Орден Волонтёров

– Не моно, а нуно! Выше нос, кормилец государства баронского!

Долго думал Север, долго ко мне собирался. Как он там сейчас? Разбередил себе душу и остался без моей помощи. Когда мы вернёмся? По плану поездка туда обратно десять дней, в Леувардене дней пять. Если всё благополучно пройдёт, то в середине февраля будем дома. Если не будем так резко тормозить, как сейчас!

Глава 13.

Старый добрый закон инерции не подвёл, я скатилась с сиденья, Леа с Вальдемаром сидели напротив и крепко стукнулись лбами. Пока я барахталась на полу в юбках, дядя крикнул мне на современном немецком: «Сидите, не высовывайтесь!» Вот зачем он это сказал? Для провокации меня на необдуманный поступок?

Через секунду я приоткрыла дверцу, увидела, что справа из неглубокого оврага поднимаются и бегут по колено в снегу вооруженные чем попало люди, скачет шесть всадников. Снег разлетается веером из под копыт. Наша разведка верхами проверяла дорогу только впереди, не предполагая, что с просматриваемых безлесных флангов тоже могут напасть. Леа полезла под лавку, вооружилась совком для углей. Вальдемар достал из ножен шпагу, закрыл дверцу на прочную щеколду. В слюдяное небольшое оконце увидели, как один за другим резко останавливаются, а затем падают нападающие.

Все возничие – воины держали под рукой в санях по два заряженных арбалета. Фактор неожиданности. От людей в крестьянской одежде никто не ожидал настоящего сопротивления. Это сыграло решающую роль: опыт и меткость ветеранов. Четыре лошади из шести были ранены, они дико метались по заснеженному полю, не подчиняясь всадникам, хладнокровный расстрел продолжался.

Уже более чем половина была выведена из строя. Разбойники на бегу не могли стрелять, они начали отступать, увязая в рыхлом снегу. Несколько стрел из луков всё же выпустили. Но было слишком поздно. С авангарда успели прискакать разведчики. Подбежали арбалетчики с хвоста обоза. Ещё десять минут ржали добиваемые раненые лошади, доносились предсмертные вскрики людей. Отряд разбойников из шести конных и двадцати трех пеших человек просто перестал существовать.

Дядя не дал нам выйти. Просто придурошно мешал, толкал обратно на сиденье, говорил: «Неть, неть, сидеть!». Леа предложила подождать, пока к нам подойдут, проверить. Разгоряченные боем воины не сразу вспомнили про двух женщин и инвалида. Был бы тут Гордей, вмиг бы примчался. В дверцу постучал Услад:

– Можно выходить, тронемся не скоро, разомнитесь. Уже безопасно.

Миловидное лицо Услада было в мелких брызгах чьей то артериальной крови. Он улыбнулся, услужливо подал мне руку. Посмотрел на неё, решил подставить локоть.

– Раненые, убитые у нас есть?

– Легко ранен Руди, в плечо. Сейчас подойдёт. Меня вот немного подрезал в бедро мертвец, ожил, и подрезал.

– И всё?

– Две лошади наших ранено, стрелами. Думаем, что делать с ними.

–Залезай, рану обработаем, перевяжем. Дядя Вальдемар, иди, погуляй, тесно тут.

Подошёл Руди. Лазарет начал работу. Дублёнка мехом внутрь, поддоспешник, свитер, рубаха. Стрела еле пробила такую толщу, застряла только половина наконечника, не сложно, дёрг и всё.

– Ой, сомлел!

– Не хлопай, пусть лежит, мешать не будет. Услад, снимай пока штаны. Леа, помогай!

Руки обработать. Немного драгоценного спиритус вини на ранку, гигиену для раненых, то бишь впитывающий пакет из мха, тугую повязку, но не слишком. Проще простого. Готов.

– Следующий. Леа потри ему уши. Да не ему – Руди!

– Услад, какое же это бедро, это в попу тебя ранили.

– Куда, госпожа?

