Одногруппники

Таня Рикки

Одногруппники

– Ну-с? Кто-нибудь планирует ответить на мой вопрос?

В аудитории повисла гробовая тишина. Кто-то стыдливо опустил глаза, кто-то притворился, будто увлечённо записывает нечто невероятно важное, кто-то продолжал нахально сверлить глазами преподавателя в ответ на его укоризненный взгляд, а кто-то так и не проснулся.

– Не знаете. Всё с вами ясно. А ведь это было ещё на второй лекции. Вы же совершенно ничего не делаете, ничего вам не интересно, ничему вы не хотите учиться. А вы, между прочим, бакалавры! Знаете, что это значит? Это значит, что вы никому не нужны. Ни одно предприятие не захочет с вами иметь дела. Вам нужно носом землю рыть, чтобы попасть в магистратуру. Тогда, может быть, МОЖЕТ БЫТЬ, у вас появится шанс стать востребованными специалистами. А если вам это неинтересно, то зачем вы сюда пришли? Ведь в мире множество профессий, не требующих знания устройства редуктора. Что вы здесь делаете? Только штаны протираете. Ничего вы не добьётесь.

Во взглядах отдельных личностей уже разгорался огонёк ненависти. Иные студенты сидели с томным видом. Их не беспокоило такое отношение. Они уже работали. Правда, далеко не все – по специальности. Третьи так и не проснулись.

В конце концов прозвенел звонок. Время пары подошло к концу. Преподаватель махнул рукой и отпустил всех.

На следующей паре должна была состояться контрольная работа. Обычное явление в течение семестра, но всё же достаточно весомый повод для некоторых, чтобы всё-таки поприсутствовать.

Стоял негромкий рабочий гомон. Обсуждалось разное: домашние работы, чертежи, лабораторные работы, сроки и… преподаватели.

– Ну что, кто-то нормально готов к контрольной? – задала риторический вопрос Катя Иванова.

Петя Шашкин обмахнулся веером шпаргалок-бомб, Женя Касаткин показал свой телефон, другие неопределённо развели руками, третьи так и не проснулись.

– Что, совсем никто ничего не выучил?

– Кать, ты список вопросов видела? – спросила Настя Пегая. – Ты действительно считаешь, что это можно выучить за пару дней, параллельно сдавая другие контрольные, и успевая защитить домашки?

Катя развела руками.

– Наверное, составители учебного плана предполагали, что это возможно. В любом случае, если только списывать, то вряд ли мы станем хорошими специалистами.

В подтверждение ли, в опровержение ли Катиных слов раздался громкий всхрап Никиты Пеплова, который тут же проснулся и обалдевшими глазами начал осматривать аудиторию.

– Видишь, человек всю ночь не спал, готовился, – усмехнулся Петя. – Никита, скажи, как ты готовился?

Никита показал мелко исписанный лист формата А4. Преподаватель всегда безошибочно вычислял списывания с электронных устройств, вплоть до умных часов и умных шпаргалок, но бумажные «шпоры» ему удавалось заметить крайне редко. Поэтому большая часть группы пользовалась именно таким методом. Кроме особо талантливых, которые продолжали прибегать к помощи телефона.

– Зачем же вообще надо было сюда поступать, если ничего не учишь? – не в раздражении, а скорее в порыве искреннего непонимания воскликнула Катя.

– Ты правда хочешь это знать? – вдруг заговорил Кирилл Немнов, спокойный и тихий парень в очках. Он был отличником, но учился без всякого удовольствия.

– После такого вопроса я уже не уверена.

– А я всё равно расскажу.

***

Девятый класс для меня начался в новой школе. Она не была обычной, в ней преобладал физико-математический уклон. Да и чтобы учиться в ней, нужно было сдать вступительные экзамены.

Класс набирался с нуля. То есть, никто никого не знал. Тогда я думал, что очень хорошо, но теперь думаю, что ошибался. Именно там я и увидел её во второй раз. Мы познакомились на олимпиаде годом ранее. А теперь моментально узнали друг друга. Я не могу сказать, что у неё была какая-то выдающаяся внешность: карие глаза, густая и длинная шоколадная коса и очень выразительные ресницы. С ними можно в кино сниматься, а не физику изучать.

