скачать книгу бесплатно
– В смысле?
– Ну, это, смотреть туда.
Кажется, мое сердце сейчас просто выпадет, и домой поскачет. Мне страшно. Еще ни один мужчина ТАМ не смотрел меня…
А вдруг там что-то не так? Мало ли.
Вижу, как от моих слов Кирилл Александрович поднимает одну бровь. Похоже, я что-то не то сказала, или что.
Я ожидаю, что сейчас он начнет смеяться надо мной, но что-то ему не весело. Мужчина смотрит сейчас на меня, как на…дурочку.
– А как, по-твоему, я должен снять катетер с тебя, не смотря туда, где он находиться?
Пожимаю плечами.
– Не знаю… Глаза закрыть.
– Так все, Ляля. Или я делаю, или терпишь до утра.
Сглатываю. Перспектива мучиться, и лежать до самого утра с этой трубкой между ног меня совсем не привлекает.
– Хорошо! Делайте вы. Пожалуйста. Я не вытерплю до утра.
Слышу шумное дыхание, после чего Кирилл Александрович подходит к раковине в углу палаты, и тщательно вымывает руки с мылом. После промакивает их бумажным полотенцем, достает из медицинского шкафчика стерильные перчатки, надевает их, и идет прямо ко мне.
Замираю. Что-то мне уже страшно.
– Одеяло убери.
Закусываю губу, но слушаюсь. Боль уже просто на грани.
Медленно тянусь к одеялу, и откидываю его, зажмуриваясь.
Боже, как мне стыдно! Кажется, даже дышать перестаю. Я же голая там. Совсем голая перед этим взрослым мужчиной.
Ну и что, что он врач! Он также и мужчина. Взрослый мужчина, от которого у меня почему-то сильно учащается дыхание.
Вздрагиваю, когда Кирилл Александрович подходит очень близко, и прикасается к моему бедру. Не больно. Буквально двумя пальцами в перчатках.
– Ножки шире немного. Не напрягай живот.
Преодолевая просто вселенское уже смущение, делаю, как он говорит.
Вскоре по телу проходит разряд оголенного тока, когда я чувствую, как к нежным складочкам промежности прикасаются умелые руки врача в перчатках. Что он делает, что…
– Аай! Больно. Больно!
Громко вскрикиваю, когда ощущаю, как анестезиолог одним махом вытащил мочевой катетер из меня. Сразу же замечаю, что болеть там стало меньше. Сглатываю. Смотрю на врача, жадно хватая ртом воздух.
– Чего ты кричишь? Не больно ведь. Страху было больше.
Доктор выбрасывает катетер, и снимает перчатки, а я быстро натягиваю одеяло, чувствуя, что щеки уже просто горят огнем.
Странно, почему я так реагирую не него…Он же врач. И, наверняка, ему вообще было все равно, что он ко мне прикоснулся.
– Жечь еще может немного, но болеть уже не будет.
– Спасибо…Вы могли не делать этого.
– Чтобы ты мне на всю реанимацию кричала от боли? Нет уж.
Сухо и холодно.
Поджимаю губы. Понятно теперь, зачем он сделал это. Чтобы я не тревожила других больных своими криками.
– Кирилл Александрович, спросить можно?
– Смотря что.
Он смотрит на меня строго, и я невольно сильнее натягиваю одеяло, стараясь защититься от пристального взгляда врача.
– Геннадий Петрович говорил, что я на операционном столе болтала. Я ведь ничего такого не сказала там? Мне почему-то кажется, я говорила что попало, и даже…в любви вам там призналась.
Невинно хлопаю глазками. Ну, а что? В адекватном состоянии я могла такое сказать только под действием сильных препаратов, и уж точно не при первой встрече с мужчиной.
Я вообще не влюбчива. Ну, по крайней мере, до сих пор не влюблялась ни в кого.
Врач смотрит на меня, и после я впервые вижу, как он улыбается. Мамочки мои.
Боже, какой он…красивый! Лучезарная улыбка просто. Такая, от которой колени бы подогнулись, если бы я сейчас стояла перед ним.
– Тебе не кажется.
Сердце пропускает пару ударов. Что я наделала?!
– Простите, я не…
– Все нормально. Ты была под препаратами. Мне пациенты и не такое на операционном столе выкладывают. Один как-то номер карты продиктовал. Не бери в голову, малышка.
Обнимаю себя руками. Почему-то мне теперь еще более неловко перед ним.
“Малышка”. Произносит так, словно я ребенок. А я не ребенок! Мне восемнадцать, вообще-то, уже. Интересно, а ему сколько…На вид он взрослый мужчина.
– Спасибо.
Доктор входит, а я нервно тереблю край одеяла.
Видимо, это все же был не сон, и я реально молола черти что на операционном столе.
Становится мега неловко уже перед ним.
Этот мужчина уже видел меня всю голой, а я ему в любви призналась. Да уж…
И еще. Я не заметила обручального кольца на безымянном пальце Кирилла Александровича. Получается, он что, не женат? Так, чисто интересно.
***
Сегодня Загорский был на сутках, и делал обход. Как обычно, реанимация шла первой по очереди. Смена медсестер как раз сменялась, и он в очередной раз увидел, как они строят ему глазки. Конечно, это было приятно, но за годы работы Кирилл уже адаптировался к подобному вниманию, и попросту его игнорировал.
Из самого конца коридора он услышал сдавленные крики, и сразу направился туда.
Ромашкина Ляля. Звуки исходили из ее палаты.
