Девушка с запретной радуги

скачать книгу бесплатно


Я сердито взглянула на него.

– Иногда мне хочется ударить тебя.

– Я тебе открою секрет, – сказал он без тени обиды, наоборот, удовлетворенно. – Мне нравится злить тебя.

– Почему?

– Так проще держать тебя на расстоянии.

Пронзительный звон часов вторгся в мой сон, вызвав во мне лютое недовольство. Потому что МакЛэйн снова попятился назад, будто это было неким сигналом.

– Останься со мной, – умоляюще сказала я.

– Не могу.

– Это мой сон, и я решаю, – возразила я.

Он протянул руку, чтобы взъерошить мне волосы пальцами, легкими словно перо.

– Сны заканчиваются, Мелисанда. Они рождаются в нас, но нам не принадлежат. Они имеют свою волю и заканчиваются, когда сами решат, – уговаривал он меня, словно ребенка.

– Мне это не нравится.

– Никому не нравится, но мир несправедлив по определению, – по его лицу пробежала мрачная тень.

Я постаралась удержать сон, но мои руки были слишком слабыми, а мой крик был лишь шепотом. Он быстро исчез, как и в первый раз. Я проснулась, а в ушах стоял пронзительный звон. Потом я осознала в смятении, что это были аритмичные удары сердца. Оно тоже стучало, как ему заблагорассудится. Казалось, что мне больше ничего не принадлежит. Я больше не имела контроля ни над одной частью моего тела. И что меня расстраивало больше всего, что это касалось даже моего ума и моих чувств.

Письмо, пришедшее в то утро, имело такой же разрушающий эффект, как камень, брошенный в пруд. Оно попало в одну точку, но распространилось большими кругами по всей поверхности.

У меня было отличное настроение, и я начала день, напевая себе под нос. Обычно со мной такого не случалось.

Синьора МакМиллиан готовила завтрак в религиозном молчании, занятая тем, чтобы изобразить полную незаинтересованность вчерашним ужином.

Я решила не толочь воду в ступе. Нужно было прояснить ее сомнения прежде, чем она выстроит свои версии, губительные для моей репутации, а также, возможно, для репутации синьора МакЛэйна. Любые надежды на чувства с его стороны были исключительно плодом моих снов, и я не должна поддаваться их мимолетному волшебству.

– Синьора МакМиллиан…

– Да, синьора Бруно? – она намазывала маслом нарезанный хлеб и задала этот вопрос, не поднимая глаз.

– Синьор МакЛэйн почувствовал себя очень одиноким вчера вечером и попросил меня составить ему компанию за ужином. Если бы я не согласилась, он попросил бы Вас. Или Кайла, – уверенно сказала я.

Она поправила очки на носу и кивнула:

– Конечно, синьорина. Я никогда не думала ничего плохого. Очевидно, речь идет о единичном эпизоде.

Ее уверенность охладила меня. Это было разумным доводом. И в глубине души я тоже так думала. Нет повода надеяться, что золотой жених этого региона мог влюбиться именно в меня. Он был в инвалидном кресле, а не слепым. Мой черно-белый мир был живым и верным доказательством моей непохожести на других. Я не могла себе позволить такую роскошь, как забыть об этом.

Никогда. Или это закончилось бы крушением.

Я как всегда поднялась по лестнице. Но я чувствовала тревогу, несмотря на спокойствие, которым я хвасталась.

Себастьян МакЛэйн улыбался уже в тот момент, когда я открыла дверь, и тем самым отправил мое сердце прямо в рай. И я надеялась, что мне никогда не придется забирать его оттуда.

– Добрый день, синьор, – спокойно поприветствовала я.

– Как мы формальны, Мелисанда, – сказал он укоризненным тоном, будто нас теперь связывала куда большая близость, чем просто совместный ужин.

Мои щеки вспыхнули, и я сильно покраснела, хотя я не имела ни малейшего понятия о смысле этого слова. Красный в моем мире был темным цветом, идентичным черному.

– Это только уважение, синьор, – ответила я, смягчая свой формальный тон улыбкой.

– Я немного сделал, чтобы заслужить его, – задумчиво сказал он. – Напротив, однажды ты меня возненавидишь.

– Нет, синьор, – ответила я, вступая на мягкую землю. Опасность вызвать его гнев была всегда скрытой, но присутствовала в каждой нашей дискуссии. Я не могла опускать оружие. Даже если мое сердце уже сделало это.

– Не лги. Я этого не переношу, – возразил он, не теряя своей потрясающей улыбки.

Я села напротив него, готовая приступить к своим служебным обязанностям, за которые мне платили. Конечно, я не была влюблена в него. Это даже не обсуждалось.

