Алая Завеса. Первый лик смерти

Разве Вам не видно, насколько лицемерно и безжалостно общество, в котором мы пребываем? Они грозятся оклеветать каждого, кто хотя бы однажды перешёл им дорогу. А ведь я не из тех, кто пляшет под чью-то дудку и слепо слушается кого-то. Я не намерен терпеть всего этого, но я не замышляю никакого переворота.

Я лишь хотел развенчать те иллюзии, которые преследуют каждого из нас. Я лишь хотел показать Вам, чего стоит человек, если у него есть идея. Своя идея, а не навеянная чьим-то чужим мнением.

В Вас я увидел человека, который способен разделить мои идеи и даже помочь мне. Но, наверняка, Вы меня не так поняли.

Я лишь хочу вам объяснить всё, но только в этом письме. Мне нужна ещё одна встреча, как бы цинично это не звучало. Вам не следует бояться меня – я никому не собираюсь причинять зла. Я искренне верю в то, что несу добро и Вам.

И я уверен, что выслушав меня, Вы поймёте всё, что я пытаюсь донести до Вас. Вы поймёте, что это клевета. Вы поймёте мои мотивы и простите меня за грубую неосторожность

Ваш покорный слуга,

господин Р."

Господин Р. уже порядком поднадоел Юлиану. Ему бы больше хотелось увидеть ответы госпожи М. а ещё больше хотелось не видеть этих писем и вовсе.

А потом пришло время почты, которую в дом приносил тоже Юлиан.

"Экспресс Свайзлаутерна" приходил раз в неделю, и сегодня был как раз такой день. Во всю первую полосу располагалась статья о загадочной смерти Ровены Спаркс, а иначе и быть не могло.

Юлиан обязательно прочитает её, но только не сейчас. Он итак уже знает больше, чем ему нужно, а эта статья может привести его и вовсе в полное смятение. Неизвестно, что напридумывали журналисты и чем приукрасили сей факт.

Так же среди почты Юлиан нашёл журнал "Святой Местоболь", на этот раз ежемесячный, но новости всеобщего масштаба на этот раз его не очень интересовали.

Между журналом и газетой зачесалось неприметное письмецо, которое любопытство Юлиана обойти не смогло. Оно адресовалось Ривальде Скуэйн аж из министерства образования.

– Спасибо, Юлиан, – сказала миссис Скуэйн, когда юноша занёс ей почту в кабинет.

– Не за что, – постарался он быть вежливым.

– А вот это уже интересно, – пробормотала Ривальда, прочитав письмо. – Можешь ли ты поверить Юлиан, что министерство образования назначило меня новым ректором Академии Принца Болеслава?

– Вас? – удивление Юлиана было неподдельным. – Но ведь вы там даже не работали.

– Вообще-то работала. Пыталась преподавать оборонительные искусства, но никому это было не нужно, и пару лет назад я ушла.

– Что вы имеете в виду под оборонительными искусствами?

– Знаешь ли, чёрная магия тоже имеет место в этом мире. И у неё совершенно другой принцип действия в сравнении с остальными. И, как следствие, защита тоже другая. Я пыталась доказать, что надо уметь обороняться в случае чего, но меня мало слушали.

– Я заметил, что вы тоже изучаете тёмную магию.

– Изучаю, – взгляд Ривальды был очень подозрительным. – Ведь чтобы уметь противостоять ей, надо знать её в лицо. Я не просто так пустила тебя в свою библиотеку. Ты тоже должен знать…

– Я не читаю ваши книги.

– А стоило бы. Особенно теперь, когда я совершенно точно введу черную магию в образовательный курс. В убийстве Ровены была замешана чёрная магия, это очевидно. Но из-за игнорирования её никто не сможет раскрыть это дело.

– Кроме вас.

– Кроме меня, – подтвердила Ривальда. – На самом деле только этого мне сейчас и не хватало. В Департаменте работы выше крыши, а тут ещё Академия. Об этом я могла мечтать раньше, но только не сейчас. Сейчас все мысли поглощены Агнусом Иллицием.

– Прошло уже больше недели, а он не давал о себе знать.

– А что, если он замешан в убийстве Ровены?

– Вы так говорили и о поджоге в доме преступника… Золецкого кажется.

– Говорила. И до сих пор согласна сама с собой. Поэтому и передала это дело лично в руки Якоба, потому что я доверяю ему больше всего. Ох, надеюсь, мне не придётся вести много занятий…

Юлиан поморщился. Учёба всегда вводила его в ступор.

