
Полная версия:
Дневник Арти
И герцог стал читать записки.
*
«Февраль, 15, 1222 года по династийному календарю.
Вечер. Мы высадились поздно. Луна уже освещала прибрежную полоску этого заветного южного берега, когда мы ступили на землю. Сэр Мерион первым спрыгнул с лодки в холодную воду. За ним бросился следом его верный оруженосец Брониус, верзила лет двадцати пяти, еще тот увалень, но наглый и дерзкий до отчаяния, – хотя я и не понимаю, как он с такими физическими формами хочет выслужиться до рыцаря? А дальше уж вся команда наша поспрыгивала, роняя сотни брызг по сторонам. Окатили и меня, черти этакие! Многие такие же дубы, как и этот Брониус. Что не удивительно – они тоже с графства Гор. Не знаю, что в них хорошего находит король, но я бы не доверил им свой меч.
Как ни удивительно, но здесь и вправду намного теплее даже ночью. Меховую накидку и плащ, пожалуй, стоило оставить на корабле. Хотя, думаю, завтра будет собираться команда, лишнее отвезут обратно, ну, а основное, тюки, обмундирование, походное снаряжение сгрузят в первый лагерь на этой новой земле.
Впрочем, она новая только для меня лишь! Сколько столетий уж окропляли кровью эти берега наши ребята? И что толку? Где прошлогодние форпосты? Наверное, первым делом мы двинемся к ним?
Но пора спать… Трубят отбой. На часы мне заступать через троих, так что есть время немного выспаться.
Февраль 20.
Обеденный перерыв. Нашел, наконец, свободный час, чтобы сделать эту запись. На вербовочном пункте не говорили, что будет столько бессмысленных шатаний, которые они называют походными маршами на новой территории. Ну, во-первых, территория новая только для таких вот новобранцев, как я, а во-вторых, что хорошего в том, что каждый день мы нахаживаем вдоль побережья по 30-40 километров туда и обратно, и ночью едва живые добираемся до наших лежанок, чтобы свалиться мертвецким сном? Все же эти командиры из Королевства Лилий – да не прознают они моего мнения о них ненароком, – но немного не в своем уме: у них только муштра перед глазами, постройка гарнизонов, стройматериалов, занятие позиций… И никто, ни один из них не задается вопросом: а почему прошлогодние форпосты точно слизало с земли? Где гниющие кости солдат, где останки обмундирования, доспехи, мечи, щиты, поножи? Где крытые навесы складов, где укрепленные стены и ворота, земляные насыпи, дозорные башни? Где, где все это? Почему нет к этому ни малейшего интереса?
Этот вопрос меня беспокоит не только потому, что, может, офицеры не распространяются об этом с солдатами, но ведь и сами солдаты, когда мы остаемся одни в казармах, – они же тоже молчат! Никого не беспокоит: «А что же сталось с теми, кто был здесь в прошлом году до нас? А не постигнет ли и нас такая же участь?» На их лицах – ни облачка волнения или беспокойства! Кажется, только одного меня это и заботит!
Февраль 24.
Дорассветное утро. Еще все спят. Есть время посмотреть на догорающие звезды и поговорить с моим дневником. Как сейчас помню, когда началась перемена в нашей жизни.
*
– Здесь, – прервался герцог, – докладчик уходит несколько в сторону… кхе-кхе, в свои личные переживания, только иногда перекликающиеся с тем, что нас интересует. Я немного растерян: стоит ли зачитывать все эти записи?
Зал дружно загудел. Здесь было большинство светских вельмож, не военных. А уж личная и частная жизнь – это было то, что интересовало их едва ли не больше всего. Когда видишь целыми днями одни стены, пусть и торжественные, в картинах и цветах, то поневоле ищешь разнообразия в беседах и любопытных историях.
– Непременно! Обязательно! – послышался дружный крик нескольких дюжих глоток.
– Что ж, – замялся герцог, – пусть будет.
И он продолжил читать.
*
Ты сказала, что нам нечего будет и есть, не говоря уже о крыше над головой. Что мои труды в песенном жанре не достучатся до сердец суровых жителей гор, что наше маленькое гордое королевство дало столько известнейших певцов, что мне с ними тягаться не под силу. Но раньше же ты в меня верила! Что же случилось? Почему ты так охладела?
