скачать книгу бесплатно
И все, кроме меня и Наташки, засмеялись. В центре этой толпы стоял Евгений – в красивой дубленке и огромной пушистой шапке из какого-то неизвестного мне зверя. Он молча смотрел на меня и улыбался.
Я схватила Наташку за руку и изо всей силы потянула в противоположную остановке сторону, на темную заснеженную аллею.
– Нравится мне эта девочка, – успели услышать мы, убегая по скрипучему предновогоднему морозному снегу. По-моему, на этот раз никто не засмеялся. По крайней мере, я уже не слышала.
– Это кто у нас Росомаха? И какая-такая девочка кому нравится? – зашипела Наташка, когда мы отдалились от веселой компании. – Давай, колись. Тихорушница!
Мы уселись прямо на сугроб, и мне пришлось все рассказать: про дифзачет и банкетку, про Макарова и Агееву, про туалет и генеральную репетицию.
– Ох, Машка. Пасет он тебя, видимо. Приручает. Поосторожнее бы тебе с ним! Да что поосторожнее – вижу, что ты уже по уши в него влюбилась, раз скрываешь от меня все. И на шутки не отвечаешь, как обычно. Тебе палец в рот не клади, а тут почему-то бегством решила спасаться.
– Влюбилась, – согласилась я. Да ты и сама ведь тоже!
– Мне Макар нравится. Ну, как высококлассный самец – я просто с удовольствием за ним наблюдаю. – ответила она.
– Врет, – подумала я ночью, засыпая.
1 февраля 1984 г.
Прошел Новый год. Зачеты и сессии. Длинные «тянучие» каникулы. Наташка уехала в Ленинград к родственникам, и я совсем загрустила. Скорее бы в институт.
10 февраля 1984 г.
В стране – траур. Умер партийный деятель. На последней лекции Сан Саныч зашел в аудиторию, прикрикнул на гикающий парней и довольно строго произнес:
– Все расходимся по домам и общежитиям. По барам и ресторанам не шляться, по дискотекам – тоже. Кого застукают, отстаивать не буду. Вылетите все. В Армию! И в декрет! – зачем-то добавил он. – И нечего смеяться! Не дай Вам Бог – устроить в каком-нибудь из общежитий гулянку с распитием спиртных напитков. Предупреждаю, будет ходить ДНД.
Вовремя предупредил, называется! А у нас сегодня день рождения Светки – хотели милый девичник устроить. И живет она во втором общежитии. В наших пакетах и дипломатах уже затаилась нехитрая провизия и спиртное. Ну, что же, теперь переносить это чудесное запланированное мероприятие?
Выйдя из лекционного зала, мы посмотрели на опрокинутую физиономию именинницы и решили праздник ей не портить! А пробираться в «общагу» парами, соблюдая строгую очередность. Те, кто городские, при этом должны называть номера разных комнат.
Проходить мимо нашей вечно сердитой и очень бдительной вахтерши мне было весело, поэтому в лифте мы с Наташкой шепотом, если можно так сказать, смеялись. Но лишь до того момента, пока в лифт не зашел Макаров. И ехал он с нами с четвертого до седьмого этажа. Поздоровался, кстати. Впервые. Заулыбался. И даже поклонился, когда выходил. А мы поехали на восьмой этаж к Светке.
– И что он тут делает? – не удержалась я. – Он же городской.
– Тоже самое, – прыснула Наташка. – Скорбит! Вместе со всей страной!
В комнате наши подруги уже передвинули стол, нарезали колбасу, хлеб, и в данный момент открывали консервы. И все поголовно молчали.
Так же, в тишине, мы выпили по паре бокалов вина, чокаясь при этом кулачками. А потом все же начали шептать. Умора, да и только! Вместо музыки – сплошное шипение, как в террариуме. Шикали и тихо хихикали. Если уровень шума поднимался чуть выше, наша староста нас одергивала, многозначительно поднимала руку, прислушиваясь к шагам в коридоре.
– Давайте выключим свет, – предложила я.
Выключили. Выпили. Скучно. По очереди покурили в открытое окно.
– Девчат, – прислушалась Наташка. – А под нами тоже пьют. Голоса мужские слышны. Тоже хохочут. – Кто там живет, Свет?
– Да я не знаю, – ответила именинница и вытащила из тумбочки небольшой сувенир – раскинувшую крылья фигурку орла, светящуюся в темноте светло-зеленым цветом.
Решили спустить ее вниз – познакомиться с народом. Привязали длинную нитку и стали раскачивать фигурку напротив седьмого этажа. Наблюдателем была Анька.
– Упс, – произнесла она, – рука чья-то вытянулась и порвала нитку. Наш Орелик теперь у них.
Развеселившиеся подруги не останавливались: при свете свечи нацарапали записку «Срочно верните Орелика. Комната 836». Пришедшая в ответ записка убила всех наповал. Прежде всего, меня. Потому что была она следующего содержания: «Меняем Орелика на Машу Агееву». Я замотала головой, как овца перед закланием. Девчонки ответили: «У нас такой нет», и получили ответ: «Сейчас проверим».
