скачать книгу бесплатно
– В гробу я видал детективов. Это информация о друге, которую нельзя скрывать от этого друга, если случайно получил к ней доступ. Или ты не в курсе таких простых вещей? Я вырос на улицах, вот на этих самых улицах, и я это знаю четко.
– Однако мы с тобой не друзья.
– Пока что нет, – улыбнулся Навин.
Несколько секунд я молча смотрел на него.
– Ты любишь ходить пешком?
– Люблю ходить пешком, болтая языком, – сказал он, стараясь шагать в ногу со мной, насколько этому позволяло хаотичное перемещение по тротуару других пешеходов.
– В гробу я видал Интерпол, – повторил он чуть погодя.
– И болтать языком ты действительно любишь?
– Как и ходить пешком.
– Хорошо, тогда расскажи мне на ходу три короткие истории.
– Запросто. О чем первая прогулочная история?
– О Деннисе.
– Честно говоря… – Навин рассмеялся, увернувшись от женщины, которая тащила на голове здоровый бумажный тюк. – Сегодня я был там впервые, как и ты. К тому, что ты видел своими глазами, могу добавить лишь то, что я слышал.
– Так расскажи мне, что ты слышал.
– Его родители умерли. Говорят, это сильно его потрясло. Семья была богатой. Они владели каким-то патентом, который до сих пор приносит немалый доход. Порядка шестидесяти миллионов, по словам Денниса.
– Его обитель уж никак не тянет на шестьдесят миллионов долларов.
– Все его деньги переданы в доверительное управление, пока сам он погружен в транс.
– Пока он лежит как бревно, ты это имел в виду?
– Он не просто лежит как бревно. Деннис пребывает в состоянии самадхи[9 - Самадхи – состояние просветления и умиротворения, последняя из восьми ступеней, ведущих к нирване.]. Его сердцебиение и дыхание замедляются и почти сходят на нет. Время от времени даже наступает клиническая смерть.
– И ты хочешь, чтобы я этому поверил, детектив?
– Все так и есть, – улыбнулся он. – За последний год несколько врачей констатировали его смерть, но Деннис всегда пробуждался вновь. Джамал, который Все-в-одном, коллекционирует свидетельства о его смерти.
– Надо полагать, эти периодические умирания Денниса нехило напрягают его священника и его бухгалтера.
– Пока Деннис лежит в трансе, всеми его финансами ведают управляющие, которые выделяют ему достаточно средств на квартиру, где мы сегодня встретились, и на поддержание себя в нужной степени просветленности.
– Ты все это узнал случайно или выведал как детектив?
– Понемногу того и другого.
– Что ж, – сказал я, останавливаясь, чтобы не попасть под машину, которая разворачивалась с заездом на тротуар, – каким бы высоким и полным ни был его улет, я могу лишь признать, что он самый бревноподобный из всех улетчиков, мною виденных.
– Тут он вне конкуренции, – ухмыльнулся Навин.
Мы немного помолчали, осмысливая данный факт.
– О чем вторая история? – спросил Навин.
– Конкэннон, – сказал я.
– Он боксирует в одном спортзале со мной. Я о нем мало что знаю, но могу сказать пару вещей.
– А именно?
– Во-первых, у него очень коварный и жесткий хук слева – как из пушки. Но в случае промаха его заносит.
– Заносит?
– Всякий раз. Он проводит джеб левой, затем бьет правой в корпус и тут же запускает свой левый хук. Но если уйти от хука, он раскрывается для встречного удара. Правда, он очень быстрый и редко промахивается. Боксирует он что надо.
– Теперь во-вторых.
– Во-вторых, это через него я получил доступ к Деннису. Деннис его любит. Когда он выходит из транса, то общается с Конкэнноном дольше, чем с кем-либо другим. Я слышал, он даже собирается законным порядком усыновить Конкэннона. Но это непросто, поскольку тот старше Денниса, и к тому же он иностранец. Я не уверен, что есть прецеденты усыновления индийцем белого человека, который старше своего приемного отца.
– А что это значит, «доступ к Деннису»?
– Тысячи людей стремятся попасть к Деннису, когда он в трансе. Они думают, что в периоды своей временной смерти он может контактировать с теми, кто умер окончательно. Но почти никому не удается туда войти.
