Необычайные путешествия Сатюрнена Фарандуля в 5 или 6 частей света и во все страны, известные и даже неизвестные господину Жюлю Верну

Ночь показалась обезьянам бесконечно долгой; в четыре утра несколько пушечных выстрелов, донесшихся с моря, заставили всех броситься к укреплениям.

Проклятье! Англия, предупрежденная неким неуловимым шпионом о планах Фарандуля, пришла в движение. Ночью шесть транспортных кораблей с индийскими войсками подошли к берегу и стали на шпринг в паре километров от форта; прямо перед фортом выстроились в линию шесть фрегатов, четыре бронированных корвета, несколько авизо и два ужасных башенных монитора, каждый из которых был оснащен четырьмя стальными пушками, стреляющими четырехсоткилограммовыми снарядами.

Английские канонерские лодки

На каждом из этих судов уже шли приготовления к бою: вот-вот должен был пробить час решающего сражения!

В лагере мятежников поднялась невообразимая сумятица; наконец-то осознавшие опасность обезьяны пытались рассредоточиться по прибрежным редутам. Пока Фарандуль раздумывал над тем, не встать ли ему во главе этой беспорядочной квадруманской армии, чтобы дать отпор общему врагу, английский флот открыл огонь.

Бортовые залпы больших английских фрегатов накрывали форт с регулярностью, делавшей честь их хронометрическим артиллеристам. Обезьяны с отвагой отчаяния отстреливались из двадцати минометов, размещенных в форте; настоящие чудеса творила тяжелая морская пушка, направляемая то влево, то вправо по приказу Мандибюля: один из ее снарядов угодил в машинное отделение «Плотоядного», получившего немало пробоин еще в сражении у мыса Кэмпбелл, и нанес фрегату такие повреждения, что вскоре тот затонул.

Что до форта, то его превосходная конструкция служила вполне надежной защитой от вражеских снарядов. На пляже транспортные суда уже приступали к методичной высадке бойцов.

В лагере мятежников по-прежнему царил жуткий беспорядок, тысячи воплей, тысячи приказов потонули в общем шуме; когда же большие шлюпки, груженные солдатами – англичанами, шотландцами и сипаями, – отделились от кораблей и направились к берегу, хаос, похоже, достиг своего апогея.

Горцы преследуют беглецов

Защитники форта на минуту даже прекратили огонь – им и самим было интересно, что же случится. Пагубные плоды недисциплинированности и невоздержанности! Тщетно обезьяны, еще не пришедшие в себя после вчерашней пьянки, пытались занять свои боевые позиции. Одни напяливали на себя униформу наизнанку, другие силились вспомнить последовательность заряжания ружья в двенадцать приемов. Напрасные усилия! Неописуемая неразбериха! Многие вновь становились дикими и уносились прочь, перебирая всеми четырьмя конечностями и издавая глупые крики… Где вы, герои Джилонга, Чип-Хилла и Мельбурна?

Макако – какая стыдоба! – ищет спасительные идеи в шампанском; он чешет лоб и затылок, и вот уже весь его генштаб в силу старого духа подражания начинает делать так же!

Тем временем лодки пристают к берегу, вражеские армейские подразделения устремляются вперед и теснят пытающихся сопротивляться обезьян. Баркасы снуют туда и обратно между пляжем и кораблями, и вскоре на берегу оказываются уже 8000 англичан, 8000 храбрецов, жаждущих отомстить за неслыханные прошлогодние поражения. Наконец по сигналу флагманского фрегата музыканты заиграли «God save the Queen»[7], и англичане двумя колоннами пошли в атаку на позиции квадруманов.

Колонна пленных

Фарандуль и заметно обеспокоенные обезьяны рассчитывают увидеть, как батареи Макако расстреливают красномундирников и хайлендеров, но орудия молчат. Пользуясь замешательством квадруманов, английские войска берут батареи приступом.

Дым от открытого фрегатами шквального огня на мгновение застилает поле брани, но вот ветерок разгоняет этот дым – и Фарандуль бледнеет! Все кончено: герои Чип-Хилла разлетаются во все стороны, вместо того чтобы биться!.. Это не сражение, а беспорядочное бегство во всем его ужасе!..

Смятение, хаос, резня – и нет больше ни полков, ни офицеров, ни солдат!

