Картограф

Ильинична ослабила цепь, но пес не спешил в атаку. Он посмотрел на Филю затуманенными очами, зевнул и отвернулся. Горгона побелела от злости.

– Не стой столбом, скотина! Хозяйку убивают, а ему насрать.

– Я вас еще не убивал. И не собирался. Будете вопить – передумаю.

Горгона заплакала.

– Что это за наказанье мне такое? У всех родня как родня, а у меня головорезы.

– Попрошу не обобщать, – рассердился Филя. – Кто, кроме меня, головорез? Настенька?

Горгона надулась. Все вместе они добрались до гостиной, где стоял лютый холод: полдома было отключено от отопления. Горгона нещадно экономила. Что, жизнь дала трещину? Обанкротилась мыловарня?

– Садитесь, – почти любезно предложил Филя, подталкивая ее к стулу. – В ногах правды нет.

– А в жопе, думаешь, она есть? – поинтересовалась Горгона, плюхаясь на сиденье.

– В вашей – сомневаюсь. Хотя сейчас проверим. Как поживаете, тетушка?

– Ты мне зубы не заговаривай. Явился, чтоб о здоровье моем узнать, Филимон? Решил, сдохла? Выкуси, жива, и ни копейки тебе не оставлю! Вычеркнула из завещания. Не попируешь на моих костях.

– Копейки мне ни к чему, – устало сказал Филя. Полкан лег у его ног, пристроив лобастую голову на хвост. – Можете вычеркивать меня откуда угодно. Я не затем пришел. Стало быть, вы в добром здравии. Я рад.

И он небрежно перебросил осколок из ладони в ладонь. Тетка завороженно следила за его движениями.

– Прошу лишних выйди, – приказал он Ильиничне. – Разговор конфиденциальный.

– Не смей командовать в моем доме! Ильинична, останься.

Старушка заметалась. Филя сделал выпад в ее сторону, чиркнув осколком по воздуху, и старушку как ветром сдуло. Полкан гавкнул ей вслед и опять залег. Горгона разразилась площадной бранью.

– Довольно! Теперь к делу. В прошлый раз, когда я к вам приезжал, вы сказали, что знаете краба.

– Какого еще краба? Выдумал тоже!

– Не врите. Григория Антоновича, вот какого краба. Где он живет?

– Не знаю и знать не хочу!

– Хорошо. Диалога не получается, давайте по-другому, – Филя встал, медленно подошел к тетке и приставил осколок к ее толстой шее. Внезапно под кожей проступила артерия. Она словно вырвалась из жира, в котором жила долгие годы. Осколок с жадностью потянулся к ней, но Филя крепко держал его в кулаке.

– Итак, где, говорите, квартирует Григорий, свет, Антонович? – ласково спросил Филя.

Горгона молчала.

– Что вам в нем? Я всего лишь прошу адрес, неужели так сложно дать?

– Тебе? Ни за что! – отчеканила тетка, косясь на осколок.

Небрежным движением, будто отгонял комара, Филя развернул осколок так, чтоб наверняка поймать ее отражение, и втопил острие в рыхлую плоть. Тетка завизжала и попыталась вырваться. Он быстро вернул инструмент в исходную позицию.

– Мне продолжить?

– Стой! Я скажу, – прохрипела Горгона. – Петушиный проезд, доходный дом купца Чебукчеева.

– А вдруг обманываете?

– Христом Богом клянусь.

Филя поморщился.

– Нет, давайте так. Я беру с собой вашу болонку. Не нахожу краба по адресу – я ее убиваю. Идет?

– Тварь! Сатана! Сукин ты сын! Шкура!

Филя со вздохом принялся ждать окончания тирады.

– Мразь! Гнида! Щенок!

– О, комплименты пошли.

– Убирайся вон! Полицию позову. В тюряге сгниешь, сволочь!

– Зовите, зовите. Мне-то все равно, я полиции не боюсь, а вот вам, если обманули, не жить. Понятно?

Он толкнул стул, и тетка упала на пол. Ее грузное, дряблое тело закрыло собой ковер. Филя плюнул и вышел.