Когда раздался тихий стук в дверь, я нырнула под кровать.
Сорок минут я провела там, рядом с пыльным Светкиным чемоданом, сдерживая чиханье, пока мои подруги ублажали пришедшего со своим другом Макарова. Он обошел обе комнаты, заглянул в санузел, и зажигалкой подсветил радостные девичьи лица.
У Натки спросил конкретно:
– А куда твоя подруга делась? Вы же вместе были! – видимо, захотел, наконец, перейти к решительным действиям.
– Ушла, – заявила Наташка, – у нее, эта, ну, черепаха заболела!
– Почему ты придумала про черепаху? – Злилась я позже, – не могла сказать овчарка там какая-нибудь заболела, или кошка, на худой конец.
И получила ответ (что еще может ответить выпившая девушка):
– Ну, у тебя же на них аллергия!
Смех да и только.
Подругам, после ухода парней, мы объяснять ничего не стали, хотя их прямо-таки распирало от вопросов, чего это я под кроватью час просидела? И почему Макаров ищет Агееву?
Мы с Натальей быстро уехали.
А теперь вот я лежу дома в кровати, и сна – ни в одном глазу.
28 апреля 1984 г.
Не видела Евгения больше двух месяцев. Ничего не хотелось. Даже мама радовалась, что я по субботам дома сижу.
Наташка узнала, что Макаров на сборах в Москве. Или в Юрмале. Она хотела поддержать «тоску мою – тоскучую», но у нее самой случился ошеломительный роман с нашим преподавателем.
А я грустила и ждала.
Неделю назад, в понедельник, сразу после пасхи, мы дежурили в раздевалке. В какой-то момент я отправилась в буфет выпить сока и неожиданно столкнулась с Евгением.
– Привет, Мария, – произнес Женя, – Христос воскрес!
– Да, – пролепетала я.
– Неправильно отвечаешь, – улыбнулся он. Нежно притянул меня к себе, и при всех расцеловал в обе щеки. Три раза.
Народ так и обомлел. А он вытащил из большой спортивной сумки бутылку французского шампанского с неизвестными этикетками и вручил ее мне.
– Увидимся, – кивнул он моей остолбеневшей фигуре.
И опять пропал надолго.
1 сентября 1984 г.
Прошло лето…
Неделю назад мы приехали из Батуми: я, Наталья и ее обожаемый Лешик. Для меня он был и остался Алексеем Николаевичем – преподавателем кафедры физики нашего института, а для моей подруги он стал любимым и единственным. И скоро станет ее официальным мужем и отцом их ребенка. Они сразу, как только приехали, подали заявление в ЗАГС.
В принципе, занудой он не был, хотя и был старше нас лет на шесть, кажется. С юмором относился к нашему совместному отдыху в одной светлой и, слава Богу, просторной комнате, разделенной яркой, пятнистой шторкой. Холил нас и лелеял, стараясь не выделять Наталью: покупал мороженое и сладости, таскал тяжелые вещи и просто развлекал, как мог.
На мой взгляд, они друг другу совсем не подходили. Но этого нельзя было сказать ночью.
Я старалась по-долгу гулять в Батумской ривьере, но становилось темно, и мне приходилось возвращаться в наше жилье, снятое на восемнадцать дней за бешеные деньги в виду локального расположения, то есть у самого моря.
Слушая их тактичные (и не очень) охи и ахи, я думала о Евгении.
Последний раз, теперь уже, совсем последний раз, мы виделись в мае.
Деканат тогда предложил студентам, желающим помочь институту со сдачей нового корпуса. За это прощались все отработки. Учитывая наши с Наташкой спонтанные ходки с занятий в мир, более прекрасный и заманчивый, отработок у нас всегда было много. Поэтому мы и оказались в бригаде лодырей-тунеядцев, день за днем постигая премудрости штукатурно-малярного мастерства.
Однажды утром, когда я вышла на улицу подышать свежим воздухом, я увидела Женю.
Он подошел ко мне близко-близко, нежно поправил мне выбившуюся из-под каски прядку, и запросто сказал:
– Машка, давай сегодня погуляем. Потому что…
Но тут его окрикнули ребята, и фразу он не закончил. Спросил только:
– Ты до 17 часов здесь работаешь?
– Да, – улыбаясь от счастья, ответила я.
– Тогда в 17.15?
– Тогда в 17.15.
В это время нас сфотографировал институтский папарацци. Мы молодые, сияющие, стояли на фоне строящегося здания института. Не знаю, попало ли это фото в институтскую газету? Не видела.
А я тогда весь день летала на крыльях. Танцевала с ведром, рисовала кисточкой на стене узоры, напоминающие множество сердец, и без устали всех смешила.
– Влюбилась, что ли? – переговаривались пятикурсницы, поглядывая на меня с усмешкой.
– Влюбилась, девочки! – соглашалась я, в который раз переходя с репертуара Аллы Пугачевой на Заздравную песнь из Травиаты и арию мистера Икс. А так как Наташки в тот день не было, остановить меня, а позже – вправить мне мозги – было некому.
