скачать книгу бесплатно
Я часто в мыслях признавалась Евгению в любви. Но, возможно, это совсем не любовь, а что-то совсем другое?
И как это: любить больше жизни? Чем такая любовь отличается от моих душевных переживаний? Или, может быть, я еще не знаю, что значит – любить? Просто не знаю. Не пришел мой срок.
Недавно я стала замечать у Натальи совсем другие волнения, совсем другие чувства, которых до последнего времени у нее не было.
Если раньше, на первом-втором курсе, она вдруг неожиданно тормошила меня (во время своей очередной влюбленности) и чувственно выдыхала: «Понимаешь, Манька, я так его хочу!», то теперь, моя любимая подруга, гладя рубашки своего мужа, иногда ненадолго замолкала, а потом тихо произносила: «Маш, чего-то Алексея давно нет! Не случилось ли чего?»
Так что есть любовь? И где этот дурацкий Евгений Макаров?
11 мая 1987 г.
Вчера не закончила писать. Разнюнилась (смешное слово). Я часто теперь перехожу на уменьшительно-ласкательные и всякие придуманные детские словечки. Это из-за постоянного общения с Наташкиной Аленкой.
Короче, на парад мы ходили с Наткой, ее драгоценным Лешиком и нашей общей дочкой (нашей, потому, что я ее крестная). Аленка сидела в новой импортной коляске, изредка помахивала флажком и постоянно всем улыбалась. Она, вообще, очень улыбчивая девочка.
Академический отпуск Наталья брать не стала. Я настояла. И всеми силами помогала ей с ребенком, так что мы, слава Богу, с подругой не расставались, а сейчас вышли на последний рубеж – впереди, призывно, изо всех сил помахивая нам дипломами, приближались выпускные экзамены.
После торжественного возложения цветов к общегородскому военному захоронению мы отвезли Алену к родителям Лешика, и пустились «во все тяжкие» – нужно было расслабиться перед зачетной неделей.
Народу на Анькиной даче собралось человек двадцать. Мы жарили шашлыки, пили, пели, танцевали. Ребята смастерили «летучего змея», назвали его в честь декана Сан Санычем, и торжественно, под всеобщее ликование, запустили в небо. Потом еще, с притворно-грустными физиономиями пели о нем песню-посвящение «Больше не встречу – такого друга не встречу…». И, как безумные, хохотали!
Мы с девчонками насплетничались, примеряли по очереди бриллианты, которые достались нашей Светке по наследству от бабушки, а так же – парик, принадлежащий Аниной маме.
И все единогласно решили, что и парик, и «брюлики» идут больше всего мне.
– И, вообще, – разошлась моя любимая подруга, – я никак не пойму, что ты среди нас до сих пор делаешь? В Москве вон – конкурсы красоты вовсю проходят!
Сказала, и пожалела. Потому что при слове «Москва» взор мой весьма затуманился.
Чтобы не объясняться с ней, я сбежала к ребятам, и уже через пятнадцать минут целовалась с каким-то Сашкой, хоть и видела его в первый раз в нашей компании. А еще через полчаса потащила Толика прогуляться. Мы с ним после 23 февраля, когда он делал мне предложение, почти не разговаривали.
Хорошо погуляли, кстати. По-доброму. Он признался, что совсем на меня не сердится и продолжает ждать. С ним я тоже поцеловалась (с ума сойти).
А потом почему-то вдруг ответила ему: «А что, очень может быть…», и только ночью, приехав домой после праздничного салюта, поняла одну ужасную вещь – действительно, «все очень может быть», но я категорически не хочу детей, носящих его фамилию и его отчество!
У меня в глазах неожиданно возникла маленькая, смеющаяся, ласковая девочка, похожая на меня. Или мальчик. С длинной челкой и сильными кулачками. Но фамилия у них была совсем другая!
Так, может быть, основной женский критерий для вступления в брак – это фамилия будущих детей?
2 июня 1987 г.
Утром, перед консультацией, чтобы новость для меня не была полной неожиданностью, позвонила Наташа. Спросила что-то по конспектам лекций и расписанию экзаменов, а потом выпалила:
– Макаров вернулся.