Ильинична тряслась у двери. Он не взглянул в ее сторону и быстро побежал к выходу. По пути ему попалась хозяйская болонка – она дожирала в коридоре ощипанный черный зонт. Филя решил ее не брать. Что-то подсказывало ему, тетка не обманула.

Он быстро поймал такси. До Петушиного проезда было рукой подать – всего-то квартал или два. Таксист – сурового вида калмык в малахае – не произнес ни слова, только натужно сопел. Филя расплатился и выскочил из автомобиля. Доходный дом купца Чебукчеева был прямо перед ним – серый, облупленный, с перекосившимися ставнями, выбитыми окнами. Не дом – хлев распоследний.

Филя юркнул внутрь. Пахло жареной рыбой и кошачьей мочой. Наверху кто-то терзал расстроенное пианино. Заунывно плакал маленький ребенок. Филя принялся читать таблички на дверях.

«Супруги Пронины», «Профессор Н.Н. Лапушкин», «Г-н П.Д. Беликов», «Г-н Г.А. Гранчио», и от руки написанное «Дуся Ложкина, звонить три раза».

«Г.А. – это он! Нашел!».

Дрожа всем телом, Филя позвонил в звонок. Никто не ответил. Пианино продолжало дребезжать и фальшивить. Ребенок на секунду притих, набрал в легкие побольше воздуха и разразился очередной порцией плача. Филя позвонил еще и еще, а когда не открыли, принялся молотить в почтовый ящик. Тишина!

«Выбью дверь», – решил он и уже прицелился плечом, но заметил, что под ковриком блеснул ключ. Как это кстати и как недальновидно со стороны краба. Беспечный монстр.

Филя воровато оглянулся и открыл дверь. На цыпочках прошел внутрь. Квартира казалась нежилой. Занавески плотно задернуты, мебель в чехлах. В прихожей валялся полураскрытый чемодан, из которого выползли галстуки, мятые рубашки, трико. У входа топорщилась кверху носами пара ботинок странной формы. И по этому адресу краба не оказалось! Покинул помещение, как старый панцирь. Исчез, чтоб ему пусто было. Филя в изнеможении опустился на колени. Все было напрасно. От горя и безысходности он завыл, вцепляясь ногтями себе в щеки.

И вдруг он краем глаза уловил движение. Филя вскинул голову и осмотрелся. За небольшой шторкой на столе стоял аквариум. Вода в нем почти высохла, стеклянные стенки покрылись белесым налетом. А внутри… внутри сидело что-то живое. Это был маленький – со спичечную коробку – крабик неприхотливого коричневого цвета. Он чуть прижал к себе клешни и возбужденно перебирал ножками.

– Настенька! – вскрикнул Филя и упал в обморок.

Он был без сознания не больше минуты. Во всяком случае, ему так показалось. Поднялся локтях, сел. Крабик следил за каждым его движением. Филя схватил аквариум в охапку и бросился вон из квартиры. Дверь решил не запирать: пусть воры растащат имущество господина Гранчио. Кого это теперь волнует? Главное, Настенька с ним. Он нашел ее!

На лестнице ему перегородил дорогу толстяк в драповом пальто.

– Ты кто такой? – спросил он, притиснув Филю к стене. – Куда посуду тащишь?

– Я грузчик, – нашелся Филя. – Григорий Антонович съезжать изволят. Вот, вещи ношу-с.

– Мне не сообщали, – раздосадованно сказал толстяк. – За квартиру он платить собирается?

– А то! Деньги на комоде оставлены. В конвертике.

– Пойду посмотрю.

Филя опрометью кинулся вниз. «Только бы не уронить!» – думал он. Выскочил на улицу – и во двор. Там он стащил с себя пальто и накрыл им аквариум. Филя бежал, не разбирая дороги – утопал в палисадниках, перепрыгивал сугробы, спотыкался о поребрики. Наконец его вынесло к оживленному шоссе. Он встал у обочины и принялся голосовать. Такси не желали останавливаться: безумный седой гражданин в легкой одежде прыгает, как кузнечик, прижимает к груди подозрительный сверток. Он дождался машины с шашечками и вышел перед ней на проезжую часть. Таксист вдарил по тормозам и матерно обложил его в окошко. Филя, ничтоже сумняшеся, залез в машину и приказал:

– Везите в Малярово, живо!