Он показал мне на ворох писем на письменном столе.

– Отдели личную почту от рабочей, пожалуйста.

Отвести взор от его глаз, полных новой волны нежности, было сложно. Я продолжала чувствовать его взгляд на себе, горячий и невыносимый, и потому никак не могла сосредоточиться.

Вдруг одно письмо привлекло мое внимание, поскольку на нем не стоял адрес отправителя, а почерк на конверте был мне очень знаком. К тому же получателем не был мой обожаемый писатель. Им была я сама. Я застыла, словно парализованная, с письмом в руках, а голову омрачили самые противоречивые мысли.

– Что-нибудь не так?

Я бросила на него взгляд. Он внимательно смотрел на меня, и мне казалось, что он никогда не прекратит этого делать.

– Нет, я… Все хорошо… Только… – я потерялась в лабиринтной дилемме: сказать ему о письме или нет? Если бы я промолчала, была опасность, что позже ему скажет об этом Кайл. Именно он забирал почту и клал ее на письменный стол. А может, он не заметил, что на письме был другой получатель. Могла ли я рассчитывать на это и отложить письмо, чтобы прочитать позже? Нет, это недопустимо. МакЛэйн был слишком наблюдательным, чтобы ничего не заметить. Вес моей лжи лежал между нами.

Он протянул руку, прижав меня спиной к стене, поскольку заметил мою нерешительность и хотел увидеть все своими глазами.

С тяжелым вздохом я передала ему письмо.

Он лишь на секунду отвел глаза, чтобы прочитать имя на конверте, а потом снова воззрился на меня. Враждебность вернулась в его взгляд, густая, как туман, липкая, как кровь, черная, как недоверие.

– Кто тебе пишет, Мелисанда Бруно? Далекий жених? Родственник? Ах нет, какой глупец. Ты же сказала мне, что все твои родственники умерли. Итак? Друг, может?

Я перехватила мяч на лету, продолжая лгать:

– Это моя старая соседка по квартире, Джессика. Я знала, что она могла бы написать мне, и потому дала ей свой адрес, – произнесла я, удивленная тем, каким быстрым потоком устремились слова из моего рта, натуральные в своей фальшивости.

– Тогда прочти его. Иначе ты сгоришь от нетерпения. Не делай из этого проблемы, Мелисанда, – тон его был певучим, окрашенным пугающей жестокостью. В тот момент я отдавала себе отчет в том, что мое сердце все еще присутствует, несмотря на мои предыдущие убеждения. Оно было раздуто, на грани остановки, вытащенное из тела. Как и мой мозг.

– Нет… Нет никакой спешки… Лучше позже… Я хочу сказать… У Джессики нет никаких грандиозных новостей, – бормотала я, избегая его ледяного взгляда.

– Я настаиваю, Мелисанда.

Впервые в жизни я почувствовала сладость яда, его чарующий аромат, его обманчивое волшебство. Потому что его голос и его улыбка не раскрывали гнев. Только глаза выдавали его.

Я взяла конверт, который он протягивал мне, держа кончиками пальцев, словно он был заразным.

Он ждал. В его бездонных глазах светился садистский огонек.

Я положила конверт в карман.

– Это от моей сестры, – свободно сорвалась с моих губ правда, потому что не было способа избежать ее. Он молчал, а я смело продолжила: – Я знаю, что солгала относительно моих родственников, но… В действительности я одинока в целом мире. Я… – Голос мой сорвался. Но потом я добавила: – Я понимаю, что это было ошибкой, но мне не хотелось о них говорить.

– О них?

– Да. Мой отец еще жив. Но лишь потому, что его сердце до сих пор бьется, – мои глаза наполнились слезами. – Он почти что растение. Он алкоголик на последней стадии и он о нас даже не помнит. Я имею в виду себя и Монику.

– С Вашей стороны глупо лгать, синьорина Бруно. Вы не подумали о том, что Ваша сестра могла бы написать сюда? Или, может, Вы решили уйти в подполье, чтобы не заботиться о Вашем отце, предоставив эту честь кому-то другому? – его голос звучал поучительно и смертоносно, как выстрел из ружья.

Я проглотила слезы и с вызовом посмотрела на него. Я солгала, это бесспорно, но он меня обрисовал, как жалкое существо, недостойное того, чтобы жить, не заслуживающее уважения.

– Я не позволю Вам судить обо мне, синьор МакЛэйн. Вы ничего не знаете о моей жизни и о причинах, которые заставили меня солгать. Вы – мой работодатель, но не мой судья и менее всего – мой палач.

Убийственное спокойствие, с которым я говорила, удивили больше меня, чем его, и я поднесла руку к губам, будто это они произносили слова вместо меня, будучи соединенными с мозгом, наделенным автономией от моего сердца или моих снов.

