Соратники

Беда Тёмы состояла в том, что он был буквально помешан на компьютерных играх, точнее, на одной конкретной компьютерной игре – «The Monsters». Эти самые «Монстры» заменяли ему всё – учёбу, книги, спорт, все остальные интересы, друзей, девушек, а порой даже еду и сон. Тёма гамал, то есть играл, всё свободное время, говорил только об игре и завесил всю свою половину комнаты постерами, изображающими брутальных, но крайне несимпатичных существ с мускулистыми человеческими туловищами и головами свирепых зверей. Даже заставка в Тёмином смартфоне служила для того, чтобы показывать, сколько месяцев, дней и даже часов осталось до выхода нового аддона. Учебные пары, где отмечали посещаемость, но нельзя было играть, становились для Тёмы настоящей пыткой, и оставалось только удивляться, как он ухитрялся, хоть и с грехом пополам, но всё же сдавать экзамены, и до сих пор не вылетел из универа.

Самое интересное, что в своей страсти Тёма был далеко не одинок, – вселенная «The Monsters» была необычайно популярна во всём мире. И популярность эта росла с каждым днём, уверенно тесня и заставляя вчерашних фанатов напрочь забывать супергероев, претендентов на трон из мечей, космических воителей, учеников магических школ, мохноногих маленьких человечков, попаданцев, японские мультфильмы и всё остальное, что ещё вчера пользовалось таким успехом. Далёкому от подобных увлечений Ване это казалось чуть ли не каким-то массовым помешательством. Ну, может, не массовым, – но в случае с Тёмой явно уже где-то за гранью. Ну нельзя же считать главной целью своей жизни прохождение финального уровня какой-то там компьютерной игрушки!

Жить в одной комнате со сдвинутым геймером было, конечно, не сахар, но Ваня приспособился, убедил Тёму пользоваться наушниками и даже сумел найти в таком соседстве положительные стороны. По счастью, Тёма не так уж сильно доставал его своим увлечением, а больше предпочитал общаться – и по сети, и вживую – с единомышленниками. Недостатка в них уж точно не ощущалось. И Ваня мысленно утешал себя, что было бы гораздо хуже, если б соседом вместо Тёмы оказался кто-то куда более неприятный. Вроде Гордея Граневского, который предпочитал именовать себя «Гордо», – Ваниного злейшего врага. Типичный мажор, сын какой-то большой шишки, то ли крупного бизнесмена, то ли депутата (в подробности Ваня не вдавался, они его совершенно не интересовали), Гордо жить не мог без шумных вечеринок, ночных клубов и, самое отвратительное, – насмешек и издевательств над теми, кого Гордей и его прихлебатели презрительно именовали «нищебродами». Правда, Ваню, хотя тот и имел все основания быть зачисленным в эту категорию, Гордо не трогал. Как-то раз попытался было ещё на первом курсе, но сразу получил в морду, – по детдомовской привычке Ваня Кувшинников не стал с ним церемониться. И так как Гордо был в тот момент сильно под кайфом, скандал раздувать не стали. Впрочем, вскоре история повторилась, и кандидатом в жертвы на этот раз стал не Ваня, а Сенька. Сеня был совсем не из тех, кто способен постоять за себя, и Ване пришлось вмешаться. Собственно, тогда они и подружились с Сенькой, учившемся, как и Гордо, на юрфаке. Сразу после той истории новоиспечённый друг окрестил Ваню «Ван Хельсингом» – «За героическую борьбу с нечистью». Кликуха тут же разошлась по универу, как удачный мем, а Ваню зауважали – конечно, только те, кто не относился к числу прихвостней Граневского. Сам Гордо, снова получив хук в челюсть, на этот раз не стерпел, а настучал на Ваню университетскому руководству. Дело могло обернуться исключением первокурсника Ивана Кувшинникова – но, к удивлению всех посвящённых в ту историю, ничего подобного не произошло. Вызвав Ваню к себе в шикарный, оформленный в английском стиле кабинет, с дубовыми стенными панелями и обитыми зелёной кожей диванами, декан лишь мягко пожурил задиру-студента и доверительно сообщил, что, в общем-то, понимает Ваню, так как давно знает Гордея Граневского, который способен довести до белого каления кого угодно, включая и собственных родителей, – что периодически и делает.

«Так что у меня к тебе, Кувшинников, одно пожелание – ты уж как-нибудь там потише с ним, а?» – попросил декан, отведя взгляд, и с тем отпустил Ваню.