Такстист покосился на него:

– А деньги у тебя есть?

Филя показал деньги. Таксист кивнул.

– Что везешь?

– Аквариум.

– Рыбки?

– Нет, краб.

– Вот оно как! Мода, что ли, новая?

– Вроде того. Давайте быстрее, замерзает.

– Куда торопишься? Быстро только на тот свет попадают. Доедем, помолясь.

Филя сжал аквариум в объятьях. Рыданья душили его, но он решил держаться до последнего. Не раскисать, не время! Дома погорюет вволю над загубленной Настенькиной жизнью. Сейчас важно одно – сестра с ним, в безопасности! А он уж найдет способ обратить ее вновь человека. Понадобится отдать всю кровь до капли – отдаст. Он картограф, он нарисует ей новое тело. Вынет из своего кости и построит обитель для ее души. Она не останется навек крабом! Ни за что!

– А чем кормишь? – небрежно поинтересовался таксист.

– Человечиной, – брякнул Филя.

– Шутник! Ладно, не хочешь – не говори.

Филя приподнял край пальто. Краб в аквариуме метался по камешкам. Филя вздохнул и опустил ткань обратно.

Гиена

– Ты уверен, что это Настенька? – озабоченно спросил Витя, разглядывая краба. Аквариум стоял на столе, туда долили воды, и теперь камни почти полностью были ею закрыты. Краб суетливо перебирал ногами и таращил на Витю круглые черные глаза.

– Уверен, – сказал Филя. – Видишь, на спинке темная полоса влево загибается. Косичка, она всегда у нее так лежала.

Витя недоверчиво хмыкнул.

– Бред какой-то. Человек превращается в животное. А может, и моя лягушка – тоже девчонка?

– Поцелуй – увидишь.

Витя потянулся в карман и достал лягушку. За последний месяц она потолстела, что не мешало ей, однако, резво прыгать. Лягушка с подозрением покосилась на краба. Витя выдохнул и угостил ее быстрым, легким поцелуем. Ничего не произошло. Филя рассмеялся.

– Дурак! – обиделся Витя.

Филя подсел к столу и принялся наблюдать за крабом. С чего он решил, что это Настенька? Вдруг он ошибся? Тогда нельзя прекращать поиски, иначе беды не миновать. А если Атлант выдумал историю про птицу-блядуницу? Что ему стоило навешать лапши на уши наивному соседу по палате? Краб остановился и щелкнул маленькими клешнями, как будто перерезал невидимую нитку.

– А чем они питаются? – поинтересовался Витя.

– Крабы-то? Не знаю. Попробуем дать мяса.

Витя замялся:

– Мяса… как бы нет.

Филя напрягся. Он истратил на такси последние деньги, и теперь его ждала полная нищета. Пора торговать картами, иначе он повиснет на шее у Зязиных мертвым грузом, и они рано или поздно выкинут его на мороз вместе с Настенькой.

– Витя, у тебя есть знакомые, которым нужна карта?

– Дай подумать. Недавно кто-то спрашивал. Завтра приведу!

– Сколько мне попросить? Рублей двадцать?

– Ты больной? Двадцать рублей! За карту! Двести, а то и триста.

– Обдираловка.

– Ничего не обдираловка. Будешь мяться, вмиг облапошат. Ты же картограф, держи фасон!

– Уже держу, – сказал Филя и посмотрел на искалеченную левую руку.

– А мяса я в долг возьму. Сиди здесь, я скоро вернусь.

Витя убежал. Его не было с полчаса, крабик беспокойно метался, скреб стенки аквариума. Как долго Настенька голодала? Когда Григорий Антонович покинул свое жилище? Ах, ничего-то он не спросил, не разузнал! Рванул, как полоумный, с аквариумом в руках, а надо было обойти этажи, поговорить с соседями. Кто он сейчас в их глазах? Вор, расхититель собственности, мародер!

