Дублин

скачать книгу бесплатно

– Вообще покинуть Кембридж. Куда-нибудь уехать. Если вы так поступите, мне кажется, дело можно будет замять. Говорить будет нечего. И все закончится. Думаю, вы могли бы так поступить.

Пинчер молчал. Он вспомнил о письме, которое совсем недавно получил из Дублина и на которое не потрудился ответить.

– Мне нужно немного времени, чтобы подумать, – медленно ответил он. – Но если дело дойдет до суда, я буду отрицать все обвинения и откровенно расскажу все о той леди, не щадя ее репутации.

– Что ж, справедливо, – кивнул адвокат. – У вас есть месяц. Как вам это?

В тот же день Пинчер написал в Тринити-колледж.

Но он совершил одну печальную ошибку. Придя к сестре перед своим отъездом из Англии, он все ей рассказал, ожидая от нее сочувствия. Но не дождался. Ни слова жалости, милосердия или любви. Ни тогда, ни до сих пор, даже после стольких лет.

И какой была с тех пор его жизнь? Что он мог бы продемонстрировать племяннику, если бы тот приехал в Дублин? Весьма скромное состояние? Положение в Тринити? Борьбу за протестантскую веру в мире презренных компромиссов? Но где же священный, божественный огонь? И что бы почувствовал к своему дяде добродетельный юноша – восхищение или отвращение? Боже милостивый, вдруг осознал Симеон Пинчер, ведь, скорее всего, второе… Его сестра права. Пинчер забыл, как должна выглядеть его жизнь в глазах английского пуританина. Он слишком долго жил в Ирландии.

Весь день он просидел на месте, глядя в пространство перед собой. В начале вечера пришла жена Тайди, принесла ему пирог с мясом. Пинчер рассеянно поблагодарил ее, но не сдвинулся с места. Но потом встал, поднес к тлевшим в камине углям длинную тонкую свечку и зажег с ее помощью большую свечу, которую и поставил на стол перед собой.

И лишь много позже, после того как он долго просидел, грустно глядя на огонек и думая об Уолше и О’Бирне, о своей сестре и ее набожном сыне Барнаби, доктор Пинчер пришел к решению, изменившему весь остаток его жизни. Он теперь знал, что ему делать. Но подготовиться к этому он должен был тщательно и тайно.

Два месяца спустя Орландо Уолш созвал семейный совет в Фингале.

Были приглашены и его брат Лоуренс, и Уолтер Смит, и Дойл, который, хотя и принадлежал формально к Ирландской церкви, не обладал слишком сильными религиозными чувствами и всегда был верным родственником. Но что удивило остальных гораздо сильнее, так это то, что Орландо пригласил на совет своего друга О’Бирна.

– Я хочу, – объяснил он Лоуренсу, – узнать мнение ирландского джентльмена. А О’Бирну можно доверять.

Ведь предстояло обсудить очень важные дела.

Это было мужское собрание. Жена Орландо, Мэри, как раз уехала навестить свою матушку, О’Бирн и Лоуренс приехали одни. Энн, правда, приехала с Уолтером Смитом, потому что ей приятно было навестить дом своего детства.

– Я буду только рада оставить вас. Обо мне не беспокойтесь. Я найду чем заняться, – весело сказала она брату.

Погода стояла чудесная. Был канун Майского дня.

Когда мужчины собрались в гостиной вокруг дубового стола, Орландо с удовольствием окинул всех взглядом. Уолтер Смит, Дойл и О’Бирн были одеты так, как и положено джентльменам из Дублина: короткие штаны и чулки; сам Орландо надел облегающие штаны. В сельской местности это было в порядке вещей: даже в английском Фингале джентльмены носили смесь английского и ирландского платья, и Орландо, обращаясь к О’Бирну, заметил с улыбкой:

– Да я больше похож на ирландца, чем ты!

Лоуренс был в своей обычной сутане; седеющие волосы добавляли его внешности суровости.