Декану Ваня неопределённо пообещал, что будет «потише там», но спуску Граневскому давать не собирался, не в его характере было мириться с несправедливостью. Впрочем, Гордо и сам понял, что с Кувшинниковым лучше не связываться, и с тех пор, вот уже четвёртый год, в его присутствии вёл себя сдержанно. Зато отрывался там, где Ваня отсутствовал. Это было не так уж сложно, поскольку они вращались в совершенно разных сферах, так как учились на разных факультетах. Гордо даже не жил в общаге – родители снимали ему квартиру в таун-хаусе, в расположенном неподалёку элитном посёлке, чтобы не нужно было далеко ездить на занятия.

Впрочем, портить такое замечательное утро мыслями о Гордо совершенно не стоило – следовало торопиться в бассейн к ожидавшему там Сеньке. Через несколько минут Ваня уже сбежал по лестнице ещё почти целиком спящего жилого корпуса, стараясь издавать как можно меньше шума, открыл тяжёлую входную дверь, вышел на улицу и огляделся по сторонам, с удовольствием вдыхая свежие ароматы раннего утра. Последние дни погода баловала, было тепло, а порой даже и жарко, будто лето вдруг раздумало уходить и сентябрь притворился июлем. Солнце уже взошло, небо было ясным, ночная прохлада отступала, обещая очередной тёплый день, и даже какая-то птица весело щебетала на аллее, ведущей через парк к озеру.

Из материалов по истории их вуза, которые собирал в прошлом году для университетского сайта, Ваня знал, что ещё относительно недавно, лет каких-то десять-пятнадцать назад, на месте их кампуса была обычная подмосковная деревушка с маленькими домиками, садами-огородами и заборами из штакетника, а лес у озера, сейчас уже превратившийся в парк и порядком уменьшившийся, но всё ещё живописный, когда-то тянулся до самого Киевского шоссе. Однако с появлением на карте района под названием «Новая Москва» близкая к городу западная часть области начала активно застраиваться и в числе прочих новостроек обзавелась и обширным комплексом зданий не так давно основанного, но быстро ставшего престижным университета. Это был суперсовременный вуз, своего рода маленький город: учебные, лабораторные и тому подобные корпуса, общежития, библиотека, бассейн, спортзал, игровые площадки, столовая, несколько кафе и магазинов, концертный зал, кинотеатр и этот самый большой парк.

Подавая документы, Ваня почти не верил в успех, считал, что у него слишком мало шансов. Даже несмотря на высокий балл ЕГЭ, победы на олимпиадах по истории и льготы для детей-сирот – ведь у него не было родителей. Ваня вырос в детском доме. Это был очень хороший детский дом, особенный, с экспериментальной программой под эгидой Министерства образования и условиями, максимально приближенными к семейным. Детей там было немного, а педагогов, напротив, достаточно, и обстановка вполне благоприятная. Ребят не обижали, более того, заботились о них, занимались ими, развивали по всяким новомодным методикам, даже, можно сказать, любили. Словом, по сравнению с обычными детскими домами это был почти рай… Но всё-таки не семья. И Ваня чувствовал это всю жизнь, хотя и понимал, что с детдомом ему необычайно повезло.

Как и с поступлением в универ. Так вышло, что Ваня вообще был счастливчиком, и в этом сквозило даже нечто мистическое, – настолько ему фартило в важных ситуациях и на всевозможных испытаниях. Накануне каждого экзамена или олимпиады ему снилась мама. Не то чтобы она подсказывала, какие вопросы будут завтра, а наутро это совпадало, – нет, конечно. Но каждый раз, увидев её во сне, он просыпался с чувством какой-то особенной спокойной уверенности в своих силах, и это ощущение не покидало его весь день. Почти всегда всё шло как по маслу, вопросы и темы попадались как минимум хорошо знакомые, а нередко и именно те, которые ему самому были наиболее интересны. Так Ваня без особых трудностей для себя стал студентом заветного университета, по территории которого и спешил сейчас, торопливо шагая по направлению к приземисто-обширному зданию, где располагался бассейн.

