скачать книгу бесплатно
Пока ели жареных цыплят и пили боржоми, дядя Савелий рассказывал анекдоты. Анекдоты были скучные, даже пошлые, но «дядя» так мастерски и актёрски исполнял интонации и акценты своих героев, вворачивал такие сложные, филологически непереводимые рулады, что Андрей невольно слушал.
Потом позвали официанта.
– Чайку крепкого свежего завари, бутылку водки, бутылку шампанского мне в номер отнеси. Да, дыньку – я сегодня на базаре хорошие, азиатские видел.
– Рынок-то уже закрыт.
– А ты сбегай – там на воротах сторож, наш человек. Пусть у кого-нибудь узбекскую получше выберет для меня и тебе через забор передаст.
Дядя Савелий жил один в обычном двухместном номере. У него не задержались, только по чашке душистого несладкого чая выпили. Ещё он передал Андрею небольшую папку, с какими студенты на лекции ходят, в ней лежали две банковских упаковки червонцев и три нераспечатанных колоды карт.
– Одну пачку червонцев разорви и сунь в карман. Колоду карт тоже можешь одну вскрыть, подержи в руках: играть, наверное, такими же будем. Я постараюсь выйти из игры часов в двенадцать, дальше работай сам. Марк никогда догола не проигрывается, у него может быть, по моим сведениям, до ста тысяч. Там с ним ещё один еврей будет, человек очень опасный, но осторожный – без команды он никуда не полезет. Будет он играть или нет – не знаю. Дольше, чем до трёх ночи, Марк играть не будет – устанет. Если я к этому времени не приду – спустишься ко мне в номер. Но я приду, я тебя не оставлю. На лапу не играем, играй чётко за себя, я знаю, что делаю. Что-то почувствуешь – проигрывай всё, в разборки не лезь, всё равно он будет наш. Сейчас за нами зайдёт Цыган, ты его видел, я с ним к тебе приезжал, и пойдём.
У Марка Ароновича был не номер, а настоящие апартаменты, трёхкомнатные. Андрей и не представлял, что такие могут быть в простой советской гостинице: большая приёмная-гостиная, в которую выходили спальная и кабинет. На столе – ваза с цветами, на подсервантнике – набор бутылок: виски «Клуб-99», ром «Бакарди», армянский хороший коньяк, «Столичная» водка, виноград, орешки, солёные огурцы.
– Марк, я тебя год уже жду, – протягивая руку хозяину, сказал дядя Савелий.
– Ну, так вот – дождался, я же деньги копил.
– Чего-то ты долго копил, раньше у тебя быстрее получалось.
– Барыши не те, сноровка не та, старый стал. Знакомь с помощником, да выпьем по единой со встречей. – Марк подошёл к бутылкам. – Я один раз за всеми поухаживаю, потом каждый обслуживает себя сам.
– Помощник! – эхом откликнулся дядя Савелий. – Это не помощник, а наша смена.
– А я думаю: что лицо знакомое? Твой папка – Сергей Анатольевич?
– Да! – удивлённо вскинул глаза Андрей, пожимая Гольдману руку.
– Умный человек, сильный, нужный. Дважды он мне помогал, всегда его добрым словом поминать буду. Привет не передавай, сам позвоню.
Когда уже сели за стол, из соседней комнаты, кабинета, вышел совершенно страшного вида человек, охранник Марка Ароновича, как его про себя назвал Андрей. В чёрной рубашке, глаза навыкате, расплющенный нос похож на большую бургундскую ракушку, и глянцевая лобная залысина до затылка. Он поздоровался только с Цыганом, налил себе рюмку, выпил и закурил, оставшись стоять рядом с бутылками.
В двенадцать часов дядя Савелий, проиграв пять тысяч рублей, встал из-за стола.
– Марк, я пойду. Что-то я сегодня не в форме. Сражайтесь вдвоём.
– Я тоже не против закруглиться. Ты как? – обратился Марк к Андрею.
– Я как все, – ответил тот и поднялся.
Выпили по рюмке коньяку, тепло попрощались.
– До завтра? – спросил дядя Савелий.
– День покажет, – откликнулся Марк.
Пока спускались этажом ниже, в номер к дяде Савелию, Андрей лихорадочно соображал, какой надо обладать квалификацией или мастерством, чтобы проигрыш распределить ровно пополам: по две с половиной тысячи Марку и ему.
В номере долго не задержались: Андрей положил папку с деньгами на тумбочку, а дядя Савелий достал из бумажника десять хрустящих четвертаков и протянул Андрею.
– Как договаривались: десять процентов от выигрыша.