За годы, прошедшие после смерти отца, Орландо научился лучше понимать брата и уважать его соответственно. Когда Орландо решил пойти по стопам отца и выбрал профессию юриста, он учился у одного адвоката в Дублине и быстро выдвинулся. В то время он часто проводил вечера с Лоуренсом в доме иезуитов. И два брата стали как бы двумя сторонами одной и той же фамильной монеты: один представлял собой священство, другой – землевладельцев и профессионалов, чья религиозная жизнь всегда являлась сугубо личным делом.

Разница между ними была лишь в одном. Лоуренс по-прежнему оставался более холодным интеллектуалом, чем брат. Его неизменное отвращение к сомнительным реликвиям, священным источникам и всем проявлениям скрытого язычества в традиционном католицизме острова могли бы порадовать пуритан. А Орландо, отчасти из любви к памяти отца, а отчасти из-за собственного характера, продолжал почитать кое-что из всего этого. Как раз той самой зимой он, отправившись в Ратконан к О’Бирну, вместе с другом поскакал в Глендалох и провел целый день в том месте, где стоял древний монастырь, и почти час молился в маленькой хижине святого Кевина. И каждый месяц Орландо обязательно предпринимал маленькое пешее паломничество к колодцу в Портмарноке. И если Лоуренс был полон решимости очистить и усилить Святую церковь, Орландо, более эмоциональный, желал бы вернуть то, что было утрачено, хотя и не смог бы четко выразить свои желания в словах.

И обсудить теперь он хотел как раз жизнь католической общины Ирландии.

Если недавняя женитьба английского короля Карла на французской принцессе казалась благоприятным знаком для ирландских католиков, то в последние недели стали приходить даже более ободряющие новости. И, начиная разговор, Орландо вкратце описал положение дел:

– Все мы знаем, что король Карл нуждается в преданных подданных-католиках в Ирландии. И с момента его брака мы надеялись, что он сделает больше, чтобы проявить свое дружеское отношение к нам. И теперь похоже на то, что он делает первый шаг.

С конца прошедшего года со стороны королевских приближенных подавались намеки ирландским друзьям. Несколько писем, которыми обменялись известные люди Ирландии с некоторыми придворными, питали эти первые семена, а в последние несколько недель все начало приобретать некие очертания.

– Мы должны согласиться с тем, что положение преданных сквайров-католиков в Ирландии должно улучшиться, поскольку король дал понять, пока частным образом, что готов проявить к ним благожелательность. Я так все понимаю. – Орландо окинул взглядом собравшихся.

– Да, так поговаривают в Дублине, – согласился Дойл. – Мы все это слышали, и католики, и приверженцы Ирландской церкви. И также очевидно, что подобные слухи напрямую идут из Лондона. Правительство в Дублинском замке никакого отношения к этому не имеет. Они слышали новости, конечно, но им ненавистна сама идея. Они бы предпочли видеть католиков подавленными, а не ободренными.

– Но им все равно придется выполнять королевскую волю, – напомнил Орландо. – Выбора-то у них нет. Так что новость весьма хороша. – Он улыбнулся О’Бирну. – По крайней мере, для нас, я думаю.

– Да, для старых англичан, – грустно кивнул О’Бирн. – Что же до меня самого, то это еще как посмотреть.

– Думаю, и тебя это коснется, – сказал Орландо. – Если король благоволит к некоторым католикам, он должен благоволить ко всем им. Даже здесь, в Фингале, – добавил он. – Я могу назвать с десяток землевладельцев-католиков ирландской крови – Конраны, Доуды, Кеннеди, Келли, Мэлони, – и все они джентльмены, как и ты, Бриан. И не вижу причин проводить разницу между ними и мной. Не говоря уже о том факте, что среди простого люда Фингала, от слуг в этом доме до рыбаков и фермеров-арендаторов, четверо из пяти – ирландцы, ты и сам знаешь. И если нам позволят исповедовать нашу религию, то и им тоже.