А я тебе скажу. Чтобы уйти – всегда тысячи причин. Чтобы остаться – довольно одной. И это – любовь. С ней одной все остальное сложится должным образом. Без нее тысячи других успехов будут, что красота розы на участке без садовника. Видела ли ты когда-нибудь это печальное зрелище: розу без заботливых рук? Да, в своей лучшей поре она стоит красивая, безумно прекрасная, благоухает. Но где тот, кто вдыхает ее аромат? Кто любуется ею?
А что происходит, когда ее красота увядает… Я наблюдал однажды такие розы. Это – несчастнейшие создания. Да, порой рука садовода срезает розу и в хрустальном графине ставит посреди стола. Но и тогда ведь ее красота служит многим и радует многих!
Февраль 28.
Мы все еще стоим в расположении.
Ты помнишь тот день, когда мы разошлись? Кажется, я так и не достучался до тебя…
Есть девушки как малина: сладкие на вкус, но, чтобы добраться до них, нужно потолкаться в малиновых зарослях, истечь не одним литром пота, да и смотреть под ноги, чтобы не наступить на ужа, или, чего похуже, змею.
Другие же – как ежевика: вот они рядом, легко добраться вроде, и вкусные. Но с какой стороны не подступись – а непременно исколешься о колючие стебли. Да так, что потом еще с целый час будешь весь чесаться от множества царапин на руках.
Вот я и думаю – кем же есть ты для меня? Я не говорю «была». Это ты так можешь думать. Но я же и записался добровольцем в пехотную когорту лишь бы быть подальше от той сладостной боли, что несет твоя близкая даль.
Я принимал и таблетки антитанина, что выписал местный знахарь. Ты еще спрашивала меня, что это такое? Помнишь? Знахарь сказал, что лучшее средство утолить боль – перестать так часто произносить твое имя, когда тебя нет рядом. Он говорил что-то такое заумное, чего я не понял. Ну, ты же знала нашего местного знахаря? Он еще дружбу водит с нашим звездочетом! Может, от него набрался этого? Говорил что-то, что «на силу нужно воздействовать ее противоположностью, что есть такой закон физики». А значит, твое имя с противоположным посылом должно уменьшить мою боль.
Но знаешь… Я принимал долго, усердно и послушно. Но это средство не помогало. Я не смог забыть ни тебя, ни твою бурную, кипучую натуру, ни наших отгадываний мыслей друг друга. А ты говорила, что я легко отказываюсь от тебя. Но ты меня совсем не понимала.
Надеюсь, ты счастлива. А вокруг меня такие удивительные вещи происходят, что не успеваю удивляться. Запишу в другой раз. Надо переосмыслить.
Март 8.
От любви к себе мы, спотыкаясь, идем к любви к другому. Но по привычке ищем в нем себе подобного, свое отражение. Словно нарциссы, хотим мы видеть в нем себя. Может, и ты хотела видеть во мне кого-то, кем я не являлся? И рассудком задушила чувства? Когда мы последний раз писали весточки друг другу? Осенью прошлого года? Ты писала (или я) одно… не важно. А в мыслях, в голове, да и в сердце – другое! И поди разгадай, не видя блеска глаз! Хуже того: начинаешь вести разговор с самим собой. Как будто говоришь другому, а он и не слышит. А ты считаешь: ну вот, он виноват, я же говорил ему!
И вот сколько уж времени тишина…
Без средств сообщения люди прямодушнее, что ли. Когда видишь человека и говоришь с ним вживую. Я знаю точно, что чувствую, и как ты дорога мне. Но удастся ли свидеться нам вновь?
Апрель 22.
Я вспоминаю о тебе каждый день. Тучи сгущаются. Сэр Мерион перебросил первую когорту на остров южнее нашего. Оттуда, пройдя через два острова, вытянутых, словно шеи верблюдов, можно уже попасть на далекие южные земли. А наша, вторая когорта, остается пока здесь как аванпост нашего цивилизованного мира. Расскажу тебе, моя Танина, как проходят обычные наши ежедневные дела…
*
Мартин весь покрылся потом, оставил поднос с остатками блюд на краешке стола для слуг и, съежившись как ночь, шмыгнул беззвучной стрелой из зала. Едва ли кто обратил на него внимание – настолько все были увлечены тем, что читал герцог.
