скачать книгу бесплатно
Машина тихой сапой катилась рядом.
– Нет. Если идёшь, ещё не значит, что вперёд, – лавировал между смыслами Вова. – Вектор меняется в зависимости от точки отсчёта.
– А если серьёзно?
– Дело делал.
– Почему меня не позвал? Я бы помогла.
– Ты же знаешь. Я не умею прощать и просить о помощи. А не это ли делает человека человеком? – горели три огонька – пара глаз поверх мокнувшей сигареты.
– В широком контексте человечности, это в меру нравственное грехопадение. Запрыгивай, прокачу тебя с ветерком.
– Лады.
Алёна, чувственно выгнув тело, коротким, но качественным объятием приветствовала Вову, украдкой коснувшись его щетинистой щеки. Вова, Алёну к себе прижав, обстоятельно вдохнул благородный аромат её духов. Пряная пыльца райских садов, распылённая на её нежной шее, воодушевлённо будоражила обоняние на всю глубину.
Машина поплыла по каменным рекам города дорог куда-то вперёд. Косые чёрточки вслух молчащего дождя, высыпавшего из мокрой пепельницы туч, царапали лобовое стекло.
– Что нового в мире? – интересовалась Алёна, посматривая на Вову периферийным взглядом: скрипучая косоворотая кожанка, под ней лёгкая тёмная кофта, брюки, чёрные ботинки, мокрые волосы – ему шло всё.
– Да всё как встарь. Смыслы ищут людские головы, пули и любовь – сердца.
– А в мире экстрасенсорики?
– Там интереснее. Духи безобразничают, а люди не верят в их существование. Как у тебя?
– Ну, так себе. Уживаюсь с проекцией. Каждый день открывается что-то новое, какие-то воспоминания, потерянные ощущения. По-своему это интересно, но было бы лучше такую историю самой не переживать, а услышать от кого-нибудь, участливо кивая и вздыхая.
– Восприми это как некую форму дара, таких проекций я ещё не встречал. У неё как будто есть свои черты характера, есть своё видение, хотя обычно они просто копируют создателя. А твоя живёт своей жизнью. Вот это точно интересно.
– Попробую.
Автомобиль неспешно бороздил каналами вымокших улиц, согревая людей теплом своего двигателя, попутно развлекая их слух музыкой, а глаза открывающимися видами ночных огней, а где-то вдали, за исчезнувшей в ночи линией горизонта, перекатывались бело-фиолетовые всплески грозовых зарниц. Стена мороси кралась где-то позади, за быстрой машиной попросту не поспевая.
– Это чё за движение?
Алёна перевела взгляд на сборище ретивых автомобилей, нарезающих кружева в плотной чехарде поворотов и разворотов. Дымящие шины и пронзающие их отблики фар. Кутерьма хаоса разнонаправленных движений, ускорений и остановок.
– Магическая концентрация долбоёбов с громкой музыкой, стремящихся к алтарю парковки торгового центра, – вынес вердикт Вова. – Кстати, давай навалим музла и дрифтанём, покажем лохам, как надо.
– Вот это уже по-нашему.
Алёна с юношеским задором влетела на парковку, волчком вращаясь, а Вова по привычке бил ногой в несуществующую педаль тормоза, когда финал манёвра мнился неизбежным столкновением. Но каждый раз всё обходилось лишь журящей маловера-Вову усмешкой Алёны. Прочие авто настороженно замедлились, стараясь не приближаться. Но оглядевшись и пообвыкнув, быстро новичка в свой круг приняли. Мерседес умело влился в осенний вальс стальных машин: шины дымили, стачивая резину, визжал от удовольствия просушенный колёсами асфальт, жёг кислород адреналин, бросали свет яркие фары. Знойные, полунагие даже в студёную поздночасную прохладу чики подбрасывали вверх руки, взмывали в такт громкой музыке волосы их, вытачивали плавные движения бёдра на зависть качающей басами опустившейся ночи.
