скачать книгу бесплатно
– Да и в задницу его, – подытожил верзила, сгребая со стола свои карты и уткнулся в них, словно и не отрывался от игры.
Похоже, шани Ниджат имела среди них некоторый авторитет, и Лу была невероятно благодарна судьбе за ее появление. Вернув девчонке документ, женщина положила руку ей на плечо и вывела в соседнюю комнату.
– Ну и что все это значит? – спросила она, поворачиваясь на каблуках.
– Я ищу хозяина. То есть господина. То есть Хартиса. Он… ушел сегодня.
– Почему ты ищешь его у стены?
– Я думаю, он ушел из города. Дозорный отправил меня сюда, чтобы я могла поговорить с тем, кто стоял на карауле утром – может, он знает что-то.
– С чего ты взяла, что твой господин покинул город?
– Потому что… Потому что он сказал, что уходит на войну.
Лу уставилась на суровое лицо, покрытое паутинкой морщин, надеясь увидеть на нем проблеск понимания. Но шани Ниджат, очевидно, тоже не слышала ни про какие войны, потому как лишь нахмурилась и склонила голову:
– На какую?
Обреченно вздохнув, Лу пожала плечами.
– Может, ты его не так поняла?
– Я уже вообще ничего не понимаю. Скажите, вы знаете, где найти Сундара?
Шани Ниджат махнула рукой, призывая следовать за ней. Они прошли еще одну сквозную комнату и оказались в тесной спаленке с низкими лежанками. На самой дальней, у стены, лежала бесформенная мешковатая груда.
– Сундар! Эй, Сундар, ты спишь? – окликнула шани Ниджат.
Груда со стоном зашевелилась. Из-под кучи одеял сначала появилась на свет блестящая от пота лысина, затем глаза, крючковатый нос и рот.
– Какое там, – прокряхтел человек хриплым басом. – Все лежал да слушал, как эти бараны куролесят. И пойти накостылять им лень, и заснуть не удается. Вот, думал, если накроюсь, то их не будет слышно. И ведь правда не слышно, да только жарко там, как у черта в котле! Снова не высплюсь…
Видимо, окончательно разочаровавшись в одеялах, он скинул их на пол и перевел взгляд на Лу.
– Раз уж ты все равно не спишь, эта девочка хочет задать тебе вопрос, – сказала шани Ниджат, подталкивая вперед бывшую ученицу.
– Ну, валяй, рассказывай, кто такая, чего хотела, – пробурчал, потирая глаза, Сундар.
– Я хотела узнать, шен, не выходил ли из города сегодня утром один человек…
– Ишь ты, знать она хочет… – караульный протяжно зевнул, закладывая руки под голову. – А мне с того какой прок?
Шани Ниджат неодобрительно цокнула языком, но Лу послушно стянула мешок с плеч. Пошарив в нем, достала пригоршню монет и протянула мужчине. Сундар сдвинул брови, глядя на легшее в ладонь золото.
– Мало? – тихо спросила Лу.
– Много, – выдохнула шани Ниджат и потянулась к монетам, чтобы вернуть часть Лу, но Сундар оказался проворнее, и металл, звякнув, скрылся в его кармане.
– А ты кто такая будешь? – с подозрением спросил караульный, кажется, только сейчас внимательней присмотревшись к девчонке. Лу напряглась, приготовившись к очередной разборке, но шани Ниджат резко одернула:
– Тебе столько денег отсыпали, а ты еще с вопросами? Не стыдно? Просто скажи девочке, не видел ли ты ее…
Она вовремя осеклась, и Лу в очередной раз мысленно поблагодарила ее: слово «хозяин» прозвучало бы тут не к месту.
– Ладно-ладно, Ниджат, остынь, – он повернулся к Лу. – Каков из себя?
– Высокий, в синей накидке, с бородой…
– Да понял, понял, о ком ты. Если честно, не так уж многие покидали город, сейчас все наоборот внутрь прутся, ну вы сами знаете… Да-а, удивил он меня, поэтому и запомнил. Пеший, безоружный, без поклажи. Он же торговец, а?
– Он сказал, куда идет?
– Я поинтересовался, а то ж. Сказал – по делам. Я решил, что его кто-то ждет с повозкой по ту сторону, а как иначе? Пешком до ближайшего города неделя ходу, да и дорога, мягко говоря, не самая безопасная. Я даже не поленился, поднялся на стену, чтоб посмотреть. Не было там никого. Он просто побрел прочь. Один. Странно все это…
– Спасибо! – взволнованно воскликнула Лу, по инерции торопливо поклонилась и бросилась к выходу.
– Э, погоди, – крикнула шани Ниджат, нагоняя ее уже у двери. – Куда рванула?