Несмотря на ранний час, бассейн уже не пустовал, – кроме Вани и Сеньки в универе находилось немало любителей поплавать спозаранку. Несколько шкафчиков в раздевалке оказались заняты, а вдоль бортика кто-то уже ухитрился щедро наплескать воды. Коснувшись её босыми ногами, Ваня тотчас мысленно вернулся в свой сон и так явственно вспомнил маму и незнакомку в старинном сарафане, что пришлось даже тряхнуть головой, отгоняя наваждение. Вернувшись в реальность, Ваня оглядел просторное помещение, ища взглядом друга среди торчащих над водой голов и пока ещё немногочисленных фигур в плавках и купальниках вокруг бассейна.

Сенька обнаружился быстро. Стоя у лесенки, неловко переступая с ноги на ногу и смешно пытаясь втянуть круглый волосатый животик, друг что-то увлечённо и обстоятельно рассказывал плескавшейся в воде девушке. Та тем временем подплыла к бортику, взялась за него, подтянулась, ловко выскочила из воды, встала на ноги… И Ваня так и замер в изумлении.

Это была она.

Та самая девушка из его сегодняшнего сновидения.

Ваня с трудом удержался, чтобы не начать, как в детстве, тереть глаза, глядя на неё. Он узнал её сразу, хотя с виду Сенькина собеседница имела мало общего с застрявшим в его сознании образом. Вместо вышитой русской рубашки и голубого сарафана – тёмно-синий с белыми вставками спортивный купальник, вместо венка из полевых цветов – гладкая силиконовая шапочка. Как раз в этот момент девушка сняла её, встряхнула головой, – и Ваня убедился, что никакой косы до пят тоже нет, обычные, разве что очень красивые и густые русые волосы до лопаток. Даже веснушки – и те отсутствовали. И всё же это была та самая девушка из его сна. В этом Ваня мог бы поклясться чем угодно.

При виде Вани на лице Арсения отразились смешанные и противоречивые эмоции. С одной стороны, он был рад встрече, а с другой – досадовал, что появление друга помешает беседе с прекрасной незнакомкой. Ваня, хорошо знавший Сеню, мог как в книге читать все его невысказанные мысли и чувства. Он сразу догадался, что незнакомка Сеньке понравилась, и даже очень. Настолько, что тот, похоже, на некоторое даже время забыл о своей давней, но, увы, безответной страсти к однокурснице, смуглой красавице Бэлле Геворкян. Застенчивому и «душному», как она выражалась, Сеньке, спортсменка и фанатка эскстрима Бэлла однозначно предпочла молодого педагога физкультурной кафедры Рустама Алаева.

Девушка из сна тем временем оглянулась в поисках своего полотенца. Сенька тотчас метнулся к стоявшим вдоль стены скамейкам, схватил кусок махровой жёлтой ткани и проворно подал ей.

Скажите на милость! Увалень-увальнем, а туда же…

– Благодарствуйте! – с улыбкой проговорила незнакомка.

В устах любой другой это прозвучало бы манерно. Ну кто так сейчас говорит – «благодарствуйте»? Ясно же, что девушка просто выпендривается. Но у неё это вышло мило и как-то… естественно, что ли.

– Привет! – Ваня, подходя, кивнул другу, но смотрел не на него, а только на его собеседницу. – Я вижу, ты тут без меня даром времени не теряешь…

– Привет, – Сеня точно так же глядел не на приятеля, а на девушку, и обратился к ней: – Это мой друг Ван Хельсинг. А это Алёна. Она к нам из другого вуза перевелась. У неё отец тут преподаёт…

– Ван Хельсинг?

Судя по интонации и удивлённо вскинутым бровям цвета спелой пшеницы, это имя было девушке незнакомо. Похоже, «Дракулу» Алёна и не смотрела, и не читала, и в многочисленные видеоигры не играла. А голос у неё был удивительно нежный и мелодичный. Он звучал как лесной ручей или хрустальный колокольчик. Конечно, донельзя банальное сравнение… Но что поделаешь, если её голос действительно напомнил Ване журчание ручья и звон колокольчика?

– Можно просто «Ваня», – торопливо произнёс он, почувствовав, что его собственный голос отчего-то срывается, во рту пересохло, а колени дрожат.

– Я рада нашему знакомству, Ваня.

