#Цифровой_экономики.NET

…Однажды (я, даже, еще и не подозревал, что это наступило то самое «однажды», после наступления которого я «все буду должен понять самостоятельно», в чем уверял меня «БД» три года назад в «тайной лаборатории» во время достопамятного «знакомства» с Игигом) в один из июльских дней тысяча «трехдевяточного» года, когда выпускные экзамены в Техническом Университете остались позади и я стал счастливым обладателем «красного диплома», Борис Дмитриевич позвонил мне и спросил: не хочу ли я съездить «отдохнуть» на озеро Селигер?! Я, естественно. с радостью выразил свое полное согласие на сделанное чудесное предложение, ни на секунду, не задумавшись о возможных последствиях моего согласия.

Во-первых, я очень любил бывать на Селигере – каждая поездка на это уникальное супер-озеро была для меня настоящим праздником, во-вторых, мне было очень приятно, что меня туда пригласил сам Борис Дмитриевич. Причем в интонации его голоса, когда он приглашал меня на Селигер, мне явственно почудились заговорщические, почти таинственные нотки, что в моих глазах придало этому приглашению особую пикантность. А, может и не было никаких «тревожных и таинственных ноток», а прибавились они «автоприцепом» в моем собственном воображении уже потом, поздним вечером, когда Борис Дмитриевич позвонил мне вторично, спустя несколько часов после своего «дневного» звонка.

К тому моменту, когда «БД» мне позвонил вторично, я уже успел приготовить все необходимое для завтрашней поездки и собирался «отходить ко сну». Погода, помню, вроде как, ни с того ни с сего портиться начала – тучи на небо набежали и в воздухе сильно посвежело, хоть весь день был солнечным и жарким, и ничто не предвещало скорого дождя. Я еще подумал невольно, что завтрашняя поездка на Селигер, если «зарядят» ливни с грозами, может и не состояться. И, тут-то, как раз и позвонил «БД». Лишь только я его услышал, так сразу и понял по голосу, что кардинально испортилась не только погода, но и настроение у Бориса Дмитриевича.

– Не спишь еще?! – спросил он извиняющимся тоном и голос моего наставника звучал глухо и крайне невыразительно. – Прости, что так поздно!

– Что-то случилось, Борис Дмитриевич?! Завтрашняя поездка отменяется?! – сразу решил я «взять быка за рога» и поставить все «точки над «и».

– Да нет, Саша – поездка-то, как раз и не отменяется! – успокоил меня «БД», но голос его продолжал звучать глухо, невыразительно и, в целом, «убито». – Мы ее не в силах отменить – эту поездку! Особенно, при сложившихся обстоятельствах, Саша!

– А, что за обстоятельства, Борис Дмитриевич?!

– Час назад я разговаривал с Багдадом – мне оттуда позвонили!

– Тот самый «халдейский мудрец»?!

– Нет – его старший сын, Майран. Он сообщил мне о скоропостижной смерти своего отца, профессора Нурбока.

– Искренне соболезную!

– Не в этом дело, Саша – твои соболезнования никому не нужны, потому что никому от них не станет легче!

– А в чем тогда дело?!

– Все мы смертны…, – «БД» тяжко вздохнул и продолжил: – Нурбок умер на руках своего сына – остановка сердца. Но перед смертью он успел попросить Майрана, чтобы тот обязательно дозвонился в Тверь – мне, и на словах передал бы, буквально следующее: «Отец просил вам сказать, что „охота“ началась и, чтобы я был предельно осторожен с этой самой минуты!».

– О какой «охоте» этот Майран предупредил вас, Борис Дмитриевич?! – я и сам не знаю – почему, вдруг сильно встревожился, и тревога эта показалась мне совершенно неопределенной и немотивированно-безадресной.

– Дело в том, Саша, что за час до этого телефонного звонка, я находился у себя на кафедре – меня лично вызвал туда начальник охраны нашего университетского корпуса! – по-прежнему бесстрастно, глухо и «убито» проговорил «БД». – кто-то проник на кафедру и взломал дверь «тайной лаборатории»!

– И?!

– «Игиг» исчез! Вместо него осталась куча ошметков древесной коры!

– Вы хотите сказать, что кто-то украл «Игига»?!