– Если разрешение верить по-своему уменьшит желание англичан красть наши земли, – сухо произнес О’Бирн, – то мы, без сомнения, должны быть благодарны.

– Ну а мне кажется, – возразил Орландо, – что на этом этапе мы в любом случае должны быть благодарны.

– Возможно, – вступил в разговор до сих пор молчавший Лоуренс. Его руки с длинными пальцами спокойно лежали на столе. Он серьезно оглядел всех. – Но я все же не разделяю вашего оптимизма. Прежде всего вы, похоже, принимаете идею, что новый король благоволит католической вере.

– Но он ведь женился на католичке, – напомнил Орландо.

– Это было политическое решение. Союз с Францией.

– Но он сам вряд ли протестант.

– Ну, по поведению и по характеру он, без сомнения, ближе к нам, чем к своим подданным-протестантам в Англии, – допустил Лоуренс. – Но могу вам сказать: нет никаких свидетельств тому, что он намерен вернуть свою страну или хотя бы свою семью под власть Рима.

Лоуренс немного помолчал, а трое мужчин переглянулись. Все они знали: иезуиты обладают самой лучшей сетью по сбору сведений во всей Европе.

– Тогда во что же он верит? – спросил Орландо.

– Его отец убедил себя, что короли правят по божественному праву, и, похоже, сын перенял эту веру. Король Карл уверен, что не обязан отвечать перед людьми за свои поступки, что он ответствен лишь перед Богом, лично и напрямую, и вообще не должен думать о мудрости, накопленной за века Святой церковью. – Лоуренс скривился. – Подобная уверенность, вы знаете, демонстрирует такую огромную самонадеянность, какой ни один служитель Католической церкви не потерпел бы и минуты. – Иезуит пожал плечами. – Если он продолжает держаться этой глупой веры, то наверняка предпочтет Риму собственную церковь в Англии, он ведь ее глава. Признав главенство Рима, король вынужден будет признать и авторитет папы.

– Но он готов благоволить к католикам.

– В Ирландии – возможно. Но будьте уверены, – Лоуренс побарабанил пальцами по столу, – он потребует кое-чего взамен.

– И что это может быть?

– Деньги, Орландо. Ему нужны деньги. – Лоуренс сложил пальцы домиком, как будто собираясь прочесть небольшую лекцию. – Вспомните недавнюю историю английского двора. Некий красивый молодой человек является ко двору и очаровывает старого короля Якова, который дарует ему куда больше, чем тот заслуживает, и делает его герцогом Бэкингемским. А Карл, вместо того чтобы отослать Бэкингема прочь, еще больше осыпает его милостями. Уже и то плохо, что весь христианский мир раскололся на два воинственных лагеря: католиков и протестантов. Однако Бэкингем, не имея понятия об искусстве управления государством, теперь вовлек Англию в дорогие военные походы, в которых невозможно найти смысл, хоть религиозный, хоть какой-то другой. И уже дважды английский парламент отказался давать королю деньги, если он не избавится от этого никчемного Бэкингема, а Карл, уверенный, что не может ошибаться, никого не слушает. И теперь у него нет денег, и он пытается добыть их любыми способами. Продается все: дворянские звания, торговые привилегии, даже государственные должности. Он даже вынуждает честных английских джентльменов, людей вроде тебя самого, Орландо, ссужать ему деньги, угрожая тюрьмой, если они откажутся. – Лоуренс покачал головой, на его лице было написано отвращение. – Следовательно, мы можем не сомневаться в том, что если король предлагает помощь ирландским католикам, то лишь потому, что желает взамен получить большие деньги.

Лоуренс договорил, и все какое-то время молчали. Возможно, Лоуренс судил резко, но к его мнению следовало прислушаться.

– Я надеюсь, – наконец заговорил Орландо, – что ты ошибаешься. Но если ты прав, то мы должны использовать этот шанс и извлечь из него как можно больше. – Он показал на лежавшие на столе бумаги. – Как и следовало ожидать от адвоката, я подготовил некоторые предложения.