И опять же непонятно, как вернуть сестру в прежнее состояние. Атлант что-то упоминал о ведуне. Взять бы адресок, нанести визит. Может, дело выеденного яйца не стоит. Если Настенька приняла на себя грех краба, то он, Филя, готов забрать эту ношу. Стать крабом не худшая участь. Опостылеет жизнь – он кинется под ноги тому же Вите, и хитиновая оболочка хрустнет под его могучей пятой. А Настенька будет жить, выйдет замуж, нарожает детишек, помянет его в Духов день, всплакнет. Лучшее, чистейшее существо. Не то, что он, грешник, убийца.

Ужас содеянного опять навалился на Филю, и он забился в судорогах, кусая собственный кулак. Что он натворил, как низко пал, как наказан! Сила Силыч – отпетый негодяй, но разве он заслуживал казни? Как мог он, Филя, решить, что вправе судить и приговаривать к смерти? «Додон! – кричал Филя в агонии. – Додон!!» Демон не отозвался, в ушах зазвенело от напряжения. Филя затих. Краб, как ему показалось, встревоженно припал к стеклу.

– Не бойся, Настенька, – тихо сказал Филя. – Со мной все хорошо.

Тем временем вернулся Витя.

– Я все узнал! – бодро отрапортовал он. – Собирайся, едем.

– Куда?

– В магазин. Я поспрашивал у наших, оказалось, Мишка раньше разводил барбусов.

– Чего?

– Барбусов, рыбок таких ромбиком, полосатых.

– При чем тут рыбы? – взорвался Филя. – У меня краб! Разницу чуешь?

– Погоди, не спеши. Мишка брался и за крабов. Правда, они у него быстро передохли. Так вот, мясом кормить нельзя. Надо особый корм. Он сказал, куда ехать, там все купим.

– Витя, окстись, ночь-полночь!

– Ничего, хозяин живет над магазином. Разбудим.

– А платить чем? Я на мели!

– Картой расплатишься. Ну, поехали, что ли? Или решил сестру голодом заморить?

Филя оделся в два счета. На всякий случай захватил с собой скальпель и осколок зеркала. Вариант с нападением на хозяина и ограблением магазина он теперь не исключал. Но Витя был иного мнения: он не надел кольчугу, только накинул обтрепанного вида ватник. Лягушку оставил дома, стало быть, думает обойтись без насилия. Что ж, к лучшему, пора остановить паденье и продираться назад, в законопослушную жизнь.

Окна магазинчика товаров для животных были темны, но наверху горел свет. Форточка приоткрылась от ветра, патефон наигрывал легкомысленную песенку. Пока Филя рассматривал витрину, где хозяин выставил клетку с игуаной, Витя сосредоточенно и планомерно жал на звонок. Мелодия осеклась, запнулась, в окне показался мужчина.

– Чего надо? – крикнул он.

– Пустите, мы по делу пришли! – сказал Витя и зачем-то помахал рукой.

– По какому?

– Неудобно отсюда разговаривать.

– Сейчас спущусь.

Хозяин отпер, и они вошли внутрь. Небольшое, плохо освещенное помещение было сплошь заставлено клетками. У самого потолка возились попугаи: тут были и робкие неразлучники, и носатый самодовольный ара, и жако, чем-то отдаленно похожий на курочку-пеструшку. В большой просторной клетке грустила обезьяна. Когда включился свет, она принялась бешено скакать и трясти прутья. Миска с водой перевернулась и вымочила ей лапу. На пол полетели опилки, яблочные сердцевины и помет.

У дальней стены Филя приметил аквариумы. Толстобрюхий сом лениво вился по стеклу, растопырив плавники. У самой кромки воды плавала черепаха. Стаи рыбешек нервно метались меж грязноватых водорослей. Крабов не было. Это внушало опасения.

– Итак? – сказал хозяин с нажимом. Вид у него был недовольный.

– Простите, что побеспокоили, – начал Филя, для приличия поклонившись. – Видите ли, я сегодня стал… обладателем краба. Как кормить, не знаю, боюсь погубить. Не могли бы вы мне помочь?

