скачать книгу бесплатно
Надо признаться, что до встречи с Ирой я и понятия не имела, что учусь… то есть училась в невшибенно мажорной школе, в которую допускаются только дети примазанных чуваков и чувих, у которых капусты зашибись или протекшей. Следовало также признать, что я очень давно не бывала во дворе. Целую, можно сказать, жизнь.
В общем, Ира сразила меня наповал, сказав, что я не от мира сего, и, должно быть, меня растили в кадке в грядке и поливали шампанским, и как вообще реально, что на спортивных сборах на Лимане я никогда не курила шмаль.
– Я читала книги, – сказала я.
– Ты че, больная? – сделала Ира круглые глаза. – У тебя дауна?
– Да нет вроде.
– Ты точно в Одессе живешь?
– Точно.
– Где именно в той Одессе ты живешь?
– Жила, – поправила я ее. – На площади Потемкинцев.
– А… – протянула Ира. – Ну так шо с тебя взять, золотая, блин, молодежь. Ты никогда не тусила на Котовского?
– Не тусила, – призналась я.
– А на Черемушках зависала?
– Не зависала.
– Да ну ты гонишь!
– Не гоню. Меня родители не отпускали. Да и я сама не особо стремилась.
– Не, ну ваще. Как тебя приняли на “НОУ”? Стремная ты какая-то.
– Я не знаю.
И это было истинной правдой.
Ира так развлекала меня весь полет, заставив забыть о тревогах и ужасах, что в качестве благодарности я отдала ей свою жестянку с кока-колой, которую подала улыбающаяся во весь рот стюардесса.
– Смачная пепсуха, – сказала Ира и шмыгнула курносым носом. – Жаль, нельзя курнуть. Может, я в туалете? Думаешь, спалят?
– Думаю, спалят, – изобразила я знание жизни. – Будет большой кипиш и мало ништяка.
Я очень надеялась, что Ира попадет в ту же школу, что и я, но выяснилось, что Иру определили в какой-то колхоз на севере страны. Да она была и не против, потому что ее тетя живет рядом с этим колхозом, в городе, который называется Кирять-Шмонать. Я расстроилась, и беспокойство снова во мне всколыхнулось, но Ира меня подбодрила:
– Не ссы, деваха. Главное, с ходу найди самого крутого и навороченного пацана, и все будет путем.
– Как мне его найти? – спросила я, в надежде на откровение.
– Ну, ты осмотрись кругом, как только приземлишься в своей деревне, и строй глазки тому, вокруг которого все происходит.
– Что происходит?
– Весь движняк.
– Ясно, – вздохнула я.
По трапу Ира бежала впереди всех, расталкивая локтями пассажиров и не выказывая ни малейших признаков волнения, как будто каждый день летала в Израиль. Я покинула самолет последней, втайне от самой себя надеясь, что меня там забудут и вернут назад.
Но улыбчивая стюардесса на непреклонном английском недвусмысленно сказала мне: “Белкам ту Тель-Авив”, и я очутилась в бане.
Жаркий и влажный воздух, как из выхлопной трубы какого-нибудь цеха, упал на мою голову. Очень низкое и очень яркое солнце очутилось сверху, а снизу появилась плавящаяся, раскаленная земля.
Я застыла на месте, несколько задохнувшись, но потом заметила мигающую вдалеке салатовую Ирину мини-юбку, и поплелась следом за ней, волоча рюкзак.
Вот тогда нас и встретил Антон Заславский, на макушке которого был пришлепнут маленький разноцветный шерстяной кружок, который придавал Антону вид францисканского монаха.
Выяснилось, что нас из Одессы четверо, а еще двадцать семь подростков уже ожидают в автобусе, поэтому живее, живее, добро пожаловать, но срочно нужно развозить нас по школам, водитель и так прождал три часа, вечно самолеты из Одессы опаздывают, так что пошевеливайтесь, дорогие друзья, имею честь видеть вас в Израиле.