– В зад, говорю, пырнул тебя мертвец. Нехорошо, рана узкая, но глубокая. Ушью немного, придётся дренаж ставить. Леа палку ему в зубы. Поверх ног ляг, нет, лучше сядь. С Богом, первенец мой!

Мне не страшно, не страшно. Это просто подушка, белая жесткая подушка. Руки обработала. Мои руки тёплые, мягкие, спокойные. Пятно на ткани вывела. Спирт на бинтик, внутрь подушки толкаем, чем толкаем? Этой, как её, толкалкой, её спиртом тоже. Иголка с ниткой в спирте. Дырочку в подушке зашиваем, края стягиваем. Звук неприятный. Хрусь – хрусь. Фу! Хвостик оставляем. Немного вокруг ещё раз обработаем. На подушку красиво накладываем маленькую подушечку со сфагнумом, лейкопластыря нет!

–Вокруг перевязывать, сколько бинтов уйдёт!

–Нашла на чём экономить! Квакни мне ещё раз, семь новых платьев закажу и горничным подарю!

– И так бы зажило. Ой, дерёт! Дерёт! Подуйте, подуйте! Благодарствую, госпожа баронесса, что не побрезговали.

– Зажило бы у него. Огневицу не видел? Или полжопы отрезать не жалко? А из «благодарствую» шубы не сошьёшь. Талер госпоже Эмме отдашь. Куда! Лежать!

– Так трофеи там делят!

– Поделят на всех, если будет что делить, и твою долю принесут. Рана схватиться должна. А то вместо одной будут две. Даже не спрашивай чего.

– Там чужаки с других баронств, а как обделят?

– Да что ж ты жадный то такой! Пойду, прослежу. Заодно лошадок Руди посмотрит. Руди!!! Хватит притворяться, вставай, пошли, если уши тебе дороги! Леа, раненый должен лежать. Это приказ!

Девственно белый снег осквернён насильственной смертью. В нелепых позах лежат молодые и не очень люди. Те, у кого открыты глаза, смотрят в небо. Мертвенная бледность ещё не покрыла их лица. Старые шрамы, рытвины оспин, неопрятные бороды, чёрные зубы в раззявленных в последнем крике ртах. Ветерок нежно шевелит волосы. Тихо ложатся снежинки, ткут белый саван. Природа любит всех своих детей, ей возвращать их атомы на перерождение, к новой жизни. Только что жили. Только что были. Я отупело смотрю на происходящее.

Тела стаскивают в один ряд. По одному от каждого баронства воину идут вдоль ряда покойных, срезают нательные пояса и кошели, складывают в одну кучу. Потом стаскивают обувь, только добротную. Шмонают ещё теплые сапоги на предмет заначек. Находят. Сапоги складывают в другую кучу. Затем приходит черёд оружия и доспехов. Берут всё, включая деревянные щиты. На топливо. Подходит старший обоза, Людвиг. При нём начинают подсчёт и делёжку. Как то порядочно, без лишних выражений, меня наверно стесняются.

А, нет, возник громкий спор. Пока он не разгорелся, подхожу ближе. Не могут поделить ценную вещь – большой, с четверть женской ладони овальный медальон с гравировкой, из светло – желтого золота. Хорошая проба. Я молча протягиваю ладонь Людвигу. Он кладёт на неё медальон. Все оторопело на меня смотрят. Поднимаю бровь. Она у меня выразительная. Отворачиваются и делят дальше. Очень тихо.

– У кого нашли?

– Разве упомнишь, рожи разбойничьи все одинаковы. Вещица приметная. Может пленник знает?

У нас есть пленник. Даже знаю, для чего его в живых оставили.

– Он в моём возке, четыре сцепки вперёд пройдите, госпожа Амелинда. Там в карауле Ратибор ваш стоит.

Заглядываю внутрь. Пленник ещё не дошел до стадии принятия, гневается, громко мычит, дергает ногами. Адреналин пока не вышел. Не так уродлив, как остальная компания. Лет тридцати, может моложе. Лучше всех одет, кольчуга, сапоги светлой кожи. Руки в перстнях. Дело ясное, из благородных, либо хочет таким казаться. Поэтому жив, дорого стоит.