Земля усеяна оружием 40 000 обезьян; кавалерия, вместо того чтобы прикрыть отступление, побросала своих кенгуру и теперь карабкается на деревья. Целые гроздья беглецов свешиваются с ветвей эвкалиптов; хайлендеры преследуют их по всему лесу, в то время как англичане собирают трофеи.

Как представляется, из всей армии Макако лишь две обезьяньи роты отказались последовать примеру товарищей и теперь настроены дать англичанам решительный отпор! Эти храбрецы сосредоточены у бараков интендантской службы, под прикрытием порожних или полных бочек.

Англичане бросают на этот последний рубеж обороны элитный полк. Устремившись вперед, красномундирники с яростной настойчивостью штурмуют воздвигнутые из бочек баррикады.

Фарандуль и его матросы ожидают какой-нибудь неожиданной развязки, какого-нибудь отчаянного акта героизма – вроде подвига гренадеров-биманов в битве при Ватерлоо.

Англичане потрясают штыками и, издавая боевой клич, взбираются на стены… где замирают в недоумении…

Что происходит?

Никто по ним не стреляет, ни одна обезьяна даже не шевелится! Несчастные пьяны в доску! Получив приказ охранять припасы, они квасили трое суток напролет и ничего даже не заметили. Ни канонада, ни сражение, ни бегство – ничто не смогло вырвать их из этого отупения; они и сейчас сонно покачивают головами, щурясь на англичан, а то и вовсе дрыхнут без задних ног.

Все кончено! Всего за четверть часа целая армия растаяла, рассеялась, исчезла! Около тысячи обезьян попало в плен к англичанам, остальные, вновь обратившись к дикой жизни, разбежались по глухим дебрям.

Фарандуль и его люди, ошеломленные, но сердитые, возвращаются к своим орудиям, чтобы в отчаянной борьбе спасти хотя бы честь квадруманов. Ураган огня и железа накрывает форт. Героические обезьяны-артиллеристы едва успевают банить орудия – они горят таким рвением, что и с наступлением ночи отказываются покинуть позиции и продолжают вести огонь по врагу, даже когда английский флот снимается с якоря и выходит в открытое море.

Героическое поведение фарандулийской артиллерии

Глава X

О том, как плененные англичанами генералы-биманы снова обрели свободу. – Сокровище Бора-Боры. – Печальная участь «Прекрасной Леокадии»

Радость англичан не знала границ: колония была отвоевана; в руках квадруманов оставались лишь форт Фарандуля и дворец губернатора, обороняемый Диком Броукеном.

На следующий день после высадки сэр Родерик Блэкли, главнокомандующий английской экспедицией, торжественно въехал в освобожденный Мельбурн.

В городе царила праздничная атмосфера, во всех окнах развевались английские флаги; было забавно наблюдать, как заметно приободрившиеся биманы толпятся вокруг победителей, осыпая их поздравлениями. Те, кто еще вчера был объят страхом, теперь гордо поднимали голову, о недавнем завоевании Австралии обезьянами уже почти ничто не напоминало; само слово «квадруман» оказалось под запретом, граждане усердно скребли стены зданий, на которых оно было написано.

Артисты-квадруманы столичной оперы были с позором изгнаны из театра товарищами-биманами, репетиции оперы-микст Коко прекращены, сам маэстро Коко исчез[8].

Верхом же гнусности стали уже раздававшиеся то тут, то там предложения воздвигнуть статую тому, кого теперь биманы именовали «героическим Крокновым»!

Часа в три пополудни длинная колонна пленных прошла между двумя рядами бородатых хайлендеров, перед которыми стоял волынщик в клетчатой юбке, игравший веселые песни. Среди пленных, с которых лохмотьями свисала недавняя униформа, пришибленным и безутешным видом выделялся экс-полковник Макако. При виде леди Арабеллы Кардиган, державшейся рядом с сэром Блэкли, он вскинул вверх обе руки и промычал нечто заунывное и невнятное. Леди Арабелла наклонилась к генералу, тот улыбнулся, подал знак – и тут же освобожденный Макако был передан в руки коварной англичанки.