Мое сердце взметнулось ввысь. Но, не успев задать ни одного вопроса, я услышала ее следующую фразу:
– Говорят, у него в августе свадьба.
Я не помню, что было дальше! Дышала я или нет? Села ли? Легла ли? Может, упала?
…Раздавались звонки телефона. Кто-то постучал в дверь. Потом все стихло.
Я помню, что тщательно собиралась в институт: перелистывала и раскладывала какие-то тетрадки, сортировала учебники. Затем вынула их из дипломата и сложила зачем-то в ярко-красную сумку с золотыми сердечками, совсем неуместную для института. Долго выбирала платье. В результате, надев джинсы и белую блузку, поехала на консультацию, вернее, на ее второй час.
Шел перерыв. На часах, что над лекционным залом, светились цифры 11:47. Я смотрела на их зеленые отблески и упорно шла вперед. Главное – дойти и сесть, не обращая ни на кого внимания.
– Мария, – раздался давно забытый голос. – А ты еще красивее стала!
Как в тумане, я медленно прошла мимо группы парней.
После консультации Наталья увела меня к себе. Нарочно, конечно. Чтобы немного отвлечь. Я общалась с ее Алексеем, играла с Аленкой, лепила пельмени, но мысли мои были очень далеко.
В пол-одиннадцатого вечера позвонила мама и предложила меня встретить. Я, нисколько не смущаясь, наврала ей, что Алексей меня проводит. Он и вправду порывался меня проводить, но Натка сделала ему предупредительный знак.
Вышла на улицу. Первое июньское тепло… Звездное манящее небо… Но ничто, даже вкусный, давно желанный, летний, запах, не вызывал никаких эмоций. Я, наконец, оставшись одна, шла по улице и с упоением ревела.
Ну, почему со мной всегда так? Что за Царевна-лягушка из меня получилась? Девчонки, не стесняясь, бегают за парнями, и буквально женят их на себе всеми известными и неизвестными способами: приезжают к ним в другие города, ложатся с ними в постель, сами делают предложения руки и сердца. Шантажируют, наконец. И добиваются своего! Я же все жду…
Мимо прошла веселая компания. Они подозрительно посмотрели в мою сторону, но, слава Богу, промолчали.
На остановке пожилая женщина прижимала к груди небольшую сумочку и маленького спящего щенка. Увидев меня, грустно покачала головой мне вслед. А я шла и продолжала плакать!
…Макаров стоял возле моего дома. Это было так привычно, как будто он всегда тут стоял, как будто он всегда знал мой адрес. Как будто, он был в курсе, что я вот-вот подойду.
– Привет, – сказал он.
– Привет, – ответила я, вытирая слезы.
Мы сели возле моего подъезда на срубленное дерево. Я продолжала плакать, а он меня целовал, будто ловил губами мои слезы. Потом стал осторожно обнимать, выбросив из левой руки сломанную ментоловую сигарету. Его ладонь так вкусно пахла, когда он касался моего лица.
– Машка, девочка моя, неужели ты меня ждала?
Впервые я не постеснялась ответить:
– Ждала.
Евгений оторвался от меня, обхватил свою голову руками и произнес:
– Я тоже не смог тебя забыть. Но, если бы я знал, что это взаимно… Черт, если бы я знал! Как увидел тебя сегодня, сердце остановилось! Такой ты мне приснилась однажды.
– У тебя скоро свадьба? – безнадежным голосом спросила я.
Он ответил то, что я хотела услышать:
– Одно твое слово, и никакой свадьбы не будет!
– Нет! – решительно ответила я и, не оглядываясь, бросилась в подъезд.
– Нет! – повторила я через десять минут по телефону.
– Нет, так и передай! – сказала на следующий день Жениному другу Антону, протянувшему мне цветы.
Мама принесла мне чистую пижаму, стакан теплого молока и, вздохнув, вышла из комнаты. А что тут скажешь?
На нет, как говорится, и суда нет!
4 июня 1987 г.
– Толик, ты все еще хочешь, чтобы я была твоей женой?
– Очень!
– Я согласна! Вместо Агеевой – стану Сергеевой!