– Э-э… И я… э-э-э…

Приветливая улыбка сделала лицо Алёны ещё красивее, хотя только мгновение назад Ваня считал бы, что такое просто невозможно. Больше всего на свете он сейчас хотел бы ответить, что рад знакомству ничуть не меньше. И сказать это легко, непринуждённо, весело, может быть, даже пошутить, – обязательно как-нибудь очень оригинально и остроумно, чтобы Алёна засмеялась… Но, как назло, ничего в голову не приходило. Отчего-то вдруг стало невозможно не то что придумать хорошую шутку, но даже просто выговорить что-то хоть мало-мальски связное. Всегда обычно бойкий, уверенный в себе Ваня, привыкший не лезть за словом в карман и находить выход из любой ситуации, сейчас чувствовал себя так, будто у него выбили почву из-под ног. То есть полным идиотом. Который вместо того, чтобы поддержать разговор с приветливо улыбающейся ему девушкой, лишь тупо пялится на неё и не в состоянии выдавить из себя ни слова. Да что же это такое с ним, что за наваждение! Никогда ведь не было проблем с девчонками, привык чуть не с самого детства легко общаться с ними, пользовался немалым успехом… А сейчас только и может, что краснеть и мямлить, как малолетка.

– Так, бишь, о чём это я рассказывал… – Сенька, похоже, очень хотел вернуть внимание Алёны себе. – Ах да, об экзамене по культурологии. В общем, у меня все конспекты остались. Могу поделиться. Если дашь мне свой номер телефона или адрес почты, я пришлю…

Он явно ждал ответа, но Алёна ничего не сказала, только снова улыбнулась. И явно не Сеньке, а Ване. А потом вдруг засобиралась.

– Ладно, ребята, пока. С удовольствием ещё пообщалась бы с вами, но мне пора бежать, – проговорила она, обуваясь в шлёпки. Ступни у неё были розовые и совсем маленькие. Размер тридцать четвёртый, не больше. Как у ребёнка. Или у Золушки.

– Надеюсь, ещё увидимся… – с явным сожалением в голосе пробормотал Сенька.

– Конечно, обязательно увидимся, – заверила Алёна. – Вы же будете сегодня на… На вечеринке?

– На какой ещё вечеринке? – это снова спросил Сенька. Ваня и хотел бы задать тот же вопрос, но дар речи, похоже, покинул его окончательно и навсегда.

– Меня пригласил парень с вашего… как это… потока. Гордей, кажется, его зовут. Вечеринка у него дома, – бесхитростно сообщила девушка, аккуратно, уголок к уголку, складывая влажное полотенце. – Он сказал, будет чуть не весь университет… То есть универ.

– Гордо? Блин… А ты с ним хорошо знакома? – Ваня всё-таки сумел вспомнить, как люди говорят, – настолько поразили его слова Алёны. Она казалась воплощением того, что принято называть «хорошая девушка», такая… Он даже не сразу мог подобрать подходящее слово. Милая? Чистая? Невинная? Домашняя? Просто невозможно было поверить, что она общается с компанией Гордо. Этой «золотой молодёжью», детками богатых родителей, беспорядочно путающимися друг с другом и считающими льющийся рекой алкоголь и наркотики не злом, а просто развлечениями. То есть тем, из чего сплошь и состояло всё их существование.

– Нет, мы только вчера познакомились. А что? – в широко распахнутых глазах Алёны отразилось изумление, а также полнейшее неведение и непонимание.

– Видишь ли, Алён… – чувствовалось, что Сенька тоже не без труда подбирает слова. – У него компания… гм-м… специфическая. Знаешь… Бухло, дурь… В общем, вот это всё…

– Дурь? – с той же интонацией и тем же выражением лица переспросила девушка.

– Ну это… Травка, таблетки, грибы…

– А что плохого в траве и грибах? Я тоже грибы люблю. Жареные, со сметаной.

Ваня расхохотался над её шуткой. Чувство юмора у Алёны было, пожалуй, несколько своеобразное, но от этого девушка нравилась ему ничуть не меньше. И было очень досадно, что она почти сразу же попрощалась и убежала в женскую раздевалку. Вопрос с вечеринкой у Гордо так и остался открытым. Ваня даже не успел спросить, придёт ли Алёна завтра утром в бассейн. Может ведь и не прийти, – вчера же её не было… И, вполне возможно, дожидаться момента, когда они увидятся вновь, случайно столкнувшись в каком-нибудь из корпусов, в кафе, в библиотеке или на территории кампуса, придётся очень долго. А Ване уже страстно хотелось снова увидеть Алёнушку, как он сразу стал называть её про себя. Хотелось настолько, что он всё время, пока был в бассейне, думал, как её разыскать. Пожалуй, это будет не так просто, ведь он не знает ни факультета, ни курса, где учится Алёнушка, ни даже фамилии.