Чтобы успокоить читателей относительно судьбы экс-полковника, сразу же скажем, что теперь он принадлежит к дому леди Кардиган; в соответствии с данным обещанием, леди Арабелла не пожелала отделить судьбу Макако от своей собственной и потому забрала его с собой в Англию, в фамильные владения, которые Макако так желал посетить однажды на правах хозяина. К несчастью, сейчас Макако там отнюдь не хозяйничает: сначала его удобно устроили в снабженной решеткой клетке в большой оранжерее Кардиган-Касл, но покорность и печаль экс-полковника вскоре вернули ему относительную свободу. Макако больше не скован цепями, он влачит жалкое существование, вспоминая свои былые мечты о величии и уныло натирая воском сапоги лорда Кардигана. Иногда он видит леди Арабеллу – в те дни, когда ему снисходительно позволяют исполнять при ней функции доверенного слуги, принося на серебряном подносе ее письма.

Гости леди Кардиган не всегда обращаются с ним надлежащим образом, отчего аристократическое сердце Макако сжимается и мучительно стонет. Несмотря на все свои горести, в общении с простыми людьми Макако держится высокомерно и гордо: былой феодальный дух патрицианской обезьяны с острова Борнео все еще жив в нем. Недавно он даже пренебрежительно отказал в интервью репортеру одной крупной газеты либерального толка, который навестил экс-полковника в надежде выудить из него какие-нибудь интересные воспоминания.

Но вернемся в Мельбурн, где яростно отбивались от неприятеля обезьяны Дика Броукена. Основательно забаррикадированный дворец губернатора непоколебимо выдерживал накатывавшие на него одна за другой атаки англичан; руководя обороной, Дик Броукен, верный своим недавним привычкам репортера, время от времени отсылал заметки в уже начавшую поправлять свои дела газету «Мельбурн геральд», но этим его отношения с врагом и ограничивались, – отклоняя все предложения о капитуляции, он отвечал на атаки противника отважными вылазками во главе элитного, пусть и состоящего всего из пятидесяти бойцов, отряда обезьян. Один из боковых павильонов дворца губернатора раз двадцать переходил из рук в руки; вот уже целую неделю на крышах шли бои за обладание куполом этого павильона. Когда англичане, полагая его уже отвоеванным, устраивались на нем и начинали готовиться к решающей атаке на прочие строения, обезьяны внезапно взбирались на крышу, штурмовали купол, сбрасывали с него врага и снова водружали на верхушку постройки фарандулийский флаг.

К сожалению, съестные припасы оборонявшихся были уже на исходе. Дик Броукен не упоминал об этом в своих заметках, однако же жестоко мучился опасением скорого голода.

С высоты своей позиции обезьяны могли наблюдать, как проходит по городу длинная колонна их попавших в плен к англичанам собратьев; сердца защитников дворца разрывались от унижения, но орудия форта по-прежнему грохотали вдали, и потому они продолжали лелеять смутную надежду. Форт мыса Рокá, занятый Фарандулем и верными ему обезьянами, все еще держался; на обращенный к гарнизону призыв сложить оружие Фарандуль гордо ответил парламентерам следующее: «Пока нам есть чем подпитывать пушки, британский лев не перестанет давиться нашими снарядами!»

Но, помимо своей природной отваги, британский лев, как известно, обладает еще и дьявольской хитростью; вместо того чтобы продолжить «пушечную» дуэль с Фарандулем, он решил, что будет проще дождаться, пока защитники мыса Рокá израсходуют имевшиеся у них запасы провианта. Вокруг форта на почтительном расстоянии была установлена строжайшая блокада. Когда английский генерал счел момент подходящим, он сделал новое предложение фарандулийцам, чье мужество и постоянство вызывали у него восхищение. Одновременно он распорядился передать экс-правителю квадруманов письмо Дика Броукена, в котором тот сообщал о нехватке провизии и отчаянном положении последних обезьян Мельбурна. Форт продержался еще с неделю, экономно расходуя оставшиеся кокосовые орехи. Обезьяны исхудали так, что сделались полупрозрачными, но сдаваться по-прежнему категорически отказывались.

Капитуляция

И лишь когда Фарандуль отчетливо осознал невозможность бегства даже морским путем, на совместном совете биманов и квадруманов было принято тяжелое, но единственно верное в данной ситуации решение. Фарандулийский флаг был заменен на флаг парламентерский.

