Дессальер. Путешествие к краю вселенной длиною в бесконечность

Вы не представляете, каково было наше удивление, когда в самом низу мы наткнулись на Микрома, который приволок то ли станковый гранатомёт, то ли миномёт, я точно не понял, но это оружие было здоровенным, как и он сам. Микрому повезло, что он не потащил это всё по лестнице в сорок этажей наверх, к нам на помощь, а ещё внизу по нашим жестам, лицам и крикам понял, что надо всё бросать и бежать обратно в туннель. Внизу, в десяти метрах от лестницы, была большая стальная дверь, какие бывают на сейфах в крупных банках, но не такая прочная и толстая, как предыдущая. За ней был длинный, прямой туннель, уходящий под реку и ведущий к такой же двери на другом берегу. Забегая туда последним, я резким ударом в нужную кнопку пустил эту дверь на закрытие. Но, к моему ужасу, ничего не произошло. Дверь не закрывалась, как будто не было питания. Пульт управления дверью был единственным и находился только со стороны туннеля. На панели было всего три, грибовидные, выпирающие кнопки. Зелёная на открытие, красная на закрытие и была ещё жёлтая, с большой красной надписью «стоп» на ней. Я сильно нервничал и тыкал то в красную, то в зелёную кнопку, но всё было тщетно, а звук приближающийся смерти был слышен всё ближе и ближе. Наконец я случайно надавил на жёлтую кнопку и понял, что она не продавливается. Я подумал, что её заклинило. Но, подёргав её туда-сюда, понял, что надо было просто потянуть её на себя и тогда уже нажимать на зелёную, чтобы пустить дверь на закрытие. Это было что-то вроде аварийного стопора.

Хорошо хоть парни прикрывали меня в это время криками о том, что нам конец и что я должен поторопиться. Дверь, ведущая в этот туннель, как нам всем показалось, закрывалась очень медленно. Мы, не дожидаясь её закрытия, сломя голову бросились к противоположному входу. Над нами была довольно крупная речушка и тонны смертельно токсичной воды в ней, не говоря уже о полузатопленном туннеле два метра в ширину и два в высоту, который наверняка вызывал у каждого, кто сюда попадал, острое чувство клаустрофобии. Тусклое желтоватое освещение, зелёная плесень и мох на стенах создавали картину какого-то хоррора. Мы преодолели уже метров сто, как сзади раздался грохот. Это был пытающийся догнать нас кусок огромного монстра, что остался без своего отсечённого запорной дверью тела. И он очень скоро намеревался вынести к чёртовой матери эту стальную дверь в тоннель. До спасительного входа в бункер было ещё далеко, когда этот монстр начал просачиваться через небольшую, пробитую им щель в углу стальной двери, мгновенно заполняя пространство своим гнилым телом, не оставляя пустот для воздуха, так необходимого нам.

Вдруг Фиск остановился. Некоторое время он пристально смотрел на раскуроченную дверь, которая вот-вот исчезнет из глаз из-за наваливающейся на неё биомассы; потом достал из-за пазухи мощную шашку динамита и зажёг на ней фитиль. Тут же мимо меня пронёсся Микром. Он оттолкнул Фиска и выхватил у него из рук динамит: сам решив сыграть в героя. Его мотивы стали понятны Фиску, и он отпустил парня с миром, кивнув на прощание головой. В туннеле воды было по щиколотку, она проникала откуда-то из недр земли, её становилось всё больше; нельзя было рисковать и бросать динамит в воду; кроме того, фитиль догорал стремительно, а чудовище было всё ближе и ближе. А это означало, что кто-то должен был это сделать и как можно скорее.

– Я творил такое, за что мне не откупиться одной лишь жизнью! Я не смог спасти своего бро Кота! И к тому же, – здесь Микром усмехнулся, как будто бы всё в порядке, как будто всё так и должно было для него закончиться, – мне больше нечего курить, это моя последняя самокрутка!

Прокричав это, Микром достал косяк своей забористой травы, прикурил его о горящий фитиль и сменил бег в сторону монстра на спокойный шаг. Шаг к неминуемой смерти.