Мы понеслись куда-то, огибая баулы, чемоданы и маленьких детей в колясках, а я все старалась не выпустить из виду пестрый кружок на тонзуре Антона Заславского, который то и дело терялся среди других голов, на некоторых из коих размещались точно такие же блямбы. Должно быть, в Израиле стеснялись лысин.
Когда мы обрели багаж, нас запихнули в огромный автобус, в котором было на удивление прохладно.
Я шла по проходу, оглядывая перепуганные, воодушевленные, возбужденные, несчастные и счастливые лица моих сверстников, но все они казались мне одной и той же враждебной физиономией. Холод и мрак сковали мою душу.
Я заняла предпоследнее место в конце автобуса и все надеялась, что Ира сядет рядом, но она подсела к светловолосому мальчику на сиденье передо мной. Мальчик был в наушниках и вертел в руках плеер. Ира перестала обращать на меня внимание. Никто другой ко мне тоже не подсел.
Автобус тронулся, Антон Заславский взял микрофон и заявил:
– Дорогие друзья, рад вас приветствовать. Добро пожаловать в Израиль и на программу “НОА”. Сегодня начинается ваша новая жизнь и прекрасный путь от терний к звездам. Я готов ответить на любые ваши вопросы.
– Когда будут кормить? – крикнул кто-то.
– Мы голодные, три часа не жрали! – подхватил другой.
– Кого первого высадят? – спросила толстая девочка слева от меня.
– Сколько времени ехать до Герцлии?
– А до Хайфы?
– А до Ашкелона?
– Когда можно будет позвонить маме?
– Вы наш вожатый?
Мне стало жаль Антона Заславского, потому что я представила папу, растерзанного кучей учеников в культпоходе в Краеведческий музей.
– Спасибо вам, Антон! – закричала я что есть мочи.
Некоторые головы повернулись ко мне, и я прочла на лицах недоумение.
– Не за что, – сказал Антон Заславский в микрофон. – Сохраняйте спокойствие. Все будут накормлены, довезены, позвоняты и уложены в постели. Через две минуты я раздам вам сэндвичи с пастромой. Кто-нибудь не ест мясо?
Никто не ответил.
– Я не ем мясо, – тихо сказала я.
Головы опять повернулись ко мне.
– Кто это тут у нас мясо не ест? – недобро спросил Антон.
– Я, – протянула я руку.
– Девочка из Одессы? Ты, что ли?
– Я, – повторила я.
– Вечно в той вашей Одессе все с ног на голову. Ладно, будешь есть сыр.
Но было поздно. Теперь весь автобус знал, что я девочка из Одессы, которая ест сыр.
– Задротка, – сказала Ира.
Мальчик в наушниках заржал.
Глава 7
Гранат
Я отвернулась к окну и прижалась к стеклу носом. Еврейские земли не были похожи ни на что.
Еврейские земли обволакивала песочная дымка, немного сглаживающая палящее солнце, раскаленным диском висевшее в небе, и все вокруг было маленьким, приземистым и светлым.
По бокам трассы, гладкой как лед и расчерченной белыми и желтыми линиями, мелькали равнины с высохшей желтой травой. Куцые кустики. А еще пальмы, в точности как на моей гавайской футболке, которую я оставила дома. Они удивили меня больше всего и даже несколько улучшили мое настроение.
Затем автобус въехал в какой-то городишко с невпечатляющими квадратными домами, которые стояли на сваях, как на курьих ножках. На многих окнах были опущенные уродливые пластмассовые жалюзи, и я подумала, что у еврейских архитекторов туго с воображением, и поняла, почему в Израиле нет памятников.
Мы проехали по главной улице городишка, и я увидела, что витрины магазинов под разноцветными вывесками с незнакомыми иероглифами были полны неопознанных товаров. В киоске на углу несколько смуглых людей покупали нечто похожее на вертящийся на штыке перевернутый конус. Маленький мальчик лизал эскимо фиолетового цвета. Девочка рядом с ним высасывала жидкость из пластикового мешочка. Прохожие в основном были одеты в пижамы или в потрепанное нижнее белье и обуты в шлепанцы. Ни одна женщина не ходила на каблуках. Мне показалось, что я попала в раскрашенный кислотными красками фантастический фильм.