– А разве можно одновременно работать в Департаменте и руководить Академией? – спросил он.

– Ровена же могла. И у неё это неплохо получалось. Кстати, свари мне кофе. А то без него читать газету совсем сложно.

Юлиан коротко кивнул и удалился из кабинета.

А в гостиной его осенило.

Сначала Ривальда Скуэйн была против того, чтобы казнили Агнуса Иллиция, и практически сразу после этого он сбежал. Теперь его сомнения троекратно усилились, ведь смерть Ровены Спаркс попросту расчистила Ривальде дорогу в ректора Академии.

Такого не может быть, но факты выдают себя. А вдобавок ко всему этому ещё и все эти её штучки. Чёрная магия, драконы, да и вся эта природная загадочность.

Ничего не может быть просто так.

Сварив кофе, Юлиан заперся в своей комнате и принялся размышлять. Он пытался проследить за Ривальдой, но ничего из этого не вышло. Она показалась ему белой и чистой, правозащитником, работающим на справедливый Департамент. Он буквально все дни проводил подле неё и никаких поводов для сомнения она ему не давала.

Его снова осенило. И ключевым словом было "днём". Он видел её только днём, а ночью сладко спал, предаваясь мыслями о прекрасной Пенелопе.

Теперь Юлиан понимал одно – нужно проследить за ней ночью. Ночь – идеальное время для свершения своих дел. Ночью все спят. Ночью никто не подозревает.

Главное – остаться незамеченным. В прошлый раз он довольно легкомысленно выдал себя, потому что действие красного призрака предательски быстро окончилось, тем самым втянув Юлиана во всё это.

Теперь он должен быть более подготовлен. Например – взять с собой несколько лепестков чудесного растения, которое делало его невидимым.

Когда перевалило за полночь, Юлиан спустился вниз и уселся за стол в гостиной. Вокруг царила кромешная тишина, создававшая ощущение того, что в этом доме давно уже все умерли.

Под рукой у него находился лепесток красного призрака, а в кармане было ещё пять таких, на всякий случай. Очевидная перестраховка, но она никогда не бывает лишней.

Спустя час Юлиан наконец-то понял, что оказался здесь не зря. Услышав шаги сверху на лестнице, он мгновенно запихал лепесток себе в рот, а уже через половину мгновения оттуда спустилась Ривальда Скуэйн с фонарём в руке.

Она уже была одета в пальто и явно не подозревала, что она здесь не совсем одна. Нашёлся человек, который оказался предусмотрительнее её.

Оглянувшись по сторонам, она направилась в сторону выхода. Такси наружу её не ждало, поэтому Ривальда отправилась пешком. Юлиан отправился за ней следом, преисполненный уверенности, что ей никогда не удастся заметить его.

Ривальда не выпускала из рук фонаря, а шли они достаточно долго. Совершенно точно прошло полчаса и Юлиан, наученный ошибками прошлого, уже держал наготове следующий лепесток, чтобы в случае чего незамедлительно сожрать его.

Облака рассеялись, и на небе появилась полная луна.

Едва ли не на краю города, в одном из самых пустующих мест, Ривальда наконец-то остановилась. То же самое сделал и Юлиан.

Тут не горели совершенно никакие огни, кроме бесконечного фонаря Ривальды Скуэйн. Создавалось впечатление, что люди в этом месте давно уже покинули свои дома, переехав в более комфортные центральные, оставив эти полуразваленные в полное распоряжение призраков.

Ривальда Скуэйн поставила фонарь на землю и начала бормотать под нос неизвестные заклинания. Невнятно и тихо сказанные заклинания вообще начали становиться визитной карточкой Ривальды Скуэйн, по крайней мере, так казалось Юлиану.

Неожиданно прямо из пустующих домов к Ривальде начали стекаться огромные волки с ярко горящими красными глазами.

Они не очень напоминали обычных волков, скорее, именно такими Юлиан представлял волчьи обличья оборотней.

Ривальда, испуганно замолчав, неспешно ожидала того, что случится дальше. Она пристально смотрела в глаза самого большого волка, а тот так же вглядывался в неё. Такое обычно заканчивается эпичным сражением, но Ривальда пришла сюда явно не драться.

– Вервольф, – пробормотала она, наконец нарушив неловкое молчание.

– Госпожа, – ответил ей волк, явно получая мало удовольствия от того, что назвал её таким титулом.

– Вам удалось что-нибудь узнать?

