Тукай

Судьбы и дар тот был священным:

Чтоб не исчез святой их род,

Аллах за верность им поможет.

Их корень жизни не умрёт –

Внук славный, древний род продолжит.

Так мысля, свой окончил путь

Дед мальчика, но вряд ли мальчик

Осознавал явлений суть

И понимал свою задачу.

Ведь он ещё был слишком мал,

Мир мыслей был ему неведом.

Хотя, душой он ощущал

Скорбь всех родных своих по деду.

Но сколько было рядом их,

По крови близких, к мальчугану,

Людей поистине родных?

Лишь мать наверно, как не странно,

Иных не видел он и жил

Лишь мать в себе, сосредоточив

И образ матери хранил

В себе незыблемо и прочно.

Ещё по матери, был дед,

С большой семьёй и с бабкой новой.

И всё. Казалось бы, и нет

Других, родных ему по крови.

Быть может, были тётки, но

О них не знал он. Между прочим.

Одна из них вдали, давно,

Забрать его к себе, не прочь бы.

Но слишком даже, далека.

Терялись родственные связи,

Налаженные кое-как.

Как будто кто-то всех их сглазил.

Сужался родственников круг.

Дед стар был. Мать вдовой оставшись,

Решила замуж выйти вдруг,

Другого счастья, не дождавшись.

Всё изменилось в мире этом,

Как дальше ей с ребёнком жить?

Ей, молодой, хотелось встретить

Кого-нибудь, чтоб полюбить.

Чтоб позабыть былое горе

И чтоб ребёнка воспитать.

Искала долго и упорно.

Не трудно нам её понять.

Видать искала не напрасно -

Имам женой её возьмёт.

Он из деревни дальней – Сасна.

И вот, к себе её зовёт.

Согласна Мамдудэ, конечно,

Ведь выхода иного нет.

Но, не желая быть беспечной,

Не причинить себе, чтоб вред.

Она, пока, одна поедет:

Вдруг, муж, с ребёнком не возьмёт?

А сын её, ребёнок бедный,

Пока с соседкой поживёт.

Что делать, не давала жить

Им, мачеха, ругаясь громко.

И мать решила сохранить

От зла любимого ребёнка.

Могла б, его с собою, взять –

Но как, там встретят в новом доме?

Придётся сына оставлять

На попечение знакомой.

Привыкнет к мужу, а потом

Вновь заберёт его с собой.

Попав в чужой и мрачный дом,

Стал Габдулла, вдруг, сиротой.

Отца нет. Мать к другим ушла,

Оставив собственного сына.

Заныла юная душа

От горести, невыносимой.

Как согласилась, не понять,

Чужая, вредная старуха

На время в дом мальчишку взять,

Глаза, которого опухли

От слёз – разлука нелегка.

Мать в неизвестность уезжала.

Старухи Шарифы рука

Клещами мальчика держала,

Не отпуская, чтобы, он,

За матерью вслед не помчался.

Но был мальчишка удручён

Тем, что без матери остался.

Не мог он сердцем осознать,

Что был оставлен на кого-то.

Старуха, надо полагать,

От матери имела что-то.

Но сердца не было в груди

У той старухи, вредной слишком.

Был шаг один лишь до беды

В том мрачном доме для мальчишки.

Он рос голодным, нечего

Поесть старуха не давала.

Был лишним ртом он и его,

Она всё время попрекала.

А тут ещё зима пришла

С морозами, был холод лютый.

Мальчишки хрупкая душа

Примёрзла к телу вся, как будто,

И превращалась в лёд. Дрожа,

В груди, ещё стучало сердце.

Старуха, им не дорожа,

Не позволяла долго греться.

Когда же ночью, он, в мороз,

Босой, в одной лишь рубашонке,

Выскакивал, дрожа от слёз –

Дверь закрывалась за ребёнком.

Вернувшись, он не мог открыть

Ту дверь, примёрзшую и долго

Стоял и ждал: старуха спит,

И примерзают к полу ноги.

А может, быть, и не спала

Старуха вредная, кто знает.

Ворчала, видимо она:

«Пускай помёрзнет, не растает.

Чужой и есть чужой, зачем

Ради чужого зря стараться» -

Так думала старуха, всем

Не торопясь о том признаться.

Перед соседями всегда

Благочестивой быть старалась.