Алёна взяла на борт и остановилась на дальнем рубеже просторной парковки.
– Фух, аж голова закружилась.
– Давай передохнём.
Вова курил в открытое окно. Косил струйку дыма переменчивый ветерок, настойчивую серость в салон не пуская. Алёна переключала радиостанции, тихо поющие хорошие песни. Ночью меньше рекламы и качественнее музыка. Ночью многое лучше.
– Дашь порулить «мерином»? Детская нелюбимая мечта.
– Дам. Только если скажешь, какая любимая.
– Я думал, ты уже поняла.
– Нет.
– Дашь порулить – расскажу.
– Силь ву пле, – Алёна освободила место пилота, обстоятельно прохрустев кожей куртки о кожу кресла.
Вова сел за руль, своей ненатуральной (хоть и стильной) кожанкой из сиденья нужного созвучия не извлеча, и внимательно огляделся. Хорошенько прогазовал на нейтрали, размотав стрелку тахометра практически до красного сектора и прочувствовав каждой клеткой бешеный ход поршней и грозную мощь упряжи более чем полутора сотен лошадиных сил. Трансмиссия посредством лёгкого движения человеческой руки высвободила ревущего, рвущегося наружу, но запертого в статике зверя. Закрутились резво колёса, вцепилась зубами в асфальт резина, жгли ночь яркие фары, задымили густо трубы, понёсся ретиво-вольной рысью автомобиль.
– Ого-го. Взрывоопасная динамика!
Вова заправски крутил руль то двумя руками, то, манёвр закончив, одним пальцем, передавая миниатюрное усилие на ждуще-послушные втулки и шестерни, вмиг забыв про опротивевшее существование, в котором петля манила освобождением. Разгон, руль на борт, поворот с перегрузкой, кручение, газ в пол – рывок с места, педаль тормоза – моментальное торможение. И заново.
– Каеф…
В финальном манёвре Вова впритык остановился близ практически лежащей на земле «Лады» четырнадцатой модели, грохочущей басом, предварительно пару раз лихо её подрезав. Водительские окна оказались вплотную друг к другу. Чёрное стекло Мерседеса скользнуло вниз, тонированное окно «Лады» последовало его примеру. Музыка внутри её салона стихла.
– Волчонок, ты дохуя умный? – без предисловий угрожало лицо со шрамом.
– Не, но ума хватает, – задиристо бросил Вова в ответ, подбородок задрав.
– Выйдем?
– Не вопрос.
Вова выкрутил руль и мгновенно развернулся.
– Вова, не надо, пожалуйста, пусть едет! – взмолилась Алёна ему, уже покинувшему автомобиль, вслед.
Лицо со шрамом выскочило из машины и бросилось Вове в ноги – перевод в партер был выполнен с явным знанием дела. Алёна спешно нашла в бардачке перцовый баллончик, лежащий сразу за пистолетом (к появлению которого ситуация все-таки ещё не располагала). Она пулей вылетела из Мерседеса, найдя парней лежащими на асфальте и заливающимися смехом. Ребята поднялись и обнялись, крепко потрепав друг друга по-дружески. Алёна незаметно мыкнула баллончик в карман розовой куртки.
– Мадам, не обессудьте, – деликатно начало лицо со шрамом, держа руку со сбитыми костяшками на плече Вовы. – Этот господин мой давний хороший товарищ, приношу извинения за эксцесс.
– Алёна, это Лёха. Лёха, это Алёна, – представил Вова, тепло улыбаясь.
– А я уж перепугалась, – цокнула Алёна. – Приятно.
– Крайне рад знакомству, – по-джентльменски продолжило лицо со шрамом. – Тем паче, что такая невероятная, попросту вопиющая красота скрашивает вечера этому беспризорнику.
Вид Вовиного приятеля вызывал у Алёны неприязнь: выше Вовы на голову, узколобый, бритый налысо, с широким шрамом через всё криминальное лицо. Одновременно с этим, в контексте культуры речи, Вовин приятель вызывал одну лишь, совсем с образом не вяжущуюся, симпатию.