– Сколько до конца пути нам осталось, Ратиборушка?

– Два дня и две ночи. Рядом граница.

– Как ты думаешь, кто он?

– Думать нечего, госпожа: рыцарь-разбойник. Раубриттер.

– По моему разумению либо рыцарь, либо разбойник, третьего не дано. Пытать будете?

– Не без этого, госпожа. Если упрётся. Мы в сторонку отойдём, не побеспокоим.

– Я вежливо с ним поговорю, он всё расскажет, обещаю. Не надо пытать. Хорошо связали? Ладно-ладно, не обижайся. Выйди из возка, трофеи погляди, как делят.

– Не можно. Рядом постою. Зря Вы с разговорами, бесполезно. Иногда упреешь, пытаючи, а всё молчат. Этот видать крепкий орешек. Сюда бы покойную Иоганну фон Берг, живо бы всё выложил. Ужас ведь, что с девками творила! Луц – трепач щедро поделился информацией с друзьями.

Сначала расспршу пленника про медальон. Потом гипноз, исповедь. А дальше с ним как поступить? Преступление на территории графства. Тащить с собой, потом обратно…Пусть сами разбираются, может во Фризии казнят. Вроде успокоился.

Так, посмотрим поближе, кто у нас тут. Посмотрела. Жить он точно будет, даже потомков наплодит. Если иначе… То есть вероятность: не встречу бургомистра Георга Брункса в будущем. Возможно, события пойдут по другому сценарию, вдруг не смогу выкупить флигель у другого человека. Не попаду в это время и место. Уроборос его побери! Достала золотую цацку, показала. Глаза льдинки пучит, головой трясёт. Похоже готов к диалогу.

– Отвечаешь коротко, вежливо, по существу. Будешь сквернословить, поедешь в шкурах, привязанный к последним саням, в собственном говне. Будешь сотрудничать, возьмём выкуп как со знатного пленника и отпустим к маме.

– К маме не надо. Там её портрет в медальоне, думал, потерял.

– Твоя, значит побрякушка. Крыса у тебя в отряде завелась. И кто ты такой, маменькин сынок?

– Прикуси язык девка, я барон Еппелейн фон Галлинген!

– Повежливее, барон. Лучше молчи. Не то войдёшь в историю как барон фон Дерьмо. Баронесса Амелинда фон Мюнних. Красивая вещь. Как блестит посмотри, вот я её раскачиваю, туда – сюда, красиво. Смотри внимательно, твоя любимая вещь, блестит, блеск слепит глаза. Хочется прикрыть веки, прикрыть глаза…Веки тяжёлые. Глаза слипаются, спать, спать…

Прямо неинтересно работать, легко внушаемый тут народ, никакого сопротивления. Тоже мне, крепкий орешек. После адреналинового выброса всегда клонит в сон. Я точно буду спать крепко.

Этот, маменькин сынок с эпичным именем Еппелейн, с удовольствием поведал мне тайну трех своих схронов, и даже любезно изобразил их местоположение с ориентирами, угольком на подоле моей серенькой нижней юбки. Потом он напрочь и навсегда забыл про два клада. Мы не жадные, просто деньги тоже движущая сила прогресса. Поэтому узнают наши обозники только один, самый бедный адрес. В кого я превращаюсь?

– Ратибор. Пленник поспит ещё, немного ослабь путы. Он действительно из благородных, готов дать клятву, внести выкуп. Мне нужно скорее пойти нарисовать карту их схрона, пока хорошо помню.

– Сделаю, госпожа Амелинда.