Мартин бежал по коридорам паласа, разбирая дорогу каким-то звериным чутьем. Вот поворот, еще один, лестница, подъем, знакомые узорчатые стены, витражи стекол, мельтешение поваров. О да, столовая! Где же ты, где? Мартин едва не сбил сестру, когда выскочил из-за угла.
– Мартин! Чтоб тебя! – вспыхнула та.
– Нет, нет, не перебивай, – затараторил брат, – просто слушай!
– Но…
– Тихо, тихо! Слушай! – сбивчивым голосом он пересказал ей все, что слышал в зале.
Сестра слушала сперва с удивлением, потом с волнением, и, наконец, с бездонными озерами в красивых глазах.
– Но как… Я думала, он пропал!
– Нет же!
– Так зачем ты мне это рассказываешь, теряя время? Вместо того, чтобы слушать, что же там дальше?! – сестра напустилась на него, как хлесткая ива во время сильного порыва северного ветра. – Бежим!
– Куда? – удивился Мартин.
– Думаешь, один ты знаешь, как можно попасть в зал Совета так, чтобы тебя не замечали? Ты, как всегда, недооцениваешь меня!
И она побежала. Мартин едва поспевал за ней.
– Ты о таких закоулках дворца, небось, и не слышал? – довольно бормотала она.
– Нет, признаться! – согласился Мартин.
Это были какие-то повидавшие виды чуланы с заброшенными вещами, тряпками, тюками. Судя по всему, склады придворных нарядов, которые некогда пользовались успехом, но потом забросили и забыли. Через несколько таких помещений со сужающимися стенами и потолком приходилось пробираться, переставляя корзинки, ящички с места на место. Но усилия не пропали даром: они очутились в низенькой комнатке, в которой и двум-то было тесно! Пришлось на корточках проползти последние метры до дубовой перегородки с мелкими дырочками.
– Это – отдушина, – шепотом объяснила сестра, – из зала Совета. Прямого вида нет, поскольку она за поворотом стены находится, но слышимость должна быть достаточной.
– Это мне напоминает наши детские игры в прятки, – прошептал брат.
– А теперь помолчи, – цыкнула сестра.
Они доползли до дырочек и тут же услышали голос герцога. Далекий, точно за вуалью, он, тем не менее, пробивал отделявшее их расстояние и перегородки.
*
…вот такие дела, Танина! И где теперь первая когорта – уму непостижимо! Я в составе разведывательной группы уже вторую неделю, но их следов мы так и не нашли! Но не могут же пятьсот человек исчезнуть просто так? Без следов, без крови, без изрубленных шлемов и щитов? Ни щепок, ни тканей, ничего. Все те же густые лианы, камыши, глубокие заводи, тина да песок. Через неделю будем выступать обратно, насколько я понял. Если ничего не найдем…
Май 1.
Я ушел на карьер один, за водой. В разведлагере осталось шестеро наших ребят.
Солнце уже светит здесь совсем по-летнему! Не то, что в наших краях. У нас весна сейчас, наверное, в самом соку? Все цветет, пахнет. Эх! Воздух наполнен самыми чудесными ароматами! Красота! А здесь парко, от густых непроходимых лесов тянет затхлостью, а от открытых песчаных насыпей – предвестником жаркого лета. Нет. Мне здесь определенно не нравится. Не хватает ни твоего смеха, ни твоей улыбки. Некогда это все было у меня, было у тебя. Стоило ли оно торжества нашей гордости?
Сейчас полдень. Сижу под свисающей у местного озера ивы. Это здесь самое спокойное место, оказывается. И по воде такие приятные зайчики прыгают.
Кажется, меня тянет ко сну… Убаюкивает. Как же мои товарищи будут без воды, если я тут засну? Пишу эти строки, а рука уже еле шевелится.
С другой стороны… Что такое каких-то пару часиков? А? Танина, как ты думаешь? Может, и вправду лучше заснуть? Как мне тебя не хватает! Во сне встретиться с тобой теперь более реально может быть, чем наяву.
Однако, как хорошо, как тихо…»
*
– На этом месте, – герцог обвел глазами присутствующих, – записки обрываются.
– Ну? – заговорил король, потирая руки. – Что скажете, любезные мои вельможи? Что бы это все значило? Эти записки мы нашли, как уже было сказано, в нашем заброшенном форте возле места высадки… И – никого больше… Только корабельные обломки да пожитки, которые еще не поглотило море.