Трое стражников-картежников проводили их любопытными взглядами, но ничего не сказали. После полутьмы казармы яркий дневной свет полоснул по глазам, но Лу, не останавливаясь, схватила поводья лошади и решительно направилась к воротам.
– И ты что же, собираешься поехать за ним? – поинтересовалась женщина, шагая следом.
– Да.
– И куда?
– Понятия не имею.
– Да притормози ты хоть ненадолго и послушай, – стражница схватила ее за руку и развернула к себе. – Я не знаю, куда твой хозяин направился, но, может, у него был план?
С шани Ниджат их уже и так связывала общая тайна, и, кратко поразмыслив, Лу решилась доверить ей еще одну. Стрельнув глазами в сторону, она тихо сказала:
– Я думаю, у него не было никакого плана. Я думаю… думаю, он заболел. Тяжело.
Шани Ниджат понимающе покачала головой.
– Раз так, возможно, он пошел искать целителя? Может… Может, говоря о «войне», он подразумевал борьбу с болезнью? Но он хотел, чтобы ты осталась – осталась и позаботилась о лавке, поэтому и дал тебе свободу… Верно?
Девчонка скривилась, и женщина покачала головой, понимая, что попала в точку.
– Он велел тебе остаться, да?
– Он сказал, я должна сама решить. Я больше не рабыня и не обязана никого слушаться.
– Но если он оставил лавку тебе – не продал ее, не бросил, а оставил под присмотром – разве это не означает, что он собирается вернуться?
– Он сказал, что оттуда, куда идет, уже никогда не сможет вернуться.
Стражница шумно вздохнула и озадаченно почесала затылок.
– Может, он считает, что его болезнь неизлечима? Думаю, все именно так. В ином случае… Ведь он нанимал меня, чтобы ты научилась драться, и если бы он шел искать исцеление, то взял бы тебя с собой для охраны… Но он оставил тебя в городе, а сам пошел пешком и даже без поклажи…
– …как будто на верную смерть, да? – обреченно усмехнулась Лу. – Хотя вряд ли он стал бы брать меня для охраны, даже если бы в таковой нуждался.
– Почему это? – нахмурилась женщина. Лу пожала плечами:
– Я ведь так ничему толком и не научилась. Вы меня постоянно ругали.
– Ругала, – хмыкнула шани, и девчонка с удивлением обнаружила, что она улыбается самым краешком губ. – Но то, что ты ничему не научилась – ложь. Мало старалась – да. Много ленилась – да. Но все же что-то ты можешь, а это лучше, чем ничего. Уж поверь, через меня прошло немало новобранцев, и ты была далеко не самым скверным из них.
На мгновение Лу стушевалась. Рабыней быть проще: ходи, склонив голову, и никто не заметит смущения на твоем лице. Но сейчас она заставила себя взглянуть прямо в глаза шани Ниджат и улыбнуться в ответ:
– Спасибо за эти слова. За то, что помогли мне. Да и за все остальное. Я правда благодарна. Если бы все ваши сослуживцы были такими же… Но увы. Пока я добиралась сюда, меня останавливали, допрашивали… Я потратила слишком много времени. Я обязана догнать хозяина и помочь ему.
– Я вижу. Хотя и не понимаю. Но отговаривать тебя не собираюсь. – Она отстегнула с бедер свой пояс с крепившимся к нему коротким клинком в ножнах и протянула девчонке. – Вот, возьми – он старый, но все же надежнее, чем пустые руки. Сундар не врал, дорога и правда небезопасная. Желаю удачи.
Я ведь уже рассказывал про такую империю Реверсайда, как Шаорис?
Как следует из названия, она была основана шаотами, которые и поныне составляют основную часть ее населения. Благодаря Дару Феникса шаоты всегда были более беззаботны, чем другие пять народов, а зачастую и вовсе безрассудны. Стоит ли так уж дорожить своей жизнью, когда имеешь в запасе еще две? Потеряв первую жизнь, шаоты обычно становятся осторожней, начинают беречься и меньше лезут на рожон. Но если случается, что остается всего одна, последняя, тогда-то и наступает переломный момент. Есть даже такое выражение – «трястись, как над последней жизнью».
И так вышло, что именно шаотка с одной жизнью стала императрицей Шаориса.
Звали ее Алексис. В сущности, она была достойна занимать престол, ведь не была обделена ни умом, ни честью, ни силой. Но, как и большинство других ей подобных, она находилась в постоянном страхе за свою единственную оставшуюся жизнь. Это нельзя назвать таким уж необоснованным, все-таки правители государств – фигуры значительные, и недругов у них достаточно. И пусть свой страх императрица довольно умело скрывала, и только при более близком знакомстве могли броситься в глаза ее чрезмерная подозрительность и осторожность, изнутри они медленно, но верно сводили ее с ума. Вероятно, она с самого начала была больна: ментальные расстройства очень коварны, они могут развиваться постепенно, так плавно, что окружающие далеко не сразу их замечают. И кто знает, как скоро бы проявила себя болезнь и проявила ли вообще, если бы в благоразумие императрицы Алексис не вбило клин предсказание Оракула.
