скачать книгу бесплатно
Как тараканы разбежались с кухонного стола, и нет ничего.
Правда, закончил институт с красным дипломом. Фиктивно оформился на работу инженером по строительству в совхоз «Красный луч», да так больше в конторе-то и не появлялся.
Непонятно зачем женился на красавице Циле Гурвич, и родила она ему очаровательную дочку Леру. Купил Андрей для них двухкомнатную кооперативную квартиру на Цилино имя. Но увёл Цилю вместе с дочкой какой-то милицейский полковник и увёз далеко на Урал, в холодный город Серов, пока мотался Андрей по области, асфальтируя бесчисленные и бесконечные сельские дороги.
С мамой отношения не складывались, она также, хотя и молча, винила Андрея за смерть отца.
Зато забил он в те годы всю свою городскую квартиру книгами, которые не читал, но так было модно. Вдоль всех стен стояли стеллажи, и на них тысячи корешков. Лёвка Бородич сам приносил ему, что считал нужным, а Андрей только платил. Правда, очень редко он доставал Чехова, садился в кресло и хохотал как дурак, читая «Сирену» или «Глупого француза».
Работа отнимала очень много сил и времени. За зиму надо было составить сотни смет, десятки договоров, объездить многие районы области. Весной – выбрать все материалы по фондам, установить отремонтированные микрозаводики на точках, проинспектировать и проинструктировать все двадцать с лишним бригад. Всё лето – тотальный контроль. Осенью – разборки и разводки: всегда кому-то чего-то недоплатил, но тут подключался дядя Савелий – и всё утрясалось.
Раз в неделю, обычно по субботам, Ворошилов оттягивался. В ресторане «Москва» в эти дни мест не было – столики все заказаны, здесь собирались погулять цеховики, жулики всех мастей и мажоры – золотая молодёжь начала восьмидесятых.
Швейцар и официанты шапку ломили, когда появлялся Ворошилов. Его знали и привечали все – «кормилец». Первый звоночек прозвенел там, в «Москве», – Андрей его не расслышал. Это потом уже на зоне он вспоминал, как Марик Смоленский, который учился с ним в школе, но на год старше, встречал его с рюмкой водки, стоя посреди зала. У Марика было несколько пошивочных подпольных цехов в Прибалтике, где-то в Кемери да в Булдури, в подвалах там шились джинсы. Потом эти джинсы продавались во всех главных универмагах Поволжья от Ярославля до Астрахани. Так вот – как-то раз Марик, стоя посреди зала, встречал Андрея.
– Андрей, ты совсем забурел или с ума сошёл. Живёшь, как хочешь.
– Да, я живу, как хочу.
– Андрей, а ведь ты никогда хреново-то не жил.
– Нет, я никогда хреново не жил.
– Андрей, а ведь тебя посадят, – сказал он ему, почти прошептал на ухо.
– Добрый ты, – откликнулся Ворошилов. – Да никогда!
– Посадят, – повторил Марик. – Ты страх потерял. На такой машине да с такими номерами тебе ездить нельзя!
– Да пошёл ты! – отмахнулся Ворошилов.
Он действительно купил через один богатый колхоз для себя почти новую черную «Волгу» и поставил на неё номера с тремя нулями. Милицейские сержанты и лейтенанты отдавали ему честь, а Андрей любил, вальяжно вывалившись из-за руля, подойти к ним и, тепло обняв, поинтересоваться здоровьем детей и родителей.
Еще одним развлечением, которое буквально захватило Ворошилова в этот период, стал видеомагнитофон.
«Джи-ви-си-3300»! Эта игрушка, по стоимости сравнимая с автомобилем или кооперативной квартирой, стала появляться в самых богатых и продвинутых домах. Но такие фильмы, как «Греческая смоковница» или «Эммануэль», о которых ходили легенды, были только у Андрея. Лёгкая и красивая, по мировым меркам, эротика были чем-то запредельным для серой жизни большинства. Он изредка устраивал теперь у себя дома просмотры для избранных, на которые приглашал девчонок из Главснаба, лучших друзей и нужных людей. Правда, нужные люди на такие вечеринки предпочитали не приходить, но звонили Ворошилову сами и договаривались об отдельной встрече.
Ворошилов на такие встречи приходил, приносил свой чудесный аппарат, кассету с новым фильмом и подробно объяснял, какие кнопки нажимать.