Прощаться с Микромом времени не было, взрыв повлечёт за собой полное затопление туннеля. Я вдруг подумал, что я со своим ранением был медлительнее всех остальных, а значит, именно мне надо было идти на самопожертвенный поступок. Но я вовремя не среагировал, да мне бы и не дали этого сделать, ведь героев на тот момент в моей компании было хоть отбавляй…

Фиск практически тащил меня на себе, лишь бы успеть удалиться на безопасное расстояние. Мы преодолели две трети туннеля, когда прогремел мощный взрыв… Микром был очень храбрым парнем. Таким же храбрым, как и его друг Кот. И их тела не заслужили быть безвестно брошенными, думал я в этот момент. Взрывная волна пронеслась по туннелю, и я упал. А эту подлую мертвечину вместе с героическим Микромом навеки похоронило под грудой железобетона и песка. В туннель тут же хлынули тонны токсичной воды. Когда мы наконец добрались до двери в бункер, наши ноги по самые яйца были в этой отравленной жидкости. Фиск швырнул меня в шлюз, разделяющий туннель и бункер, и заскочил туда вслед за мной, где я принялся бить по кнопкам, пытаясь быстрее закрыть стальную дверь. Всё происходило очень стремительно.

Мы смогли выдохнуть, только когда к нам подоспела помощь с военной базы. На тот момент у нас с Фиском уже были серьёзные химические ожоги ног. Боль была такой, как будто на них вылили кипящее масло. Нас срочно доставили в лазарет, где как раз повторно оперировали Кили. Хорошо было то, что нас оставили под землёй в бункере, а не поселили, как остальных беженцев, на базе сверху. Но ситуация осложнилась ещё и тем, что во время этих боёв с забегом по лестнице мои раны открылись, и в кровь попала токсичная вода из реки. Заражение крови могло запросто убить меня, или же я мог попросту лишиться обеих ног, но всё закончилось более-менее удачно. Правда, на ноги я смог встать ещё не скоро. Мне в лазарете постоянно давали морфий, поэтому я плохо помнил всю последующую неделю, но точно знал, что пока еще жив. Прикованный к койке, я мог любоваться только одним: странными и уже полюбившимися бесконечными снами, путешествуя в глубинах их безумия. Практически все они исчезали из моей памяти, когда я просыпался, крича от боли. Кроме одного. Я увидел его в первый же свой день пребывания в санчасти.

Было весьма прохладно или мне тогда просто так казалось, я точно не мог определить. На улице, помимо привычных развалин, лежал ещё и самый обычный снег, но температура воздуха, в какой-то момент, мне казалась умеренной. Ни ужасных чудовищ, ни людей, ни ярких лучей света. Не было ничего, кроме тишины и тьмы. Я бродил так долго, что стал забывать, что это сон. Лишь постоянное чувство сытости и бодрости не давали мне забывать об этом. Повсюду были разрушенные до основания здания и дороги. Вскоре страх перед неизвестностью стал нарастать как раковая опухоль, не давая мне возможности трезво мыслить. Мне начало казаться, что я умер и что это моё чистилище. Но неужели я здесь один? Ощупывая руками всё подряд, я уверял себя, что ещё жив. Когда бродишь в одиночестве столько времени, начинает невольно проявляться паранойя. Я начал замечать, что за мной постоянно кто-то следит из укрытия, откуда-то издалека. Так как я не чувствовал усталости, то перешёл с ходьбы на бег. Я бежал и бежал без оглядки многие часы. Я хотел оставить далеко позади эти бесконечные руины, но, к моему удивлению, они всё не кончались. Я никак не успевал следить за сменой дня и ночи, слишком много их прошло, так что я не мог точно сказать, сколько уже тут плутал. Дни, освещённые солнцем из-за туч, длились целую вечность, а ночи – ещё дольше. По моим прикидкам, проходили недели, месяцы, годы, а я всё искал и искал выход, из этого лабиринта. Наконец на одной из улиц я споткнулся о камень и упал. Больно не было, но от удивления я не сразу смог встать. Приподнявшись, я увидел перед собой до боли знакомое опрятное и целое на вид здание с чёрной надписью «Изгнание Духов» на тёмно-зелёной табличке, что висела над входом. Я поднялся на ноги и тут же услышал голос, принадлежность которого я не смог разобрать.