– Нет. Но мы чувствуем колебания в силе. Какая-то огромная сила норовит вырваться наружу и вот-вот это сделает.

– Какая же? – спросила Ривальда, явно уже предугадывая ответ.

– Мы не можем сказать, потому что не знаем ответа. Мы можем лишь чувствовать. Но нам никогда не удавалось ощущать то, что мы ощущаем в этот раз.

– Молтембер? – осторожно спросила Ривальда.

– Мы не знаем истории прошлого. Мы всегда жили своей жизнью и не лезли в чужую.

– Но о Молтембере и его войне вы слышали.

– Слышали. И держались от неё в стороне. Это не наша война. Отпустите нас, госпожа.

– Я не могу, – сказала Ривальда.

– Тогда чем мы можем послужить вам в этот раз?

У Юлиана душа едва не ушла в пятки, потому что раньше ему вервольфов видеть не доводилось. На всякий случай он проглотил уготовленный лепесток красного призрака в надежде на то, что это обманет обострённое обоняние волков.

– Мне нужен круг, – ответила вервольфу Ривальда. – Если Молтембер жив, я постараюсь вызвать его.

– Молтембер? Я думал, что вы начнёте с чего-то более простого. Например – Агнуса Иллиция.

– Пешки меня не интересуют. Нужно бить в самое сердце. Вы поможете мне?

– У нас нет другого выхода.

– Тогда мы должны приступить.

Главный вервольф дал какую-то команду своим младшим братьям, и они образовали круг вокруг фонаря Ривальды.

Начался таинственный ритуал, главной частью которого был волчий вой, смешанный с непривычными громкими заклинаниями в исполнении Ривальды Скуэйн.

Фонарь довольно быстро взорвался, и на его месте разгорелось адское пламя. Возможно, смертельный огонь.

– Молтембер, приди!

Поняв, что Молтембера видеть он хочет меньше всего, Юлиан кинул вперёд левую руку, мысленно произнеся первое пришедшее в голову заклинание.

Из его руки вышла волна энергии, отбросившая несколько вервольфов назад, но не тронувшая Ривальду.

– Юлиан? – завопила она.

– Что вы здесь делаете? – истошно закричал Юлиан, но его крик прервал возглас главного вервольфа:

– Мы так не договаривались, Ривальда! Тут больше никого не должно было быть. Кроме тебя.

–Я не знала о нём.

– Я никому не верю. Ты раскрыла нашу тайну этому юнцу и теперь поплатишься за это!

– Нет! – закричала Скуэйн. – Юлиан, беги.

Юлиану не очень хотелось, чтобы красноглазые волки растерзали Ривальду, но другого выхода у него не было. Он не помнил дороги обратно, поэтому ринулся куда попало.

К его удивлению, после использования магии действие красного призрака прошло и теперь волки отлично видели его и слышали.

Двое из них кинулись за ним. Вернее говоря, ему казалось, что двое, и он очень надеялся, что их всего столько, потому что времени оглядываться у него не было.

В голову не приходило ни одного заклинания, которое могло бы защитить его, поэтому рассчитывать стоило только на его быстрые ноги.

Каждую секунду он ощущал ужасное дыхание вервольфа на своём хвосте, но всякий раз надеялся, что это был лишь плод его разыгравшегося воображения.

Однако его ноги оказались не всемогущими, и в один момент он обнаружил, что его схватили сзади и опрокинули на землю.

– Кто ты такой? – обратился к нему зловещий волчий голос.

– Я никто! – искренне кричал Юлиан. – Я следил не за вами, а за Ривальдой.

Взгляд его очей невольно коснулся глаз вервольфа. Они были ужасными донельзя, но отвести от них свой взор он был не в силах. Будто бы глаза вервольфа были напитаны кровью сотней младенцев, а глубина этих глазах являлась отражением тысячи душ.

– Она назвала тебя Юлианом, – сказал вервольф. – Не просто так. Нехорошее это имя. Напоминаешь мне Уильяма. Не ты ли это?

– Я ничего не сделал! Отпустите меня!

– Что ты делаешь в этом городе?

– Я здесь случайно оказался. Я скоро покину его.

– Не покинешь. Этот город уже окутал тебя в свои сети, и из них не выбраться. Никому не верь здесь. Сам город норовит тебя обмануть. Здесь у тебя друзей нет.

– Кто хочет меня обмануть?

– Все. Это город лжецов и клятвопреступников.

– А Ривальда? Она тоже обманывает меня? И о каком Уильяме ты мне говорил?