– И ради этого вы меня выдернули из постели? – вскричал хозяин. Он демонстративно оправил пижамные штаны, которые сползали с круглого, навыкате живота, поросшего редким волосом.

Филя моргал глазами.

– А известно ли вам, молодой человек, что крабы месяцами могут не принимать пищу? Приезжайте завтра днем, тогда и поговорим.

– Стойте! – вмешался Витя. – Вы все равно уже спустились. Отсыпьте нам корма, чтобы два раза не гонять.

– Не так-то это просто. Краб – животное прихотливое. У вас какой, мохнаторукий?

Филя растерялся:

– Не знаю. Нет, не очень мохнатый, скорее гладкий. Маленький такой, со спичечный коробок.

Хозяин тяжело вздохнул и принялся копаться в большом ящике.

– Обычно для крабов берут рыбий корм и сушеную креветку. Если хотите, подкармливайте геркулесом, кукурузой или фруктами. Некоторые дают горох. Распаренный, само собой, не сухой. Перекармливать нельзя, сдохнет. С вас рубль сорок.

Филя вопросительно посмотрел на Витю, и тот дурашливо вывернул карман, откуда посыпалась семечковая шелуха.

– У нас нет денег, – сказал Филя. Краска бросилась ему в лицо, щеки запылали.

– Что? Обмануть меня решили? Вон отсюда, шпана!

– Постойте, погодите. Мы расплатимся. Я картограф. Вам не нужна карта?

– Прямо здесь рисовать будете?

– Могу и здесь, но лучше дома. Я вам в залог оставлю документы. Или пальто, хотите пальто? Ночью карту нарисую, а утром привезу.

Хозяин почесал подбородок.

– Вы, значит, картограф? Странно, такой молодой. Необычно. Карта, пожалуй, прямо сейчас мне не нужна, но предложение заманчивое. Ловлю на слове. А пока можете оказать мне одну услугу, и корм ваш.

Филя и Витя дружно закивали головами, как два брата-акробата.

– У меня есть клиент, которому надо доставить товар. Днем времени не было, я собирался поутру. Вы ведь на машине? Отлично! Ехать недалеко, дело буквально пяти минут.

Хозяин обогнул стеллаж с клетками, в которых сидели разноцветные морские свинки, и вынес чучело гиены.

– Держите! Немного пыльная, потом отряхнетесь. Везти в Копейный переулок. Дом, если не ошибаюсь, первый. Увидите, он особенный.

– Кому передать? – спросил Витя.

– Майору Шевякову. Лично в руки.

Филя принял гиену. Таксидермист, сделавший это чучело, отличался несколько извращенным чувством юмора. Задние лапы, согнутые в полуприседе, упирались в деревянную подставку, а передние были вытянуты вперед, словно гиена бросалась кому-то в объятья. Чучело долгое время валялось без дела и облезло. Жесткая шерсть загибалась в разные стороны, у лопатки зияла плешь. Морда щерилась в злобном оскале, но глаза, навыкате и косые, портили картину. Более непрезентабельного и дурацкого чучела Филе не приходилось видеть. Он обхватил гиену покрепче и прижал к себе. И тут его потрясло ощущение, что он держит не мертвое животное, а человеческий труп. Вонь разложения улетучилась – запах смерти и скорби остался. Филя зажмурился: перед его мысленным взором встал негритенок лет семи – восьми, девочка. Над круглыми ушками дыбом стояли кудри, тощее тельце болталось в одежде с чужого плеча. Милое дитя, любимица матери. Пожалела колдуна, подала ему воды в плошке.

– Молодой человек, с вами все в порядке? – спросил хозяин.

– А? – протянул Филя, выныривая из дремы. – Простите, откуда у вас это чучело?

– Купил у знакомого путешественника. Экземпляр в ужасном состоянии, решил продать, пока товарный вид не потерял. А что, у вас есть к нему интерес? Желаете перебить цену?

– Нет, не желаю. Путешественник не говорил, он сам убил эту гиену?

– Занятные у вас вопросы. Не сам, охотники принесли. Глупое было созданье, выбегало к людям. Пристрелили, конечно. Гиены – те еще пакостницы.