– Стой, неужели ты готов туда войти?

Я ничего не понял и сделал шаг, после чего моё тело обмякло и я упал замертво, увидев лишь тьму перед собой и перестав что-либо чувствовать.

Просыпаясь от боли и отключаясь вновь, я скоротал всю эту неделю практически незаметно. Вскоре я начал приходить в сознание куда чаще, чем обычно, да и мои болячки уже не так ныли, как раньше. Однажды я открыл глаза и увидел перед собой Фиска. Он был в очень подавленном состоянии. В палате, где я лежал, было ещё около пятидесяти коек, и все они были заполнены тяжелобольными людьми на грани жизни и смерти. Крики и стоны было первым, что я услышал тогда в палате, придя в себя. Фиск сидел на стуле напротив меня и прижимал ладони к лицу, словно произошло что-то не поправимое, или же он просто устал и отчаялся. Когда он увидел, что я смотрю ему в глаза, он приподнялся и подошёл поближе. Я задавался вопросом, почему он здесь, а не рядом с Кили? Неужели и она тоже? Он подошёл ко мне почти вплотную и прикурил сразу две сигареты. Одну из них он начал жадно скуривать сам, другую протянул мне. Мои самые страшные опасения подтвердились. Я понял, что её не стало, без его слов. Всего час назад её сердце остановилось, остановилось навсегда.

Оперировав Кили, врачи заранее знали, что она, скорее всего, не выкарабкается. Множественные внутренние кровотечения и не оказанная вовремя медицинская помощь сыграли злую шутку в судьбе Кили, но Фиск, чуть ли не угрожая врачам пистолетом, настаивал на её лечении. Теперь он потерял последнее, что было ему дорого. Да и у меня из товарищей теперь оставался только он. Всё вокруг летело к чёрту. Не успели мы докурить, как к нам подошёл кто-то из медперсонала и попросил немедленно завязывать с курением: мы сильно надымили. Я не хотел с ними спорить, ведь они были правы, и затушил сигарету о пол. Фиск сделал то же самое, но, как только остался без присмотра врачей, закурил вновь и неожиданно начал откровенничать. Он поведал мне о том, как впервые встретился с Кили.

После конца света, когда природные катаклизмы унесли жизни миллионов людей, она жила с отцом и матерью среди других беженцев в крохотном палаточном городке, наподобие того, где жили когда-то мы с Мелом. Но вскоре в их лагерь пришли вооружённые люди. Кто это был, сказать трудно: тогда все, кто мог, объединялись в стаи, брали в руки оружие и грабили всех и вся, лишь бы выжить самим. Четверо из этих бандитов наведались и в её жилище. Отец целыми днями пропадал в поле, чтобы хоть как-то прокормить семью. В этот злосчастный момент его не было дома, и дать отпор было просто не кому. Её мать изнасиловали несколько раз, по очереди, прямо на обеденном столе, а затем перерезали ей горло прямо на глазах у Кили. Девчонку они не трогали, хотели оставить на сладкое. Вдоволь поиздевавшись над мирными жителями, вооружённые люди покинули поселение, прихватив с собой все продовольственные припасы, медикаменты и с десяток молодых девушек для утех. После себя они оставили лишь сожжённые палатки и горы трупов тех, кто не успел убежать и спрятаться. Обнаружив свою жену мертвой, отец Кили и все, кто остался в живых, наполнились яростью. Они решили отправиться на поиски пленённых жён и дочерей, пока не стало слишком поздно. Многие люди из лагеря имели солидный возраст и военную подготовку. Отец Кили не был хорошим воякой, но умел воодушевлять людей на подвиги. Он был хорошим психологом, разбирался в людях, так сказать. До войны он оказывал юридическую помощь и делал это очень успешно. Когда об этом начал рассказывать Фиск, я сразу вспомнил Юрона, его мне сложно будет забыть. Я вспомнил, что Юрон тоже искал свою семью, пихая фотографию мне в лицо в том злосчастном автозаке, пока нас везли на каторгу. Узнав, что его звали так же, как и отца Кили, я опешил, но не хотел перебивать Фиска. Я хотел дослушать историю до конца. Так вот, я узнал, что с разведкой у них вышло всё удачно, и они нашли место, где держали в плену их семьи. Но они не знали, что эти люди давно объединились с людьми Даймонда, и ждали от него хорошо вооружённый конвой, который должен был перевезти пленников куда-то далеко на север. В одну из тёмных ночей они всё же двинулись в атаку. Отбить своих близких у Юрона и его людей не получилось, их атака захлебнулась с неожиданным приездом конвоя Даймонда. Крупнокалиберный пулемёт на крыше одной из машин конвоя сделал своё дело, прошивая нападавших насквозь. Раненого Юрона и двух его товарищей взяли в плен и определили в трудовой лагерь за нападение на мнимых слуг закона, коими они себя тогда называли. Это было последнее, что она слышала о своём отце. В тот день они разделились навсегда.