– Нет! Стальная дверь оказалась выбитой изнутри – одним страшным ударом, вылетев на середину помещения кафедры вместе с косяками и частью стены. Точно таким же образом поступили с дверью самой кафедры, закрытой на все замки! Хорошо, что за летним временем никого на кафедре не оказалось и никто, таким образом, не пострадал! Внутри лаборатории родился настоящий «торнадо», со страшным свистом пролетевший по коридорам, до полусмерти перепугавший охранников и, благополучно выскользнувший на улицу. А потом позвонил Майран, и сообщил о смерти отца, и о том, что «охота началась»!

– И, тем не менее, вы говорите, что завтрашняя поездка на Селигер не отменяется?! Честно говоря – голова у меня уже «кругом пошла» от всей этой «петрушки» с Игигом и со всем Ираком, Борис Дмитриевич! Что нам делать на Селигере – это настолько важно?!

– Завтра мы должны быть с тобой на специальной службе в главном храме Нило-Столобенской Пустыни, расположенной на острове Столобный! Дух самого Нила Столобенского должен благословить начало твоего пути во взрослую жизнь, Саша! – голос моего научного руководителя делался все тревожнее и озабоченнее, и я безошибочно чувствовал, что этот загадочный «взрыв» в «тайной лаборатории» еще не раз, и не два «аукнется» лично для Бориса Дмитриевича.

– Борис Дмитриевич! – подчиняясь внезапному душевному порыву взволнованно воскликнул я. – А, что это за «охота», которая «началась» – я, честно говоря, так и не понял!!!

– Поговорим на эту тему завтра, Саша! – голос Бориса Дмитриевича после моего вопроса перестал звучать столь «глухо и безнадежно», словно бы в нем прорезались интонации «спортивной злости». – Чувствую я, что спать мне сегодня не дадут и еще не один раз потревожат по поводу случившегося и к утру я буду располагать гораздо более полной информацией по поводу того вопроса, который ты мне только что задал! Сейчас, Саша голову себе больше ничем не забивай и ложись отдыхать – завтра в семь утра встречаемся на автовокзале! – и «БД» отключился.

Настроение у меня после этого разговора сильно испортилось, и последовать разумному совету своего наставника – «ничем себе не забивать голову» и поскорее «окунуться в глубокий освежающий сон», у меня уже не получилось! Я долго ворочался с боку на бок, невольно пытаясь представить воочию картину того, что могло произойти в «тайной лаборатории». Непонятное жгучее беспокойство охватывало меня все сильнее с каждой минутой, мерно отсчитываемой китайским электронным будильником, стоявшим у изголовья моей кровати.

Молодость и, накопившаяся за жаркий душный июльский день, усталость, все же, взяли свое и я, сам не заметил, как уснул. А, может мне так только показалось, что я уснул – в душе моей после происшедшего «сумасшедшего» разговора с «БД» продолжала «гудеть» от перенапряжения пружина неосознанной сильной тревоги о каком-то очень близком мне человеке, с которым случилась неожиданная и очень серьезная беда. И непонятный «взрыв» в «тайной лаборатории» являлся симптомом этой самой беды… Началась «охота» кого-то за кем-то, как сказал мне Борис Дмитриевич, в свою очередь, передав предсмертные слова своего иракского друга. Вернее, эта пресловутая «охота» не «началась», а – «возобновилась», и к «возобновлению» этой загадочной «охоты», каким-то непостижимым образом стал иметь самое непосредственное касательство не кто-нибудь, а, именно – я! И, тот, «очень близкий мне человек», по чьему поводу я начал испытывать внезапную сильную тревогу, был опять же не кто-нибудь, а именно – я! Но это был тот «я», которого я раньше совсем не знал, а лишь смутно иногда догадывался о его незримом существовании где-то совсем рядом со мной или – во мне…

…Немало помучившись таким вот замысловатым образом, в какой-то момент я все же уснул «по-настоящему» и разбудил меня «надежный электронный друг» – китайский будильник, заведенный накануне лично мною на шесть утра.