Танина невольно вскрикнула. Крик был не громкий, но, как оказалось, вполне достаточный для того, чтобы достигнуть ушей в зале.
– Что это? – рявкнул Готфрид со своего стула.
– Слуги! Проверить! – немедленно отдал приказ герцог.
Мартин потащил сестру за подол платья.
– Быстрее! Нам пора уходить отсюда! – зашикал он на нее.
Но Танина и сама уже поняла всю опасность положения. Назад они выбирались гораздо быстрее.
– Ты слышал? Ты слышал? – теребила она брата все то время, пока они бежали на кухню.
Только тут, среди знакомых котлов и посуды, Мартин отдышался, присел пару раз и резко выпрямился.
– Ух! Давненько не испытывал таких волнений!
– Мартин! Это же он, Генри! Ты слышал? Даже если бы он и не произносил моего имени, его стиль, его слова я узнаю среди тысячи других!
– Да, да, – подтвердил Мартин, – почему же я тебя и позвал.
– Но я же и знать не знала, куда он пропал тогда! Я променяла любовь на дворец. Вот теперь и думаю: а не велика ли цена?
– Если бы мы тогда не сбежали, сестрица, то так бы и мыкались среди таких же горемык!
– Да. Но у меня была любовь, – задумчиво ответила она, – а теперь только быт… кастрюли, уборка, полы, работа.
– У тебя есть я!
– Ну, – рассмеялась Танина, – тебя никто никогда у меня не отнимет!
Мимо пробежали поварята.
– Что там происходит? – спросил Мартин.
– В старой кладовой, что примыкает к залу, кто-то был, подслушивал королевский совет! – с трепетом сказал поваренок. – И теперь ищут следы его. Но, кажется, след пропал!
– Какой ужас! – сказала Танина.
– Кто бы мог подумать! – подтвердил Мартин.
Когда вечером все стихло, унялись разговоры, улеглись и короли, и вельможи, и слуги, Танина сидела с Мартином у открытого окна. Свежий ночной воздух обдавал их лицо, далекие холодные звезды молчаливо освещали их блестящие глаза.
– Мартин, – наконец прервала долгое молчание сестра.
– Да? – отозвался он, предчувствуя что-то.
– Я думала сегодня полдня…
– О чем?
– Да обо всем. Тебе, мужчине, это вот вообще непонятно, наверное! А у меня сотни мыслей успели сменить одна другую за это время.
– Ого! Ну да. Я успел только поужинать, поблагодарить Томмазо за помощь да сходить отчитаться перед Грегором. Ох, и досталось же мне на орехи, правда!
– Чего?
– Да заладил одно: где тебя носило да где? Ну, сказал ему, что было плохо, провалялся на кровати, скрючившись.
– И поверил? – улыбнулась Танина.
– Нет. Но… он и сам понимает, что смену себе готовит же! Не казнить же теперь меня!
– Это понятно. Но знаешь вот что…
– Да?
– Да я все о том же. Долго думала… И мне кажется, ты мне не откажешь! Иначе я себе места не найду. Я теперь не знаю, как мне вообще и спать, и есть? Я чувствую, что пришла пора для действий!
– Слушаю тебя!
Танина оглянулась, чтобы удостовериться, что никто не подглядывает, и шепотом, склонившись к уху брата, проговорила:
– Мы должны отправиться на поиски Генри!
Мартин посмотрел на нее со взглядом, означавшим: «Ну вот! Я так и знал, что этим кончится!»
– Мы же только зажили нормально, как люди, – пробормотал он, – а ты теперь предлагаешь вновь пуститься в мир, да не на улицы городов, а в неизвестность.
– Нет, нет, – поспешила разуверить его сестра. – Я все обдумала и разузнала. Судя по спешным приготовлениям, через неделю-другую отходит шестая центурия третьей когорты.
– Той когорты, что только недавно сформировали?
– Да, да! И, как ты знаешь, шесть центурий по восемьдесят человек не успели скомплектовать полностью! В шестой и сейчас человек ну сорок-пятьдесят, но не восемьдесят!
– И ты предлагаешь? – Мартин задал вопрос, хотя уже знал ответ.
– Я предлагаю тебе подать прошение на зачисление в эту центурию третьей когорты. А я прикреплюсь к ней в качестве повара. Отряды все равно кормить же нужно кому-то! Они мне не откажут!
– А разрешение?