Следующие три дня она ехала связанной по рукам и ногам, думая об отце. Конвой двигался почти без остановок. Малую нужду приходилось справлять прямо под себя, а всех недовольных и особо буйных дам били прикладом по лицу или, того хуже, расстреливали без суда и следствия. Я с Кили никогда бы не встретился, если бы Фиск со своим отрядом ополченцев не устроил бы им на дороге засаду в тот же день. В этом он и тогда был специалистом. К тому времени, когда началась пальба, Кили успела освободиться от связывающих её оков. Она хотела помочь выбраться остальным, но у них не было шансов. Пули со свистом разрывали мягкие ткани всех, кто был тогда рядом с ней в этом фургоне. Она и еще две девушки уцелели, плотно прижавшись к полу и укрывшись трупами. В какой-то момент двери фургона распахнулись. Люди бросились к выходу, но тут их ждала смерть. Отчаявшись, конвоиры решили расстрелять пленников. Всех, кто вставал, расстреливали на месте. Потом человек с автоматом начал бить по лежачим. Это был контрольный, чтобы наверняка положить их всех. Кили забилась в угол и уповала на богов. В такие опасные моменты всё решает быстрота реакции. У неё был выбор: либо остаться ждать и молиться, либо искать возможность спастись. Ждать своей пули она не собиралась. Услышав, как человек, расстреливающий её фургон, начал перезаряжать оружие, она прямо по свежим трупам подползла поближе и кинулась на него, сжимая в кулаке кусок деревянной щепки от скамьи. Эта щепка как по маслу вошла в горло неприятелю. Он упал на землю. В это время по конвою по-прежнему велся плотный огонь со всех сторон. Кили, находясь в шоке, оттого что впервые в жизни убила человека, не сразу принялась искать укрытие… Через пару секунд шальная пуля угодила ей прямо в ногу. Закричав, она отползла под ближайший транспорт. В конце концов остались слышны только её стоны. Все, кто ехал в этом конвое, были мертвы.

Фиск и его люди не знали, что в машинах везли пленных гражданских. Они думали, что там находится живая сила противника и поэтому не скупились вести огонь по фургону. Но это война, и тут нет места сожалению. Фиск подлечил Кили и принял к себе в отряд эту брошенную и озлобленную яростью мщения девчонку. Она, как и они все, искала только мести, уже не рассчитывая отыскать своего отца живым. Кили успела вкусить крови, так что Фиску оставалось только научить её держать оружие в руках. Она долгое время партизанила с ним в поисках хотя бы тела своего отца, чтобы похоронить его по-людски. К тому времени, когда они присоединились к единомышленникам и стали более организованными, Кили отпустила отца из своей головы, чтобы не думать о нём, когда вокруг свистели пули…