Форт объявлял о своей готовности сдаться!

Условия сдачи довольно долго обсуждались генералами, но в конечном счете договор о капитуляции форта и обезьян Дика Броукена все же был подписан. Гарнизону оказывались воинские почести и бойцы выходили с оружием и возимым имуществом. Биманы становились военнопленными; что до квадруманов, то Англия обязывалась их репатриировать. Пушки, умолкшие еще накануне, казалось, зевали от отчаяния своими открытыми, словно глотки, жерлами; ровно в полдень под звуки флейт и волынок подъемный мост опустился и гарнизон форта продефилировал по склону перед английским генштабом. Фарандуль и Мандибюль ехали верхом во главе небольшого отряда; позади них шествовали полковники-биманы и приемные братья героя, черные от пороха и покрытые славными шрамами.

Далее вслед за шестью обезьянами-барабанщиками, игравшими свой последний марш, шли триста пятьдесят бравых квадруманов военной выправки, в дырявых и грязных мундирах.

Все было кончено! Следующий день стал жестоким днем расставания. Командиры-биманы отобедали у английского генерала, который посвятил их в намерения правительства королевы. Фарандуля и бывших матросов «Прекрасной Леокадии» следовало доставить в Европу, увезя таким образом подальше от все еще беспокойного квадруманского населения. Вследствие того что одним из условий капитуляции форта Фарандуль поставил полное помилование Дика Броукена, последнему даровалась свобода.

Фарандуль добился от генерала передачи обезьянам «Прекрасной Леокадии», на которой квадруманам предстояло вернуться в родные края под водительством пятерых братьев нашего героя; приемного отца Фарандуля, несмотря на все поиски, так и не удалось обнаружить среди пленных… как и сотни других обезьян, он исчез во время беспорядочного отступления армии Макако!

Спустя несколько часов «Прекрасная Леокадия», взявшая на борт примерно сотню обезьян, вышла в море вместе с английским корветом, выделенным для транспортировки оставшихся квадруманов, тогда как для перевозки биманов на флагманский фрегат в Сэндридж прибыла небольшая шлюпка.

Не успели Сатюрнен, Мандибюль и бывшие генералы-биманы занять места в кормовой части лодки, как по сигналу офицера весла опустились в воду и шлюпка понеслась вперед, повинуясь быстрым взмахам весел.

Фарандуль не мог оторвать глаз от берега, от этой австралийской земли, ради возрождения которой он вершил столь великие дела…

Всеобщий крик, изданный пассажирами лодки, вырвал его из этого созерцания. Шлюпка будто налетела на риф: огромное чудище в железном панцире вынырнуло из пучины прямо под суденышком, которое теперь находилось на его спине, в трех метрах над водой.

Фарандуль узнал «Наутилус» – славный капитан Немо протягивал ему руку помощи!

Тем временем ошеломленные англичане продолжали машинально перебирать веслами в воздухе, тогда как на борту ближайшего из английских кораблей, до которого было уже рукой подать, наблюдалась невообразимая суматоха.

Пленные в один прыжок перескочили на броню «Наутилуса» и бросились к корме, где их ждали открытые люки; прежде чем англичане успели прийти в себя от изумления, все уже оказались в безопасности в одном из судовых отсеков.

В кают-компании «Наутилуса» сбежавших пленников встретили торжествующими возгласами. Первыми словами капитана Немо были такие:

– Мой дорогой Фарандуль, я рад сообщить вам приятную новость: затеянная вами судебная тяжба благополучно завершилась.

– Очень надеюсь, что банкир пиратов уже болтается на каком-нибудь дереве!

– Нет, султан Борнео хотел сделать его своим первым министром; к счастью, этот осмотрительный человек сбежал со всеми своими деньгами на Суматру. По его прибытии туда раджа Суматры, страстно желавший оставить столь богатого чужеземца в своих владениях, приказал посадить его на кол и конфисковал фонды для покрытия расходов на эту судебную процедуру. Я уж было подумал, что истребовать ваш долг не удастся, но тут суматранский министр юстиции, давно не получавший жалованья, решил, что ему представилась прекрасная возможность забрать задолженность, и улизнул со всей кассой… Однако, когда я отправился на поиски оной, дабы заявить ваши на нее права, то наткнулся на корабль, зафрахтованный министром для ее перевозки. В итоге кассу я забрал, а министра доставил на Суматру с распиской для его августейшего господина. Так вот я и спас ваши пятьдесят четыре миллиона монет!