Но столько было в ней вреда,

Что люди к ней не приближались.

Как ту старуху оценить?

Зачем так злы иные люди?

Конечно, трудно было жить –

Но в дни те всем жить было трудно.

Зачем же нужно сердцу лгать

И зло к ребёнку относиться?

Мне нелегко её понять.

Не смог бы с ней я согласиться.

Да, и в сегодняшние дни

Есть злые люди, вероятно,

Пришли из прошлого они.

Им будущее неприятно.

Любой укор или упрёк

В них вызывало возмущенье.

Откуда же он, зла исток,

В чём суть его возникновенья?

Мы можем много говорить

О зле, оно и в нас таится.

Но чтоб счастливым в жизни быть,

Прочь нужно гнать все злые мысли.

Так в лоне подлости и лжи,

Зла, холода, недоеданья

Жил Габдулла, верней не жил –

Существовал в плену страданий.

Был мал он, чувствовал в себе

И страх, и боль, и гнев.… И всё же,

Покорным был своей судьбе.

Ребёнок, что он сделать сможет?

Глава вторая

Ласкала часто сына мать

Жизнь продолжалась, торопясь,

Рождая новые мгновенья,

Не разрывая с прошлым связь,

Чтоб сохранить, сумело время

Всё то, что было и прошло,

И, став живым воспоминаньем,

Приют в сердцах людей нашло,

Храня мечты их и желанья.

И радость, и любовь, и страсть

И многие иные чувства,

Которые, вливаясь в нас,

Поздней, другим передаются.

Но и печаль прошедших дней,

И горе мы не забываем.

Они становятся ясней,

Когда мы истине внимаем.

Заставят нас они любить,

Заставят в суть явлений вникнуть,

Чтоб не смогли мы повторить

Чужие и свои ошибки.

Давно пора бы осознать,

Что нужно жить, не повторяясь,

Спеша из сердца, зло изгнать,

Простить всех недругов, стараясь.

Желая каждого понять,

Не относится к людям строго,

Стремясь, добрей и лучше стать,

И справедливее во многом.

Идя вдаль избранной тропой,

Спешить к своей заветной цели,

Чтоб с яркой встретиться мечтой

И над судьбой воспрянуть смело.

Но, так нелёгок этот путь,

Из тьмы начавшийся, так труден.

По взгорьям жизни, как-нибудь,

Ведёт он нас в иные будни,

В иную, призрачную даль,

В которой, всё для нас неясно.

И оставлять порой нам жаль

Те дни, где жили мы прекрасно.

Когда нам было хорошо,

Мы к новым дням не торопились,

Как будто сердцем и душой,

От новых бед отгородились.

Но жизнь, не спрашивая нас,

Вела неведомой дорогой.

И шли мы, плача и смеясь,

Завися от судьбы и бога.

Вот так же, много лет назад,

Шёл Габдулла, упрямый мальчик,

Дорогой собственной, скользя

И падая, но зря не плача.

Его не баловала жизнь,

Наоборот, бедой пытала.

И нечем было дорожить -

Любви и счастья не хватало.

Верней, их не было совсем

В те дни, когда он был мальчишкой.

Но мать родная, между тем,

Решила возвратить сынишку.

Ведь он, её родной птенец,

Там, где ему совсем не место.

Привыкнув к мужу, наконец,

Став членом нового семейства,

Почувствовав себя сильней,

Она у мужа попросила,

В один из самых добрых дней,

Чтобы привёз домой он сына.

Муж дал согласие. И вот,

Им снаряжённая подвода,

Перед мальчишкой предстаёт,

Как символ сказочной свободы

От злой старухи, от тревог,

Коварства, подлости, побоев…

Не радоваться он не мог,

Спеша наполниться любовью

Счастливой матери, она,

К нему, как ангел прилетела.

И тёплой нежности волна

Проникла в душу, в сердце, в тело.

И ожил он, повеселел,

Взбодрился, счастьем наполняясь,

Познать, почувствовать успел

Мгновенья золотого радость.

Как свет сияющей зари,

Она рождала в сердце веру.

В то время было года три

Всего лишь Габдулле, наверно.

Не помнил: осенью, зимой,

Или в другое время года,

К любимой матери домой

Он возвращался на подводе.