Однако договорить вервольф не успел – он был сражён сзади неизвестным заклинанием. Его тяжёлая волчья туша свалилась прямо на Юлиана, и ему составило немало усилия выбраться из-под неё.

Это была Ривальда.

– Что вы наделали? – в приступе ярости спросил Юлиан.

– О чём ты? – Ривальда была явно уставшая от долгой погони и от изнуряющей борьбы.

– Вы же убили его! Похоже, что убили. Да, точно убили!

– Я спасла тебя, идиот! У меня не было другого выбора.

– А остальные? Вы их безжалостно прикончили.

– Нет, – сказала Ривальда, подойдя к телу волка. – Только этого. Остальные сбежали.

– Но он не хотел убивать меня! Он разговаривал со мной, а вы даже не дали ему договорить.

– Ты проникся симпатией к вервольфу? Знаешь, сколько душ они погубили? В их природе питаться человеческой плотью. И ты, я хочу сказать, очень аппетитный и лакомый кусок.

– Если они такие плохие, зачем тогда вы связались с ними?

На секунду она замолчала, после чего перевела свой тон в до не приличия спокойный и ответила:

– Не притворяйся. Ты и сам всё слышал.

– Они не помощники вам. Но и этот вервольф не выглядел тем, кто хочет съесть меня. Вы ведь посылали их на поиски Агнуса Иллиция?

– Да. Но он не уловим.

– Почему бы не оставить это дело в покое?

– Потому что для меня это дело принципа.

В голове Юлиана перемешалось много идей, но он не верил Ривальде. Она не могла настаивать на пощаде того, кого ненавидела.

– Какого же принципа? – спросил он.

– Это неважно. Если ты так негативно настроен ко всему этому, я могу сделать это делом принципа и для тебя.

– Перед смертью он сказал мне о том, что я напоминаю ему Уильяма. Какого Уильяма? В голову приходит только ваш легендарный Монроук.

– Мало ли что он мог сказать…

– Нет. Он не сказал бы просто так. Почему он вспомнил об Уильяме Монроуке? – просьба Юлиана уже стала требованием.

– Хорошо. Я раскрою тебе одну тайну. Которую очень не хотела раскрывать. Уильям Монроук, преданный и убитый Иллицием. Он был твоим отцом.

– Что? Вы в своём уме? Мой отец никогда не был героем. Он бросил меня в младенчестве и возможно, до сих пор жив. И звали его совсем не Уильям, а…

– Вильгельм, – договорила за него Ривальда. – Его звали Вильгельм Мерлин и он много раз просил называть его именно так. Уильям – это же один из вариантов имени Вильгельм!

– Что? – голова Юлиана буквально разрывалась от полученной информации. – Я хочу знать всё.

Рассказ свой Ривальда продолжила уже дома, за столом в гостиной и за стаканом вина. Не обделила она и Юлиана, хотя ему дурман совсем не лез в глотку.

– Вильгельм не бросал тебя. Он с юных лет состоял в Алой Завесе и служил ей верой и правдой.

– Тогда почему? Почему я об этом ничего не знал?

– Это было очень опасно. Никто не должен был знать, что у Вильгельма есть сын. Вильгельм знал очень много и кто-то считал, что информацию он мог передать своему сыну. Или жене.

– Мама. Она ведь тоже мне ничего не говорила.

– И не должна была. Она боялась больше нас, что за её сыном могут однажды прийти. А ещё она боялась того, что ты разделишь судьбу отца. Ввяжешься в какую-то войну, станешь на ней героем. Но за это геройство отдашь свою жизнь. Никто не хотел такого будущего для тебя.

– Меня обманывали все, – пробормотал Юлиан, опустив голову и уставившись в неподвижно стоящий всё ещё полный стакан с вином. – Почему я не имел права хоть что-то знать?

– Для твоей же безопасности, Юлиан! Для безопасности твоих родных. Почему, по-твоему, его все называют Уильям Монруок?

– Почему же?

Часы с кукушкой пробили ровно три.

– Алая Завеса была секретным обществом. Каждый, вступавший в неё, выбирал для себя новое имя, чтобы никак не быть связанным со старой жизнью. И всё это делалось с целью безопасности – чтобы никто не смог узнать о семье члена ордена и навредить ей. Вильгельм заботился о вас. Он не думал о себе. Ему было плевать, кем ты будешь считать его после смерти. Он был рад уже тому, что дал тебе право жить.