Спустя десять дней после этого чудесного бегства «Наутилус» прибыл на Таинственный остров, где капитан Немо передал Фарандулю всю вышеозначенную сумму.

Раджа Суматры пожелал навсегда оставить этого богатого чужеземца в своих владениях

Мы не будем подробно останавливаться на том, как прошли три месяца отдыха, которые выделили себе матросы во владениях капитана, – Фарандуль использовал это время для того, чтобы еще раз посетить остров своего детства.

Плененные англичанами обезьяны уже вернулись в родные пенаты; приемные братья Сатюрнена приступали к реорганизации обезьяньего сообщества при поддержке ветеранов австралийской кампании.

После короткого пребывания на острове, во время которого Фарандуль провел инспекцию всех его уголков, отдавая распоряжения об изменениях и реформах, необходимых для развития цивилизации, Сатюрнен вышел в море на «Прекрасной Леокадии» и направил корабль к Таинственному острову.

И вот наконец одним прекрасным утром, после того как пятьдесят четыре миллиона монет были не без труда размещены в трюме «Прекрасной Леокадии», капитан Немо попросил Фарандуля передать некое таинственное сообщение господину Жюлю Верну, проживавшему в Париже, и «Прекрасная Леокадия», распустив паруса, взяла курс на Гавр.

Известно ли нам, на что было потрачено время этой морской переправы? Ну разумеется: все свободные от маневров часы наши матросы посвящали подсчету своих богатств! Среди этих пятидесяти четырех миллионов монет оказалось немало биллонов[9] и еще больше – монет фальшивых и уже обесценившихся. Наконец все было тщательно подсчитано и пересчитано: проверив все с помощью 9, 10 и даже 11, как советуют самые ученые преподаватели арифметики, Фарандуль обнаружил, что каждому из матросов полагается по 33 578 франков за каждый день службы. Это было вовсе недурно даже для бывших генералов и полковников!

Корабль уже подходил к Гавру; и так как обозначился остаток в 35 франков, Фарандуль собрал матросов, чтобы разделить его между всеми. Увы! Все их долгие подсчеты были напрасными! Внезапно все вздрогнули, заслышав зловещее хлюпанье: где-то имелась пробоина! По-видимому, груз в 54 миллиона монет оказался слишком обременительным, несколько досок в трюме не выдержали, и теперь «Прекрасная Леокадия» шла ко дну!

Плачевный конец стольких блестящих надежд! Бора-Бора, должно быть, перевернулся от радости в своей могиле! «Прекрасная Леокадия» свое отжила!..

К счастью, все моряки умели плавать. Через минуту после окончательного исчезновения несчастного трехмачтовика семнадцать матросов, с Фарандулем и Мандибюлем во главе, уже плыли по направлению к видневшемуся вдали гаврскому пирсу. Двинувшись в путь в иерархическом порядке, в том же порядке они и приблизились к береговому трапу. Проигнорировав протянутые руки, они проворно выбрались на берег, но едва поднялись на набережную, как единый порыв заставил их всех воздеть длани, и одно и то же слово вырвалось из их ртов:

– Разорены!

Похлопав себя по карманам, Мандибюль радостно вскрикнул:

– А вот и нет! У меня осталось тридцать пять франков!

Фарандуль испустил другой крик, в котором в равной мере смешивались радость и удивление:

– Да это же он!

Действительно, это был он – славный приемный отец Фарандуля, которого тот узнал, едва ступив на французскую землю! И в каком состоянии он его видел!.. Печального, искалеченного, прикованного цепью к стоявшему у парапета набережной лотку торговца попугаями и экзотическими диковинами.

Выхватив у Мандибюля тридцать пять франков, Фарандуль подбежал к торговцу.

– Сколько? – пробормотал он сдавленным от волнения голосом, указывая этой меркантильной душонке на поникшего квадрумана. – Тридцать франков? Здесь все тридцать пять!