Без двадцати семь я уже был на автовокзале и жадно высматривал Бориса Дмитриевича среди многочисленных групп, постоянно прибывающих пассажиров. За те несколько минут, пока я нетерпеливо ждал его появления, меня, разумеется, раздирало множество самых невероятных предположений и идей – одна фантастичнее другой, и ни одна из них не могла удовлетворить меня в качестве рационального объяснения событиям, происшедшим вчера в «тайной лаборатории» «БД». Поневоле я вспомнил и еще кое о чем…

…В частности о тех упорных, хотя и непроверенных слухах о причастности Бориса Дмитриевича Павлова к деятельности некоего «краеведческого общества», занимавшегося детальным углубленным изучением истории Твери с тех далеких пор, когда территорию нынешней Тверской области занимало могучее Тверское Княжество, а сам город Тверь по своему экономическому статусу и геополитической значимости намного превосходил нынешнюю столицу современной России, Москву. Про это «краеведческое общество» по городу Твери ходили весьма противоречивые и, порой, самые невероятные слухи, но лично я не придавал этим слухам особого значения, полагая, что ничем таким особенно жутким и противозаконным какие-то безобидные «краеведы», в принципе, заниматься не могли. Но этим июльским утром меня в связи с «краеведческим обществом» грыз упорный и неугомонный «червячок беспокойства»…

…И успокоился во мне этот «червь» (величиной не меньше «солитера») только тогда, когда я увидел Бориса Дмитриевича…

…Борис Дмитриевич был не один, а пребывал в компании с, неизвестным лично мне, атлетически сложенным высоким мужчиной лет сорока, с которым они оживленно переговаривались с, болезненно поразившей меня, удивительно мрачной сосредоточенностью. «Мужик» этот с первого же взгляда произвел на меня «сильное» впечатление, основной сути какового я не сумел сразу ухватить, но меня, тем не менее всего аж «передернуло» – от пяток до самой макушки!

Но я. все же, как ни в чем ни бывало, поздоровался за руку с Борисом Дмитриевичем, и он представил мне своего спутника:

– Знакомься, Саша – Иван Святославович Твердников, доктор исторических наук, глава «Краеведческого общества» города Твери «Белый Всадник»! Очень необычный и чрезвычайно интересный человек – вы обязательно с ним подружитесь, уверяю тебя!

Рукопожатие получилось очень крепким – я едва не вскрикнул от боли, так как мне показалось, что рука Твердникова была изваяна из гранита. А еще меня пронзило острое ощущение «узнаваемости» этого человека, хотя я и был уверен на все сто процентов, что видел его первый раз в жизни.

«Где, интересно, Дмитриевич мог его откопать?!» – активно шевеля пальцами, чтобы быстрее восстановить кровообращение, лихорадочно соображал я, интуитивно связывая «появление» «Твердникова» со вчерашними «непонятками» на кафедре, руководимой «БД».

Тут по громкой связи объявили, что до отправления нашего «рейса – по маршруту: Тверь-Осташков» остается три минуты, и мы поспешили занять места в салоне, дабы автобус не уехал на Селигер без нас…

…Автобус тронулся с места, в салоне автоматически включился кондиционер и заиграла современная молодежная музыка из серии: «последние хиты».

«БД» и «ИС» заняли места сразу впереди меня, а я, соответственно, оказался позади них и место мое было у окошка.

Почти с самого начала движения, между «БД» и «ИС» завязался оживленный спор, суть которого ускользала от меня по той причине, что я моментально начал «клевать носом», убаюканный плавным покачиванием нашего просторного комфортабельного автобуса. Впрочем, из обрывков особенно громко произносимых фраз, доносившихся до моего сознания сквозь, навалившуюся на меня, полудрему, я догадался, что речь шла о нешуточном соперничестве, имевшем быть место между Москвой и Тверью в четырнадцатом веке за политическое господство на территории Руси.

Мне показалось, что Павлов и Твердников не просто полемизировали между собой, щеголяя собственной эрудированностью в знании истории государства Российского четырнадцатого века, а очень ожесточенно «полемизировали», едва сдерживаясь, чтобы не начать размахивать руками и не перейти на «площадный» крик.

На какой-то, особенно глубокой дорожной «колдобине» я подпрыгнул на сиденье (как и остальные пассажиры) и окончательно проснулся, моментально «навострив уши» – что-то меня по серьезному насторожило в короткой эмоциональной речи Бориса Дмитриевича, «несшему», в чем я мог бы поклясться, полнейшую «дичь»! «Дичь» эта являлась неотъемлемой частью ожесточенного спора о том, почему все-таки не Тверь, как ей надлежало бы, а Москва стала столицей Русского государства?!

И предмет спора их показался мне чистой «паранойей» – если бы я услышал такую «галиматью» из уст таких уважаемых людей где-нибудь в чистом поле, то обязательно бы изыскал возможность «от души» сплюнуть с досады, но так как я находился в замкнутом пространстве автобуса и плевать мне было некуда, то я только сокрушенно покачал головой.