– Но ведь…
– Ты получаешь сегодня десять процентов от выигрыша. Завтра позвони мне сюда в номер с трёх до четырёх дня. Если будем работать, я тебе сообщу.
На следующий день Андрей до дяди Савелия дозвониться не сумел.
10
Даже спустя много лет он не мог объяснить сам себе: что произошло с ним в ту весеннюю сессию на третьем курсе, когда он завалил три экзамена, и пересдачи ни к чему не привели, и он вынужден был взять академический.
Так никогда он и не сумел разобраться: что стало причиной, а что следствием того поражения, и почему он так легко его перенёс. То ли четыре поездки по вызову дяди Савелия в Киев и в Сочи, где ему пришлось работать в гостиницах, когда адреналин и ощутимый драйв от игры вполне компенсировали угрызения совести от десятка пропущенных лекций. То ли наоборот: обидно прочувствовав свою неполноценность по сравнению со своими однокурсниками, он решил активнее реализовать свой непонятный талант.
Тогда, две недели перед лекциями, он занимался как проклятый, вызубрил все двадцать шесть лекций по термодинамике так, что мог их переписать набело до запятой. Однако на экзамене уравнения Максвелла, которые попросил его записать профессор, оказались для него немыми и мёртвыми. Все эти роторы, дивергенции и операторы Набла, с которыми он мог легко общаться даже год назад, вдруг стали чужими. На экзамене он вдруг ощутил себя тупым, до него вдруг дошло, что он абсолютно не понимает, что стоит за латинскими и греческими буквами, которые он рисует в тетрадке совершенно автоматически. А главное – это понимал и экзаменатор.
А главное – это понимали друзья, Лёвка и Борис, которые его дожидались каждый раз после экзамена и даже не сочувствовали, и даже не жалели. Не было в них ни равнодушия, ни брезгливости, ни сожаления, а было понимание, что каждому своё.
Андрей очень серьёзно каждый раз готовился к переэкзаменовкам, он готовился к ним, как к соревнованиям: просил Бориса, чтобы тот погонял его по лекциям. Они занимались часами, но всё повторялось. Сидя перед профессором, Андрей отвечал, писал формулы, решал задачку и с ужасом понимал, что профессор не верит ему, не верит, что он понимает предмет.
Вместо того, чтобы задуматься над очередным вопросом преподавателя, Андрей пытался вспомнить: когда, в какой момент он утратил способность выстраивать в себе систему знаний. Даже если он сдаст сегодня экзамен, он не сможет вернуться туда, чтобы что-то исправить, и этот дефект останется в нём навсегда.
Но чуда не происходило: профессор ставил «неуд». Да и друзья не ожидали чуда: они, видимо, ещё раньше почувствовали то, что до Андрея стало доходить только теперь.
После сессии, несмотря на разнонаправленность результатов, все втроём по традиции отправились на несколько дней отдохнуть на Ветлугу – она звала. Ещё на первом курсе Андрей открыл для друзей этот заповедный край с рыбалкой и грибами, дремучими лесами и невиданными озёрами, песчаными пляжами и заросшими старицами. Была у них в этом краю и своя «точка», которую они облюбовали и куда приезжали два-три раза в год, чтобы посидеть у костра и поговорить о вечном. Вдалеке от ближайшей деревни, отрезанные от материкового берега заросшими провалами и оврагами, два холма, поросшие один дубами, другой соснами, спускались к большой песчаной косе.
Ловили рыбу, купались, трепались у костра, но впервые в воздухе, точнее в тональности отношений, витали напряжённость и обречённость.
После Ветлуги Андрей уехал в Сочи. Санаторий «Русь», вотчина четвёртого управления Совмина, поражал любого величием сталинского ампира, богатством тропической растительности и высокопоставленностью отдыхающих: простых людей тут не могло быть по определению. Андрей знал, что встретит в санатории и дядю Савелия, и своих компаньонов по работе, с которыми уже успел притереться в течение года: Арсеном и Лямой.
Арсен и Ляма тоже были игроками, точнее «каталами». Под этими кличками их знали профессионалы по всей стране; так же, как и их, Андрея уже знали нужные люди под прозвищем Шило. Андрей уже ездил с ними играть и раньше, а Арсен даже спас его однажды, когда в поезде пришлось работать в купе, и по ходу оказалось, что вместо «поросёнка», которого надо было обуть, против него играет бригада профессиональных шулеров. Тогда Арсен, узнав одного из игравших, рискуя нарваться на неприятности, сумел выманить Андрея в тамбур. Пришлось прыгать на ходу из поезда. В рваной рубашке, без пиджака, без документов, без денег на узловой станции Тихорецк пришлось долго искать таксиста, который согласился везти его за пятьсот километров в Сочи. Водитель сунул в свой карман в качестве залога золотые часы с золотым браслетом, которые всё-таки были, к счастью, у Андрея.