Предложения, которые теперь начал излагать Орландо, исходили не от него одного. Уже много недель юристы обсуждали между собой новые идеи. По всей Ирландии проходили встречи вроде сегодняшней. И касалось все это не только католиков.

– Это несколько небольших реформ, против которых не стал бы возражать даже доктор Пинчер из Тринити-колледжа, – пояснил Орландо.

Но все же это были меры, которые, пусть скромные каждая сама по себе, в целом могли серьезно изменить жизнь ирландских католиков. Они включали и отмену штрафов за исполнение католических обрядов.

– И снять с юристов-католиков вроде меня запрет на занятие официальных должностей, – сказал Орландо. – Здесь у меня почти тридцать таких предложений. Если мы сумеем добиться принятия хотя бы большей части из них, это могло бы означать конец изоляции католиков на острове.

Началось обсуждение предложений. Пятеро мужчин внимательно изучили их одно за другим. У каждого нашлась какая-то полезная идея. Уолтер Смит проявил практичность и осторожность, рассматривая, как каждая из идей могла бы работать на практике в общении с чиновниками и торговцами в Дублине. Дойл предвидел возражения со стороны Ирландской церкви. Несколько хороших предложений было высказано по вопросу наследования. А последнее предложение развеселило О’Бирна.

– Ты хочешь создать некую милицию?

В прошлом, когда английское правительство желало содержать в Ирландии войска, из Лондона приходилось переводить деньги, чтобы выплачивать им жалованье. Но кое-кто весьма разумно предположил, что старые англичане из Пейла могли бы сберечь немало денег правительства, создав собственную милицию.

– Правительство будет просто сборищем идиотов, если тебе такое позволят! – смеялся О’Бирн. – Ты тогда опять захватишь всю Ирландию!

– Тем больше причин просить об этом, – с улыбкой ответил Орландо и продолжил уже серьезнее: – Но в чем бы мы ни убедили короля теперь, мы должны все же доказать ему, что вполне преданы его власти. И наши главные надежды в будущем покоятся на том, чтобы показать правительству: какие бы права нам ни дали в части нашей религии, мы вовсе не намерены бунтовать или искать помощи за границей. Король должен видеть, что преданным католикам-джентльменам в Ирландии – и тебе в том числе, О’Бирн, и другим вроде тебя – следует доверять. А уж добившись доверия, мы сможем и дальше отстаивать свои права. – Он посмотрел на новые часы, которые с год назад с гордостью установил в углу гостиной. – Почти полдень, – заявил он. – Пора обедать.

Энн наслаждалась утренними часами. Большую их часть она провела в кухне со слугами, которые готовили обед. Старшая из них, Кэтлин, служила в доме со времен детства Энн, и они приветствовали друг друга теплым поцелуем. Энн было приятно слушать, как женщины болтают между собой на фингальском диалекте. Она с удовольствием помогала накрывать на стол и расставлять старые предметы, знакомые ей с давних пор: тяжелую солонку, стоявшую на столе на почетном месте, и медные подсвечники, и оловянные блюда, и серебряные пивные кружки с выгравированным на них фамильным гербом – из них пил отец Энн, а теперь – Орландо. И все в целом, думала Энн, было как будто милым путешествием в прошлое.

К тому же у нее нашлось несколько часов для болтовни, и к полудню Энн уже знала все сплетни обо всех местных семьях. Конечно, и ее собственную семью сплетницы не обошли стороной. А в том, что касалось семьи Уолш, Энн обнаружила лишь один интересный предмет для обсуждения.

– Мы ждем младенца, – сообщила ей Кэтлин. – В этом доме.

Казалось странным и немного огорчительным, что Мэри до сих пор не забеременела. Они с Орландо были женаты уже три года, и Энн знала, как страстно ее брат хочет иметь детей. У Уолшей никогда не было проблем с производством на свет наследников, да и сама Мэри была из большой семьи. И у Энн не было причин подозревать, что ее брат не ведет нормальную семейную жизнь.