– Но я его сын! Я имел право знать, что мой отец был героем, а не пьяницей и бродягой, коим я его считал. Я ненавидел Вильгельма Мерлина, оставившего нас одних. А теперь я понимаю, что человека, которого я так ненавижу, и нет вовсе.

– Прости.

– Я не могу так скоро простить вас. Я даже матери-то в глаза боюсь взглянуть. Сколько раз я проклинал отца прямо перед ней? Что она ощущала, слыша это? Слыша клевету в адрес человека, которого любила?

– Она должна была знать, на что идёт. Ты не такой плохой сын, каким считаешь себя. Ты чтишь память отца, даже не зная его.

– Это всё лесть. И ложь. Я всё ещё ненавижу человека, бросившего нас. Я ещё не осознал, что этого человека не было никогда. Кажется, на суде вы говорили, что Уильям Монроук погиб в 1996 году?

– Да. И называй его Вильгельм, он так любил.

– Значит, мне было три года тогда, когда он погиб. Всего три, но я мог видеть его. Я мог бы и помнить. Я мог бы быть с ним и сейчас, если бы не ваша Алая Завеса.

– Если бы не война с повстанцами, – поправила Ривальда. – Она погубила не только твоего отца…

– Не хочу ничего слышать, – перебил Юлиан. – Мне вообще нужно побыть одному.

Он опрокинул залпом стакан, несколько минут стоявщий перед ним и бросил напоследок:

– И прошу, не беспокойте меня завтра. Я имею право на выходной.

Ривальда ничего не ответила ему на это. Неважно, будет ли она беспокоить Юлиана завтра. Он ничего не будет делать. Он должен всё это переварить.

И сбежать отсюда.

Однако он не лёг спать. Вместо этого он зажёг свечу, нашёл клочок бумаги и принялся писать:

"Франциске Мерлин

от сына Юлиана Мерлина

Здравствуй, мама, это я. Наверняка, сейчас ты ненавидишь меня. Но я спешу сообщить, что жив и здоров. Я нахожусь в Свайзлаутерне, именно туда я сбежал от дедушки.

В целом у меня всё хорошо. В этом городе я не счастлив, но обрёл я больше, чем потерял.

Только что я узнал о том, что перевернуло мою жизнь. Мне сказали, что моим отцом был Уильям Монроук – герой войны с повстанцами и Молтембером, падший от рук предателя и изменника Агнуса Иллиция.

Ты можешь сказать, что меня обманули, но нет смысла. Правду я знаю.

Хочу, чтобы ты сказала мне, что это так. Возможно, тогда я быстро прощу тебя. Расскажи, каким был он. Любил ли тебя, любил ли меня. В каких отношениях был с дедом. Кем были его родители. Я очень хочу увидеть бабушку и своего другого дедушку.

Я постараюсь скорее вернуться домой и услышать всё от тебя сам. Но, возможно, у меня не получится. Поэтому очень жду ответного письма. Не скрывай от меня ничего. Пожалуйста.

Любящий сын,

Юлиан Андрес Мерлин"

Но душа успокоиться всё равно не могла. Завтра он найдёт способ отправить это письмо в Грунндебайтен с голубиной почтой. Но это только завтра, а этой ночью у него едва ли получится сомкнуть глаза.

Возможно, всё это окажется всего лишь сном. Да и Юлиан будет этому только рад. К такой информации он не был готов. Он привык к тому мировоззрению, которое создал для себя сам. Юлиан сомневался, что когда-то примет новую реальность. Поэтому смирился бы с возвращением старой.

Так будет проще. Ибо на сына героя Юлиан не тянул и близко.

9. Вервольф

"Любопытство часто граничит со смелостью. А смелость, в свою очередь, очень близка с безумием. В один момент к такому безумию очень близко оказался и я. Впрочем, вряд ли я когда-то об этом пожалею."

Юлиан Мерлин, октябрь 2010

Прошла неделя с момента похорон миссис Спаркс. Всё это время Юлиан находился в гордом одиночестве, переваривая те новые факты, которые свалились на него.

Но однажды внутренний глас его рассудка тихо пробормотал "Так больше продолжаться не может. Переступи через свою гордость, иначе будет хуже".

И он нашёл в себе силы переступить. Одним утром Юлиан проснулся и мысленно пообещал себе, что этот день будет отличаться от предыдущих.

Словно подыгрывая ему, выглянуло октябрьское солнце, невольно повышающее настроение и побуждающее начать делать что-то новое.