Юбилей Евгения (15 июля 2014г.)
Да, странно продолжался день моего пятидесятилетия. Впервые за десять лет без Машкиного поздравления.
Я возвращался домой из офиса на очередном такси. В голове не переставал звучать ее голос! Отныне я прощался со своим, как мне казалось, вечным ощущением безграничного счастья.
Отвечая на непрекращающиеся поздравительные звонки, я пытался шутить с водителем, обсуждая проходящих женщин. Потом долго поднимался пешком по лестнице на одиннадцатый этаж. И вовсе не потому, что не работал лифт. Нужно было выглядеть хоть немного необычно, как-то взволнованно, что-ли, заходя домой. Иначе Ирина догадается, что со мной что-то не то.
Хотя она, наверняка, уже все поняла! Не просто же люди начинают пить в девять часов утра коньяк, а после сматываются на такси в неизвестном направлении.
Ей, как всегда, кажется, что она все поняла!
Все, да не все! Скорее всего, Ирка просто подумала, что у меня – очередная интрижка.
Знала бы она, что у меня тот, десятилетней давности роман, в самом разгаре!
Виноват я перед ней очень. Всю свою жизнь, вернее, всю нашу совместную жизнь, а это уже почти тридцать лет, она сражалась с моими феерическими внесемейными связями. Но настоящей и единственной угрозой ее счастью была только одна женщина. Только Мария.
Хотя сейчас у меня есть Виктория. Потому что она очень напоминает мне Машу своей необычностью. Может быть, поэтому я с ней? Она художница. Рисует мои портреты в каком-то, придуманном ею стиле. Потом подолгу сидит на подоконнике, и это тоже напоминает Машку. Вика много курит и почти никогда ни о чем не спрашивает. И, так же, как когда-то моя смешная Росомаха, хочет спасти мир. Мне это тоже нравится.
Обычно, когда я отдыхаю после наших интимных отношений, Виктория рисует, а я подолгу смотрю на нее. Пью кофе или вино. И всегда вспоминаю свою далекую, канувшую в вечность, любимую.
Да, пожалуй, все чаще и чаще. Иногда боюсь, что назову Вику другим именем. С женой у меня подобного страха никогда не возникало, мне никогда не назвать ее Машкой, а с Викой я постоянно настороже. Очень много в них общего. Только моя нынешняя пассия – это прекрасный манящий холод, с которым, в принципе, легко расстаться, а Мария – любимая теплая, душевно теплая девочка. И расстаться с ней, даже в мыслях, до сих пор невозможно!
Хотя Виктория – очень чувствительная натура. И, возможно, она даже догадывается, что напоминает мне кого-то. Но упрямо складывает мои портреты на верхней полке в одну большую стопку, и легко провожает меня к выходу.
Сегодня она тоже позвонила мне:
– Привет, именинник! Ты как?
– Привет! Отлично, – ответил я.
– Мы увидимся во вторник? – громко выдыхая в трубку сигаретный дым, спросила Вика.
– Конечно!
– Мне хотелось бы. – За этими словами последовали гудки.
Такая вот у нас любовь! Вике просто «хотелось бы» со мной увидеться?
Никаких тебе «Женечка, ты – лучший!», «Ты – мое чудо!», « Ты – Гений!», «Люблю, люблю, люблю тебя»…
…Была сразу после ухода Марии у меня еще одна девушка. Мне просто необходимо было заполнить образовавшуюся пустоту.
Это случилось тогда, когда Ирина успокоилась, что я ее не бросаю, не ухожу в счастливую страну с названием Сергеева-Агеева Маша, а остаюсь в семье. Спустя некоторое время после двух наших совместных с Иркой отпусков и, по крайней мере, ежемесячных, культурно-массовых походов в рестораны, кино и на выставки. Она, видимо, от меня слегка устала и ослабила свою железную хватку. А, поскольку, секс у нас (даже в такие периоды жесткой оккупации меня) все равно случался крайне редко, я с чистой совестью снова ушел налево. А, может, это были поиски Марии?
Ту девушку звали Анастасия.