– Ее потому и нет сейчас здесь, – доверительно сказала Кэтлин, когда они с Энн оказались в стороне от других женщин. – Всего месяц назад мы с ней тут стояли вместе, и она вдруг повернулась ко мне и спросила: «Почему у меня нет детей, Кэтлин? Ты можешь мне объяснить?» Я не нашлась что ответить. «Видит Бог, это не потому, что я не стараюсь», – сказала она. А потом бедняжка заплакала. Она ничего не объяснила, когда отправилась повидаться со своей матушкой, но можешь быть уверена, они именно об этом говорили, ведь ее мать вырастила десять детей!

Энн подумала, что старая женщина безусловно права. Она и сама жалела Мэри и решила впредь постараться чаще навещать ее. Хотя вряд ли я могу дать ей хороший совет насчет семейной жизни, подумала Энн. И еще она слегка переживала за брата. Он никак не показывал своих чувств, но если его жена так убивалась из-за отсутствия детей, то Энн легко могла вообразить боль, которую втайне испытывал Орландо. И Энн гадала, стоит заговорить с ним об этом или помалкивать, пока он сам не скажет.

Обед, за который все уселись слегка за полдень, был настоящим фингальским пиром. В этих местах было особенно много разных морских деликатесов. Рядом с Мэлахайдом имелось много устричных отмелей, возле Хоута собирали съедобных моллюсков и мидий, а в Клонтарф, чуть южнее, привозили соленую сельдь. В качестве главного блюда подали солонину, говядину и утку c кровяной колбасой, горохом и капустой. Был подан еще один овощ, весьма заинтересовавший О’Бирна, поскольку ирландец никогда прежде такого не пробовал. Это был картофель, новинка из Америки.

– Я засадил им с четверть акра несколько лет назад, – с гордостью сообщил Орландо. Ему нравилось думать о себе как о прогрессивном земледельце. – Никто в Фингале пока такого не пробовал. А урожай с одного акра этой американской картошки больше, чем с любых других посадок.

Было уже половина третьего, когда Уолтер Смит благодушно заметил:

– Если мы после всего этого не отправимся на прогулку, я пойду спать.

– Мы прогуляемся, – заявил Орландо. – К морю.

Энн была рада присоединиться к мужчинам на этой прогулке. Они пошли по тропе, что вела через поля к Портмарноку и морю. Ее радовало то, что вокруг как будто ничего не изменилось: возле дома она видела поля пшеницы и овса, а на открытом пространстве, уходящем вниз, к морю, паслись овцы и коровы.

Орландо и О’Бирн шли впереди, за ними – Лоуренс и Дойл. И хотя на нем была сутана, ее старший брат прихватил с собой охотничье ружье Орландо – великолепное кремневое ружье из Франции, с помощью которого надеялся добыть несколько уток, чтобы увезти их с собой в монастырь иезуитов в Дублине. Энн и Уолтер шли последними. И тихо разговаривали. Уолтер рассказал ей о том, что они обсуждали утром, а Энн сообщила то, что слышала о жене Орландо.

– Как думаешь, я должна поговорить с ним об этом? – спросила она.

– Ты можешь, мне кажется, навести его самого на эту тему, но большего я не стал бы делать, – посоветовал Уолтер. – Впрочем, ты его сестра, тебе, наверное, лучше знать. – Он вздохнул. – Слава Богу, что у нас есть наши милые дети!

– Да, – кивнула Энн. – Слава Богу!

Из уважения к взглядам Лоуренса Орландо не повел всех к святому колодцу в Портмарноке, а направился сразу к песчаным дюнам на берегу. Они шли все вместе вдоль берега в сторону Хоута. День был теплым. Вскоре они увидели какого-то рыбака – он сидел возле маленькой лодки и чинил сети. Когда они остановились, чтобы обменяться с ним несколькими словами, О’Бирн повернулся к Орландо и спросил о маленьком островке, что виднелся над водой перед мысом Бен-Хоут.