– Тебе придется сходить к Грегору и уболтать его отпустить в этот поход. А уж потом ты будешь прислуживать, сколько потребуется!
– Да он меня прибьет!
– Не прибьет, если ты скажешь ему, что мы отплывем, чтобы разузнать о его сыне!
– О его сыне?
– Да! Его сын тоже был во второй когорте. И пропал вместе со всеми! Он потому и сердитый такому, что тоже волнуется и переживает, но никому в этом не признается!
– Вот ты проныра! – рассмеялся Мартин.
– Уж такая, какая есть, братец! – согласилась Танина.
– Тогда готовься к отплытию!
И Мартин решительно зашагал к себе в комнату, чтобы хорошенько все обдумать и завтра поутру отправиться к Грегору.
В дальние края
– Тебе добавить еще оливье?
– Что? – от неожиданности я вздрогнул.
– Да что с тобой такое происходит последнее время? Ты как будто где-то витаешь!
– Прости. Что ты говорила?
– Говорю, хочешь добавки?
Я посмотрел на свою тарелку, в которой еще дымилась теплая пюрешка и маленькими пригорками лежали остатки оливье. Затем поднял глаза. Мама сидела рядом со мной за кухонным столом. Время не пощадило ее некогда прекрасную внешность. Русые волосы причесано покоились на затылке, серые нежные глаза взволнованно глядели на меня, морщинки по краям пусть и старили ее, но были свидетельством долгих бессонных ночей, многих тревог и беспокойств. Я у нее всегда был любимчик. Что же удивительного, что при разводе с папой она оставила меня подле себя?
– Артем, будешь? – не дожидаясь моего ответа, поднесла она ложку с оливье и с участием положила на тарелку.
– Спасибо, мамулечка, – пробормотал я.
– Что-то тебя беспокоит?
– Что же брать? – в задумчивости, точно сам с собой, рассуждал я. – Грегор дал добро и пора собираться в путь.
– Грегор? Какой еще Грегор? – удивилась мама.
– А, что? – переспросил я. – Грегор? Я сказал «Грегор»? Да нет, – попробовал было замять ситуацию, – я имел в виду Григория, нового начальника на распределительной линии в пищевом цехе, куда устроился. Говорит, будет мне поручена командировка.
– А, понятно, – протянула мама. – Но тебе хоть нормально, вовремя там платят? Не слишком ли большой контраст после той конторы, где ты работал?
– Ну, – отмахнулся я, не желая затрагивать больную тему, – playstation по перерывам нет, ну да и ладно. Зато жизнь стала куда более интересной и насыщенной. Я тебе когда-нибудь все подробно расскажу. А у нас в роду не было знакомых японских дедушек?
– Нет, – рассмеялась мама. – Что за вопрос?
– Да так, просто подумалось. Ну, хорошо. Спасибо за ужин, мамочка. Рад был тебя повидать.
– Я тоже!
Она встала из-за стола и обняла меня. Я утонул в ее ласковых руках. Материнская любовь, беззаветная, сердечная – одна из лучших на земле. Быть бы нам всем вместе, а не жить по отдельности? И чего вот они так с папой решили? Когда-нибудь выведаю ведь!
– Что ж, я поехал к себе домой. Увидимся тогда на неделе еще, думаю.
– Хорошо, сынок, езжай. А то уже ведь поздно. Ты и так не высыпаешься!
– Да? А мне кажется, я все время сплю. Только не знаю, где сон, а где явь, – последние слова я добавил больше про себя. Незачем волновать маму. Ей и так хватает волнений.
Когда я доехал домой, было уже темно. Хорошо, что она не знает о всех тех опасностях, через которые мы с сестрой уже прошли и которые только предстоят мне! Что ждет меня в составе новоиспеченной шестой центурии? И что за удивительные вещи произошли у нас после того, как строгая управительница решила сурово наказать нас?
На всякий случай, приподнял футляр. В сфере стало куда меньше облачности, а пузырьки разных размеров выплывали из ее глубины, вращались, подплывали ко мне, точно манили. Но я смотрел на один из них, внутри которого туманные улочки разрезали черепичные крыши старинных домов. Там начиналась та самая история, о которой я и поведаю.
Я достал дневник, развернул его на уже исписанных страницах, и окунулся в чтение.
…
Послесловие автора. История продолжится. Не забудьте оценить книгу на странице Литрес и оставить отзыв. До встречи в следующей части!