– Кроме тех случаев, когда ты просто стучишься в дверь и входишь.
– Ты не понял. Никто не осмелится просто так постучать и войти, когда Деннис в трансе.
– Да брось ты!
– Во всяком случае, никто ни разу не осмелился до того, как это сделал ты.
– Денниса мы уже обсудили, – сказал я, пропуская большую тележку, которую катили сразу четыре человека. – Вернемся к Конкэннону.
– Как я говорил, он боксирует в спортзале. Дерется грязновато, как уличный боец. Из остального знаю только, что он любит вечеринки и шумные компании.
– Язык у него поганый. Если человек дожил до его лет с таким поганым языком, значит за ним есть еще что-то посерьезнее.
– Ты считаешь, мне стоит к нему приглядеться?
– Только к его оборотной стороне.
– Ладно. А третья история? – спросил он.
Я свернул с тротуара на узкую дорожку.
– Куда мы идем? – спросил он, следуя за мной.
– Хочу выпить сока.
– Сока?
– День жаркий. Что странного в таком желании?
– Ничего. Отлично. Я люблю сок.
Тридцать девять градусов в Бомбее, охлажденный арбузный сок, вентиляторы низко над головой работают на третьей скорости: блаженство.
– Итак… ты у нас детектив? Это всерьез?
– Да. Все началось со случайности, но теперь я занимаюсь этим делом уже почти год.
– И что это за случайность, превращающая обычных людей в детективов?
– Я учился на юриста, – сказал он, – и был уже на последнем курсе, когда мне попалась одна монография о частных детективах и их сотрудничестве с судебной системой. Что меня реально заинтересовало, так это описание детективной работы, причем заинтересовало настолько, что я бросил учебу и подался в частный сыск.
– Ну и как оно там?
Навин рассмеялся:
– Супружеская измена – явление более здоровое по своей сути, чем, например, игра на фондовой бирже, и намного более предсказуемое. Я провел несколько таких дел, но потом решил, что с меня хватит. В паре со мной работал еще один детектив, обучивший меня азам. Сам он уже тридцать пять лет копается в грязном белье, и до сих пор ему это в охотку. А мне нет. Для загулявших на стороне мужей это всякий раз приключение. А для меня их делишки – тоска зеленая, вечно одно и то же.
– И чем ты занялся, покинув тучные пастбища супружеских измен?
– С той поры я нашел двух пропавших собак, одного пропавшего мужа и, до кучи, пропавшую кастрюлю-кассероль. Похоже, все мои клиенты, благослови их бог, попросту слишком ленивы или слишком спесивы, чтобы лично заниматься такой ерундой.
– Но тебе ведь нравится работа детектива? Адреналин и все такое?
– Знаешь, что мне нравится в этом деле? Здесь в конечном счете ты докапываешься до правды. Как юрист, ты можешь себе позволить лишь часть правды, какую-то ее версию. А здесь все реально, даже если это всего лишь старая фамильная кассероль. Ты имеешь дело с реальностью, которую нельзя исказить или переврать.
– И ты намерен продолжать в том же духе?
– Не знаю. – Он улыбнулся, глядя мимо меня. – Думаю, это будет зависеть от того, насколько я хорош.
– Или насколько плох.
– Да, или насколько плох.
– Между прочим, мы уже перешли к третьей истории, – сказал я. – Тема: Навин Адэр, индийско-ирландский частный сыщик.
Он засмеялся, сверкнув белыми зубами, но смех очень быстро угас.
– Да тут и рассказывать особо нечего.
– Навин Адэр, – повторил я имя. – Интересно, какая половинка твоей задницы получает больше пинков, индийская или ирландская?
– Я слишком белый для азиатов и слишком азиатский для белых, – усмехнулся он. – Мой отец…
Для многих из нас за словом «отец» скрывается обширная область воспоминаний с крутыми скалистыми пиками и затерянными долинами. Я вместе с ним преодолел все складки этого ландшафта, терпеливо дожидаясь, когда он вернется к заданной теме.
– …И мы с мамой остались нищими после того, как он нас бросил. Мы жили на улице, пока мне не исполнилось пять лет, хотя я почти не помню то время.
– А что случилось потом?
Он окинул взглядом улицу с ее калейдоскопом красок и эмоций.