Новые фильмы появлялись у него регулярно. Витя Калязин, командир областного студенческого отряда, каждый год числился у Ворошилова бригадиром одной из армянских бригад и получал исправно за это денежки. Вот Витя-то и пригласил однажды Андрея попариться в загородной бане вместе с комиссией из ЦК комсомола, а там и познакомил его со своим другом Димой Благолеповым, директором бюро международного молодёжного туризма «Спутник». Андрей умел дружить, и Дима стал его постоянным поставщиком новых замечательных видеофильмов. Андрей платил – не стеснялся.
Семь лет – как корова языком…
Андрей был в Москве, в главке – вопросы решал, когда ему сообщили, что Иван Иванович умер. Умер, как положено большому человеку: у себя в кабинете за рабочим столом ночью. Уборщица утром обнаружила.
Ворошилов успел только на похороны. Тут он сразу почувствовал, что что-то изменилось: и люди с ним холодно здоровались, а кто-то и не узнавал, и на поминках он оказался не с обкомовскими, а в ресторане, пусть и среди друзей Ивана Ивановича, но не с теми. Дядя Савелий подошёл к нему в вестибюле:
– Ну что? Закатилось твое солнышко? Погрелся – и хватит!
– В смысле? Что ты имеешь в виду, дядя Савелий?
– В смысле? А в том смысле, что краёв ты не видишь. Когда живёшь – край надо видеть. А ты? Ну да проехали. Если что – стучись.
На поминках Андрей увидел и Володю Варнакова. Тот тоже подошёл.
– Ну что, Шило? Теперь под меня пойдёшь? Пожировал!
– Да ты что, Володя? С чего это? Как работал, так и работать будем.
– Нет, Андрей! Семь лет ты сметану ел, а мне кости с ливером. Не понимаешь, что ли? Через две недели всё перевернётся. Подумай.
Действительно: через месяц или полтора Ворошилов реально стал замечать, что вокруг него всё рассыпается. Одни председатели колхозов засобирались срочно на пенсию, других стали спешно переназначать, тот провалился под лед вместе с машиной на переправе через Волгу, этого застрелили на охоте. Кошмар! За зиму заключил пять договоров вместо двадцати обычных. Правда, все очень хлебные. Один только в Ветлужском районе чего стоит. Правда, щебёнку туда можно протащить только весной, баржой по Ветлуге, по паводковой, большой воде. Значит – грузиться в Касимове надо первому в апреле. А до этого – надо очень многое сделать.
Решил Андрей перебраться на постоянное жительство в Москву.
Это очень хорошо, что Москва так любит деньги! Всё можно решить. За два месяца – образовался фиктивный брак с какой-то сорокалетней вдовой (обошёлся в тысячу рублей), московская прописка, потом развод, покупка кооперативной квартиры, тройной обмен – и к лету Андрей Ворошилов стал обладателем трехкомнатной «сталинки» на Смоленской набережной. Сделать ремонт и обставиться – это планировалось к осени.
В Касимове всё обстояло значительно сложнее. Варнак приехал туда загодя с большой кодлой товарищей за неделю до открытия навигации, только лёд сошёл. Опоздал Ворошилов со своим компаньоном и бухгалтером Эдиком Брагинским, да какой он компаньон, да и не бухгалтер – так, скорее, прихлебала, бывают такие, что таскаются за мешком с деньгами.
Столкнулись в местном Доме колхозника и встрече оба не обрадовались. Но дело есть дело, и договорились на вечер: за бутылочкой коньяка всё полюбовно порешать. Полюбовно не получилось: Варнак, даже не открыв бутылку, заявил:
– Пока я весь свой щебень не заберу, ты, Шило, ни о чём даже не мечтай.
– Володя, ты что? Мне надо одну баржу по большой воде протащить по Ветлуге, – попытался Андрей перевести разговор в мирное русло. – Где же твоё «полюбовно порешаем»? Мне только одну баржу, я её уже из затона Жданова сюда привёл.
– Шило, как я решил, так и будет.
Брагинский попытался было рот открыть, но Андрей хлопнул его по плечу
– Пойдём, Эдик, не о чём тут говорить.
По телефону дядя Савелий выслушал Андрея внимательно, но о подробностях не расспрашивал.
– Вот так, Андрей, тяжело тебе будет. Ну да я старых друзей не бросаю. Да и ты, видимо, помнишь. Приедут к тебе завтра двое помощников. Делай всё, как они скажут.
Помощниками оказались старый товарищ Андрея Арсен и огромный грузин совершенно бандитского вида Гурам, который так коверкал слова, путая падежи и спряжения, что можно было со смеху покатиться, но внешность не позволяла. Брагинского послали договориться о встрече на вечер.