Когда ты впервые в чужом коллективе, ты стараешься зацепиться за любого, кого хоть раз раньше видел. Так мы и сели рядом. А потом стали общаться. Учиться было непросто, в одиночку справиться так вообще невозможно. Вот мы и делились друг с другом любыми учебными материалами, какими только могли. Вместе решали задачи, вместе готовились к контрольным и олимпиадам. Причём обычно мы это делали в школе, либо переписывались.

– Слушай, что мы с тобой, как собаки бездомные, в самом деле, – сказала она мне однажды. – Пойдём ко мне. Там чай, печенье и до любого учебника рукой подать.

Я согласился. Почему бы и нет? Ни о чём кроме учёбы я тогда и не думал.

Дома у неё было просторно, красиво. Нас встретила её мама. В фартуке и с противнем в руках. Я не думал, что печенье, которое она мне обещала, будет домашнего приготовления.

В тот вечер мы так и не сели за уроки. Сначала мы пили чай с её мамой, потом она показывала мне старинные дедушкины шахматы, затем мы сыграли пару партий, причём она постоянно проигрывала. Потом её мама настойчиво попросила её сыграть на скрипке. Она долго отнекивалась, но в итоге согласилась. А потом пришло время мне идти домой.

С того дня всё изменилось. Я словно понял, будто жизнь и вправду может состоять не из одной лишь физики. Мы стали гулять вместе, часто засиживались друг у друга допоздна, в том числе и за уроками. И в конце концов, я решился. А была уже, на секундочку, весна девятого класса.

Я пригласил её на Патриаршие пруды. К тем самым скамейкам, на одной из которых сидел Воланд. Там как раз только-только начали цвести деревья. Даже цветы принёс.

Она долго молчала, глядя своими карими глазами то на меня, то на астры. А потом приблизилась ко мне и поцеловала. Я тогда был ещё молод и глуп: пытался понять, значит ли это да.

Так мы с ней и вовсе стали неразлучны. Всё делали вместе, только на ночь расходились по домам. И, как ни странно, совершенно не надоедали друг другу. Могли болтать часами.

Как-то летом её родные уехали на неделю на дачу. Она позвала меня к себе, как обычно, я не знал, что у неё дома даже дедушки нет. В воздухе пахло свободой.

Она открыла мне дверь. На ней был очень короткий халатик.

– Моих нет, заходи смелее! – весело сообщила она мне и, тряхнув косой, пошла на кухню ставить чайник.

На кухне я даже обнаружил торт. В её доме чаепитие было процессом чуть ли не священным и могло длиться час, а то и дольше. Но даже зная об этом, я чувствовал, как всё пропитано какой-то особенной торжественностью. Будто я не просто заглянул выпить чаю к своей девушке, а по случайности попал на приём к английской королеве. Ещё этот халат, непривычно маленький… Конечно, летом в махровых халатах жарко, но всё-таки это выглядит очень странно.

– Скажи, – начала она, разливая чай, – на что ты готов ради науки?

– О, на многое! Будь у нас в школе лаборатория, не вылезал бы из неё! Всё-таки меня больше привлекают практические исследования, чем сухая теория.

– А если бы учился в химбио? Ты бы был готов исследовать некоторые биологические процессы на собственной шкуре?

– Ну, выявлять смертельную дозу мышьяка на себе точно не стал бы, – рассмеялся я.

Она поставила чайник, подошла ко мне, присела на мои колени.

– А если исследовать совершенно несмертельные процессы?

Я сглотнул, она вдруг стала расстёгивать пуговицы на халате…

***

– Ты уверен, что хочешь продолжить рассказ в таких подробностях? – осторожно перебила Катя.

Кирилл вздрогнул, поправил очки, съёжился, будто ожидая насмешек. Но все молчали.

– Да, я что-то немного увлёкся, простите. Одним словом, у нас всё было замечательно. Мы практически не расставались. Только один раз, в одиннадцатом классе я на три дня уехал, когда вышел в финал Всероссийской олимпиады по физике.

– Ты что сделал? – в голосе Насти звучали восторг и недоумение.

– Я тогда всё равно даже призового места не занял, – скромно отмахнулся Кирилл. – Но это было крайне интересно.

***

Незаметно подкрался конец одиннадцатого класса. А с ним экзамены, выпускной и прочие заботы. Она ходила будто сама не своя. Я никогда не видел её такой взволнованной.

– Ты боишься экзаменов? – спросил я её однажды. Она мотнула головой.

– Я боюсь, что ты меня бросишь.

