблик бумажный в воде
Накренится и, черпая бортом,
Поплывет по твоей высоте.

21 января 1991

* * *

В институт незаразных болезней вселился ремонт,
Словно память о гуннах, крушивших достоинство Рима,
И гомункул науки зачах у шипящих реторт
С астматическим кашлем в январских проталинах дыма.

Мы вступили в болезнь, заразившись горячкой причуд,
По истертому ныне сюжету классических линий,
Ангинозное горло, хранящее нежность простуд,
Хрипловатую речь на морозе сгущало, как иней.

Не заразны бациллы добра на озябших руках,
Карандашный разбег примиривших с терпеньем бумаги;
За разбоем ремонта был точно беспомощен взмах
Диковатых рисунков, исполненных детской отваги.

Поселенье летучих коров и мохнатых слонов
Разбрелось из альбома в хорошие руки, наверно,
Только то и осталось, что тени чудаческих снов
Меж болезнью тоски и созревшей по плану люцерной.

6 февраля 1991

* * *

Скороговорка истин и безумств
В календаре, запнувшемся на счете,
Пока февральский вдох прозрачно-пуст
И сиротлив, как соло на гавоте.

От снегопадов – эхо тишины,
Озябших пальцев чуткость и смиренье,
И боль души в преддверии Луны,
Бессонницы зеленое смятенье.

Протравлено проросшее зерно –
Такая мука от стеблей тревоги!
В чужих руках незрелое вино
Слепым толчком прольется на пороге.

А если бы беспомощный глоток
От пустоты, бытующей во блага,
Где старых лестниц гибельный виток
Хранит мерцанье розоватой влаги.

И нежностью царапает ростки,
Соблазн безумья трогает и ранит,
Нечетки и таинственно легки
Касанья слов в измученной гортани.

Сквозь занавески – влажна и слаба
Полоска света на исходе ночи,
Как ангел у немотствующего лба
В слезах и всхлипах поздних многоточий.

18 февраля 1991

Сон в стиле барокко

Песочные часы – ловцы минут,
Просроченных над хрупкостью пространства,
Зрачки воды в фарфоровом плену
Под тяжестью барочною убранства.

Эпохи дар – паденье и полет,
Округлость сна от хмеля урожая,
Торжественная выверенность нот
И в горле спазм в предощущенье края.

Смятенный день, почуявший распад,
Дыханье войн и пустоту Вселенной,
Беспомощность и блеск земных громад,
И рук тепло под кружевною пеной.

Как празднична сейчас печаль Ватто,
Как ярка и телесна боль открытий!
Все тот же ветер комкает пальто
В невыносимой тяжести отплытий.

Три века не исчерпают песка,
Сплетя корнями ненависть и ярость, –
Еще не заговорена тоска
Времен чужих, их жалоба и жалость.

Незримо равноденствие эпох,
Печать сиротства, ранящая души,
В запаянном стекле – смиренный вдох
Пловца, не притронувшегося к суше.

18 февраля 1991

* * *

Наверно, вы спите, хоть город расколот грозой,
Но сны на рассвете так льстивы и сахарно-сладки,
И мчится по волнам ваш дом, словно праведник Ной