Наплававшись, они с Сенькой отправились завтракать. В столовой бубнил телевизор, академического вида старичок со смешной фамилией Ворона беседовал с корреспондентом новостей о космосе и о звёздах, точнее об одной звезде.

«Это сенсация! Просто загадка для науки! – восклицал он, и в голосе его слышались восторг и изумление. – Наверное, вам странно слышать такое от учёного, но я готов назвать это чудом. Эта невероятно яркая звезда, до сих пор не получившая названия, видна невооружённым взглядом, – но при этом никто в мире не может объяснить её происхождения…»

Сенька, всегда живо интересовавшийся научными загадками, тут же уставился в экран и попытался втянуть Ваню в обсуждение астрономического феномена, но тот только отмахнулся. Ване было сейчас ну совсем не до новых звёзд. Он сделал соответствующий запрос на университетском сайте и просматривал страницы всех зарегистрированных там Алён и Елен. Увы, но поиски ни к чему не привели. Ни одна из студенток с таким именем не оказалась той самой девушкой из его сна.

Обычно Ване нравилась история, и он слушал лекции с удовольствием, но сегодня отчего-то еле досидел до конца пары. Занятый своими мыслями, он вышел из аудитории – и почти тотчас же увидел Алёнушку. Она улыбалась и шла навстречу, явно направляясь к нему, а не куда-то ещё.

Девушка подошла ближе, настолько близко, что Ваня почувствовал лёгкий аромат её духов. Он ещё никогда не встречал такого – от Алёны пахло яблоками. И не магазинными, а настоящими, садовыми, такими, какие растут на участках окрестных дач.

Обалдевший от неожиданной радости, Ваня снова проглотил язык, но на его счастье Алёна заговорила сама.

– Ты же понял, что я шутила, правда? – без всяких предисловий поинтересовалась она. – На самом деле я, конечно же, прекрасно знаю, и что такое наркотики, и кто такой Ван Хельсинг…

В ответ всё ещё не пришедший в себя Ваня ляпнул то, чего говорить совсем не следовало:

– А я уж подумал…

– Что ты подумал? – тут же вскинулась Алёнушка с обидой и отчего-то даже тревогой в голосе. – Что у меня с головой не в порядке?

– Нет, конечно, – заверил Ваня. – Я подумал…

Запнулся, долго молчал и в итоге выдал худшее из возможного, то, что, с его точки зрения, прозвучало на удивление по-дурацки:

– Я подумал, что ты необыкновенная…

Глава 3

Правь

Общий совет царств

Над дубовым столом, занимавшим всю середину чертога, где встретились Боян и Соратники, поднялся густой туман. Магический жёлудь вспыхнул мертвенным белым светом, и вдруг в дрожащей дымке стало проявляться изображение Зала Совета. Оно становилось всё чётче, яснее и крупнее, вскоре заполнило собой весь чертог, и взорам Соратников явились те, кто собирался на Совет и занимал места на скамьях амфитеатра.

Зал Общего Совета Царств был огромен и прекрасен. Свет, одновременно лунный, солнечный и звёздный, падал сквозь разноцветные мозаичные окна, создавая причудливые рисунки на стенах, полу и резных скамьях. Плитки пола переливались, сменяясь деревом, мхом, коврами, цветным стеклом, разным камнем – от грубого гранита и мрамора до прозрачного хрусталя и драгоценных изумрудов, сапфиров, рубинов. В мире людей такое сочетание, возможно, смотрелось бы странно, аляповато и даже безвкусно, – но не здесь. Здесь, в Прави, всё, что только способно появиться в фантазии человека, обретало жизнь, выглядело уместным и именно так, как представлялось авторам, придумавшим когда-то ту или иную деталь.

В Зал Совета обитатели вымышленного мира проходили через множество дверей и сквозь стены, влетали через крышу, вырастали из-под земли или просто появлялись в Зале так, будто всегда там и были. Посмотрев в любое из витражных окон, можно было увидеть, как их корабли причаливали к берегу широкой реки: у пристани уже стояли суда всевозможных конструкций и размеров. Ладьи и дымящие трубами пароходы, парусные фрегаты и индейские пироги, древние галеры и современные многопалубные круизные лайнеры, грубо сколоченные плоты из сучковатых брёвен и подводные лодки – от числа и невероятного разнообразия судов рябило в глазах.