Закончив рассказ, Фиск добавил, что в тот день, когда она похоронила для себя отца, она остригла волосы и покрасила их в чёрный цвет, вылив на них тонну гуталина, и сменила своё настоящее имя на Килайла, навеки забыв прошлое. С тех пор никто никогда не видел настоящего цвета её волос. И очень жаль, ведь они у неё были невероятно яркого белого цвета, как первый снег, – сказал Фиск, помолчал и ушёл. Я был встревожен. Я ничего не мог понять. Я вспомнил белокурую девушку, что была на фотографии Юрона. И тут всё стало на свои места. Это была точно она – подумал я тогда. Окончательно я понял это, когда Фиск, уходя, сказал, что её настоящее имя было Ариатра. Это взбудоражило меня ещё больше. Я не находил себе места. Я знал её отца и видел его ужасную смерть. И я так и не смог сказать ей об этом. Эти мысли повергали меня в угнетённое настроение. Угнетало ещё и то, что я больше не смогу ей вообще ничего сказать, по крайней мере в этой жизни. Я думал о ней и вспоминал те недолгие моменты, когда мы общались и могли быть самими собой, зная, что этот день может стать для нас последним, не скрывая и не утаивая ничего. Мы были друг другу никем и практически не знали друг друга, но тогда, в палате, весь перебинтованный, я лежал и думал о том, что эти дни вместе с ней были не такими уж хреновыми, даже когда мы были на волосок от смерти. И что мне надо было меньше дорожить своей жизнью, чтобы спасти хоть кого-то помимо себя. Но прошлого не вернуть, а наше будущее было весьма и весьма туманным.

Пауки и черви. Истории. Подготовка ловушки

Хочется сказать отдельное спасибо Фиску. Его статус, боевая выправка и умение в критический момент склонять людей в нужную ему сторону были нам на руку. В связи с чем мы были в курсе всех дел на базе и в недрах бункера под ней. Через две недели после полной поправки моего здоровья и психического состояния я был передан под начало Фиска. Этим я был вполне доволен, учитывая тот факт, что здесь мог доверять только ему. Под его командованием я ежедневно проходил военную подготовку, учился обращаться с разными видами оружия, учился тактике боя и готовил тело к штурму соседнего города, что был пока во власти оживших мертвецов. Весь следующий месяц я провёл в усиленных тренировках на базе. Массовая операция по зачистке должна была начаться в конце нынешней недели, то есть через двое суток. Всего пара дней – и начнётся вся эта свистопляска с неизвестным финалом. Надеюсь, я выбрал правильную сторону, подумал я тогда с усмешкой, но полноценно улыбнуться у меня так и не получилось: я вспомнил о тех, кого мы с Фиском не так давно потеряли. Все те, кто окружал меня, были готовы выступать хоть сейчас и храбро сражаться со злом. Все они, как один, хотели биться за тех, кого уже нет с нами. На этой безумной войне каждый из них кого-то или что-то потерял. И буквально каждый выживший оставил где-то часть своей души…

Ту тварь, которая погубила беднягу Рэтрёля, упокоили в тот же день, когда мы с Фиском, пробиваясь через туннель под рекой, всё же добрались до входа в бункер. На это создание с пожарного вертолёта вылили какую-то экспериментальную дрянь, разъедающую любую биологическую субстанцию, после чего чудовище, разложившись на молекулы, перестало существовать. Лично я не видел этого своими глазами, так что мне невольно представлялось, что мы наткнёмся на этого огромного монстра ещё не раз. Я всё больше и больше убеждался в том, что в этом новом мире надо быть готовым ко всему и уметь, если хочешь выжить, не слишком удивляться неожиданностям. Поэтому я старался делиться с людьми и в ответ по максимуму получать от них информацию.