Конечно сделает, видно – побаивается меня. Они пытать собрались, а я просто вежливо поговорила. Немного оттопыривая подол верхней юбки, как бы придерживая, спешу к себе. Нужно организовать транспортировку Услада в другой возок, с ним для ухода сестру милосердия. Леа охотно переезжает, Услад смущенно лежит на плаще лицом вниз и помалкивает. Получает порцию забористых шуточек от товарищей и рукавицу с монетами -свою долю трофеев. Наконец мы с Вальдемаром одни. Он помогает мне задрать верхнюю юбку, я придерживаю её. Критично оглядев "карту сокровищ"дядя начинает зарисовывать одну схему отдельно, две – на другом кусочке пергамента. Я повторяю несколько раз названия деревень и ориентиры. Тренированная память разведчика архивирует файлы. Резко открывается дверца, блин, щеколда!!!

Глава 14.

– Людвиг! Вернись, жди здесь. Сейчас дядя закончит карту срисовывать.

Во избежание лишних мыслей, эту неловкую ситуацию срочно нужно легализовать. Казалось бы, что такого? Женщина в нижней юбке, увидел её случайно мужчина? Нет! Это стыд – позор ужасный, причём обоим. Дикие люди! А моя реакция? Я так испугалась, застеснялась, будто он меня на толчке застал! Адаптируюсь под здешнюю мораль наверно. Вжилась, можно сказать, окончательно. Еще неизвестно, что про нас с Вальдемаром подумает: племянница задрала юбку перед дураком дядюшкой. Так что пусть стоит, ждёт результатов.

У старшего обоза пунцовое лицо, голова опущена вниз, в глаза не смотрит.

– Простите госпожа баронесса, постучать забыл. Приглашают Вас, когда знатный пленник честное слово даёт, должно присутствовать человеку равному или выше рангом.

– Забудь, Людвиг. Условия походные, не до церемоний. Вот, возьми. Карта разбойничьего схрона. Не было под рукой ничего, когда допрос вела, на юбке углём изобразила. Дядя ещё до болезни хорошо рисовал, умение не забылось. Пояснение хорошо запоминай. Деревня Майнцдорф. Баронство фон Лемманов.

– Так это совсем рядом!

– Не перебивать! Вот, изображена заброшенная мельница за вторым поворотом реки. Прямо от западной стены идти в сторону оврага по самой короткой прямой. Видишь чёрточки? В этом месте спуститься. На берегу ручья лежит несколько крупных валунов. Копать под самым маленьким. Всё. Спрячь. Забирать будем на обратном пути. Так безопаснее. Не болтай. Идём.

Раубриттер стоял в окружении воинов, прислонившись спиной к возку. Солнце ослепляло его, он щурил свои примечательные глаза. Настолько светло – голубые, что почти прозрачные, как лёд. С чёткой чёрной каймой по краю радужки, черным сузившимся зрачком в центре. Такой взгляд увидишь, никогда не забудешь. Он пронзает, как игла. Редкая, редчайшая мутация. Причём, чтобы её сохранить в потомстве нужно, чтобы пара была только с голубыми или светло – серыми глазами. Господин бургомистр из будущего и господин приор из прошлого точно с такими глазами. Чем чёрт не шутит, когда Бог спит. Тем более медальон с портретом муттер разбойник хранил. Привезу в монастырь глазастика, пусть разбираются.

Процедуру провели, Еппелейн, спаси Господи душу его грешную, дал слово чести дворянина, свой меч поцеловал, что не сбежит, и выплатит выкуп, по возвращению. Ему тут же дружно все поверили, развязали руки – ноги. Наивные люди. Он побежал, прихрамывая за возок. Простите меня за мой французский, но я фигею со здешних законов. Только что был подлец, негодяй, преступник… Бац! Поклялся, денег пообещал – почётный пленник! Разбойники и воры, вовремя подженились, нате вам пожалуйте – честные обыватели!

Лошадки раненые получили ветпомощь от Рудольфа, он клянчил спирт, но я не дала. Обошелся мазью и дополнительной порцией овса. Будут бежать рядом налегке. На их место впрягли двух оставшихся в живых разбойничьих коней. Смески, чувствуется кровь фризов. Крупные, пятнистые, худые, немного покормил их Руди. Также как и людям, кто плохо питался, голодным коням сразу досыта есть не дают. Небольшими порциями, но часто. Туши четырех коней майндорфцы на колбасу переработают. Тут, прямо у дороги оставим трупы людей, в уплату за мясо их закопают деревенские. Это мне Людвиг объяснил. Если есть возможность, даже врагов отпевают и хоронят. Верующие люди.