Встретившись в санаторском корпусе за завтраком с дядей Савелием, Андрей поделился своими проблемами, но старый жулик только усмехнулся и даже как-то лениво зевнул. Но через неделю, уж неизвестно какими путями, паспорт к Андрею вернулся.
Дядя Савелий любил обставлять игру, как праздник: нарядные гости, красивые женщины, шашлыки, вино, цветы, застольные хвалебные тосты. Потом как-то само собой всё утихает, сворачивается, посторонние очень вежливо отправляются догуливать на набережную или в ресторан. Остаются нужные люди, которые знают, для чего собрались и играют всю ночь. Очень редко проигравший требовал реванша, и тогда всё повторялось на следующий вечер, но уже были другие гости и другие женщины.
Мама прислала телеграмму в августе: просила позвонить. Звонил поздно вечером с главпочтамта: отца положили в больницу, должны делать операцию. Вот за всё лето один раз и слетал домой. Отец гулял по больничному парку и был свежей и бодрей, чем обычно, когда работал по двенадцать часов без выходных. Сказал, что никакой операции не будет и чтобы Андрей поехал к начальнику пароходства и заказал им с матерью билеты до Астрахани на конец сентября.
Вернувшись в Сочи, он застал дядю Савелия очень недовольным: надо было срочно лететь в Минводы, в Кисловодске уже ждал Арсен, а Ляма куда-то пропал, и Андрея нет.
Андрей был в Кисловодске на следующий день. Арсен встретил, обрисовал обстановку. Играли в храп, в гостинице, в номере у клиента. В первый же день оставили там полторы тысячи рублей. Раздосадованный Арсен, тщетно пытаясь скрыть кавказскую горячность, потребовал реванша. Клиентом был флегматичный здоровенный шахтёр из Кузбасса, непрерывно жующий грязный изюм из вазы, стоявшей на столе, – он согласился.
Однако на следующий день всё повторилось до копейки. Оставалось пятьсот рублей. Андрей не понимал, что с ним: он просто не фиксировал клиента, тот уплывал от него. Клиент оказался психологически устойчивей Андрея, и было впечатление, что он был готов к встрече с Андреем, точнее – он был готов встретиться с его удивительной способностью.
Всё встало на свои места на третий вечер, и уже утром, вернув своё и положив в карман ещё три тысячи чистыми, Арсен с Андреем были готовы ехать в аэропорт Минводы, когда к ним заявился Ляма.
– Дядя Савелий велел мне срочно ехать к вам. Говорит, что вы чего-то задерживаетесь. Я на такси шестьсот верст пропорол, тугрики вам привёз.
– Всё в порядке, Ляма, – ответил Арсен, – мы уже в аэропорт едем. Поехали с нами. Я на такси трястись не хочу: меня вырвет.
– Так я жрать хочу.
– В аэропорту пожрёшь, там ресторан хороший. На всякий случай лучше побыстрее отсюда свалить.
Билеты до Адлера купили легко: деньги делали своё дело исправно. Но вот ресторан был закрыт, и туалеты были закрыты. Не было воды, и дикторша по радио постоянно твердила, что туалеты будут открыты через час.
Андрей купил в киоске «Огонёк» и устроился на диване рядом с буфетной стойкой, пока друзья его отправились куда-нибудь побрызгать, да и есть по-прежнему хотелось.
Он удобно устроился, положил рядом свой английский огромный портфель из жёлтой кожи и открыл кроссворд. Не успел он вписать и пары слов, как к нему подошёл солидный мужчина лет сорока в болоньевом плаще с небольшим чемоданчиком в одной руке и со «Спидолой», модным переносным радиоприемником, в другой.
– Вы позволите рядом с вами?
Андрей положил свой портфель на колени. Незнакомец снял плащ, обстоятельно свернув, аккуратно уложил его в такой же болоньевый пакетик и, усевшись, начал крутить ручки приёмника. По всему было видно, что он не очень хорошо представлял, что и как в нем надо крутить.
– Вы не знаете, как ловить «Голос Америки» или «Немецкую волну»? – обратился он к Андрею.
– А вы поставьте его на двадцатипятиметровый диапазон, они все там, и «Би-би-си» там же. Только лучше ловить вечером – сейчас вряд ли чего найдёте. А ещё лучше чуть-чуть переделать и установить в нём девятнадцати- и шестнадцатиметровые диапазоны. Там всё чище и надёжнее ловится. А приёмничек-то новый покупали или ворованный? – чуть-чуть ёрничая, ляпнул Андрей.