В бункере, где я жил, благодаря связям Фиска я мог общаться с высокопоставленными личностями, узнавая от них новости одним из первых. Фиск свёл меня с Людвигом Кобрантом, начальником штурмовой исследовательской бригады. Кобрант был относительно старым другом Фиска. Он доверял ему свою жизнь, и это у них было взаимно. Скрывать что-либо не было смысла, да и не от кого. Людвиг с радостью предоставил нам всю имеющуюся у них информацию о положении дел в мире. И всё же он попросил нас по возможности не предавать её огласке хотя бы до окончания наступления, чтобы не деморализовать и без того уставших от войны бойцов. Как оказалось, всё было гораздо страшнее, чем мы думали. Все эти мутации с людьми произошли почти одновременно во всех уголках планеты. Так что, вскрыв немало подопытных, ученые установили, что эта болезнь находилась в нас задолго до начала всех этих ужасных бедствий. Она пребывала в организме человечества очень долго, на протяжении жизни не одного десятка поколений, в результате некоторые из нас смогли обзавестись устойчивым иммунитетом к ней. Тысячи и тысячи лет эта хворь дремала где-то внутри человеческих тел, передаваясь от человека к человеку на генном уровне. Лекарство от неё так и не было найдено. Да и вряд ли оно смогло бы помочь. У тех, в ком болезнь проявилась, не было никаких шансов на спасение: их тела буквально выворачивало наизнанку. И даже волшебное чудо-лекарство не смогло бы повернуть этот процесс вспять. Главный вопрос был – кому и как удалось за считанные дни запустить эти ужасные мутации по всему миру. Но и это была ещё не самая шокирующая новость. В тот день от Людвига я узнал, что что-то огромное, живое было у нас под ногами и могло быстро перемещаться под землёй, оставаясь незамеченным для человека. Все природные катаклизмы были вызваны этим существом. И их было множество. Эти объекты давно засекли и тщательно скрывали существование угрозы для всего мира. Их природа была мало изучена. Именно они оставляли огромные оплавленные дыры в земле, что так часто попадались нам на пути. И именно они виноваты в смертях миллиардов людей по всей планете.

Врезаясь, как горячий нож в масло, в земную кору, они проделывали туннели под городами, странами и континентами, создавая контролируемые обрушения, оползни, цунами и наводнения, буквально сживая нас всех со свету. Предполагалось, что это были живые организмы, потому как, помимо них, в этих туннелях ползали чёрные, как ночь, паукообразные твари гигантских размеров. Некоторых, к слову, удалось умертвить и препарировать. Я сразу же вспомнил ту хреновину, что чуть не зажарила до смерти нас с Кили. Я так и не смог ей помочь, как и Мелу, и многим другим людям. Теперь я никак не мог отбросить мысль о том, что я в нужный момент не выложился по полной. И этот факт будет глодать меня до конца дней, как опухоль. Но сейчас мне не хотелось об этом думать. Нам всем надо было готовиться дать отпор не только мертвецам, но и чудовищам в глубинах земных недр. Благодаря новейшему георадару, эхо- и радиолокации по оставленным в земле туннелям удалось узнать точные размеры этих существ. Те, кто проделывал проходы в земле, по очертанию напоминали червей. Очень больших червей. Судя по приборам, место их обитания находилось около земного ядра и внутри него. Именно оттуда они к нам и наведывались. Им не нужен был кислород. Они, не боясь, плавали в жидкой породе около ядра Земли, исчезая с любых радаров и сканеров, когда им это вздумается. В то, что они были созданы людьми, слабо верилось. Слишком уж всё у них было направлено на полное уничтожение нас всех, в корне, как вид. Окончательный вердикт был таков: скорее всего, мы наткнулись на неизвестный науке вид древнейших животных, которые должны были когда-нибудь дать о себе знать. Размеры этих червей были около полукилометра в диаметре и примерно два – три километра в длину, а то и больше.

Находясь в центре Земли, они, предположительно, питались энергией высоких температур, расплавленных пород, приводя тем самым в движение свои огромные туловища. Впитывая в себя всевозможные химические вещества, они покрывались прочнейшим слоем железоникелевого сплава с примесью других элементов, которыми было наполнено земное ядро, создавая непробиваемую корку на своём теле. Этот панцирь не только давал им надёжную физическую защиту, как предполагалось, но и служил своеобразной «глушилкой» радиосигналов. Выходя из мягких, расплавленных пород земли и сталкиваясь с твёрдыми, это существо теряло часть своего панцирного покрытия, что позволяло его обнаружить при помощи приборов. Вживую их никто никогда не видел. Командование не раз посылало спецгруппы на поиски и изучение этих червей, но ни одна из этих групп назад так и не вернулась. Узнав это, Фиск таки взбеленился. Все на базе, в том числе и его товарищ Кобрант, знали об этих червях и всё равно послали их, не проинформировав об опасности. Ведь именно за этим они с Кили были отправлены на поиск источника, заглушающего сигналы, в тот злополучный город, по пути в который они спасли меня. Кили было уже не вернуть, а бить морды всем причастным к их вылазке было крайне неразумно. Осознав это, Фиск немного остыл. Сейчас наступило время полного сплочения. В противном случае нас всех ждала погибель. Центральное командование всё прекрасно понимало и знало о надвигающейся угрозе. Ведь рано или поздно они доберутся и до нас, и этот бункер их не остановит. Поэтому их перемещение отслеживалось всеми возможными способами. И в случае появления червей в опасной близости для базы и бункера был разработан план полной эвакуации людей и рассредоточения их по большим площадям, для уменьшения ущерба в живой силе и последующего восстановления, в случае неожиданного нападения.