– Отец умер от туберкулеза, – сказал Навин, – а в завещании все отписал маме. И вдруг оказалось, что за последние годы он сколотил недурной капиталец. Мы в одночасье сделались богатыми, и…
– …и все изменилось.
Взглядом он дал мне понять, что и так поведал более чем достаточно.
Вентилятор, вращавшийся всего в нескольких дюймах от моего затылка, начал вызывать у меня леденящую головную боль. Я подозвал официанта и попросил снизить скорость до второй.
– Замерзаете? – насмешливо спросил он, положив руку на переключатель. – Сейчас я покажу вам настоящий холод.
И включил ураганную пятую скорость, так что вскоре у меня начали застывать щеки. Мы расплатились и покинули кафе, услышав за спиной «до свидания» официанта, и тотчас последовал его призывный вопль:
– Второй столик снова свободен!
– Мне понравилось это заведение, – сказал Навин уже на улице.
– В самом деле?
– Да. Отличный сок, наглые официанты. Самое то.
– Мы с тобой и вправду можем подружиться, детектив. И, надо думать, мы подружимся.
Глава 2
Память, мой возлюбленный недруг, порой включается в самый неподходящий момент. Воспоминания о тех бомбейских днях накатывают на меня столь внезапно и живо, что я выпадаю из настоящего времени и забываю о делах насущных. Промелькнет улыбка, зазвучит песня, и вот я уже унесен в прошлое: валяюсь в постели давним солнечным утром, гоню на мотоцикле по горной дороге или, связанный и избитый, умоляю судьбу дать мне хоть какой-нибудь шанс. И я люблю каждый миг этого прошлого, каждый миг встречи с другом или врагом, каждый миг ярости или прощения – каждый миг жизни. Вот только память зачастую уносит меня пусть и в правильное место, но в неправильное время, что порождает болезненные конфликты с реальностью.
По идее, после всего, что я натворил и что сотворили со мной, я должен был бы ожесточиться. Мне не раз говорили, что надо быть злее и жестче. Как заметил один старый зэк: «Ты мог бы стать в натуре крутым авторитетом, будь в тебе хоть капля чистой злости». Но таким уж я уродился, без капли злости или горечи, и таким остаюсь по сей день. Мне случалось впадать в ярость или в отчаяние, и до недавних пор я слишком часто делал дурные вещи, но никогда я не испытывал ненависти к кому бы то ни было и никогда не задавался целью причинить зло другим, даже моим мучителям. Конечно, хорошая порция злости может иной раз пригодиться в порядке защитной реакции, но я знаю, что врата цинизма непроходимы для светлых воспоминаний. А я дорожу своими воспоминаниями, хоть и несвоевременно меня посещающими, – в том числе и воспоминанием о тех самых минутах на бомбейской улице, когда жаркие пятна солнца растекались по асфальту в просветах между платанами; когда бесстрашные девчонки шныряли на скутерах в плотном потоке транспорта; когда тележечники натужно, но с неизменной улыбкой катили мимо меня свой груз; когда я познакомился с молодым индийско-ирландским детективом по имени Навин Адэр.
Какое-то время мы с ним продолжали путь молча, лавируя между машинами и встречными пешеходами, уклоняясь от велосипедистов и тележек в нескончаемом танце уличной жизни.
Перед распахнутыми воротами пожарной части что-то с хохотом обсуждала компания в темно-синих брезентовых робах. В глубине депо маячила пара огромных пожарных машин, сверкая на солнце хромированными деталями и красной полировкой кузова.
К стене у входа было пристроено небольшое, но щедро разукрашенное святилище Ханумана[10 - Хануман – обезьяноподобное индуистское божество, один из главных героев эпоса «Рамаяна». Был наделен множеством чудесных свойств, в том числе способностью не сгорать в огне.], плакат рядом с которым гласил:
ЕСЛИ ЖАРА КАЖЕТСЯ ВАМ НЕСТЕРПИМОЙ,
СРОЧНО ПОКИНЬТЕ ГОРЯЩЕЕ ЗДАНИЕ.
Далее мы вступили в торговые ряды, которые растеклись вдоль улицы, выплеснувшись за пределы главного рынка Колабы. Торговцы стеклом, рамками для картин, пиломатериалами, скобяными изделиями, электротоварами и сантехникой постепенно уступали место вещевым, ювелирным и продовольственным магазинчикам.