Был день погожим или нет,

Сверкало ли на небе солнце -

Но счастья, вспыхнувшего свет

Мгновений тех в него вольётся.

И всё же, он запомнить смог,

В том возрасте своём, трёхлетнем,

Освободившись от тревог,

Счастливую поездку эту.

Явь осознал своим умом,

Впервые разум в нём проснулся.

Впервые в жизнь он был влюблён.

Впервые в жизни улыбнулся.

Впервые мальчик ощущал

Себя в большом, счастливом мире

И рядом с матерью мечтал

О новой жизни, детских играх.

И всю дорогу перед ним

Лучи какие-то сверкали.

Наверно солнцем золотым

Окрасились земные дали.

И эти яркие огни

В пути его сопровождали.

Он помнил: ехали они

В деревню Сасна. Там их ждали.

Там, отчим в дом его занёс,

К груди, как сына, прижимая,

Калач, мёд сотовый принёс,

И дал ему напиться чая.

Хлеб с мёдом – это ль не мечта?

Такие яства встретишь редко.

От всех волнений дня устав,

Уснул мальчишка очень крепко.

Спал сладко – к новой жизни он,

Как будто бы, перерождался.

Прошедший день мелькнул, как сон

И всё же в памяти остался.

Когда запомнить мы смогли

Те, первые мгновенья жизни,

Взойдя на свет из чёрной мглы,

По прихоти судьбы капризной,

И осознали вдруг ту явь,

Нас окружающую, мыслью,

Впервые разумом приняв

Мир, от которого завися

Живём, считая жизни дни?

Любой из нас сам помнит эти

Мгновенья выхода из тьмы

К сознанию, к живому свету.

Взрослея, люди не хотят,

О самых первых впечатленьях

Дней, промелькнувших, вспоминать.

Но нет прекрасней тех мгновений!

Ведь это чудо тайны той,

Что нераскрытой остаётся.

Всё то, что было за чертой

Безмолвья, вдруг осознаётся.

И разум, мир, определив,

Внесёт в тебя такую ясность,

Что ты почувствуешь, что жив

И мир, где ты живёшь, прекрасен.

Те годы, детские, во всём

Тая великие открытья,

Жизнь превращают в дивный сон.

Нет удивительней событий,

Чем первый шаг ребёнка, чем

Впервые сказанное слово.

Всё первый раз, но между тем

Тот круг, который заколдован,

Ещё не пройдён, им. Пока

Не осознает смысл явлений -

Во тьме он. Очень нелегка

Дорога к разуму сквозь время.

И лишь пройдя святую грань

Между безмолвием и жизнью,

Он осознать сумеет сам

Смысл бытия и будет признан

Природой всей, как человек.

Звучало это раньше гордо.

И всё ж, вступая в новый век,

Он, как и раньше, не свободен.

Стал жить неплохо Габдулла.

К нему и отчим был любезен,

Ведь он, не кто-нибудь, мулла,

И к жизни относился трезво.

Нельзя мальчишку обижать –

В нём не остыла боль живая.

Ласкала часто сына мать,

К груди ребёнка прижимая.

И тихо пела о весне,

О жизни, людях и природе.

Счастливым был он рядом с ней

И чувствовал себя свободно.

С друзьями весело играл,

Забыв о прошлых днях нелёгких.

Порой, задумавшись, внимал

Природе, птичьим песням звонким.

Те птицы в новую весну

Мальчишки, шумно прилетели,

Даря мелодии ему.

Он им подсвистывал умело,

Стараясь подхватить тот ритм,

Что был присущ весёлым трелям.

Из этих произвольных рифм,

Стихи рождались неумело.

В тот год пришедшая весна

Была светлее, всем на диво.

Она тепло своё несла,

Стараясь, мир весь осчастливить,

Согреть людей, зверей и птиц

И все продрогшие растенья.

Весна, не ведая границ,

Несла планете обновленье.

Всю землю солнцем осветив,

Избавив от морозов крепких,

Спеша снега все растопить,

Освободить поля и реки,

Чтоб снова быстрые ручьи,

Журча, куда-то вниз сбегали.

И вот уже летят грачи,

Скворцы… Их очень долго ждали.

За ними жаворонки вслед –

От песен их звенит всё небо,

И радостней их песен нет.

Без песен был бы мир их беден.

А вот и зяблик прилетел.

