Любаша. Сольный концерт для женского голоса

Это был некий коллаж из идей известных и неизвестных психологов. Люба разбавляла цитаты примерами из собственной жизни, по ходу делая несколько сумбурные выводы и рассуждения о смысле человеческого бытия. Пока я читал, она, расчувствовавшись, то и дело вытирала глаза платком и шмыгала носом.

Мы сидели на кухне до глубокой ночи, и Кузнецова все говорила и говорила. О том, что стала менее категоричной в отношении профессии: мол, теперь уже не боится подумать о том, чтобы вообще перестать петь. «Зачем привязывать себя к одному занятию, даже если оно казалось тебе смыслом существования? – философствовала Люба. – Жизнь ведь гораздо шире и богаче, можно и в другом себя найти».

Она говорила, что был период, когда в ее голове целыми днями без перерыва звучали все песни, которые она перепела за свою жизнь; в мозгу у нее будто бы сидел зловредный диск-жокей – он ставил одну пластинку за другой, и не было от него никакого избавления.

– Я поняла, как люди сходят с ума, – признается Любовь Станиславовна. – Сначала они всеми силами цепляются за прошлое, за достигнутое, за тень собственной славы, а потом это прошлое постепенно берет в сети, присасывается к тебе, как вампир, не отпускает и не дает идти вперед, развиваться. Оно обрушивается на тебя воспоминаниями – в моем случае это мои песни, – и становится ужасно больно оттого, что какие-то вещи никогда больше не повторятся. Человеку начинает казаться, что ценнее этого уже ничего в жизни не будет, и вот тогда-то перед ним гостеприимно распахиваются двери дурдома…

– Когда я осознала, что недалека от сумасшествия, – продолжает Люба, – я сказала себе: стоп, давай-ка послушаем, дорогая девочка, за что ты так упорно цепляешься. Этот ди-джей – там, у меня в голове – тут же завел свою радиолу, а я начала вслушиваться и критически себя оценивать. Честное слово, пришла в ужас от собственного исполнения: оно было каким-то насквозь фальшивым, поверхностным, необдуманным. И вот этот мертвый груз ты называла смыслом жизни? – спросила я себя. – Девочка, да ты просто дура! Немедленно выкинь это барахло из памяти, и если уж тебе так необходимо петь, пой по-настоящему.

Любовь Станиславовна тут же продемонстрировала, как бестолково она раньше исполняла великий романс «Гори, гори, моя звезда» – громко, лишь упиваясь собственным голосом, – а потом спела по-новому, так, как чувствовала сейчас. Второй вариант и впрямь был намного лучше…

***

Полтора года спустя на улице меня остановила цветущая дама, гулявшая по бульвару в сопровождении невзрачного мужичонки. Я не сразу признал в ней Любовь Станиславовну, до того она помолодела и похорошела: сделала модную короткую стрижку, была одета в белый элегантный костюм. К ней вернулась былая жизнерадостность и энергия. Мужичонку Люба представила своим неофициальным супругом Михаилом Петровичем – он приехал к ней в Биробиджан после ТВ-передачи, чтобы чем-нибудь помочь. Кажется, помог в самом главном.

Кузнецова поведала, что у нее вдруг раскрылся дар целительства – наверное, после того, как жизнь устроила ей колоссальную чистку путем длительного «поста». Теперь она, мол, активно исследует свои экстрасенсорные силы, помогая страждущим. Иногда дает концерты и готовит новый бенефис в филармонии.

Еще сказала, что А.Г. прислал из Штатов «электронную депешу»: предлагал совместную работу в Америке и заверял в своей искренней любви к ней.

– Вот урод! – рубанула воздух прямолинейная Люба. – Сначала обгадил меня перед людьми как мог: дескать, я обворовала его знакомую, кричал, что знать меня больше не хочет, а теперь, козлище, в любви признается, в свою долбаную Америку зазывает. Видать, хреново ему там. Ну да не хреновее, чем мне было. А нам и тут неплохо – да, Петрович?

Она с улыбкой поглядела на своего маленького, узловатого спутника и взяла его под руку. Похоже, жизнь открывала перед Любой Кузнецовой новую страницу.