Встречались в Доме колхозника, в большом шестиместном номере, который занимал Варнак со своей кодлой. Посредине комнаты стоял стол с обильной выпивкой и невзрачной закуской: ну какая может быть закуска в Касимове в апреле месяце. Решили заранее, что говорить будет Арсен, а Гурам будет стоять рядом с топором в руках. Он ещё днём купил его в местном магазинчике и сходил на рынок – наточил.
Андрей вошёл в номер за Арсеном и Гурамом и тут только понял, в какую идиотскую и мерзкую историю он вляпался. И моментально взбесило его ещё то, что исправить уже ничего нельзя. Варнак сидел во главе стола, развалившись как барин, и вертел в руке толстую восьмидесятиграммовую золотую цепь, которая обычно украшала его загорелую жилистую длинную кадыковатую шею.
– Ну, что, чуваки, выпивать будете?
Арсена, похоже, даже не смутила бравада Варнака.
– Уважаемый, я к тебе приехал по просьбе дяди Савелия.
– Знаю я дядю Савелия и уважаю его.
– Так вот…
И тут Андрей, взбешенный наглостью Варнака и ощущая всю свою второстепенность в этой сцене, взял из рук Гурама топор и, размахнувшись, засадил его в столешницу, попав ровно между указательным и большим пальцами хозяина стола, разрубив при этом его золотую цепь.
– А мог ведь и по руке попасть, – съязвил Эдик Брагинский. Но по голосу было понятно, что он здорово напуган.
– Промахнулся! – с легкостью и иронией ответил Андрей. Ему действительно почему-то стало легко.
– Завтра всэх чтоб нэ одын нэ выдэл. Порублю! – заявил Гурам. Он вытащил топор из столешницы, взял обрубок золотой цепи, и, повертев его, бросил назад с возгласом «вай!», а вместо него зацепил двумя пальцами со стола бутылку коньяку.
– Варнак, мы выполняем просьбу дяди Савелия, тут ничего личного. У подъезда стоит наше такси. Если хочешь, можешь уехать на нём. И лучше, если вы все уедете сегодня. Приедешь за своей щебёнкой через два дня. И ещё – лучше для тебя будет, если ты всю сегодняшнюю историю забудешь.
Уже на улице, закурив и подозрительно сощурившись, Арсен обратился к Андрею.
– Не ожидал от тебя. Правильный ты пацан, дерзкий. Если на зоне когда случатся проблемы, скажи, что за тобой Рамо стоит. Гурама под таким погонялом весь Союз знает.
– А зачем мне ваша зона?
– Ну, не зарекайся.
…Так и просидел два дня с топором в руках на куче белоснежной щебёнки, которая горой завалила маленькую баржу-самоходку. Пришлось всё брать под свой контроль – капитан с матросом попытались отнекаться от неприятного рейса, видно, прознали что-то про историю в Доме колхозника и про жёсткого заказчика.
Так и дремал на мерзлой щебёнке в ватных штанах, ватнике и зимней шапке, подложив топор под бок и посасывая водку. Шесть бутылок выпил. Взял десять, а выпил только шесть. Не помогло – воспаление легких подхватил, надо было все десять выпить.
Кровью начал кашлять. Таблетки, больницы – все не впрок и все не в срок. Наряды и приёмные акты осенью подписывал Эдик. Деньги в большом портфеле привёз в больницу.
Андрей открыл его и посмотрел на банковские упаковки.
– Ну, что? Сколько скрысятничал?
– Андрей, ты что? Ну, две тысячи – вроде бы заработал? А?
– Побожись!
– А какому богу я божиться стану? У вас один, а у нас другой. И наш разрешает нам обманывать иноверцев, когда речь идёт о деньгах.
– Не юродствуй! Всё, надо вставать и заниматься главным делом – разнести денежки кому сколько полагается.
– А давай я всё сделаю. Ты только скажи – кому сколько.
– Нет, Эдик. У тебя и не возьмут. Это самое большое искусство всех времён и народов: кому, сколько и как занести. Кто это знает и умеет, тому все двери открыты. И князья татарам платили, чтобы спокойно жировать, и губернаторы – царским министрам, и князьки всех колоний – королеве Англии. И все готовы были платить, да не у всех берут. Так что это – моё личное дело.
Всё прошло – чин чинарём, если бы не разговор с Сергеем Юрьевичем, той «капелькой ртути», тем колобком, который был помощником Ивана Ивановича. Он снова был помощником, но уже начальника Стройкомплектснаба, и снова сидел в маленьком кабинете без номера и без таблички. Он небрежно принял от Ворошилова пакет, молча указал ему на стул и, повернувшись спиной, стал разбалтывать в двух кружках растворимый кофе.