– Мы называем его Ирландс-Ай, – ответил Орландо. – Там никто не бывает, кроме рыбаков.

О’Бирн обратился к мужчине у лодки:

– Можешь отвезти меня туда за шиллинг?

Предложение было весьма щедрым, и рыбак с радостью согласился.

– Кто поедет со мной? – О’Бирн повернулся к остальным.

Мужчины энтузиазма не проявили, но Энн улыбнулась:

– Я поеду, если Уолтер не возражает. Я не бывала там с тех пор, как отец возил меня туда в детстве.

Уолтер посмотрел на спокойную воду. Рыбак был седым, но выглядел достаточно сильным, чтобы справиться с любым течением.

– Если хочешь, – спокойно ответил он.

Они легко пересекли неширокий пролив. Энн и О’Бирн сидели на корме, лицом к рыбаку, а тот медленно, но уверенно работал веслами. Когда они миновали отмель, О’Бирн весело заметил:

– Сегодня ведь канун Белтейна?

– Верно, – тихо откликнулся старый рыбак. – Ночью люди выйдут в холмы.

Древний кельтский праздник Майского дня не был забыт. Во многих местах люди по-прежнему поднимались на холмы, чтобы увидеть восход солнца, и Энн даже кое-где слышала, что пастухи до сих пор продолжают в этот день прогонять скот между двумя кострами на древний языческий манер. Она спросила Бриана О’Бирна, слышал ли он о чем-то подобном.

– Я даже видел, как это делают, – ответил тот.

Возможно, из-за его зеленых глаз, напоминавших Энн о ее сыне, или, возможно, потому, что светлые волосы делали его моложе, но было что-то необыкновенно мальчишеское и очень привлекательное в этом ирландском джентльмене.

– Уверена, вы и сами так поступаете в Уиклоу, – мягко поддразнила Энн его.

– Мы в Ратконане вовсе не язычники, – ответил он с улыбкой, хотя Энн отметила, что на самом деле он ничего не отрицал.

– А что до девушек… – продолжила Энн.

Она слышала, что далеко не каждая девственница, проводившая в горах ночь Белтейна, возвращалась, сохранив свою девственность.

– Я не могу отвечать за своих предков, – засмеялся О’Бирн.

Остров приближался. Они уже могли рассмотреть камни на берегу. Энн наслаждалась ощущением теплого воздуха и солнечного света.

Рыбак подвел лодку к маленькому пляжу, усыпанному галькой. Энн поднялась на поросший травой холмик и оттуда помахала через пролив мужу. Тот махнул рукой в ответ. Мужчины, успокоенные тем, что она благополучно добралась до островка, теперь пошли к южной части прибрежной полосы, где почва была болотистой. Лоуренс наверняка надеялся подстрелить там какую-нибудь дичь. А Энн с О’Бирном стали осматривать островок.

У основания утеса, расколотого почти пополам, Энн увидела, что камни образовали естественное убежище.

– Здесь мог бы жить какой-нибудь отшельник, – сказала она.

Они обошли весь островок и вернулись к рыбаку. Тот прихватил с собой одну из сетей и теперь спокойно продолжал починку. Похоже, он не спешил возвращаться. Энн и О’Бирн прошлись еще немного и сели возле одного из каменистых бассейнов. Солнечные лучи играли на воде. Они наблюдали, как по дну ползет краб, и Энн охватило чувство бесконечного покоя, словно она снова вернулась в детство.

– Странно, – немного погодя заговорила она, – странно сидеть рядом с человеком, у которого зеленые глаза моего сына. – И она улыбнулась О’Бирну.

– А Муириш до сих пор не знает о нашем родстве?

– Нет. Его отец не хочет. – Энн протянула руку к воде и окунула в нее пальцы. – Мой муж очень осторожен, – добавила она, чуть заметно пожав плечами.