Но сидеть и ждать было попросту опасно. Ввиду этого всех тех, кто мог держать оружие, обучали по ускоренной программе. Об этих пауках, которых неоднократно ловили и препарировали, тоже практически ничего не было известно. Ни об их количестве, ни о месте их обитания, ни о том, как они размножаются. Также было совершенно непонятно, каким именно образом они попадали в эти туннели, вырытые червями. Было ясным лишь то, что это были очень далёкие предки эволюционировавших со временем простейших насекомых. Вскоре мне всё же довелось увидеть фотоснимки этих пауков со спутников и воздушного транспорта. Они были совершенно разных размеров, одни побольше, другие поменьше, но все они были одинаково блестящие, чёрного цвета и вокруг них всегда полыхало пламя. Их тела больше напоминали чёрный бильярдный шар без изъянов, чем нечто живое. У них не было глаз, ушей, рта или чего-то подобного, это был просто чёртов чёрный шар с десятью конечностями, острыми, как иглы. Я всё никак не мог уложить по полкам у себя в голове всю эту информацию. Как же нам с ними сражаться и возможно ли вообще им противостоять, не зная точного их количества? Да, после всего того, что я узнал, я поник, но дух борьбы во мне не ослаб ни на толику. Если я не могу уверенно держаться, то какого хрена я ещё жив, постоянно напоминал я себе. Я чувствовал себя как во сне. После такой тяжёлой информации с трудом понимаешь, где вымысел, а где реальность. Но скажу я одно: страх во мне вовсе перестал играть какую-либо роль. Я уже давно перестал искренне улыбаться, но превращать это всё в трагедию не было ни смысла, ни времени. Эти двое суток перед наступлением пролетели как один миг. И наверное, не у меня одного. В соседнем городе было брошено много необходимых ресурсов, и я всё думал, стоит ли это того, не лучше ли всем нам разбрестись малыми группами по свету, ведь большие скопления людей были хорошей приманкой для этих адских червей. Но здесь я мало что решал, скорее, я был просто невольный наблюдатель, который мог в скором времени увидеть закат человечества, если, конечно, не произойдёт чудо, которого все так ждут. Я ведь столько раз уже мог погибнуть, что и не сосчитать. Вот что-что, а вера в чудеса во мне, видать, ещё не угасла насовсем. Послезавтра необходимо было идти в атаку, так что я решил именно сегодня немного прибухнуть, пока это ещё было возможным. Давно я так сытно не ел, так много не курил и так долго не спал, как в этом бункере. На мгновение я стал забывать, как мало шансов осталось у нас на победу. На связь с нами с других концов земного шара уже давненько никто не выходил, так что, скорее всего, это был последний оплот человечества, и за это стоило выпить – подумал я, пригубив стакан с какой-то местной бормотухой, которая неимоверно обжигала горло и имела отвратное послевкусие. Уже вечерело, судя по часам, висевшим на стене в общей столовой, а я всё пил, пытаясь забыть всё это. Столовая была довольно просторной, но людей здесь практически не было. Тут находились лишь два пьяньчуги типа меня, которые вдохновенно заливали горе, попивая всю ту же мерзкую бормотуху местного производства. Фиск был неизвестно где, он наверняка был занят подготовкой к чему-то важному, так что я не стал его искать и беспокоить по пустякам, вроде употребления этого чудного пойла. Вскоре я вдоволь насмотрелся на лица пьяниц и понял, что хватит накидываться бухлом и что пора пойти немного вздремнуть. Я отодвинул бутыль в центр стола, к своей полупустой кружке и хотел уже подняться со стула, как вдруг чья-то тяжеленная ладонь легла на моё левое плечо, буквально придавив меня к стулу. Это был Людвиг Кобрант.