– Молодой человек, следите за собой. Я – полковник.
– Извините меня, пожалуйста.
– Вообще-то вы почти попали. Не нужна мне эта «Спидола». Случайно она мне досталась: в карты я её выиграл. Всё играли с соседом по копеечке да по копеечке, тут перед отъездом решили по-взрослому. Вот он и остался без приёмничка, – полковник хмыкнул. – Мы в части с офицерами совсем по другим ставкам играем.
Андрей посмотрел удивлённо на полковника, а внутренне напрягся.
– А продайте тогда мне приемник, пожалуйста. Я к родителям в гости еду, а им очень хотелось такой. У нас в магазинах не продают.
– Ну как же я его продам? Он же мне не за деньги достался. Я могу его только проиграть. Вы играете в карты?
– Ну, иногда, в общежитии, в институте.
– А в какие игры?
– Да обычно в свару или в покер.
– Хотите сыграть?
– Да можно. Всё равно до самолета ещё три часа. Только где?
– Вон в скверике на скамейке под акациями. Кстати, отсюда всё равно надо выбираться, тут такая духота. Кстати, как вас зовут?
– Андрей.
– Василий Иванович.
У ларька «Союзпечати» на первом этаже, где новые друзья покупали карты, к ним неожиданно подошёл Ляма.
– Лёва, вот познакомься – Василий Иванович, полковник. Не хочешь с нами перекинуться в картишки, в свару? До самолёта ещё ждать-пождать!
– Да я чего! У меня и денег-то нет. Семь рублей осталось.
– Ну как знаешь. Хочешь, я тебе дам тридцать рублей взаймы? А там посмотрим.
– Не знаю… Ну, давай, пойдём.
Василий Иванович ничего не заподозрил. И все трое отправились искать скамейку под акациями в дальней аллейке.
Всё оказалось, как и ожидалось: скамейка, три ящика из-под пива, полковник расстелил свою толстую газету «Неделю». И вдруг объявил, что никаких «по копеечке», будем играть по-взрослому: в кон – «по рублю». Ребята не возражали. Полковник курил свои папиросы, Ляма – «Столичные», Андрей грыз тыквенные семечки.
Как-то очень быстро на газете стали появляться не трёшки с пятёрками, а червонцы с четвертаками. Ляма взял сразу две приличных свары, и у него на кармане шевелилось около пятисот рублей – деньги были в основном Андрея. Тут Ляма неожиданно встал и объявил:
– Я пойду пирожков куплю. Жрать – умираю, хочу.
Вернулся он быстро. В огромном газетном кульке у него лежала целая гора жареных пирожков с требухой, один из которых он радостно уминал. Ляма положил газетный кулёк на ящик и уставился на играющих: на развёрнутой газете возвышалась гора денег.
– Свара у нас, самая настоящая, – объявил полковник, – у меня – двадцать девять и у него – двадцать девять. На кону – три тысячи! Тебе бы, Лёва, вариться, да нечем.
Ляма задумчиво жевал пирожок.
– Да, есть у меня квартирные, бабушкины. Чай, не убьёт!
Он достал откуда-то из трусов полиэтиленовый пакет и начал отсчитывать пятидесятирублёвки, руки его театрально дрожали.
– Ну вот – полторы тысячи.
Сдавал полковник. Прошлись по пять рублей.
Вдруг Ляма вскочил.
– Мужики, милиция, патруль! Суки, сюда идут. Заверните деньги в газету.
Полковник послушно свернул края газеты, укрыв огромную гору денег, придерживая её.
– Андрей, чего делать, – обратился Ляма к другу.
Андрей не очень хорошо понимал смысла игры, но то, что это игра, до него уже начало доходить. Он тоже встал, переступил через ящик и озабоченно уставился в начало аллеи.
– Полковник! – в полголоса позвал Ляма.
– Чего? – откликнулся тот и тоже встал.
– Сейчас… я знаю, что делать! Я их заверну в другую аллею!
Ляма взял кулёк с пирожками и, уверенно работая челюстями, направился в сторону аэропорта. Полковник сидел, как бульдог, держа двумя руками газетный свёрток с деньгами, а Андрей грыз семечки, размышляя над игрой Лямы. Через двадцать минут он понял – Ляма не придёт!
– Василий Иванович, мне ждать уже некогда. Давай разделим деньги на троих, и можешь ждать Лёву, сколько хочешь, а мне пора лететь.