Он тоже мастер петь и всё же,

Когда вдруг соловей запел –

Весь мир он песней растревожил.

На вид как будто неказист:

Окрашены в цвет бурый перья.

Но соловья весёлый свист,

Приятней, звонче всех, наверно.

В садах и рощах он поёт,

Трепещущий, живой комочек,

Такие трели раздаёт,

Что каждый, вслушиваясь молча,

Внимает песням соловья,

Чьи звуки так нежны, приятны.

Когда-то слушал их, и я

И были мне они понятны.

Я просто очарован был

Волнующим, волшебным свистом.

И чудо то переводил

На человеческие мысли.

И, оказалось, про любовь

Они всю ночь, почти что, пели

Весной, не хуже соловьёв,

Петь песни и дрозды умели.

С утра до вечера звенят

Их голоса в лесу весеннем.

Они как будто бы хотят

Жить в дружбе, радуясь со всеми.

А вот и иволга, она

Из певчих птиц всех красивее,

Чей свист, как музыки волна

И нет той музыки звучнее.

Весенний мир, он так богат,

Так радостен, так многозвучен.

Был Габдулла весне той рад.

В весенних днях теплей и лучше.

Он встретил с трепетом в груди

Весну, чтоб радоваться дальше.

Прошедших, горьких дней следы

Растаяли, как снег вчерашний.

И ожил он, стал веселей

И жизнерадостней намного.

И рядом с матерью своей,

Почти не чувствовал тревоги.

Всё позабыл и всех простил –

Была душа мальчишки светлой.

Правдивым, искренним он был.

А время мчалось незаметно.

И вот уж лето подошло.

Дни удлинились, потеплели.

И стало вовсе хорошо,

Когда вдруг ягоды поспели.

Вкус земляники не забыть,

Так свеж, так вкусен, так приятен.

Нечем тот вкус не заменить.

Скопленье ярких красных пятен

Легко заметить среди трав

На солнечной большой поляне.

Корзинку целую набрав

Тех ягод, отнесёшь их маме.

Над нею радости волна,

Как радуга вдруг засияет.

И испечёт пирог она,

И угостит, и обласкает,

И скажет весело: «Растёт

Помощник мой, работник милый.

Он нас от бедности спасёт.

Дай бог ему здоровья, силы,

Любви и счастья, долгих лет

И исполненья всех желаний.

Пусть в нём, как в солнце яркий свет,

Всегда живёт мечта живая».

Конечно же, любая мать

Всегда желает счастья сыну.

И как ребёнку не желать,

Чтоб рос он, умным и красивым.

Но мать не ведает о том,

Что славы он добиться сможет.

В пространстве замкнутых времён,

Мы развиваемся, похоже.

Давно очерчен жизни круг,

Но нами он ещё не пройдён.

Извилист, долог, труден путь,

Вдаль торопящийся, сквозь годы.

О прошлом можно вспоминать,

А в будущее – лишь стремится.

Не ведали ни сын, ни мать,

Что с ними в новых днях случиться.

А лето продолжалось – мир

Был переполнен ярким светом.

Среди весёлых детских игр

И время мчалось незаметно.

И потихоньку отошли

Дни жаркие с застойным зноем,

И грозы летние прошли.

Хотя был лес ещё зелёным,

Поблёкли листья у берёз,

У лип и у других деревьев.

С утра, промокшая от рос,

Трава, теплу уже не верит.

Прохладно стало по ночам.

Но солнце днём пока, что греет.

Как раньше птицы не кричат.

Леса как будто бы пустеют.

Поля, пространства обнажив,

В тиши осенней отдыхают.

Вдаль быстрокрылые стрижи,

Одни из первых, улетают.

И ласточки за ними вслед

Спешат, и путь их нам неведом.

Вчера лишь были, нынче нет

Их в голубом пространстве неба.

На юг, к теплу они летят,

На время, покидая север.

Когда же в золотой наряд

Переоденутся деревья,

Вновь пожелтевшая листва,

С берёз спадая, закружится,

Той тайной сутью естества,

Присущей, может быть, лишь птицам.

Летит, как птица, лист. За ним

Другие медленно кружатся.

Но их исход необратим –

На землю все они ложатся.

В лесу осеннем тишина,

Лишь шелестит листва сухая.