Как я уже отметил выше, тема этого спора показалась мне изначально «пустой» и «надуманной», не имеющей никаких «корней» в реальном современном мире. И, тем более странным и загадочным казалось мне то упорство, достойное лучшего применения, с которым продолжалось «промывание древних костей» давным-давно похороненной исторической проблемы! Послушав их минут десять, я пришел к выводу, что первопричиной и основным субъективным фактором этого спора являлся таинственный, взявшийся «ниоткуда», как Фаустовский «гомункулус» («человек из пробирки»), «историк-краевед», Иван Святославович Твердников и его «твердокаменная» позиция в пользу Твери, как наиболее оптимального варианта для роли столицы Русского государства, нежели – значительно «более гиблый и скользкий» вариант с Москвой. Его почему-то страшно бесил тот факт, что столицей РФ является Москва, а – не Тверь!..

Я слушал их слушал, и в какой-то неуловимый момент вдруг ясно понял, что тема выбранной беседы между «БД» и «ИС» являлась ничем иным, как сложно построенной «словесной маскировкой», ибо на самом-то деле им не терпелось поговорить о чем-то совсем ином, и это «иное», так или иначе вплотную было связано со вчерашним загадочным «взрывом» в «тайной лаборатории» – «И. С. Твердников» был «порождением» этого «взрыва»!!! … Я чувствовал, что абсолютно прав в этом безумном утверждении насчет, так сказать, «происхождения» «Твердникова», но я никому ничего не собирался доказывать, веря собственной интуиции, никогда еще меня не подводившей. А, верные интуитивные выводы могут основываться, исключительно, на безошибочных логических умозаключениях – ни Тверь, ни Москва, ни их ожесточенная конкурентная борьба за политическое доминирование на Руси четырнадцатого века в принципе не могли волновать ни Бориса Дмитриевича, ни «Ивана Святославовича». Обоих участников «ожесточенного спора» тревожило совсем другое, о чем они пока не имели возможности говорить открыто – по каким-то серьезным причинам… И, совсем не случайно, когда мы въехали на окраины города Осташкова и увидели манящие озерные дали Селигера, я пребывал в непоколебимой уверенности в том, что «И. С. Твердников» – «загадочное и могущественное» сверхъестественное существо, вынужденное принять внешний облик обычного человека. Единственное, чего я точно не знал о «Твердникове» – стоило ли мне его опасаться или же он, напротив, будет нам с «БД» верным другом и окажет нам обоим неоценимую услугу в самом ближайшем будущем?!…

…Наш автобус прибыл на автовокзал города Осташкова в десять тридцать утра. От автовокзала на рейсовой «маршрутке» мы доехали до городской пристани, откуда катер на «подводных крыльях» Стрела с комфортом домчал нас до острова Хачин, где в пансионате «Золото Селигера» нам троим был забронирован номер в симпатичном деревянном коттедже сроком на двое суток.

Я не профессиональный экскурсовод и не туроператор, поэтому не буду в рекламных либо познавательных целях описывать невероятные природно-этнографические красоты уникального моренового озера Селигер и его окрестностей, являющейся настоящей природной «жемчужиной» всей Восточно-Европейской равнины. Но я дам самые общие сведения, чтобы читателю стало ясно, в какую красоту мы попали!

…Озеро Селигер расположено на высоте двести пять метров над уровнем моря, являясь древним водоемом моренового (ледникового) происхождения и расположено большей частью на территории Тверской области, а меньшей – на территории Новгородчины, вытянувшись с юга на север более чем на сто километров. Говоря, по правде, Селигер представляет собой, как бы цепочку озер, соединенных между собой протоками. Прозрачность воды Селигера достигает пяти метров. Площадь озера составляет двести шестьдесят квадратных километров и на его поверхности насчитывается сто шестьдесят островов, как правило, покрытых густым лесом, живописно отражающимся на озерной глади. Остров Хачин, где Борис Дмитриевич заблаговременно забронировал в пансионате «Золото Селигера» номер в коттедже, является самым большим островом Селигера. А самое главное – от Хачина до острова Столобный было «рукой подать», всего – три с половиной километра. На острове Столобный располагалась основная и единственная цель нашей поездки – действующий православный мужской монастырь, Нило-Столобенская Пустынь. Там, в главном храме монастыря хранились мощи Нила Столобенского – известного на всю огромную Россию Святого.