Та, чудная девочка, и немного с прибабахом, как казалось Кириллу. Он запомнил ее голос еще с операционной. Очень тонкий и ласковый, завлекающий, но сейчас срывающийся от криков.
Загорский вошел в палату, и увидел пациентку на кровати. Ляля лежала с закрытыми глазами, и что есть сил, сжимала простынь пальцами, что те аж белели.
Он понял, что ее что-то беспокоит, хотя девчонке по-любому должны были колоть еще обезболивающее каждые четыре часа.
Пациентка выглядела измученной. Она часто дышала, и грызла свою нижнюю пухлую губу, что не могло не привлечь внимания Кирилла.
Конечно, он был врачом, и прекрасно знал про врачебную этику, но то, что одновременно с этим он был мужчиной в расцвете сил, никто не отменял.
Когда услышал, что у нее с катетером беда, удивился, почему она терпит, и главное, не хочет, чтобы он помог. Только через секунду понял, в чем тут дело.
Девочка жутко стеснялась, судя по тому, какими пунцовыми стали ее щеки, и как сильно она теребила одеяло, когда предложил ей помощь.
Ляля до последнего упиралась, но после все же согласилась, чтобы он помог с катетером, да и медлить с этим точно было нельзя. Загорский прекрасно понимал, что у нее уже воспаление началось, и дальше было бы только хуже.
Кирилл вымыл руки и одел перчатки. К тому моменту его пациентка все еще лежала, укрывшись одеялом чуть ли не до самых ушей.
Когда же одеяло убрала, он увидел плоский живот, худые красивые ноги, и голую промежность. Все было очень аккуратно, и Загорский не мог не заметить, что девушка была красивая. И там в том числе.
Осторожно прикоснулся к ее складочкам и, стараясь действительно не смотреть туда, куда не надо, вынул катетер.
Да, процедура не из приятных, но так нужно. Оставь он катетер до утра, у Ляли были бы куда более серьезные проблемы в виде температуры и жуткого воспаления, что у точно ей не было нужно.
Пока делал эту незамысловатую процедуру, невольно отметил, что Ромашкина сначала покраснела, а после задрожала от одного только его прикосновения. Очень чувствительная, но уж больно молодая.
Да чего уж там, юная. Глаза квадратные, дышит часто. Про парней, видать, точно не врала. Ясно с ней все.
Малолетка, хоть и красивая. Глаза, как блюдца. Перепуганные, серые. Губы пухлые. Лицо кукольное.
Повезет же кому-то лет так через пять, когда она поспеет.
Загорский снял перчатки, и вышел из палаты. У него было еще, как минимум, пятнадцать пациентов, которых он должен был обойти за дежурство.
Глава 8
Следующим утром я просыпаюсь от дикого голода. Еще никогда в жизни такого не было, но сегодня это именно так. Господи, я голодная, как зверь, и очень хочу пить. Жду не дождусь уже, когда меня переведут из реанимации, так как, честно говоря, я вообще не понимаю, почему меня сюда поместили.
Кроме моего голода и отсутствия одежды есть еще одна проблема – мои волосы. Хоть они и были заплетены в тугую косу вчера, сегодня все распустилось, и без расчески, наверное, я похожа на домовенка.
Волосы темно русые и мягкие. Если не рассчитывать, превращаются в антенки, торчащие во все стороны.
Как назло, как раз в таком слегка диковатом состоянии ко мне в палату заходит мужчина в зеленом медицинском костюме, которого я вижу впервые.
– Как нога?
Ни здрасьте тебе, ни до свидания. Я просто опешиваю немного от такой заявы с порога.
– Лучше уже. А вы…
– Семеров. Артем Алексеевич. Оперировал тебя с Климнюком.
– А…Понятно.
Натягиваю одеяло повыше. Передо мной стоит молодой высокий врач. Он не менее симпатичен, чем Кирилл Александрович, но у него глаза темнее, и в целом, какой-то он уж больно угрюмый и резкий. В общем, хирург. Этим все сказано.
– Сейчас каталку привезут. В отделение поедешь.
Даже рот открываю от возмущения. Семеров просто ставит меня перед фактом. Странный тип, однако, ну да ладно. Может, хирург хороший. У таких, обычно свои тараканы.
– Хорошо.
Еще больше подтягиваю одеяло, когда Семеров подходит ближе. Становится не по себе. Краем глаза через открытую дверь замечаю проносящегося мимо моей палаты Кирилла Александровича, и в душе все холодеет.
Не знаю, почему так реагирую, но вся внутренне сжимаюсь. Загорский проходит мимо, и даже голову в мою сторону не поворачивает, но, кажется, его тоже заметил этот, второй. Артем Алексеевич.
– Кирилл! Ты еще не ушел? А, зайди сюда.
Съеживаюсь от громкого голоса, и смущаюсь вдвойне, когда Кирилл Александрович останавливается, и поворачивает прямо ко мне в палату.
Сглатываю, понимая, что сижу, наверное, уже вся красная, как рак.
Зачем Семеров позвал и его? Ему что, мало моего смущения? Им нужно вместе смотреть на то, как мне стыдно становится в их присутствии?!
Кирилл Александрович заходит в палату. Замечаю, что сегодня он выглядит уставшим. Из кармана его рубашки выглядывает пачка сигарет. Не удивлена. Почему-то так и думала, что он курит. Похоже, Загорский совсем не спал за это дежурство.
– Ромашкина. Как дела?
– Лучше. Спасибо.
Говорю тихо, но он слышит, и я не знаю, куда деть свои глаза от смущения.
– Лена каталку привезет. Помоги пациентку переложить.
– Давай.