А вправлять было что! Потому что совсем неожиданно в 13.30 пришел бригадир и объявил, что на сегодня работа закончена. А завтра он ждет нас, как обычно, к 8 часам утра.
Громогласное «Урррра!» пронеслось над стройкой. Все бросились переодеваться, а я заплакала, уткнувшись в свежевыбеленную стену.
– Ну, почему? – взывала я к небу, – почему именно сегодня до 13.30?
Успокоившись, я переоделась и почему-то поехала домой. Ослица!
Хотя, вот сейчас, спустя три месяца, я понимаю, что ничего не случилось. Я могла съездить домой и приехать к 17.15 обратно. Или вообще не уезжать, а просидеть в соседнем сквере до нужного времени, или в кино сходить – кинотеатр тоже совсем рядом. Почему я уехала, я не могла себе тогда объяснить.
Ночью, вытирая слезы, сделала совсем уж дурацкие выводы: «Если девушка нужна и дорога, то и адрес можно узнать в деканате, и к дому ее подъехать объясниться и прочее, и прочее»! С тем и уснула.
Но все лето ждала и переживала! Напридумывала всего несусветного. И ждала!
«Понастроила сама – из надежд кружева…», – доносились из приемника слова почитаемой мной Аллы Борисовны.
И только сегодня на очередной сентябрьской линейке я узнала – Евгений Макаров оформил академический отпуск. Его пригласили в Москву в национальную теннисную сборную СССР. Мир ушел у меня из под ног!
Наверное, приглашая меня на свидание, он хотел сказать: «… потому что я уезжаю». Наверное, так оно и было!
Приходил ли он на свидание? Ждал ли? Жалел, что мы не встретились?
Мне теперь не узнать никогда!
22 ноября 1984 г.
Мы шумно и весело отпраздновали Наткину свадьбу с ее возрастным Лешиком. Хотя смотрелись они все же великолепно. Наташкин округлившийся животик скрывали кружева модного кружевного платья. Кроме того, она была в очаровательной шляпке.
Большинство невест у нас бракосочетались, надевая традиционный головной убор, – фату. Поэтому ее новый нарядный образ пришелся всем по душе. А милая загадочная улыбка, видимо, от предчувствия близкого материнства, сделали из моей подруги-стервочки, вечной насмешницы над нашими знакомыми парнями, светскую даму.
Хотелось ли мне быть на Наткином месте? Да, конечно. Но только с одним-единственным человеком. Хотя он уже, наверное, и думать обо мне забыл. Никого рядом с собой не представляю на такой церемонии. Только его, Евгения!
А моя упрямая подруга, глубокой ночью, уезжая с собственной свадьбы на украшенном живыми цветами, автомобиле «Волга», бесцеремонно вручила мне букет невесты. Вот так вот! Не было никаких традиционных бросков, было просто торжественное вручение. Это моя Наташа! Люблю ее!
10 мая 1987 г. (прошло 2,5 года)
Празднование 9 мая в этом году получилось замечательным. Я давно (со своим постоянным меланхоличным настроем) так не веселилась. Понравилось все: и парад, и шашлыки, ожидаемые всю длинную холодную зиму, и красивый вечерний салют.
Паршивое настроение началось сразу после Нового года. Мое, так долго не гаснувшее «ожидание счастья», как-то неожиданно «погасло» и сменилось на «реальную безнадежность». Даже и не знаю точно, когда это произошло!
Я так долго ждала, что Евгений Макаров вернется и снова появится в моей жизни, что, наверное, просто устала ждать!
Как, впрочем, устал ждать и мой давний поклонник – Анатолий Сергеев. Я все чаще и чаще видела его пока еще мимолетные ухаживания за моими однокурсницами. Но, спустя пару-тройку недель, он неизменно возвращался ко мне: снова начинал вздыхать у меня «над ухом», бросать в мою сторону многозначительные взгляды и провожать домой с наших импровизированных «посиделок».
Последнее проявление его безграничной любви ко мне состоялось возле моего подъезда, куда он вызвал меня для разговора. Дело было 23 февраля, в мужской праздник. Толик стоял в легкой куртке, без шапки, с букетом замерзших гвоздик за пазухой. Если честно, я не даже не сразу поняла, о чем он начал говорить? Оказалось, что делал предложение! Меня рассмешила сама дата – 23 февраля.
– Ты что, ненормальный? – почему-то спросила я, поднося гвоздики к лицу. – Сегодня же не 8 марта!
Он быстро ушел. А я долго стояла с этими хрупкими от мороза цветами размышляя над его последними словами:
– Знаешь, Мария, – сказал он, – обязательно наступит день, когда ты меня поймешь. Когда ты будешь чувствовать то же, что я чувствую сейчас!
Наступит? Да, он практически не прекращается, этот день – третий год я жду любимого человека!
Или мы все-таки имеем в виду нечто разное? И бывает еще хуже? Тогда, насколько сильнее может быть душевная боль?