– Да ты что! Куда же я без тебя? Тем более, что мы с тобой в Москве живём, учиться тоже будем тут. Ведь я же не собираюсь в Оксфорд.

– А куда ты собираешься?

– Я думаю между ФизТехом и МГУ. Как думаешь, у меня получится?

Она зарыдала. Я никогда не видел её плачущей. Разумеется, она верила, она твёрдо знала, что у меня всё получится. Поэтому и боялась. Боялась, что я с головой уйду в науку. Она тогда одного не знала: только таким она меня и любит. Без этого я перестану быть собой. Но тогда мы оба были слишком маленькими, чтобы это понять.

Конечно же, ей никогда в жизни не хватило бы баллов, чтобы поступить в ФизТех. И я, как дурак, сделал свой выбор. Между наукой и любовью я выбрал любовь. И пошёл сюда, следом за ней.

***

– Так, подожди, – опять перебила Катя. – Она училась здесь?

– Помните Веру? Она проучилась с нами всего один семестр, а потом ушла в академ. Вот это она и была.

– Что значит – была?

– Мы расстались вскоре после этого.

***

– Оставь в покое учебники, лучше обними меня!

Она села мне на колени, отодвинув лекции.

– Ты только что вернулась с очередной тусовки! Может, лучше всё-таки позанимаешься?

– Не будь занудой. Лучше бы и сам хоть раз проветрился вместе со мной. А то что я всё одна да одна, будто у меня парня нет. А на меня, знаешь ли, уже заглядываются отдельные личности.

Я встал. Не слишком резко, чтобы она не упала.

– Вот и иди тогда к своим личностям, – неожиданно спокойно и холодно сказал я. – Пусть они тебе решают матан. С меня хватит.

Наверное, с лицом у меня было что-то не то, потому что она побледнела и попятилась к выходу. Хлопнула дверь. Я тяжело опустился на стул. Последние месяцы её словно подменили. Куда делась та очаровательная девочка с шоколадной косой? А может, она всегда была такой, но только теперь получила свободу?

***

– Больше мы не разговаривали, – закончил свой рассказ Кирилл. – Наверное, не стоило тогда так внезапно всё разрывать. И я дураком был, и она как-то странно повела себя… И я ненавижу свою специальность.

– Почему же ты не перевёлся после первого курса? Не перепоступил?

– При перепоступлении теряется отсрочка от армии, – ответил за Кирилла Петя. – А куда ему в армию, посуди сама.

Кир вздохнул.

– Ну… где там препод? – неуверенно спросила Катя. – Уже пятнадцать минут прошло.

– Написал, что опаздывает на полчаса, – сказал Женя, староста. – Обещает скостить пару заданий из-за уменьшившегося времени. Так что сидим, ждём, готовимся.

– Понятно, – сказал Ваня Громов, устроился поудобней и приготовился спать.

– А у меня наоборот, – сказала Настя. – Мне пришлось расстаться со своей любовью и поступить сюда.

– Это как? – спросила Катя.

– Вы же не против, если я расскажу?

– Да рассказывай, мы никуда не торопимся всё равно.

***

Я не помню, в каком возрасте я начала танцевать. Мне кажется, это всегда было со мной, я с этим родилась. Я всегда чувствовала музыку не ушами, а всем телом. А ведь если поймать ритм, то тело само начинает двигаться, чтобы показать, как оно её почувствовало.

В возрасте семи лет меня отдали в танцевальную студию. Я очень просила об этом, и родители согласились. Эта студия не была какой-то серьёзной: туда отдавали детей, чтобы просто занять их чем-то. Для общего развития, так скажем. Ни в каких соревнованиях ученики участия не принимали. Просто учились танцевать. Для себя и для родителей.

Мне это безумно нравилось, у меня всё очень хорошо получалось. И вот однажды преподавательница после занятия подошла к родителям. Я до сих пор помню их разговор.

– У вашей девочки большой талант. Ей тесно у нас. Её нужно развивать. Я бы посоветовала вам отдать её в более крупную студию, где её могли бы развивать. Верьте мне, её талант ещё проявится.

– Я не думаю, что этот талант ей что-то даст, – ответил папа. – Настя очень хотела заниматься танцами, и мы пошли ей навстречу. Но делать из этого что-то серьёзное не стоит. В конце концов, лучше сделать упор на какие-нибудь другие сферы, которые впоследствии будут ей полезны.

Преподавательница была очень сильно удивлена, но ни слова не сказала. Наверное, поняла, что спорить бесполезно.