Ручья прозрачного, волна

Плеснёт порой, словно вздыхая

О летних, быстрых, шумных днях,

Прошедших вовсе не напрасно.

Лес в ярких золотых огнях

Листвы, как мир волшебной сказки.

Ещё какие-то цветы

Цветут. Стучит как прежде дятел.

И дуб, зелёные листвы,

Свои, пока что не утратив,

Стоит, развесистый, большой,

У леса, желуди роняя.

Ещё тепло и хорошо.

Но солнце, мир не согревая,

Уходит грустно от Земли

Куда-то, по иному кругу.

Собравшись в стаи, журавли,

Взлетают в небо друг за другом.

И стройные их косяки

Пронзают высь стрелою длинной.

Неторопливы и легки

Движенья гибких птичьих крыльев.

Поднявшись в небо высоко,

Они летят единой стаей

Куда-то очень далеко.

Над ними тучи нависают.

Порой мешают им дожди,

Густые, плотные туманы,

Ветра.… И всё же впереди,

Как прежде их вожак упрямый.

Ведёт он стаю за собой

И не даёт остановиться.

Быть первым может не любой,

Но не присуща зависть птицам.

Уже гусей и уток нет,

И перепёлки улетели

В ту даль, где ярче солнца свет,

Где, не достигнут их, метели.

Кукушки, аисты, грачи,

Скворцы и зяблики исчезли.

Покрылись первым льдом ручьи

И барсуки, уж, в норы влезли.

Медведь в берлоге задремал.

Уж, над землёю снега кружатся.

Вновь возвращается зима.

Куда нам от неё деваться?

Опять метели, лёд, мороз.

Вновь холод, к сердцу подбираясь,

Знобит, жжет, мучает до слёз,

И днём, и ночью повторяясь.

И трудно от него спастись

Ребёнку. Кое-как одетый,

Лелеял он одну лишь мысль:

«Скорей бы возвратилось лето».

Но стонет разъярённый ветер.

И лес, и небо, и земля

Смешались в снежной круговерти.

И даже в середине дня

Темно и сумрачно, тревожно.

Бушует грозная пурга,

Стуча в окно неосторожно.

Весь мир засыпали снега.

Молчат, промёрзшие деревья,

Оцепеневшие во сне.

Их сон глубок. Во снах, наверно,

Они мечтают о весне.

Но долго злится непогода.

Холодный ветер норовит

При встрече с ним, кого угодно

Сбить с ног, на землю повалить,

Окутать снегом, заморозить,

Сугробы сверху накатать.

Страшны седой зимы угрозы,

Но людям к ним не привыкать.

Был мал годами, Габдулла,

Но эту зиму, он, запомнил.

Она была настолько зла,

Что он сидел всё время дома.

И приходилось замечать,

Как отчим на него косился,

Как он кричал порой на мать,

И за любой пустяк сердился.

И бил жену, когда был пьян,

Хотя пить запрещала вера.

Четырёхлетний мальчуган

Не всё запомнить мог наверно.

А впрочем, может быть в груди

Его, остались злые чувства.

Былого прошлого следы

И в днях грядущих не сотрутся.

Старался мальчик осознать

Смысл своего существованья.

Пока была с ним рядом мать,

Он жил, не чувствуя страданий.

Хотя, неведомая боль,

Его, предчувствием томила.

Но материнская любовь

От бед и горестей хранила.

Увы, однажды зимним днём,

В холодную и злую стужу,

Мать заболела, вся огнём

Горя. Ей становилось хуже.

Вставать с постели не могла –

Вся, как-то, похудела сразу.

Не ела, даже не пила.

Её как будто, кто-то сглазил.

И остывала в венах кровь.

Лекарства были бесполезны.

Она погибла от родов,

Или иной другой болезни.

И смерть внезапная её

Для мальчика была ударом.

Привык он жить возле неё –

За что такая божья кара?

Тот чёрный день, день похорон,

Забыть ребёнок был не в силах.

Босой по снегу мчался он,

Хотя мороз был очень сильным

Без шапки, торопясь догнать

Процессию, кричал сердито,

Вслед, людям, уносящим мать:

«Постойте! Маму мне верните!»

Промокший, весь почти, от слёз,

Хотя январь шутить не любит.

Но, чтоб мальчишка не замёрз,

Его силком внесли в дом люди.