Старый джентльмен был освобожден и теперь рыдал на груди у приемного сына; сколько горестей, сколько страданий было забыто в эту минуту счастья! Бедной обезьяне довелось пережить ужасные мгновения. Как мы помним, во время атаки приемный отец Фарандуля находился с порученной ему миссией в лагере Макако; когда армия обратилась в бегство, он угодил в руки англичан, которые продали беднягу, наплевав на все его права гражданина!

Прибытие матросов «Прекрасной Леокадии» в Гавр

Встреча Фарандуля с приемным отцом

Мы не последуем за нашими друзьями в Париж, куда они смогли отправиться благодаря небольшому авансу бывшего арматора капитана Ластика. Довольствуемся лишь тем, что скажем: Фарандуль с почтением доставил по указанному на них адресу письма капитана Немо, которые благополучно спас во время кораблекрушения.

Твердо настроенный еще раз испытать удачу, Фарандуль решил оградить своего приемного отца от новых несчастий. Ботанический сад, с директором которого Фарандуль поделился своими опасениями относительно здоровья старого джентльмена, заметно сдавшего за эти несколько месяцев, так вот, ботанический сад согласился предоставить кров доживающему последние дни славному квадруману и выделил ему отдельное помещение и небольшой земельный участок.

Расставание выдалось тяжелым, но Фарандуль мужественно вырвался из рук приемного отца и вместе с товарищами отправился обратно в Гавр.

В его гениальном мозгу уже зрели новые планы. Каков он в деле, вскоре предстояло узнать Америке!

Часть вторая

Две Америки. Вокруг света за более чем 80 дней

Глава I

Большая охота на гремучих змей. – Сердце Фарандуля все еще бьется! – В гостях у мормонов

Матросы «Прекрасной Леокадии» едут пассажирами на борту «Гудзона»

«Гудзон», корабль Трансатлантической компании, шел в Нью-Йорк с весьма внушительной скоростью, чему способствовал еще и чудесный юго-восточный бриз. Сатюрнен Фарандуль, монарх запаса, как он сам себя называл, и экс-генерал Мандибюль использовали время морского путешествия из Гавра в Нью-Йорк для продолжительных бесед о шаткости всего человеческого и рассуждений на тему недолговечности империй и политических осложнений.

– Мой дорогой Мандибюль, – всякий раз говорил Фарандуль в завершение, – я навсегда отказываюсь от идеи каких бы то ни было социальных преобразований и теперь намерен заняться крупной промышленностью! Дела, коммерция – вот что мне нужно; и раз уж для моего здоровья полезны великие начинания, пусть это будут великие коммерческие начинания!

– Браво, сир!.. Пардон… браво, мой дорогой Фарандуль!..

С таким вот настроением наш герой и ступил на американскую землю.

Разумеется, все матросы «Прекрасной Леокадии», бывшие австралийские генералы, пожелали последовать за своим капитаном; собравшийся в полном составе экипаж был готов разделить его приключения. Фарандулю, таким образом, нужно было найти прежде всего такое начинание, в котором он смог бы использовать эти преданные руки и сердца.

Мандибюль, который все еще имел зуб против Англии, предложил захватить Канаду.

– Ну уж нет! – ответил Фарандуль. – Довольно с нас политики! Займемся торговлей! Хотя я тоже все еще зол на Англию и, возможно, даже знаю способ удовлетворить эту злобу, не выходя за рамки промышленной сферы. План мой таков: знаменитый Ниагарский водопад, расположенный на границе, наполовину принадлежит Соединенным Штатам, наполовину – Канаде. Водопад этот слишком удален от Нью-Йорка, так почему бы нам – для удобства туристов – его не приблизить? Пророем канал, соединяющийся с каналом Эри, и с помощью приспособлений, которые, если дело выгорит, я обязательно изучу самым тщательным образом, постепенно подтащим водопад, американский остров[10] и Пещеру Ветров поближе к Гудзону, на расстояние нескольких лье от Нью-Йорка. У Канады тогда останется лишь небольшой водопад, не представляющий особого интереса, а Соединенные Штаты будут в одиночку обладать этой диковиной Америки. За это мы у Штатов ничего не потребуем; но сами построим и сами же станем эксплуатировать железную дорогу между Нью-Йорком и приближенным к нему таким образом водопадом, железную дорогу, доходы которой с лихвой покроют все наши затраты! Такой вот у меня план – не хватает только акционеров.