– Андрей, я знаю, что у тебя был тяжёлый год. Он у всех был тяжёлый из-за смерти Ивана Ивановича. Все карты перемешались, вся колода. Не у всех всё получилось так, как хотелось. Но! Если ты хочешь соскочить, то прежде крепко подумай. Очень крепко. Мы тоже будем думать.
– Кто это «мы»?
– Мы – это Родина. Мы с тобой – это и есть часть нашей с тобой Родины. Это не высокие слова. Я их сам не люблю. Но ты – в обойме. К тебе сами придут и позовут, и предложат. А просто так уйти? Ты же профессиональный «катала». Ну разве позволительно вот так просто уйти из-за стола с выигрышем, если остальные готовы играть? Нет! Поэтому очень серьёзно подумай. Подумай о Родине: от неё не убежишь! Наша Родина – Россия, а она, Россия, просто так никого не отпускает, это очень серьёзный и сложный организм, который ещё никто понять не смог. Россия – это не страна, не государство, а неопознанный пока геополитический институт, возможно даже одушевлённый. Эдакий Солярис. Надо всегда думать о ней, о России.
14
Андрея арестовывали в Москве, в его новой, шикарной, богато обставленной квартире под Новый год, в тот самый момент, когда он ждал к столу своих новых московских друзей, пора было такими обзаводиться. При обыске изъяли пятьсот тысяч рублей. Бес попутал – свёз в новую конуру все старые заначки!
– Андрей Сергеевич, а ведь по нашим подсчётам должен быть миллион или только чуть-чуть поменьше, а? – уважительно, беззлобно, но всё-таки подначивал майор КГБ, который как бы только присутствовал.
Обыск проводили милицейские: майор и капитан. Оба из УБХСС – Ворошилов их даже где-то, казалось, встречал. Но не верилось в реальность происходящего. Андрей не понимал, как себя вести: орать, кричать, жаловаться, грозиться, плакать, кому звонить, кого просить о помощи. Да и разрешат ли ещё позвонить-то? И зачем здесь КГБ? Значит – его подозревают в каком-то особом страшном преступлении, о котором он – ни сном ни духом…
– Андрей Сергеевич, тут всё надолго. Они ведь ещё, может, надумают купюры по номерам переписывать. Может, деньги фальшивые! Поставьте чайничек да заварите лучше чайку, поболтаем.
Этот комитетчик всю дорогу приставал к Андрею, а к обыску как бы и отношения не имел. Послать бы его подальше – но у Андрея не было никакого желания бороться, сопротивляться, даже спорить. Такое безволие, такая апатия наполнили его. На такое развитие событий он не рассчитывал. Всю жизнь он готов был к борьбе, к соперничеству, ожидая неприятностей с любой стороны, но только не здесь и не сегодня. Значит – где-то он совершил просчёт. Но искать его сейчас – нерационально. Потом.
Чай комитетчик заварил сам, но чашек налил две: себе и Андрею.
– Ну вот, уже хозяйничать начинаю. Присаживайтесь к столу, Андрей, поболтаем, пока без протокола. Меня зовут Владимир Владимирович, фамилия Носочников. А происходящее здесь сегодня означает одно – вы больше никому не нужны. У этих ребят из БХСС работы выше крыши: базы ОРСа, склады, заводы – а тут вы с какими-то взятками. Пока вы строили дороги, вы делали нужное для страны дело, и вам прощались мелкие ошибки, просчёты и даже должностные преступления. Обо всех о них нам было известно. Хотя вы и дразнили гусей, когда прикуривали в ресторане от червонцев. Но дело-то делалось – сотни километров дорог построены. А теперь – что? Ты понимаешь, что тебя ждет, Ворошилов? Фамилия-то какая! В общих чертах обрисовываю: поможешь нам нескольких председателей колхозов оформить, отделаешься легким испугом и конфискацией. Будешь правильно себя вести, а как – я тебе не советчик, – и жизнь твоя продолжится в правильном направлении. Я только наблюдать буду. Будешь из себя мученика строить – припомним и распространение порнографии, и растление несовершеннолетних. У тебя ведь «Греческую смоковницу»-то смотрели девочки – школьницы пятнадцатилетние. Да и доллары ребята уже нашли у тебя. А ведь это уже 88-я статья УК – расстрельная! Зачем тебе доллары? Ты что, за границу бежать хотел? Тогда – это уже наша работа. Теперь понял – почему я здесь?