– Высока, стройна, смела, исчерпывающе красива, чистый эталон женственности, – сыпал плеяду комплиментов, не тонко вплетённую в и без того восторгающийся орнамент речи Лёха.
– Да ну хорош меня в краску вгонять, – улыбчиво отмахнулась Алёна, не принимающая излишнюю фамильярность от незнакомых людей.
– Как прикажете. Ну а ты как живешь, бродяга? – лицо со шрамом, вмиг переключившись на Вову и понизив голос, знатно потрепало его по голове.
– Явно лучше, чем ты, – дружески борзел Вова.
Лёха залился выразительно-заразительным громогласным хохотом, широко распахнув ковшеподобные челюсти.
– Эх, Вованчик, давай, может, как в старые добрые, тачки опять гонять начнём? – предложил Лёха, хлынув сквозь настежь прокуренный голос ностальгией. – В Литве опять те ребята расчехлились.
– Не, я завязал, – строго заявил реалист Вова, взмахом пальца мысль подчеркнув. – А старые добрые у меня ассоциируются лишь с заливанием жала палёной водкой, меняющей район и наделяющей нас широкими качествами. Нужно жить сегодняшним днём.
– Да ты в поряде живёшь сегодняшним днём, я смотрю, жируешь в крысу, пока кенты на подсосе, – смеялся Лёха. – Подумай, тема-то ровная была, может, всё-таки развяжешься? Одна сгоревшая машина – это не повод бросать то, в чём ты хорош.
– Я подумаю, – лицо Вовы просветлело искренностью улыбки, взгляд скосив на авто друга. – А зачем тебе другая тачила? Вот же есть аппарат: тонирнул вкруг, шильдики поснимал, чётки на зеркало повесил, на пол уронил и даёшь угла. И пацане ебаться стал.
Лёха вскинул вверх грозовой смех, разомкнутую пасть к небесам вновь вознеся, и запрыгал остроконечным кадыком, явно преувеличивая маститость шутки.
– Ладно, братан, не буду отягощать вас своим присутствием, такую красоту нужно делить только с ночью! – завидующе произнёс Лёха, одарив Алёну почтенным взглядом.
– Что верно, то верно.
– Кабану и Мескалину привет!
– Передам!
Лицо со шрамом крепко обняло Вову на прощание, с лёгкостью его над асфальтированной землёй подняв, и, впрыгнув в свой грозный чёрный автомобиль, угнало грохотать басами в спальные, никогда не спящие районы.
Ребята вернулись в Алёнину машину, недоуменно застывшую с открытыми дверьми.
– Видок у твоего друга тот ещё, конечно. Хотя в таком шраме есть какой-то странный шарм.
– Ну, я ж их не по внешности выбирал.
– А как выбирал?
– По законам вселенной – по родству души. Печально, что их всегда судили лишь по внешности, сразу вешая ярлыки, а ярлык в нашей стране – это ярмо, с шеи просто так не снимешь. А у ребят-то россыпь положительных качеств и талантов.
– Вопрос в том, как применять эти положительные таланты, если на «ровные темы», то…
– Я ты не промах.
– Кабан – это Евген?
– Ага.
– Такие типичные районные клички. Дай угадаю – у этого твоего друга, наверно, Лысый прозвище?
– Не, у него хорошая ритмика имени и фамилии – Алексей Данилович Кирпильский, так что бери выше – Кирпич его погоняло, – улыбался Вова. – Всё далеко не так тривиально, как ты думаешь.
– Да я вижу, – Алёна действительно ощутила породу в произнесённом ФИО. – А у тебя какая?
– С моей фамилией и выдумывать ничего не нужно.
Неподалёку развесёлая шумная компания, крича, пенясь и танцуя, запустила фейерверк. Сноп искр вмиг возрос до небес и распустился огромным ярким шаром. Грохот расколол округу, а россыпь разноцветья огней всколыхнула восторженное ночное, явно заскучавшее небо.
