скачать книгу бесплатно
– Воды-то поднимаются! – кричала она. – Видишь? И молнии… видишь, как молнии разносят в пыль Альпы? Вот и конец, дитя мое! Все островки до единого прочь разбежались, ни горки нигде не найдешь… Второй ангел вылил свою чашу в море – сделалось море, как кровь мертвеца, так что погибло в нем все живое…
Старуха кричала, кричала, и голос ее мешался с посвистом ветра и грохотом волн, едва различимый среди всей этой жути… пока Карло, усталый, промерзший до самых костей, исполнившись жалости и беспросветно-черной, чернее туч, затянувших небо, тоски, не обнял ее за хрупкие плечи и не развернул к лестнице. Спустившись этажом ниже, они подобрали угасший фонарь и сошли в хозяйскую комнату, по-прежнему освещенную парой свечей. Казалось, здесь, внизу, невероятно тепло и уютно. Старуха все говорила и говорила, а Карло без остановки дрожал.
– Да ты же совсем замерз, – с неожиданной деловитостью сказала хозяйка, стаскивая с постели пару одеял. – На-ка, возьми.
Усевшись в тяжелое, просторное кресло, Карло обернул одеялами ноги, откинул голову на высокую спинку. Устал он невероятно. Старуха, опустившись в кресло напротив, принялась наматывать нить на катушку. Помолчав минут пять, она снова заговорила, и задремавший было Карло, сменив позу, вновь начал неудержимо клевать носом, а старуха вещала, вещала – о штормах, о потопах, о конце света, об утраченной любви…
Однако, проснувшись поутру, Карло ее рядом не обнаружил. В неярком свете зари комната предстала перед ним во всей своей неприглядности: всюду убожество, мебель обшарпана, одеяла ветхи, безделушки венецианского стекла уродливы, аляповаты, как все венецианское стекло от начала времен… но чисто в комнате – просто на удивление. Поднявшись, потянувшись, чтобы размять одеревеневшие мускулы, Карло взобрался на крышу, однако старухи не оказалось и там. Утро выдалось солнечным. Шлюпка его уцелела – покачивалась на месте, под восточной стеной. При виде суденышка Карло заулыбался – судя по ощущениям, впервые за несколько дней.
Внизу старухи не обнаружилось тоже. Самый нижний из уцелевших этажей кампанилы, очевидно, служил ей эллингом: здесь Карло нашел пару ветхих весельных лодок и несколько верш для ловли омаров. Самый большой из «слипов» пустовал. Наверное, хозяйка верши отправилась проверять… а может, не пожелала беседовать с гостем при свете дня.
Из эллинга Карло сумел дойти до собственной шлюпки: всей глубины – по колено. Устроившись на корме, он вспомнил вчерашний вечер и снова заулыбался. Надо же, жив…
Сняв тент, он отыскал черпак, вычерпал воду, скопившуюся на дне, и все это время поглядывал, не объявится ли старуха, а после поднялся наверх за забытым багром и снова спустился к шлюпке, однако хозяйка все не возвращалась. Оставалось одно – только плечами пожать, а прощание отложить до лучших времен. Взявшись за весла, Карло обогнул кампанилу, отошел от Лидо, поднял парус и взял курс на норд-вест, где, по его расчетам, находилась Венеция.
Этим утром Лагуна была спокойней любого пруда, безоблачное небо – что лазоревый купол громадной базилики. Потрясающе… но Карло все это нисколько не удивило: вполне обычное дело по нынешним-то временам, а вот вчерашний шторм – да, то было нечто особенное. Отец всех на свете штормов, высочайшие волны из всех, какие доводилось видеть Лагуне, тут уж сомнений не возникало. Подумав об этом, Карло принялся составлять в уме рассказ, предназначенный друзьям и жене.
Венеция показалась на горизонте прямо по курсу, именно там, где он и рассчитывал, – вначале огромная кампанила, за нею вершина Сан-Марко и прочие шпили. Кампанила… Благодарение Господу, что предки так стремились наверх, поближе к Богу, а может, подальше от воды: это стремление спасло ему жизнь. В отмытом, освеженном вчерашними ливнями воздухе вид на Венецию с моря казался прекрасным, как никогда, и на сей раз Карло, против обыкновения, даже нисколько не раздражало, что, сколько ты к ней ни приближайся, все она словно бы где-то за горизонтом, вдали. Такова уж она теперь, и что с того? Светлейшая… Серениссима… как же он рад ее видеть!