Филя вздрогнул. Она выбегала к людям!

– Пойдем, – сказал Витя и потянул его за рукав. – Чего встал?

– Постой, – Филя развернулся и к вящему удивлению хозяина пошел мимо полок. Он остановился у клетки с зеленой ящерицей. Ящерица смотрела на него пристально, раззявив рот кошелкой. Безмолвный крик резал ухо.

– Геккон, – сказал хозяин. – Ручной. Отдам недорого.

Геккон моргнул, и Филя увидел пожилого мужчину, который подает копеечку нищему в грязном зипуне.

– По какому праву вы торгуете людьми? – прошипел Филя, едва сдерживая гнев.

Хозяин испуганно отпрянул.

– Людьми? Да как вы смеете?! Я честный коммерсант! Такие обвинения…

– Филя, ты что, белены объелся? – сказал Витя. – Пойдем-ка отсюда подобру-поздорову.

– Я никуда не пойду. У него тут люди.

– Да где же? Ни одного не вижу.

– Вот, в клетке. И там, и там. Это все люди!

– Сбрендил! – сказал Витя скорбно. – Только тебя из больницы привезли, и опять лечить нужно. Это ящера, посмотри – у ней же хвост. Разве у людей хвосты?

– У Настеньки тоже не было клешней, а теперь есть! – закричал Филя, чуть не плача.

Тем временем хозяин магазина тихо пятился в подсобку, где у него стоял телефон.

– Я отсюда не уйду, – не унимался Филя. – Мы заберем их!

– Кого их?

– Их всех. Людей.

Витя посмотрел на него с жалостью. Филя поставил гиену на пол и вынул из аквариума змею.

– Взгляни, взгляни на нее! Это женщина. Лет сорока, красивая. У нее двое детей, мальчики-погодки.

– Это змея, – со вздохом сказал Витя. – Пятнистая. Положи на место, а то укусит.

– Не укусит. Она знает, что я хочу ей добра. Я спасу ее!

И тут змея грациозно обвилась вокруг Филиного запястья и вонзила ему два длинных клыка прямо в мякоть под большим пальцем. Филя издал истошный вопль, змея шлепнулась на пол и вывернула гибкое тело буквой «Земля». Витя отпрыгнул к витрине.

– Хозяин, она ядовитая? Эй, где вы? Куда вы пропали?

– Полиция? – раздался из подсобки шепот. – Это говорит Тугриков, владелец магазина «Любимец». Ко мне ворвались…

Он не успел договорить, Витя нажал на рычаг.

– Погодите, не надо звать погоны. Моего друга вчера из больнички отпустили. Буянит, сами плачем. Испортили парня. Я его сейчас уведу. А за гиену не беспокойтесь, довезем в лучшем виде.

Хозяин отер бледное лицо рукой и недоверчиво взглянул на Витю.

– Ну, знаете. Такими обвинениями бросаться! Я этого не потерплю. Господи, вы зачем вынули полоза? Немедленно положите назад. Нет, лучше я сам. Это вам с рук не сойдет. Вы мне заплатите, за все заплатите! Как ваше имя?

– Не важно, – зло сказал Филя, зажимая рану. – Вы подлец! Они молят о помощи, а вы их продаете, как дрова!

– Кто молит? Рептилии?

– Да! Они были людьми. Только не притворяйтесь, что не знаете. И гиена была! А ее застрелили. Вы чудовище!

– При чем тут я? Я ее не убивал. И вообще избавьте меня от этого бреда. Скажите спасибо, что я не стал на вас заявлять в полицию, а по-хорошему стоило. Берите гиену и выметайтесь из моего магазина.

Витя поднял с пола чучело и начал подталкивать Филю к двери.

– Вы дьявол, сам дьявол! – кричал Филя, вырываясь. – Отпустите их, слышите!

Хозяин вытащил упирающегося полоза из-под нижней полки, бросил обратно в аквариум и погрозил ему пальцем. Филе же он на прощание сказал:

– Лечитесь, молодой человек. У вас с головой не все в порядке. Уверен, лоботомия вам поможет.