Ночевать будем в замке фон Леманнов. Он пограничный, от деревни час езды. Всё по пути. Счастье то какое! Ночевать в замке, на кровати! В хорошо протопленной комнате. Лохань с горячей водой, пища вкусная, беседа…

– Леа, как там раненый? Лежит?

– Весь возок хаггенцам пропердел, до ветру просится.

– Вот некстати. Пусть два товарища помогут ему выйти, правой ногой не шевелить! Скоро едем, Леа. В замке ночевать будем.

– Неужто? Слава Богу, отдохнёте, как следует. Раненых оставим?

– Пожалуй, да, оставим. Не до них в дороге.

Примерно через полчаса проехали через подъёмный мост замка верховые. После подробного допроса нам открыли высоченные дубовые ворота с медными заклёпками. Далее узкий проход, поднимается решётка. Открылся вид на фасадную часть. Настоящий замок, со всеми атрибутами, грозный и величественный. Не то, что добротный большой дом – крепость в Мюнне. У нас даже крепостных стен не было, рва, моста. Забором внутреннего двора служили каменные хозпостройки по периметру. Репутация бедного баронства, у которого нечего толком пограбить была вместо высоких крепостных стен. История, когда захватчиков в постельках зарезали, тоже помнилась. Всего двести лет прошло. Памятуя о спасительном ходе, предки не особо вкладывались в безопасность здания. Свои шкурки спасут и ладно. Крестьяне, прислуга, обречены. Кто не спрятался – я не виноват. Так себе позиция. Даже для Средневековья. Нужно исправлять.

Весь обоз заезжал в огромный двор еще полчаса. Строились рядком. Лошадей будут выпрягать, кормить, поить, чистить. Раны обработают. Заночуют в просторной конюшне. Людвиг распоряжался совместно со старшим конюхом фон Лемманов. Вот и они. Хозяева вышли встречать гостей на крыльцо. Не всех. Только меня. Ради остальных никто из них бы не пошевелился.

Невысокого роста, круглолицый и носатый пожилой мужчина, глава семейства. Три взрослых мужика с жёнушками. Сыновья старшие. Пара недорослей, лет пятнадцати – шестнадцати, несостоявшиеся рыцари Верены. Юница лет тринадцати. Сестрёнка Хильды. Пять сыновей, две дочери. Очень богатое семейство: столько взрослых детей. Дородная высокая дама, в мехах, мать семейства, приветливо улыбается. Как её? Розанна. Одеты все дорого – богато, словно сами в гости собрались.

Меня встречают в соответствии со статусом – первая сваха графства, не просто знатная девушка. Даже грамота от правителя имеется, что подательница сего, именуемая, титулуемая, и так далее, наделена полномочиями поиска женихов и невест для знатных семейств графства. Оплата по договорённости. Трудоустроилась, работа почти по специальности.

Здесь четыре холостых объекта проживают, крайне нуждающиеся в моих услугах, в том числе Хильдегард. Поэтому в замок меня ввели с помпой, и почтили сборищем всей прислуги. Штат не меньше сорока человек только в замке, еще есть дворовые слуги. Сколько народу кормится при хозяйстве. За руку я вела дядю, сзади неотлучно следовала Леа, как порядочная горничная. Нас быстренько определили в трехкомнатные покои. Хозяйка, госпожа баронесса Розанна фон Леманн, лично проводила. Рядом стояла экономка готовая выслушать пожелания. Всё было готово: горел камин, застелена огромная кровать, в мыльне натоплено, большая бочка, с сидушкой внутри, парила. На столике у окна большой кувшин с горячим питьём и бокалы. Когда успели?

– Дорогая, располагайтесь. Приводите себя в порядок. Отдыхайте, до ужина ещё три часа. Если хотите кушать сейчас, вам принесут.