А дома папа пересказал разговор маме и бабушке. И тогда произошло неожиданное: за меня вступилась бабушка.

– Девочке нравится заниматься танцами. Зачем ты собственноручно закапываешь её талант в землю?

– Да потому что тратить лишние деньги на какую-то «более серьёзную студию», когда можно их потратить на репетитора по математике, – верх глупости. Ты видела её оценки? Танцы ей в жизни не помогут.

– Математика в жизни важна, я не спорю. И у Насти с ней действительно есть проблемы. Однако я не вижу повода закрывать ей возможность развития в танце. Если тебе чего-то жалко для дочери, то скажи мне. Я оплачу её занятия танцами.

Папа сразу покраснел, замолчал. Вообще, я не должна была слышать этот разговор, но мне тогда удалось его подслушать.

Ну, короче, мне наняли репетитора. И отдали в более крутую студию. По рассказам, ученики оттуда принимали участие в соревнованиях и даже занимали призовые места. Мне там нравилось ещё больше.

Когда мне исполнилось двенадцать, нас стали учить парным танцам. У меня появился свой собственный партнёр. Нас очень хвалили. А потом отправили на первый в моей жизни конкурс. И мы выиграли! Представляете, мы выиграли первое же соревнование, в котором приняли участие! Это было что-то невероятное! Я очень волновалась перед выступлением, мурашки маршировали у меня под кожей, меня бросало то в жар, то в холод. Я перед самым нашим выходом, к нам подошёл наш тренер и сказал пару напутственных слов. Сейчас уже всего не помню, но кое-что мне отчётливо врезалось в память:

– Забудьте про зрителей. Нет ничего, кроме тебя, твоего партнёра и музыки.

И волнение мало-помалу отступило. Нам действительно удалось поймать этот ритм. И не было никого, кроме нас и музыки.

Потом были и другие соревнования. Мы и их выигрывали. Знаете, это ощущение, когда чувствуешь своё тело до самых кончиков волос. И точно также чувствуешь партнёра. И у тебя словно четыре ноги, четыре руки и две головы. И одна музыка.

Помню, как я рыдала после первого поражения. Мне казалось, что на этом моя жизнь закончена. Тогда мой тренер сел напротив меня, положил мне руку на плечо и сказал:

– Жизнь не может состоять из одних только побед. Потому что каждое поражение – это важный урок на будущее. Пойми, что ты сделала не так, и больше не повторяй ошибок. Если ты умеешь понять свои промахи, то каждое поражение делает тебя только лучше.

Потом мой партнёр перестал заниматься. Я не стала искать ему замену. Я перешла на сольные танцы, на другой стиль. Но всё ещё не представляла своей жизни без этого.

А потом плавно подкрался десятый класс. Нужно было думать о моём будущем. Меня вызвали на семейный совет, который к тому времени состоял уже только из мамы и папы. И то, мама редко могла повлиять на решения папы.

– Ты уже почти взрослая и тебе пора задуматься о будущем.

– Я хочу заниматься танцами.

Отец явно был готов к такому ответу. Он разразился речью о том, что танцы – занятие несерьёзное, что они ни к чему меня не приведут, что нужно выбирать серьёзные профессии. Я не говорила, что я из семьи потомственных инженеров? Это он тоже упомянул, но словно нарочно вскользь. Будто не хотел, чтобы я решила, что он меня агитирует. Он говорил и говорил, и не было рядом бабушки, которая могла бы за меня заступиться. А что я могла? У меня не было жизненного опыта, не было весомых аргументов, чтобы с ним спорить. Я проиграла бы эту битву ещё до начала по одной простой причине: я младше. А мама просто молчала. Возможно, она тоже понимала, что отца не переспорить. И мне пришлось согласиться.

С того дня занятия прекратились. Тренер, конечно, не был согласен с позицией родителей, но с такими случаями ему уже приходилось неоднократно сталкиваться. Он знал, что их не переспорить.

До того момента я вполне неплохо училась в школе. Конечно, из-за бесконечных тренировок я не могла быть отличницей, но серьёзных сложностей у меня не возникало. В какой-то момент я даже математику начала очень хорошо понимать. Тогда-то меня и начали готовить к поступлению сюда. Алгебра, физика, геометрия и всё в таком духе.