Внезапно возникшие проблески синих и красных огней патрульных машин спровоцировали суету. Визги людей и свист шин слились в один развесёлый вой лихого, надуманно рискованного бегства. Несерьёзная погоня состоялась – патрули гнали шумную компанию, в момент растасовавшуюся по автомобилям, пару кварталов, а потом бросили хулиганье с терпкой мыслью об их монументальной победе над системой. Алёна и Вова остались одни на опустевшей парковке в единении мысли о кофе.
Снотворная, утробная теплота сумрака таяла. Дотлевающая ночь распихивала проступившие сквозь узорчатые просветы в ненастье звёзды по карманам. Чары сумерек увядали, и покров медленно стягивался лёгкой ладонью зари. Тонко забрезжило утро, сторожащее тишину. Ребята взяли два больших, практически гигантских капучино в авто фастфуде. Алёна протянула к окошку позолоченную карту, с которой вспорхнула крохотная толика денег, на ней содержащихся.
– Спасибо, конечно, но меня дико морозит, когда платит девушка, – виновато произнёс Вова, благодарственно напиток приняв.
– Гуляй, рванина, я банкую, – дерзновенно заявила Алёна под стать слогу лица со шрамом, когда оно обращалось к Вове.
Мерседес вернулся на опустевшую парковку торгового центра, расчерченную белыми ровными полосами мест и перечёркнутую чёрными кругами следов бунтарских шин. Вороная, смолящая улицы ночь больше не углилась в тусклых фонарях: брезжил сквозь подпалённый зарёй прохладный влажный воздух невесомый восход. Синеющая сумерками бирюза его яснее вычерчивала редких людей, вырывала по одному ночные силуэты из лап тьмы.
– Даже не помню, когда последний раз встречала рассвет. Именно встречала, а не тусила где-то в подземелье клуба до утра. Теперь кажется, что именно спозаранку мир полон чудес и открытий.
– Ночь – это время мечтать. День – время претворять мечты. А рассвет и закат переходные состояния между «хочу» и «сделаю», – Вова помешивал сахар древесной ложечкой-палочкой в необъятном кофейном стакане.
Алёна зачерпнула из омута светлых воспоминаний фрагмент памяти, в котором она отливала в плавильном котле ночи из звёзд мечту. Но поделиться ей не решилась.
– Когда расскажешь мне про любимую мечту?
– Скоро, – Вова интригующе улыбнулся.
– Скоро… Скоро мы погрузимся в переходное состояние, – Алёна взглянула на оживающий вдали свет. – С другой стороны, вообще хорошо, что у тебя всё-таки есть мечта. Это значит, что вселенная не нема к тебе…
Алёна сделала по-рассветному вкусный глоток кофе.
– А что вселенная говорит, когда обращается именно к тебе? – задалась она.
– Если вселенная говорит со мной на одном языке, она, по-моему, посылает меня нахер.
Хрусталики красивых Алёниных глаз пронзили Вову предсказуемой укоризной.
– Твой мировоззренческий мрак смущает меня. Будь я психологом, я бы диагностировала у тебя глубокий экзистенциальный кризис. Но ты, я думаю, сам себе неплохой терапевт.
– Есть такое. Но я постараюсь быть менее депрессивным. Хотя недосгущённые краски порой лишают красоты.
– Главное, будь настоящим со мной.
– Я и так настоящий, – сообщил нечто очевидное Вова, пожав плечом. – Я просто чуть сложнее твоих знакомых. Правда, я по-прежнему сомневаюсь, что я с тобой надолго. Сразу прости, если я кану в лету через месяц-два или раньше. Прости за всё, чего не было.
– Не прощу. Ты так легко об этом говоришь. Я офигеваю просто.
– Смерть – часть жизни, и это тоже один из важнейших законов нашей вселенной.