Однако проголодался Карло ужасно и от усталости за ночь избавиться не успел. Войдя в Гранд-канал, спустив парус, он обнаружил, что едва способен грести. Дождевая вода, стекавшая с суши в Лагуну, превратила Гран-канал в настоящую горную реку, и это тоже плавания вовсе не облегчало. У пожарной станции возле излучины канала друзья, возводившие на одной из крыш новую хижину, замахали ему, удивленные тем, что Карло в такую рань направляется вверх по течению.
– Не туда гребешь! – крикнул один из них.
Карло из последних сил приподнял весло и с плеском уронил лопасть в воду.
– Будто я сам не знаю! – прокричал он в ответ.
Вот он и за Риальто, снова в крохотном дворике против Сан-Джакометты, на прочном настиле, сооруженном с соседями, чуток пошатывается на ходу – так, вот здесь осторожнее…
– Карло! – донесся сверху отчаянный вопль жены. – Карло, Карло, Карло!
С этим она бросилась вниз по лестнице, спущенной с крыши. Карло остановился. Дома. Дома…
– Карло! Карло! Карло! – как заведенная кричала жена, сбегая на настил.
– Иисусе, да заткнись же ты, – взмолился он, неловко, грубовато привлекая жену к себе.
– Где же ты был? Я так за тебя беспокоилась из-за этого шторма, ведь ты говорил, что вернешься еще вчера, о Карло, как же я рада тебя видеть…
С этим жена, поддерживая Карло под локоть, повела его к лестнице. Малышка встретила отца громким ревом. Усевшись в кресло на кухне, Карло оглядел крохотную, сооруженную из того, что под руку подвернулось, комнатку с немалым удовлетворением. Жадно вгрызаясь в краюху хлеба, он рассказал Луизе о вчерашних приключениях – и о вандалах-японцах, и о невероятной гонке через штормовую Лагуну, и о безумной старухе в спасшей его кампаниле, а покончив с рассказом и с хлебом, начал засыпать на ходу.
– Но, Карло, тебе же еще за теми японцами возвращаться!
– Катись они к дьяволу, – едва ворочая языком, отвечал он. – Ублюдки гнусные… я ведь рассказывал: они же Мадонну на части резать задумали. Всю Венецию разграбить готовы, до последней картины, мозаики, статуи, барельефа – всю подчистую, а? Нет, не могу я такого терпеть.
– Ох, Карло, ну что в этом страшного? Развезут эти вещи по всему свету, приведут в порядок и скажут: вот, это из Венеции, величайшего города в мире…
– Им место не там, а здесь.
– Здесь, здесь, идем-ка, приляжешь на пару часов, а я схожу, спрошу у Джузеппе, не согласится ли он с тобой вместе вывезти с Торчелло эти кирпичи.
Отведя Карло в спальню, Луиза уложила его на кровать.
– Ну их всех, Карло. Пусть забирают, что найдут там, под водой. Пускай хоть подавятся.
На этом он и уснул…
…а с трудом пробудился и сел оттого, что жена трясла за плечо.
– Вставай, время к вечеру. Тебе ведь еще на Торчелло за этими двумя возвращаться. Кроме того, у них там все твое снаряжение.
Карло страдальчески закряхтел.
– Мария сказала, Джузеппе согласен с тобой пойти и ждать тебя с лодкой будет на Фондамента.
– Провались оно все…
– Ну же, Карло, вставай. Нам очень нужны эти деньги.
Малышка вопила не хуже любого шторма.
– Ладно уж, ладно, – проговорил Карло, вновь рухнув на подушку. – Сделаю, сделаю, только не тереби ты меня.
Поднявшись, он проглотил поданный Луизой бульон, а после неловко, через силу, не обращая внимания на прощальные напутствия жены, спустился к шлюпке, отчалил и оттолкнулся от настила. Шлюпка, покинув дворик, приблизилась вплотную к стене Сан-Джакометты. На эту-то стену Карло и уставился во все глаза.