Когда мы устраивались в коттедже, я заметил, что «Иван Святославович» или, кто он там был на самом деле, как-то совсем «неважно» выглядит – возможно, что на него столь сокрушительным образом повлияла трехчасовая с «лихвой» езда на автобусе. Во всяком случае он был очень бледен и неразговорчив, наотрез отказавшись пойти на завтрак в пансионатскую столовую, сославшись на отсутствие аппетита, добавив, что лучше он «покемарит» часок перед «ответственным посещением» главного Храма Нило-Столобенской Пустыни. Мы не стали его отговаривать, видя, что ему, действительно, необходим кратковременный отдых и отправились в столовую вдвоем. Борис Дмитриевич, оказывается, раньше, в предыдущие годы своей жизни отдыхал несколько раз в этом пансионате и все здесь хорошо знал.

В светлой просторной столовой мне очень понравилось. Столики, каждый из которых был рассчитан на четверых человек, были покрыты чистыми, свеженакрахмаленными белыми скатертями. По центру всех столиков, включая тот, за который уселись мы, кроме необходимых обеденных приборов, стояли аккуратненькие вазочки со свежими полевыми цветами, и, в целом, столовая производила благопристойный уютный вид, способствующий усилению пищеварения и всемерному улучшению аппетита отдыхающих. Симпатичная молоденькая официантка подала нам салат из свежих помидоров вперемежку с огурцами, а основным блюдом оказался жареный судак, в качестве гарнира к которому прилагалась гречневая каша, обильно политая растопленным сливочным маслом. Мы были очень голодны и, почти не разговаривая, быстро расправились с салатом, судаком, гречневой кашей и перешли к кофе.

Допивая кофе, Борис Дмитриевич не переставал о чем-то напряженно размышлять и смотреть куда-то мимо меня или сквозь меня пустым и ошарашенным взглядом. И взгляд «БД» откровенно меня пугал. Я, конечно, мог примерно догадываться – о чем мог так напряженно размышлять «БД», но терпеливо ждал, когда он сам заговорит и, тем самым опровергнет или подтвердит мои смутные догадки, что начали терзать меня, лишь только я увидел этого «Твердникова» «воочию», сразу «увязав» его «появление» с аномальными событиями вчерашнего вечера в Тверском Политехе.

Поставив опустевшую чашку на стол, «БД» произнес:

– Все, Саша – сейчас поплывем в Нило-Столобенскую Пустынь, чтобы отстоять там специальную службу у «раки» со святыми мощами Преподобного Нила Столобенского!

– Это так необходимо?! – на всякий случай уточнил я, допивая свой кофе и пытаясь не показать своему наставнику каким-нибудь случайным словом или жестом тот жуткий психологический дискомфорт, что царил в моей душе.

– Это чрезвычайно важно! – твердо ответил мне Борис Дмитриевич. – Службу заказал лично я, Саша! Без нее никак не обойтись – поверь мне на слово! Ты как себя чувствуешь?! На тебе, по-моему, «лица нет»!

Я решил «не ходить вокруг да около», а прямо спросил Бориса Дмитриевича:

– Борис Дмитриевич – как давно вы знакомы с этим Твердниковым?!

– Тебя что-то в нем сильно смутило?!

– Да!

– А что именно?!

– Не знаю! – подумав пару секунд, сказал я и дальше не стал скрывать правду. – Этот человек вызывает у меня сильную необъяснимую тревогу и мучительное желание что-то вспомнить – что-то очень важное, но, постоянно ускользающее из памяти! Он мне кого-то сильно напоминает – какого-то близкого мне, но незаслуженно забытого мною человека! Этот «Твердников» – не человек, а – материализовавшееся «дежа вю», честное слово, Борис Дмитриевич!

– «Дежавю» – вещь опасная и малоизученная, как та пресловутая «палка о двух концах»! – выдержав непродолжительную задумчивую паузу, медленно проговорил Борис Дмитриевич. – Но в словах твоих, Саша имеется большая доля истины, как бы это ни парадоксально звучало!

– Не парадоксальнее, чем ваш Игиг и все, что с ним связано, Борис Дмитриевич! – вполне корректно парировал я. – Я не могу разобраться в своем нервно-психологическом состоянии, Борис Дмитриевич – со вчерашнего вечера, после вашего телефонного звонка, оно сделалось крайне нестабильным. А еще днем, когда вы позвонили и предложили прокатиться на Селигер, то душа моя была спокойна и светла, как штилевая поверхность этого самого Селигера в солнечный полдень! Воистину говорят: «Жизнь прожить – не поле перейти!» или…, в общем, по-всякому говорят, Борис Дмитриевич про жизнь человеческую!