Участники Совета Царств прибывали верхом, в колесницах, в каретах, в автомобилях всевозможных марок и моделей, от первых, старинных, сохранившихся у людей разве что в музеях, до самых невероятных, футуристических, которые человечеству ещё только предстояло изобрести (а возможно, и не предстояло). Обитатели Прави прилетали по воздуху – на собственных крыльях, на драконах, на волшебных птицах, на самолётах, вертолётах, звездолётах или ином фантастическом транспорте будущего, на мётлах, на восточных коврах, на летающих досках, с помощью реактивных ранцев или просто так.

Кого-кого тут только не было! Античные боги и герои, египетские и скандинавские божества, русалки и эльфы, феи и ведьмы, вампиры и оборотни, призраки и единороги, персонажи «Тысяча и одной ночи» и аниме, антропоморфные животные и реально существовавшие исторические личности, ставшие героями литературных произведений, пираты и всевозможные инопланетяне, индейцы и мафиози, фотомодели и русские помещики, дамы парижского полусвета и ученики магических школ, бродячие актёры и пожилые английские леди… Каждый, кто явился на Совет Царств, был одет в соответствии со своим литературным образом, и потому трибуны являли собой пёструю картину самых невероятных сочетаний цветов и фасонов одежды, где гусарские мундиры и кивера соседствовали с туниками и звериными шкурами, космические скафандры – с веерами, кружевами и кринолинами, яркие купальники и набедренные повязки – с шубами и горностаевыми мантиями, а смокинги, изысканные вечерние туалеты и драгоценные украшения – с заплатками и лохмотьями.

Вся эта пёстрая толпа рассаживалась по местам на трибунах, уходящих в бесконечную высоту, шумела, толкалась, здоровалась, болтала и переругивалась на всех возможных языках, при этом отлично понимая друг друга. Зал мгновенно наполнился гулом голосов, а кое-где и смехом. Многие собравшиеся были рады увидеться вновь: нечасто выпадает шанс встретиться, например, грозному ацтекскому Уицилопочтли и утончённой японской Аматэрасу, пусть даже они оба солнечные божества. Или Асклепию, Гулливеру, Евгению Базарову, доктору Ватсону и профессору Преображенскому – несмотря на то, что все они коллеги.

Однако шум в огромном зале мгновенно утих, стоило подняться с места седовласому Бояну. Сказитель пользовался в Прави заслуженным уважением и любовью. Даже те, кто тайно или открыто завидовал ему, – а таких было немало, особенно после того, как Боян сделался правой рукой Повелителя волшебного мира, Громовержца Перуна, – признавали авторитет мудрого старца.

– Приветствую вас, братие! – произнёс Боян, и зычный голос его полетел вверх, без труда достигая самых высоких рядов амфитеатра. – Принёс я вам нынче две вести, дурную и добрую.

– Коли так, начни с дурной, – прозвучал густой бас с той филы, где расположились жители Царства античных мифов. Говорил Зевс, верховный владыка этого царства, царь всех его богов и людей. Именно он был когда-то Повелителем Прави, предшественником Перуна, и высокий лоб его ещё хранил отпечаток Звезды.

– Дурная новость такова, что от Повелителя нашего, Перуна, по-прежнему нет никаких известий, – сообщил Боян, на миг понурив голову.

По залу прокатился тяжёлый вздох. Перуна если и не все любили, то, по крайней мере, все уважали и понимали, что правителя, который стал бы лучше, найти нелегко.

– Поведай хотя бы, жив ли Повелитель! – послышался с филы, занятой персонажами кельтской мифологии, нежный голос прекрасной Гвиневры – супруги короля Артура.

По лицу Бояна пробежала тень. Видно было, что ему почему-то не хотелось отвечать на этот вопрос. К счастью для сказителя, делать это ему не пришлось. В филе напротив поднялась, грациозно изогнув изящную спину, женщина-кошка Бастет – египетская богиня любви и веселья.

– Раз нет Перуна, – спросила она нежным голосом, отчётливо напоминающим мурлыканье, – кто ж теперь будет споры разрешать да защищать нас от Монстров?

– Совсем не стало житья от этих Монстров! – послышались недовольные голоса с филы, где расположились гномы – крошечные персонажи европейских сказок и легенд. – Мы уж со счёту сбились, сколько раз они на нас нападали да сколько драгоценных камней отобрали.

– В подвал мой тайный, к верным сундукам, наведались, – пожаловался, кашлянув, Барон по прозвищу Скупой рыцарь.