– Кушать, кушать. Тётя, дай булочку! И пирожок!

Молодец, Вальдемар, выручил. Не ели со вчерашнего вечера, утром покойники весь аппетит отбили. На обед не останавливались, раз рядом место расположения.

– Сейчас принесут, Вальдемар, всех покормят. Устал наверно в пути?

– Ножка болит, головка болит, устал.

– Я пришлю хорошего слугу, он поможет вашему дяде помыться. Покормит, присмотрит. Чтобы Вы Амелинда смогли полноценно отдохнуть. Знаю, как выматывает зимняя дорога, но летом другие трудности.

– Спасибо огромное, уважаемая госпожа Розанна! У нас в обозе раненые, два человека. Пленник знатный. Старший обоза предлагает вашим крестьянам забрать туши лошадей у дороги. Разбойников надо похоронить…

– Я всё уже знаю, не беспокойтесь. Соответствующие распоряжения уже отданы. Забудьте обо всём и просто отдыхайте. До встречи за ужином.

Слова хозяйки замка бальзамом на душу. Буквально минут через пять слуги занесли наши дорожные сундуки, точнее чемоданы. Следом горничные принесли два подноса с перекусом. Пирожки и булочки тоже были. Один из слуг остался « присмотреть» за дядей. Леа покопалась в чемоданах, достала необходимые вещи, мы пошли в мыльню.

Предварительно обмыла самые «ароматные места» в тазике. На бочку горячей воды в замках очередь грязных тел. Проще и экономнее в мыльне из ковша полить, помыться . Но разве может сравниться быстрый душ с ванной? Совершенно разные ощущения. Душ – гигиена, ванна – релакс. «Вода! Ты не есть непременное условие жизни. Ты – сама жизнь!». Всепроникающее, мягкое, поддерживающее тепло. Оно доходит до каждой клеточки, и ласкает измученное постоянным холодом тело. Чувствуется аромат хвои. Леа подливает с края горячую воду ковшом. Моет мне голову, трёт тело мочалкой. Нам дали кусок кастильского мыла. Я подчиняюсь, подставляю фрагменты моей измученной тушки, хотя всегда мылась сама. Сейчас нет сил, никаких сил. Ополаскивает волосы, потом всю меня. Вряд ли девушка устала меньше чем я, а ведь у неё впереди работа горничной до конца дня.

– Леа, мыться будешь?

– С радостью, если позволите, после господина барона.

– Еще чего не хватало, после вонючего мужика мыться. Выхожу, помоги, сразу полезай.

Радостно пискнув, девушка быстро скидывает одежду на лавку. Не смущаясь наготы, осторожно поднимается по ступеням, слышен плеск и счастливый вздох. Леа совершенна. Прекрасна, словно юная Афродита. Тяжкий труд и роды не успели оставить своего клейма на теле. Хорошо, что не совершила самоубийство, всё перетерпела. Этот гадкий, жестокий мир нуждается в красоте больше, чем голодный в куске хлеба.

– Милая, скажи мне, как у тебя любовь с Гансом, есть?

– Он любит меня, я так ему благодарна, что увёз из Берга.

– Ты его любишь? Если без благодарности, что ты к нему чувствуешь? Пока я сушу волосы, ты моешься, расскажи о ваших отношениях.

– Забавный, умом мальчишка ещё совсем. Правильно Илма говорит – Гансик. Он всего на год моложе меня, а такой …маленький. Сестра Илмы вышла замуж в Берг, с нами по соседству живёт, раза три он с матерью приезжал. Добрый, работящий. Как то подарок привёз, милой назвал, сказал – подрасту, посватаюсь. Я всё смеялась. Сватайся, говорю, вдруг соглашусь. Потом схитили меня. Дальше, госпожа, Вы всё знаете. На суде я рассказала. Повторять не хочу. Поэтому он мой спаситель.

– Я тебя германским языком спрашиваю – замуж за него хочешь? Любишь? Что ты виляешь, ровно собака виноватая хвостом!