Поминки справили легко,

Молитвы нараспев читая.

А мальчик, потеряв покой,

Всё время плакал, причитая.

Вдруг появилась пустота

В душе, проникла в сердце стужа.

Теперь он круглый сирота.

Теперь он никому не нужен.

Глава третья

Проникла в суть его Казань

У каждого свой в жизни путь.

Одни с рождения богаты.

Другие долго счастья ждут,

Дождавшись, начинают тратить.

Иным почти всегда везёт –

Не угнетают их печали.

Любой по-своему живёт.

Все в этом мире мы случайны.

У каждого своя судьба,

Свои года и дни, и будни…

И все ж, заметил я, беда

Приходит чаще к бедным людям.

И горе тоже норовит

К одним и тем же возвращаться,

Как будто хочет убедить,

Что не бывает в жизни счастья.

Несправедливости такой,

Отдавшись, жизнь не протестует.

Молитвой истинной, святой

Жить всем, Коран рекомендует:

«Познай все заповеди – бог,

Спасёт твоих родных от смерти».

Но мальчик маленький не мог

В те дни, знать заповеди эти.

Ведь он ещё совсем был мал.

Ребёнок, он святым считался.

За что же, он тогда страдал,

За что же сиротой остался?

Быть может за грехи родных

Отца и матери? Так в чём же,

Грехи невидимые их?

Узнал бы, он, о них попозже.

Но не было у них грехов.

Служа единственному богу,

Мулла с супругой жил, любовь

Его была святой и строгой.

Нам тайны жизни не понять.

Но Габдулла, мальчишкой верил,

Что бог призвал отца и мать,

К себе, в их праведность поверив.

Кому был нужен сирота?

Отправлен отчимом он к деду

По матери, чтобы опять,

Иные трудности изведать.

В семье, у деда шесть детей.

Он стал седьмым, чужим, не нужным.

И относились к сироте,

В семье той, с каждым днём всё хуже.

Дед терпеливым был, жена

Его, вторая, злая очень,

Во всём мальчишку зря виня,

Ему несчастия пророчит,

И, упрекая хлебом, ждёт,

Когда он заболеет, сгинет.

Быть может, с голода умрёт

И наконец-то, их покинет.

«Приблудный», «Лишний рот» – его,

Так в доме деда называли.

А бабка, более того,

Порой мальчишку избивала,

Когда дед дома не бывал.

Но, Габдулла терпел все боли.

Забившись в угол, он страдал,

Мечтая о тепле и воле.

В тот год в Поволжье голод был –

Хлеба от засухи сгорели.

И в нищете народ весь жил.

Бывало, сутками не ели.

Дед подаяния просил

В соседних деревнях и сёлах.

От истощения без сил

Был Габдулла. Несчастья снова,

Как будто вспомнили о нём –

Он оспой заболел серьёзно,

Слабея с каждым новым днём.

Таила та болезнь угрозу -

На волоске висела жизнь.

Хватило б, дуновенье ветра,

Чтобы во тьму скатится вниз,

В объятья злой, жестокой смерти.

А может быть, наоборот,

Смерть милосердна, успокоит,

Обитель тихую найдёт –

Никто там не побеспокоит.

Не обзовёт, не упрекнёт,

Не оскорбит и не обидит,

Не ущемит и не побьёт.

Никто там не возненавидит.

Там вечного безмолвья власть,

Чья суть единственная в смерти.

Но для чего тогда рвалась

Душа из тьмы навстречу к свету

И вырвалась, случайно, вдруг,

В простор великого движенья,

Начав свой трудный жизни путь,

Сквозь горечи и униженья,

В то будущее, где любовь

И счастье сблизится готовы,

На стыке разных двух веков,

Великих, грозных и суровых,

В которых, юная душа

Приобрела бы вдохновенье,

И жизнь, мгновеньями шурша,

Реальной сущностью явлений,

Дала б, возможность осознать

Суть истины её великой.

Приобрести и потерять –

Всё это было б, просто дико.

Но жизнь не спрашивает нас,

И смерть не спрашивает тоже.

Так было раньше и сейчас.

В любое время подытожат

Судьбу любую, жизнь и смерть.

А мы спешим к неясной цели,

Скорее только бы успеть

Свершить задуманное дело.

И всё же, выжил Габдулла,

Поправился, восстановился,