В отличие от трассы, город был не желтым, а зеленым и очень чистым. Кругом цвели незнакомые деревья, кусты и аккуратно подстриженные изгороди перед домами. На изгородях алели и лиловели огромные искусственные цветы. На одном дереве, к своему удивлению, я увидела гигантские мандарины, которые почему-то никто не срывал. Создавалось впечатление, что все кругом было не настоящим, а декоративным, как подделка жизни. Должно быть, мандарины тоже были пластмассовые, поэтому на них никто не зарился.
Перед автобусом сами собой открылись железные ворота, мы оказались на большой огороженной территории и остановились у сарая. Там стоял молодой человек в красной кепке и в обрезанных у колен джинсах, из-под которых свисала белая бахрома. Рядом с ним разгуливал павлин.
Антон Заславский объявил, что мы приехали в интернат, название которого я не запомнила. Затем назвал имена тех участников программы, которые здесь останутся жить, а всем остальным разрешил выйти и размяться в течение десяти минут, но только не курить.
Не успел он договорить, как все вылетели из автобуса и достали спички и пачки сигарет. Те, кого назвал Антон, полезли вытаскивать из багажного отделения свои чемоданы и с растерянным видом поплелись к сараю. На зубах хрустел песок.
– Всем здорово! Я ваш мадрих, Толик, – поприветствовала Кепка остающихся.
Я все ждала, когда павлин раскроет хвост, но он вовсе не собирался так поступать, а принялся равнодушно клевать землю.
– Что такое “мадрих”? – спросил противный мальчик в наушниках, а Ира посмотрела на него с глубоким разочарованием и выпустила кольцо дыма в его затылок.
– Вожатый, – объяснил Толик. – Или воспитатель. Заместитель ваших пап на земле обетованной. Добро пожаловать в Израиль.
Дальше я слушать не стала и удалилась к дереву со спелыми гранатами, которые тоже никто срывать не собирался.
Поколебавшись, я все же сорвала гранат и принялась внимательно его рассматривать. В воздухе пахло стиркой.
– Ты в порядке, девочка из Одессы? – спросил Антон Заславский, неожиданно возникший за моей спиной.
– Ну да, – буркнула я. – Почему нет?
Антон многозначительно оглянулся, и я увидела, что все пассажиры автобуса разбились на группки или пары и только я стою одна под деревом.
– Ничего, ничего, – решил успокоить меня Антон. – В Иерусалим скоро прибудет еще одна партия из Одессы. Может быть, ты найдешь среди них друзей.
– Я приехала сюда не ради друзей, – заверила я Антона.
– А зачем ты сюда приехала?
– Чтобы учиться, – ответила я, потому что не хотела рассказывать про назло и приключения и о том, что уже раз пять, если не больше, успела пожалеть о приезде.
– Кем ты хочешь стать, когда будешь взрослой? – спросил Антон.
– Балериной, – ответила я.
– Ну, тогда тебе тем более подойдет Деревня Сионистских Пионеров. Они сильны в танцах.
– Это хорошо, – сказала я, вертя в руках гранат.
– Давай его сюда, – потребовал Антон.
Я испугалась, что он сейчас станет ругать меня за хищение имущества этой школы, но вместо этого Антон разломал плод на две части, понюхал, довольно улыбнулся и вручил их мне. Пальцы испачкались рубиновым соком.
– Ешь, – сказал Антон. – На одном сыре долго не продержишься. Это римон.
– Римон? – подивилась я французскому слову.
– Главный еврейский плод, – объяснил Антон. – У него шестьсот тринадцать зерен. Ровно столько, сколько заповедей.
– Ага, – сказала я, вспомнив единственную известную мне заповедь. – Не сотворять памятников.
– Или построить храм, – улыбнулся Антон.
– Вы будете моим мадрихом? – с надеждой спросила я.
– Нет, – покачал головой Антон, – но в Деревне ты будешь в надежных руках, даю слово.