Я резко вскочила, что даже стул упал назад. Подняв его дрожащими руками, я осознала, что разум мой пребывает в весьма плачевном состоянии.

Я уже дошла до двери, когда он заговорил с охлаждающей жесткостью:

– Возьмите выходной, синьорина Бруно. Вы кажетесь мне очень взволнованной. Увидимся завтра.

Я вошла в свою комнату в состоянии транса и бегом бросилась в ванную. Там я умыла лицо холодной водой и изучающе уставилась на свое отражение в зеркале. Это было уже слишком. Все то белое и черное, которое окружало меня, было еще более устрашающим, чем траурный шелк. Я чувствовала себя в опасности, балансируя на краю пропасти. Упасть меня не пугало. Это уже случалось много раз, и я поднималась. Моя кожа и мое сердце были усеяны миллионами невидимых и болезненных шрамов. Я боялась потерять разум, ясность ума, которая до этого момента поддерживала меня. В этом случае я предпочла бы разбиться.

Непролитые слезы скрутили меня изнутри, превратив в тряпку. Я была словно зомби, один из героев романов МакЛэйна.

Моя рука пощупала карман твидовой юбки, куда я положила письмо от Моники. Как бы я не хотела, медлить больше нельзя. Я достала его и отправилась в спальню.

Оно весило, как куча железобетона, и я боролась с соблазном не открывать его. Содержанием письма могло быть только одно: страдание. Я полагала, что была сильной, прежде чем приехала в Midnight Rose. Как же я ошибалась! Я совсем не была таковой.

Мои руки действовали по своей воле, а я теперь была похожа на марионетку. Они расклеили конверт и достали листок. В нем было мало слов. Типично для Моники.

Дорогая Мелисанда,

мне нужны деньги. Я благодарю тебя за те, которые ты выслала из Лондона, но их недостаточно. Ты не могла бы попросить заранее зарплату у того писателя? Не будь скромной и щепетильной. Мне сказали, что он очень богат. В глубине души он одинок, парализован, очень ранимый. Сделай это поскорее.

Твоя Моника.

Я не знаю, сколько времени я рассматривала письмо: может, несколько минут, может, несколько часов. Все потеряло важность, будто моя жизнь имела смысл только как придаток Моники и моего отца. Я бы хотела, чтобы они оба умерли, и от этой ужасной мысли, продлившейся всего долю секунды, меня охватила паника. Моника старалась любить меня в своем естественно-эгоистическом стиле. А мой отец… Ну… Прекрасные воспоминания о нем были настолько скудными, что у меня сбилось дыхание. Но он оставался моим отцом, тем, кто дал мне жизнь и кто считал себя вправе растоптать ее.

Я аккуратно сложила письмо, с дотошным и преувеличенным вниманием, потом закрыла его в ящике комода.

Деньги.

Монике нужны были деньги. Еще. Я продала все, что у меня было в Лондоне, – на самом деле очень мало чего, – чтобы помочь ей. И вот спустя всего несколько недель мы прибыли в отправную точку. Я знала, что забота об отце была дорогостоящей, но теперь я начинала бояться. Если бы Себастьян МакЛэйн уволил меня – и только Бог знал, сделал бы он это по разумным причинам или ради развлечения, – я оказалась бы посреди дороги. Как я могла попросить у него денег заранее после всего того, что произошло? Лишь одна только мысль об этом меня убивала. Моника никогда не была щепетильной, одаренная лицом завидной красоты, но у меня-то такого не было. Общение не являлось моей сильной стороной, просить помощь казалось для меня невозможным. Я слишком боялась отказа. Я сделала это лишь однажды и до сих пор помню вкус этого «нет», ощущение отказа, грохот захлопнувшейся перед носом двери.

– Кайл действительно бездельник. Он исчез на машине в обед и вернулся только полчаса назад. Синьор МакЛэйн разъярен. Он бы побил этого типа, я не сомневаюсь. Оставить синьора без помощи! – голос МакМиллиан был полон гнева, будто Кайл нанес ей личный ущерб.

Я продолжала накладывать еду в тарелки, не чувствуя никаких следов аппетита.

Женщина продолжила говорить, многословно как обычно, но я ее почти не слушала. Я напряженно улыбнулась ей и вновь погрузилась в черный поток моих мыслей. Где найти деньги? Нет, у меня не было выбора. Не хватало двух недель до получения моего заработка. Моника должна подождать. Я отправлю ей все, надеясь не сделать неосторожный шаг. Риск быть уволенной без предупреждения был пугающе реальным. Синьор МакЛэйн был непредсказуемым человеком с непостижимым и ненадежным плохим характером.