Филя хотел что-то еще добавить, но Витя затащил его в машину и запер дверь. Метель поглотила все звуки, кроме рева мотора.

– Ну и дебош ты учинил!

– Давай отвезем гиену и вернемся.

– Ни за что! Хочешь ограбить лавочку, езжай без меня. И гадов домой не тащи, мать их до обморока боится.

– Витя, ты не понимаешь! Они как Настенька. Кто им поможет, если не я?

– И чем ты им поможешь, скажи на милость? Кормить нечем, ухаживать не умеем. Перемрут! Или ты знаешь, как их обратно в людей… того?

– Пока нет, но я найду способ.

– Не найдешь, его нет. Уймись. Это не люди.

– Люди! Люди!!

– Дал бы тебе в зубы, да руки заняты. Псих конченый!

Они вырулили на проспект и через четверть часа оказались возле Копейного переулка. Приметный дом был один – кабак. Шумная вечеринка была в разгаре, визжали цыганки, у ворот понуро стоял привязанный медведь в ермолке. Пьяные гости выскакивали на порог с бутылками в руках. Тротуар был усеян осколками, которые блестели в свете фонаря, как изумруды.

– Нам туда, – неуверенно сказал Витя. – Дубина я дубина, кольчугу не надел.

– Я не отдам ее! – сказал Филя и вцепился в гиену изо всех сил. – Это надругательство над трупом.

– Отдашь, еще как отдашь! – и Витя со всей мочи ударил его портсигаром по темени. Мир вспыхнул, рассыпался редкими огнями и померк.

Филя пришел в себя и задохнулся от боли. Под волосами нащупалась шишка размером с воробьиное яйцо. Чертов Витязь, застал его врасплох! Унес девчонку, гнида. Филя выскочил из машины и побежал к кабаку.

Витю он увидел не сразу. Тот сидел за столиком, обнявшись с незнакомым офицером, и подпевал пьяному хору. На столе валялись пустые бутылки из-под вина и шампанского, на серебряном блюде покоилась голова молочного поросенка, хребет и куча ребер. Нестерпимо пахло газом и отрыжкой. Половой вытирал с паркета липкую лужу. Чучело гиены стояло на лавке. Осовелый парень пытался кормить его с ложки салатом.

Филя подошел к парню и вырвал ложку у него из рук. Витя вскочил.

– Все в порядке, он со мной.

– Скажи ему, чтоб не шумел, – велел усатый офицер и грохнул глиняной кружкой по столу. Она раскололась, и пиво хлынуло на скатерть.

Филя молча взял гиену и направился к выходу.

– Положь собачку! – промямлил осовелый парень и черпанул пятерней, как будто собирался поплыть.

Витя подбежал, схватил гиену за передние лапы и потянул на себя.

– Отдай! – прошипел он. – Отдай, кому сказано.

– Не отдам. Бухай дальше, а я домой.

– Никуда ты не поедешь. Машина моя.

– Такси поймаю.

– А деньги откуда возьмешь?

– Придумаю что-нибудь. Пусти, лапу оторвешь.

– Нет, не пущу. Он, – Витя кивнул на усатого офицера, по всей видимости, это и был майор Шевяков, – знаешь сколько денег за нее отдал? Тебя догонят и убьют. Эта дрянь того не стоит.

– Сам ты дрянь. Какого черта ты сел с ними пить?

– Пригласили, вот и сел!

– Эй, вы! Разойтись, ать-два, вашу мать ядрену вошь, – проревел майор Шевяков. – Бегом сюда, щуку несут.

Карлики, одетые поварятами, торжественно внесли в зал огромное блюдо с царицей-щукой. Она была такой длинной, что хвост пришлось сложить в три погибели, и на изломах проступало белое мясо. По бокам источал пар картофель, в свернутых улиточкой листьях винограда чернела икра, на голове у рыбы майонезом была нарисована корона. Филя замер. И это тоже человек! Борец, силач, некогда поднявший индийского слона на плечах, теперь лежит со вспоротым брюхом, начиненный рисом и грибами в сметане. Филя бросился к блюду.