В два часа дня Юлиан, переполненный мандражом и надеждой, стоял возле цветочного магазина "Прелесть Анны". В каждом прошедшем он угадывал Пенелопу, но она появилась ещё не скоро.

А когда Юлиан наконец-то заметил её, то с тоской пронаблюдал за тем, как она демонстративно даже не смотрела в его сторону.

– Пенелопа! – пришлось окликнуть её.

– Надо же, – равнодушно произнесла она. – Я уже думала, что ты больше никогда здесь не появишься.

– Можно я провожу тебя?

– Так сразу? – Пенелопа изобразила искреннее недоумение. – Ты даже не поинтересовался, а хочу ли я вообще разговаривать с тобой?

– Пенелопа, прости. Я постараюсь всё объяснить.

Юлиан ощущал себя мальчишкой, оправдывающимся после родительского собрания.

– Не надо мне ничего объяснять. Ровно неделю пропадал где-то, а теперь как ни в чём не бывало вдруг объявился. Со мной так нельзя. Понимаешь, нельзя?

– Смерть Ровены Спаркс ударила не только по тебе. Я тоже очень переживал. Мне стыдно, что пришлось тем самым обидеть тебя, но…

– Больше нечего сказать? Ты вообще был знаком с миссис Спаркс?

– Был. Прозвучит глупо, но мы вместе с ней входили в состав совета присяжных.

– Чего? Знаешь ли, шутки были уместны, когда ты мне казался нормальным. Теперь не до этого. Можешь идти шутить в мир своих фантазий. С тобой я говорить не хочу.

Она демонстративно отвернулась, и собиралась уже было идти, но Юлиан не хотел её отпускать:

– Пенелопа! Не убегай от меня. Я не хочу орать на всю улицу, чтобы каждый здесь слышал обо мне. Но я правда как бы работаю на Департамент.

– И к чему всё это? Как это касается твоего исчезновения? Твоего поведения на похоронах миссис Спаркс?

Справедливости ради, на похоронах Пенелопа вела себя ничем не лучше. Но с девушкой порой лучше согласиться даже тогда, когда она не совсем права. Особенно в таких случаях, когда Юлиан пытается извиниться.

– Не касается, – пробормотал он. – Я просто прошу прощения. И мне нужна твоя помощь.

– Какая ещё помощь?

– В этом городе неспокойно. Меня преследует чувство, что меня все обманывают здесь. И доверяю я только тебе. И не хочу лишаться последнего человека, которому доверяю в этом месте.

– А ты был к этому близок.

– Прости за это.

– Не хочу.

– Можешь не прощать сейчас. Я просто хочу, чтобы ты меня выслушала. Простить можешь потом.

– Значит, прощение тебе уже не принципиально важно?

– Да очень важно. Просто есть и другие важные вещи, которые я упустить не могу. Поговоришь со мной?

– А ты упрямый, Юлиан Раньери, – сквозь зубы процедила Пенелопа. – Хорошо. Только если угостишь кофе вон в том кафе.

Она указала пальцем на небольшую забегаловку в квартале от цветочного магазина.

Юлиан очень надеялся, что он с собой взял хоть какие-то деньги. Но, к счастью, всё обошлось – пара фунтов в кармане завалялась.

В кафе было очень мило, однако шикарным рестораном это место вряд ли можно было назвать.

– Ну так что? – спросила Пенелопа, предварительно заказав латте.

– Я бы хотел побольше узнать о Ривальде Скуэйн.

Себе Юлиан заказал обычный чёрный кофе, потому что он был дешевле.

– Ты спрашиваешь меня? – удивилась Пенелопа. – Это же ты работаешь у неё. И вместе с ней заседаешь в Департаменте. По твоим словам.

– Да, это так. Но она постоянно что-то скрывает от меня. А твоя семья знакома с ней очень долго, и я думал, что вы что-то можете знать про неё.

– Всего два года. Раз в месяц родители таскают меня к ней в гости. Я почти не общаюсь с ней. Теперь она ещё и мой ректор. Может быть, теперь я смогу знать больше.

– Она пугает меня. Она насильно сделала меня своим слугой. Прикидывалась, что не знает деда. И я не знаю, почему именно я. Она допустила меня к совету присяжных Департамента. Понимаешь, меня! Дурака и оболтуса. Но это ещё не самое страшное.

– Что дурак и оболтус?

– Нет, не это. Ты когда-нибудь слышала о преступнике и изменнике Агнусе Иллиции?