Занятия танцами пришлось оставить, чтобы сосредоточиться на подготовке к экзаменам. Ну, я, разумеется, их сдала неплохо. До последнего момента сомневалась, что мне хватит баллов, но всё обошлось, как видите.

Да, танцы я оставила, но они не оставили меня. Я продолжала этим жить, весь мой мозг думал в разрезе ритмичных движений. Однажды я ехала в метро: ну вы знаете, толчея, давка. А стоит поезду резко тронуться или остановиться, как все люди синхронно так дёргаются. Прям одновременно, представляете! Я в этом тоже увидела танец. Странно, что нет ни одного музыкального клипа в метро, в котором это было бы показано. Мне кажется, под музыку это бы так удивительно смотрелось бы!

И такая тоска меня в первые месяцы одолевала, что хоть на стенку лезь. И как-то так сложилось, что я узнала о нашей университетской танцевальной группе.

Когда я решилась пойти туда я боялась, что меня не возьмут. Даже вспоминать смешно. И вот, спустя год, я уже там сама ставлю танцы. Многое бы я отдала, чтобы бросить учёбу и заниматься только этим. Как же мне уже надоела моя специальность.

***

– История стара как мир, – заключил Костя. – От всех нас что-то хотят родители и прочие родственники. И тут встаёт самый интересный вопрос: а всегда ли они знают, что для нас действительно лучше? Иногда они тоже неправы…

Кто-то вздохнул. Катя бросила взгляд на часы: получаса ещё не прошло.

– Нет, на самом деле всё не так плохо, – внезапно продолжила Настя. – Недавно папа был на одном из моих выступлений. Ну, концерт самодеятельности проходил, помните? Тогда, после концерта, мне показалось, что он словно увидел, что для меня это всё значит. Не знаю, почему именно сейчас… Пойми он меня раньше, возможно, всё сложилось бы по-другому.

Все потихоньку замолкли. Только чьё-то мерное посапывание прерывало тишину.

– А знаете, вам хорошо, – сказал вдруг Ваня Икрин. – У вас есть мечта. И я думаю, вам ещё не поздно за неё побороться. И тебе, и Кириллу.

– А что, у тебя есть история, в которой для тебя всё уже потеряно и ничего не исправить? – спросила Катя.

– Нет, почему же. У меня интереснее. У меня мечты отродясь не было. Вам задавали в детстве вопрос, кем вы хотите стать, когда вырастете? Мне вот нет, но я уверен, что спрашивай они меня тогда, я бы ни разу не дал какого-то определённого ответа на этот вопрос. Серьёзно.

– С ума сойти… – ответила Катя.

Однако после этого Ваня почему-то замолчал.

– Ну ты рассказывать-то будешь или как? – не выдержал Никита.

– О чём?

– Сюда тебя каким ветром занесло? Левые люди с улицы здесь до третьего курса не доживают обычно.

– А, ну там рассказывать-то особо нечего. Но если вы так хотите послушать, то ладно.

***

Обычное у меня было детство, как у всех. Друзья, мяч, игры, иногда двойки. Никто и не собирался делать из меня гения какого-нибудь.

Вообще, когда в школе наступила пора выбора профиля, ну, вы знаете: когда дети (или их родители) должны внезапно классе в восьмом понять, чего хотят от жизни, меня отдали в класс с гуманитарным уклоном. Да, да, не смейтесь. Всё так и было. Я плохо помню, кто конкретно это тогда так решил. Судя по выбору, я сам его и сделал. И фиг знает, чем я тогда думал.

А потом наступил одиннадцатый класс. Надо было уже что-то решать. Собрались мы тогда всей семьёй и стали думать. Мы как-то единогласно решили, что на одной истории далеко не уедешь. Да и надоела она мне тогда уже. Хотелось какой-то смены деятельности. Мама предложила удариться в техническую сферу. Ну я и ударился. Надо же было чем-то заниматься.

Наняли мне репетиторов по физике, по математике. На первом пробнике ЕГЭ я набрал такое позорное количество баллов, что даже вспоминать стыдно. Ещё бы: у меня вообще-то в гуманитарном моём классе после девятого физика как-то плавно закончилась. А от меня серьёзного экзамена хотели.

Но менять что-то уже не хотелось. Пришлось заниматься. В качестве запасного варианта я рассматривал МАИ. Всё-таки туда поступить проще и учиться легче.