Помнится, как-то раз он, надев акваланг, спустился туда, в церковь. Настроив загодя грузовой пояс с баллонами, сел на одну из каменных скамей у самого алтаря и попробовал помолиться – прямо сквозь маску с загубником. Серебристые пузырьки выдыхаемого воздуха струились вверх, к небесам, а уносили ли с собой и молитвы, Карло, ясное дело, не знал. Спустя какое-то время он, чувствуя себя довольно глупо (но не только, не только), выплыл за дверь, а над дверью заметил надпись и развернулся, чтобы прочесть написанное, приблизив стекло маски к самому камню. «Близ Храма сего да будет Закон Купца праведен, тяжесть гирь его верна, а сделки его безобманны»… Пожалуй, сие назидание, адресованное лихоимцам, ростовщикам да менялам с рынка Риальто прежних времен, Карло вполне мог бы отнести и к себе самому. Вот, скажем, тяжесть гирь – это про грузовые пояса: не перегружай клиента так, чтоб остался на дне…
На том погружение в воспоминания и завершилось, и Карло вновь вынесло на поверхность, навстречу предстоящей работе. Шумно переведя дух, он вставил весла в уключины и взялся за дело, повел шлюпку вперед.
Пускай забирают, что отыщется там, под водой. Все живое в Венеции – по-прежнему на плаву.
Вылазка в горы
Трое сидят на камне. Верхушка отсыревшего гранитного валуна окружена снегом, подтаявшим ровно настолько, чтоб обнажить ее. От валуна снег тянется во все стороны. На востоке упирается в лесополосу, на западе поднимается к склону отвесной скалы, суженной кверху, указующей в самые небеса. Гранитный валун, на котором устроились путники, – единственное темное пятнышко, единственная прореха в снегу от лесополосы до обрыва. Следы снегоступов ведут к камню с севера, пересекая склон поперек. Все трое греются на солнышке, будто сурки.
Один из них жует снег. Ростом он невысок, однако широкогруд, ноги и руки бугрятся мускулами. Отправив в рот очередную горсть, он поправляет синие нейлоновые гетры, прикрывающие его икры и башмаки. Серые гимнастические трусы оставляют обнаженными бедра. Наклонившись, он пристегивает к башмаку апельсиновый пластиковый снегоступ.
– Брайан, – окликает его сидящий рядом, – я думал, мы пообедать собираемся.
Второй путник высок, широкоплеч, к тонкой стальной оправе его диоптрических очков прикреплены темные солнцезащитные накладки.
– Пи-итер, – не спеша тянет Брайан, – здесь же как следует не поешь. Сам видишь: присесть-то негде. Вот как только тот отрог обогнем, – обещает он, указывая на юг, – так переходу конец, и мы, считай, уже на перевале.
Питер испускает шумный, глубокий вздох.
– Мне отдохнуть требуется.
– О'кей, отдыхай, – соглашается Брайан. – А я пока двинусь в сторону перевала. Надоело на месте сидеть.
Подхватив второй апельсиновый снегоступ, он продевает носок башмака в ремни крепления.
Третий – среднего роста, необычайно худой, все это время не сводивший глаз со снежинок на носке собственного башмака, молча сует ногу в крепление желтого снегоступа. Видя это, Питер вздыхает, сгибается вдвое, высвобождает из снега свою пару снегоступов – алюминиевых, рамно-сеточных.
– Гляньте-ка, колибри какая! – радуется третий, указывая вбок.
Там, куда устремлен его палец, нет ничего, кроме снега. Встревоженные, его спутники озабоченно переглядываются. Питер, покачав головой, опускает взгляд под ноги.
– Я и не знал, что тут, в Сьеррах, колибри водятся. Ну и красота! – продолжает третий, но тут же неуверенно смотрит на Брайана. – Ведь водятся же, да?
– Ну, – тянет Брайан, – на самом деле, по-моему, водятся. Но…
– Но сейчас, Джо, рядом ни одной нет, – заканчивает за него Питер.
– Надо же, – вздыхает Джо, не сводя глаз со снега. – Я мог бы поклясться, что…
Питер, глядя на Брайана, жалостливо морщится.
– Может, преломление света вон там, на холмике, – озадаченно продолжает Джо. – А-а, ладно.
Брайан встает, продевает руки в лямки компактного синего рюкзачка, сходит с валуна на снег, наклоняется, поправляя крепления.
– Идем, Джо. Чепуха это все, – говорит он и поворачивается к Питеру. – Прекрасный весенний снег, кстати.
– Ага, если ты – растреклятый белый медведь, – откликается Питер.
Брайан качает головой. В его серебристых солнцезащитных очках отражается то снег, то Питер.