– Нет. Не хочу. Не люблю. Деваться некуда. Пойду, если возьмёт снохой меня Илма. Обидеть его тоже не хочу.

– Надо было с этого начинать, с правды. Пока работай, присмотрю я тебе мужа. Или я не графская сваха? Ганс не пара тебе, но парень молодец. Хороший защитник растёт. Илма житья вам точно не даст, попрекать будет. Тебя на сторону надо пристроить, подальше. Никто не знает, будто и не было. Легче забыть, жить без груза на душе.

Я подлила горячей воды в бочку, Леа выпучила глаза от такой господской заботы. Или от кипятка?

– Долго не сиди. Ещё дядю купать надо.

Надела на камизу тёплый шерстяной халат, натянула вязаные гольфы, платок на голову. В каменном замке если температура восемнадцать, то это жара. В общей комнате молодой парень с достоинством мне поклонился, продолжил помогать справиться с курицей Вальдемару. Он ножом резал кусочки мяса, и подавал ему, видимо опасаясь доверить острый предмет «ребёнку».

– Берт, покормишь его, выйдет горничная, помоги дяде с купанием. Много пусть не ест. Ужин впереди. Я хочу поспать хоть часок, надеюсь на тебя.

– Госпожа, присмотрю. Я двух братьев без родителей вырастил. За общим столом он сидеть будет тихо? Или отдельно ему ужин накрыть?

– Линда, хочу со всеми! Хочу! Я хороший. Вальдик хороший!

– Слышишь, Берт, обещает вести себя хорошо. Если будешь шалить, не дам сладкого, понял? Всё, последний пирожок. Нам оставь, обжора!

Полежала полчасика. Нет, сильно клонит в сон. Мне собираться пора, на первый ужин в гостях. Памятуя слова наставницы : «За ужином благородная девица должна быть…», решила тряхнуть гардеробом. Моё единственное парадное платье претерпело трансформацию. Леа быстренько отстегнула изнутри боковые вставки в разрезах юбки и узкие рукава. Длинная зимняя камиза тонкой шерсти – это комбинация сорочки сшитой с лифчиком. Панталоны, колготки. Юбка нижняя шерстяная. Поверх неё киртл одела светло – серый шелковый с нежной вышивкой незабудками. Шерсть и шёлк. Искрит, антистатика нет. Сверху черное бархатное котарди. Никаких мехов и шлейфа. К лифу слева ниже плеча пристегнула брошь розу. Поскольку я девица мерзлявая, а заплетённые волосы чуть влажные, набросила как покрывало на голову треугольную кружевную косынку, она же бывшая вставка от котарди. Закрепила серебряным обручем с камушками красными. Получилось строго, красиво, богато. То, что надо. Мои бурки послужат туфлями. Полы в огромном замке ледяные, а мне не танцевать. Оделась полностью сама. Горничная только подавала и поправляла. Посмотрелась в бывший ноут. Добавила капельку макияжа, специально по косметической науке, немного меня старящего. Помада коричневатая, румяна терракотовые. Для солидности. Положение обязывает.

Нас пафосно объявили. Я зашла с Вальдемаром, держа его за руку, как ребёнка. Наши глаза и уши, выдернул ладонь, поскакал за нижний стол, подвинул двух служанок и сел рядом с ними. Уже работает. Проследовала дальше к верхнему столу, моё место рядом с хозяйкой, как почётной гостьи. Не зря возилась с нарядом. Семейство при полном параде, аж глаза режет от красок и блеска. Для меня старались. Приятно. Женская часть впилась в меня жадными взглядами. Котарди без шнуровки, сидит как влитое. Необычно, цвет черный, но внимание на себя тянет больше чем их попугайные расцветки. Разглядели розу, смолчать не смогли. Даже мужчины.

– Откуда такое великолепие?

– Восхитительно! Божественно, прекрасно!

– Высокое мастерство. Не Гамбургских ли златокузнецов работа?

– Я польщена столь высокой оценкой трудов нашего кузнеца Виктора, его подарок. В рыцари ко мне напросился.