На суде Андрей вёл себя безобразно. Судей и следователей он называл сатрапами, свидетелей – прихвостнями большевиков. На каждом заседании у него начиналась истерика – он понимал безысходность своего положения и предопределённость приговора. В камере он себя успокаивал, просчитывал своё самое рациональное поведение, но равнодушный вид судейских тут же выводил его из себя. Единственное, что у него получалось: он не называл никаких фамилий, и он в лицо не помнил (действительно) никаких свидетелей. Когда же, непонятно зачем, упомянул фамилию одного уважаемого человека, до того не фигурировавшего в деле, – ответ был моментальным и недвусмысленным. На этом же заседании был допрошен новый свидетель, который показал, что Ворошилов собирался бросить гранату в окошко здания КГБ. Андрей потребовал провести психиатрическую экспертизу свидетеля, но про себя понял, что таких козырей, как этот новый свидетель, у обвинения более чем предостаточно.
Иногда он взглядом выхватывал из зала лица знакомых. Мать он видел только на первом заседании: она сидела отрешенно, не взглядывая на Андрея, и ушла, не дожидаясь окончания, независимо и не глядя по сторонам. Словно что-то совершенно не касающееся её происходило в этом мрачном и суровом помещении. Боря и Лёвка наоборот – приходили на каждое заседание, делали какие-то знаки Андрею, очевидно, желая его подбодрить. Арсен почему-то появлялся всё время с Эдиком, они всегда что-то оживлённо обсуждали, хихикали и часто выходили курить.
Областной суд, как и районный, подтвердил приговор: шесть лет общего режима с конфискацией имущества.
15
Мордовские лагеря известны на всю страну, их много, и они разные. Ворошилову, как он понял довольно быстро, повезло. Начальник следственно-оперативной части лагеря подполковник Семён Иванович Кривопузо очень любил богатых фраеров, фарцовщиков и «теневиков». От них он требовал только одного: чтобы они по мере сил и возможностей оплачивали своё спокойное проживание. Ну и потом – в основном они интеллигентные люди. Блатным он позволял жить по своим законам, но при условии, что они не трогают его «меценатов».
Андрея сразу же по прибытии отвели в оперативно-следственную часть, к куму. Тот встретил его радостно.
– Ну, что, Ворошилов, чаю пока не предлагаю – потом попьём. Я тебя на два слова: будешь греть зону – будешь жить, не будешь – и жизни у тебя не будет.
– Я пока не понял: велика ли моя зона и кого здесь греть надо.
– Ну, тогда хиляй в свой барак. Там тебя уже Багор ждёт – он тебе всё объяснит. А насчёт – кого греть? – рассказываю. Приезжаю я как-то к сестре в Москву в гости. По пути купил на базаре две груши больших, красивых для племяшек своих. Пока в сортир ходил да руки мыл, прихожу на кухню, а сеструшка моя уже вторую грушу уписывает. Я говорю: «Что же ты делаешь, зараза? Это же детям!» А она мне и отвечает: «Запомни, если мать будет сыта, дети всегда будут сыты!» Всё понял? Только денег мне не надо – мне порядок в зоне нужен. Свободен!
Серёжа Багор, смотрящий по зоне, был высокий, красивый, спортивного телосложения парень лет тридцати с вытатуированным на плече оскаленным львом.
– Проходи, Шило. Мы тебе тут шконку удобную уже освободили. Дядя Савелий за тебя попросил. Мы ему отказать не вправе. Располагайся, отдыхай, а вечерком за чайком расскажешь нам всё, а мы тебя поправим, если что. Да, и просьба у нас к тебе будет. Хотя у меня тут в хате – порядок, и если что – обращайся.
Не успел Ворошилов расстелить матрас и бросить пакет с вещами, как к нему уже подскочил вертлявый, дегенеративного вида мужичок, весь в наколках.
– Шило, а может, для знакомства – в буру на интерес? Заодно и познакомимся.
– Ты, Плесень, отстань от новенького. А то ведь он тебя и без клифта, и без порток оставит, да ещё заставит грязные трусы съесть. И зовут его Андрей, а для тебя вообще – Андрей Сергеевич.
– А ты что, Андрей Сергеевич, игровой, что ли?
– Да нет! Но сыграть с тобой могу. Дай только в себя приду да умоюсь. Давай лучше завтра, и стирки свои выкинь, нормальную колоду принеси.
– А у нас нет нормальной.