– Сейчас лучшее время для подъемов сюда. Поехал бы с нами в январе или в феврале, сам бы увидел.
– Лето! – возражает Питер, поднимая со снега высокий станковый рюкзак. – Лето – вот что я люблю больше всего на свете! Загар, цветы, прогулки без этих чертовых шлепанцев на ногах…
Взвалив ношу на спину, он торопливо, так что алюминий лязгает о гранит, делает шаг назад, чтоб удержать равновесие, неловко застегивает пряжку поясного ремня и смотрит на солнце. Времени – около полудня. Питер утирает лоб.
– Летом ты даже с нами больше не видишься, – напоминает ему Брайан. – Сколько это, четыре года уже?
– Время, – объясняет Питер. – Времени у меня совсем нет, это факт.
– Ага, кроме всей отпущенной жизни, – хмыкает Брайан.
В ответ Питер раздраженно хмурится и тоже сходит на снег. Оба поворачиваются к Джо. Тот, щурясь изо всех сил, по-прежнему вглядывается в сугроб.
– Эй, Джо! – окликает его Брайан.
Джо, вздрогнув, поднимает взгляд.
– В путь пора, помнишь?
– Ах да. Секунду.
Джо начинает готовиться к новому переходу.
Трое на снегоступах движутся дальше.
Брайан идет впереди. Ноги его на каждом шагу погружаются в снег едва ли не на фут. За ним аккуратно, след в след, а потому и в снегу практически не утопая, движется Джо. Питер на следы даже не смотрит: его снегоступы, рыхля снег, нередко соскальзывают влево, отчего он то и дело спотыкается.
Склон становится круче – настолько, что заслоняет от них отвесную скалу над головой. Все трое мокры от пота. Брайан, все чаще и чаще скользящий влево, останавливается, освобождается от снегоступов, приторачивает их к рюкзаку и снова сует руки в лямки. На правую руку он надевает перчатку и на ходу, скособочившись, опирается о склон кулаком.
Остановившись на том же месте, что и Брайан, Джо с Питером следуют его примеру. Затем Джо указывает вслед Брайану, пересекающему участок склона куда круче сорока пяти градусов.
– Невиданный трехногий зверь, обитатель холмов, – со смехом говорит Джо. – Невиданный зверь «снегоед».
Питер тоже лезет в рюкзак за перчаткой.
– Вот что нам мешало пойти там, вдоль деревьев, и обойтись без этого клятого траверса?
– Оттуда вид не так хорош.
Питер вздыхает. Джо, топчась по снегу, ждет, смотрит на Питера с любопытством. Питер мажет лицо маслом от солнечных ожогов, со лба его обильно струится пот, смесь пота с маслом на небритых щеках Питера блестит, будто зеркало.
– Мне только кажется или мы в самом деле выкладываемся на всю катушку? – говорит он.
– Еще как выкладываемся, – отвечает Джо. – Траверсы – штука нелегкая.
Оба смотрят вслед Брайану, приближающемуся к середине самой крутой части склона.
– И вы, ребята, лазаете по этим снегам для забавы? – изумляется Питер.
Джо молчит, а через какое-то время вздрагивает, точно очнувшись.
– Прости, – говорит он. – О чем мы с тобой толковали?
Питер, пожав плечами, оглядывает Джо самым пристальным образом.
– Ты о'кей? – спрашивает он, стиснув рукою в перчатке плечо Джо.
– Да, да. Просто… забыл. Опять!
– Любой иногда о чем-нибудь да забывает.
– Знаю, знаю.
Удрученно вздохнув, Джо направляется по следам Брайана. Питер идет за ним.
С высоты они кажутся крохотными пятнышками, единственными движущимися объектами на бескрайнем черно-белом просторе. Снег слепит белизной, защитные очки пускают в стороны зайчики. Путники утирают лбы, то и дело останавливаются передохнуть. Брайан уходит вперед, Питер заметно отстал. Джо, осторожно ступая по склону, полушепотом разговаривает сам с собой. Перчатки намокли, запястья покрылись браслетами льда. Внизу одинокие деревья лесополосы покачиваются на ветру, однако на склоне безветренно, жарко.
Склон делается положе, и вот они за отрогом. Брайан сбрасывает рюкзак, достает «пенку», усаживается на нее и сосредоточенно роется в рюкзаке. Вскоре его догоняет Джо.
– Уф! – отдувается он. – Нелегок был этот траверс.