Она была немного моложе меня, вся такая упругая и заводная. Я подобрал ее после неудачного романа с женатым мужчиной, обогрел, ласково называл Пульхерией, потихоньку приучил к удобному мне графику и почти год, а точнее одиннадцать месяцев, проводил с ней свои некоторые командировочные дни. Она, в принципе, была неглупой и милой.
Чтобы прервать этот романчик, не потребовалась даже жена. Я это, без сожаления, сделал сам. Дело в том, что, потерпев фиаско со своим первым женатым кавалером, в случае со мной, Настя решила, видимо, на этот раз свой проект довести до победного конца.
Уж не знаю, в каком таком бреду я признался ей в любви, но она в это свято верила. Желала родить мне сына и создать со мной ячейку общества.
Как только ее напор стал мне надоедать, я интеллигентно, но внятно и четко заявил ей о нашем разрыве. Разговор был тяжелым, закончился, как полагается, в голливудском стиле – с разбитой посудой и неприятными оскорблениями в мой адрес.
Слушая разбушевавшуюся теперь уже бывшую любовницу, я опять вспомнил Машку и наше расставание. Тогда у нее текли слезы, дрожали руки… «Найди покой в своей семье», – как заклинание, повторяла она. Да, что там – у нее! Слезы комом стояли в моем собственном горле. И я упорно молчал, чтобы они не вырвались наружу.
Снова я – о Маше… Снова, и снова, и снова…
Все эти годы Ирина наслаждалась своей победой, я периодически отвлекался на стороне, а Марии не стало. Как она умерла? Я так до сих пор и не знаю. Она исчезла. Растворилась. Ее подруга придумала острый лейкоз, кто-то тихо поговаривал про суицид, но подробности никому не известны. Даже дата ее смерти.
Я часто представлял себе темный мраморный памятник со знакомой мне фотографией и датами жизни 29.01.1965 – ХХ.ХХ.2004.
…Жарко. Я дотащился до одиннадцатого этажа, весь разгоряченный, как и требовалось, чтобы моим родным было понятно, что именно отсутствие лифта довело пятидесятилетнего именинника до такого состояния, а вовсе не гнетущие его душу мысли!
– Ты вечный бабник, откуда у тебя только силы берутся? – частенько говорит мне мой друг Антон, хотя подробности своих романов я ему никогда не рассказывал. Или рассказывал? В любом случае, он, наверное, завидовал. Ведь всем известно, что «хороший левак укрепляет брак», но не каждый на это решается.
По коридору внук с трудом волочил огромную машину, которую мы ему недавно купили. В ее кузове победоносно и совершенно спокойно сидела всеобщая любимица – пушистая кошка неизвестной породы. Звали мы ее Аськой, и вечно спорили, кого она больше всех любит? Увидев меня, Аська грациозно соскочила с детского автомобиля и стала тереться о мои ноги. Вот вам и ответ – кто в доме хозяин?
Ира из кухни не вышла. Оттуда раздавался громкий смех ее приятельницы Ольги. Видимо, делает жене маникюр, попутно обсуждая последние новости. Вот кто сплетни в мой дом приносит, – подумал я и заходить к ним не стал. Пусть сплетничают.
Зять вместе дочкой «висели» в моем компьютере, и увидев меня, быстро вытащили из USB порта золотистую флэшку с длинной цепочкой, которая неожиданно зацепилась за мой ежедневник, и Катя, смущенно нервничая, тщетно пыталась ее отсоединить. Наверное, они подарком своим любовались: что-нибудь типа коллажа для меня под грустную музыку ушедших годов.
Я снисходительно улыбнулся, поцеловал Катюшку в висок и завалился на кровать.
Мои ушедшие года закружились вокруг меня в своем беспощадном танце, как новогодние снежинки. От кондиционера веяло январским холодом, а я вдруг смертельно захотел спать, успев невразумительно промычать дочке: «Президент выступать будет, разбудите…»
– Какой президент, папочка? – прошептала дочка, укрывая меня. – У тебя всего два часа на сон. Скоро гости на твой юбилей начнут собираться. Автобус заказан на 16.30.
Из письма Марии (5 января 2005 г.)
Милый, бесконечно родной мой человек. С Новым годом тебя! С Новым счастьем!