Сдал экзамены. Не так хорошо, как вы, разумеется, но на запасной вариант хватило бы. Однако ради интереса подал документы и сюда. Вообще, тогда такой бедлам в моей голове был: школа закончилась, начиналась «взрослая жизнь», как все очень любят выражаться. Поэтому над выбором вуза как-то не думалось.

И вдруг в последний день подачи оригиналов документов внезапно обнаружил себя на нормальном месте в списке. Ну, как нормальном… Если те десять человек, что были выше меня, внезапно не метнутся сюда, то я последним по баллам пройду.

Как сейчас помню тот день: время пять часов вечера, жара уже не ощущается, солнце постепенно клонится к закату, а я брожу между двумя вузами и думаю, прикидываю. В прямом смысле бродил, иногда на метро ездил. Страшно подумать, сколько я тогда километров намотал. В итоге решил рискнуть. Я прекрасно знал, на какой риск иду: если сюда не попадаю, то не попадаю никуда. Вторую-то волну приёма документов отменили. Хотя баллов для МАИ мне бы хватило. Однако всё обошлось, как видите.

***

– И что, это всё?

– Всё. Я ж говорил, что рассказывать особо нечего. Ну, учусь потихоньку. Вроде что-то получается, что-то не очень. В академ пока не отлетел и на том спасибо. Хотя это ощущение «не пришей кобыле хвост» порой очень сильно в тупик ставит. После школы было поступление в университет. Там всё просто: чем круче сдашь экзамены, тем круче универ себе отхватишь. А теперь что? Чего от нас теперь хотят?

– Я тебя понимаю, – вдруг проснулся Витя. – Я пошёл сюда чисто ради того, чтобы от армии откосить. Даже целевое себе взял! Вот смотрите: когда я поступал, мне было восемнадцать. Значит, на момент окончания бакалавриата мне будет двадцать два. Там я планирую поступать в магистратуру: ещё два года. Получается двадцать четыре. А потом три года надо будет отработать на предприятии. Итого, до двадцати семи лет мне остаётся только как-нибудь учиться и потом как-нибудь работать. Да, в двадцать семь всё ещё призывают. А совсем недавно на этом призывной возраст оканчивался… Но не беда. Я могу в середине обучения взять один академ на год. Отсрочка не слетает, зато я становлюсь старше! Ну, поработаю я где-нибудь год, ничего страшного. Уже двадцать восемь. К этому времени я всё-таки планирую успеть жениться и родить ребёнка. А значит, можно будет заводить второго. Главное, не раньше. За него тоже отсрочку дают. И вуаля! Мне тридцать и от меня все отстали.

– А слабо было просто какой-нибудь диагноз купить? – вставил Кирилл. – Зачем так уж заморачиваться, если это настолько вопрос жизни и смерти?

– А ты цены видел? У меня такой суммы нет.

– Зря ты на инженера учишься, – улыбаясь, сказала Катя. – У тебя совсем иное призвание.

– И где же мне надо было по-твоему учиться?

– А где-нибудь на экономическом. С твоим складом ума надо бизнес открывать. Если правильно применишь мозги, миллионы зашибать будешь!

В аудитории раздался негромкий смех. Витя махнул рукой и насупился.

– Ну препод там живой или где? Я не хочу пытаться написать контрольную за полчаса.

– Я пишу, он не отвечает, – отозвался Женя. – Сидим и не расходимся, всем ясно?

В этой группе не было принято спорить со старостой. Поэтому все продолжили молча сидеть.

– Может, тогда продолжим вечер рассказов о тяжёлом детстве? – предложил Кирилл. – У нас неплохо получается.

– Я попробую, – раздался голос Риты Гребневой.

Рита была симпатичной и неглупой девушкой, но, к сожалению, совершенно не занималась учёбой. Все знали её, как одного из самых ярких активистов студенческого совета. Пожалуй, не было мероприятия, к которому она не приложила руки. Да и она сама не мыслила жизни без этой деятельности.

***

Я родилась в небольшом сибирском городе. Ничего необычного: завод, пара магазинов, поликлиника и школа. Ничего необычного. И там у тебя два пути: остаёшься на всю жизнь на малой родине или в возрасте восемнадцати лет уезжаешь, чтобы никогда не возвращаться. Где-то я слышала такую фразу: в маленьких городах остаются жить, чтобы всю жизнь мечтать оттуда уехать, и уезжают оттуда, чтобы всю жизнь мечтать туда вернуться. Кажется, так там было. И я, видимо, принадлежу ко второй категории.