– Твоя жизнь, Саша, я имею ввиду твою взрослую жизнь, только-только началась – неделю назад ты покинул свою «альма-матер»! И… – «БД» посмотрел на меня таким выразительным взглядом, какого раньше я него никогда не замечал, и, словно бы во взгляде этом заключилось все его знание о моем будущем.

Мне сделалось еще сильнее «не по себе» и я поскорее спросил:

– Скажите все, как есть, умоляю вас, Борис Дмитриевич! Если вы скажете то, что знаете об этом «Твердникове» и о его внезапном появлении в нашей с вами жизни, то станет легче на душе и вам, и мне! Вы разве сами-то не видите – в какой логический тупик загнала нас с вами эта ваша давнишняя поездка в Ирак?! Что же это, такое, черт возьми, сейчас происходит?! Какая-то «фантастическая жуть» наяву – вы не находите, Борис Дмитриевич?!

– Тем более – скорее надо плыть к Нилу Столобенскому, Саша! – словно «мантру» повторил «БД» о необходимости побыстрее отправиться в Нило-Столобенскую Пустынь, совершенно проигнорировав мой вопрос о «происхождении» «Твердникова».

Но я проявил неожиданное упорство, какого и сам от себя не ожидал:

– Борис Дмитриевич! Вы так и не ответили мне на мой вопрос: как давно вы знакомы с этим «Твердниковым»?! Почему я раньше ничего о нем не слышал, не говоря уже и о том, что никогда и не видел раньше этого человека! А, ведь он, по вашим словам, является доктором исторических наук плюс к этому высокому званию, несущий на своих плечах тяжелейшую нагрузку в качестве главы полумифического краеведческого общества «Белый Всадник»! Я, Борис Дмитриевич, просто, не мог бы не знать этого человека раньше – Тверь слишком маленький городок для того, чтобы личность подобного масштаба оказалась неизвестной!

– Твердников вовсе – не из Твери, Саша! – горячо возразил мне Борис Дмитриевч. – Вернее, этот человек – из той Твери, которая изучается, возглавляемым им краеведческим обществом «Белый Всадник»! Иван Святославович Твердников – полномочный представитель от Великого Тверского Княжества на предстоящей инаугурации тебя в «ученые Айтишники», Саша!

При этих словах «БД», я, при всем моем глубоком уважении к своему наставнику, все же не мог не взглянуть на него повнимательнее особым оценивающим взглядом.

Борис Дмитриевич от души, но негромко рассмеялся:

– Не бойся, Саша – я не сошел с ума! В этой спонтанной поездке, на самом деле, почти нет ничего «спонтанного», а, напротив – все продумано, взвешено, просчитано и взаимосвязано, так как поездка эта планировалась лучшими математиками и программистами мира! Я тебе еще не успел сказать, какая, именно, организация хотела бы тебя иметь в своих рядах в качестве постоянного сотрудника – сегодня вечером после посещения Храма я все это подробно тебе растолкую А, раньше никак нельзя – так что наберись терпения, дружок! Ну, а, сейчас, нужно плыть в Храм – время нас поджимает, судя по физическому состоянию нашего нового друга, Твердникова! Да и у Владыки нервы, наверняка же, «пустятся в пляску», если начнется наше «опоздание»! – взгляд «БД» резко сделался мрачно-мутным, и он весь, как-то хищно «подобрался», словно бы увидел невидимого врага!

Другими словами, вся ситуация мне начинала все больше не нравиться и я, уже, даже искренне пожалел, что согласился на эту поездку, предварительно не выспросив подробностей. Но, все же чисто для вежливости, я спросил:

– Кто такой Владыко, Борис Дмитриевич?!

– Архиепископ Селигерский и Валдайский, преподобный Иов! Один из немногих специалистов РПЦ по «истинным инициациям и „высоким“ контактам»! Человек он очень непростой и к обязанностям своим относится чрезвычайно серьезно, так что у меня к тебе большая просьба, Саша – перед входом в Храм оставь легкомыслие и иронию… – и опять Борис Дмитриевич не договорил до логической точки задуманной фразы, что было для него совсем нехарактерно и, в очередной раз доказывало в моих глазах всю анормальность складывавшейся ситуации – рожденной «взрывом» «Игига» или – «кто его знает, чего там», что «вызрело» и «рвануло» в «тайной лаборатории» «БД»!?