Оракул. Это таинственный провидец, который на протяжении многих лет появляется то тут, то там в разных частях Реверсайда. Лицо его всегда скрыто под капюшоном, и никто не знает, как его зовут, откуда он, как давно существует на свете. Но его уважают и боятся… Почему, спросишь ты, если есть арканы – целый народ, который способен предвидеть будущее? Ну, во-первых, Дар Шамана позволяет арканам видеть лишь обозримое, недалекое будущее, которое обычно ограничивается днями, тогда как Оракул способен предрекать события, что произойдут спустя долгие годы. Во-вторых, каждый аркан видит лишь собственное будущее, или, изредка, своих близких, тогда как пророчества Оракула касаются самых разных людей, существ, а иногда и целых народов. Ну а самое главное – в отличие от арканов, способных менять увиденное будущее (чем они активно и пользуются в своих интересах), Оракул изрекает пророчества, которые всегда неминуемо сбываются. Правда, зачастую они иносказательны, туманны, и становятся понятны уже после того, как непосредственно сбылись.
Однако пророчество, которое прозвучало в императорской резиденции Шаориса, было вполне определенным – по крайней мере, на первый взгляд. Говорило оно о том, что правительнице суждено пасть от руки одного из ее близких соратников – и, что случается крайне редко, указало на вполне конкретную персону. Звали его Занис, и он был возлюбленным императрицы.
Но в тот же момент, когда Оракул изрек свое пророчество, в высокой башне, соседствующей с императорским дворцом, пришел в действие хранившийся под ее куполом чаройтовый артефакт – Маска. Она воспарила в воздухе и начала излучать сияние, а на ее зыбкой, призрачной поверхности ожили прожилки, меняясь и трансформируясь. Так случалось всегда, когда Маска призывала новых электов: как только линии окончательно складывались в пиктограммы, такой же рисунок возникал на груди у избранных.
Следует сказать, что, даровав людям свои артефакты, которые наделяли избранных – электов – огромной силой, ангелы завещали этим избранным верой и правдой служить своим народам; но вскоре выяснилось, что «служение народу» – понятие весьма размытое, и каждый понял его по-своему. В итоге сложилось так, что в каждом народе электам отведены разные роли. Где-то они управляют государством, а где-то, напротив, отстранились от мирских проблем, решая недоступные простым людям вопросы. Что касается шаотских электов, то они всегда были частью колоссальной политической системы империи, однако, несмотря на свое превосходство, в иерархии находились ступенью ниже императорской власти и обязаны были ей подчиняться. Всего их было трое, и, когда приходила пора, они сменялись тоже по трое. По воле Маски в тот злополучный день старые электы лишились своей силы, а одним из трех новых, на чьей груди появилась отличительная татуировка, стал Занис.
И, поскольку активация Маски производила характерные колебания в эфире, об этом узнали все, включая императрицу. Вообрази только: ей предрекли гибель от руки возлюбленного, и тотчас он становится одним из самых могущественных людей на земле… Как тут не помутиться рассудком? Однако, услышав о пророчестве, Занис заверил императрицу, что никогда не подумает посягнуть на ее жизнь, и поначалу та отреагировала спокойно. Чтобы избежать сплетен и пересудов, она спрятала свиток и в дальнейшем пресекала любое упоминание о пророчестве. Не имея предмета для обсуждения, люди вскоре позабыли об этой истории.
Но остался человек, который не мог все забыть. Это была сама Алексис. Мысль о возможном предательстве точила ее изнутри день ото дня. Она начала страдать от бессонницы, стала нервной и беспокойной. И, как бы ни старалась делать вид, что все хорошо, все сильней и сильней отдалялась от своего возлюбленного. В конце концов, доведенная до изнеможения, она решила убедить его покинуть Шаорис. Мужчина воспротивился, не желая терять свое положение и отправляться в добровольную ссылку; меж ними случился разлад. Оскорбленный просьбой императрицы, Занис настроил и двух других электов против нее. Те, кто были призваны править бок о бок, постепенно начали ненавидеть друг друга. Атмосфера при дворе становилась все более напряженной.
Однажды, в очередной раз повздорив с электами, императрица Алексис решилась на отчаянный шаг. Тайком, под покровом ночи она проникла в башню, полагая, что сможет активировать Маску и запустить переизбрание. Раньше столь дерзкое предприятие никто не пытался провернуть: люди безоговорочно доверяли чаройтовым артефактам ангелов, всецело полагаясь на их выбор; к тому же, всем было известно, что контакт простых смертных с таким артефактом невозможен, ведь заключенные в нем силы убили бы их на месте.
Невзирая на это, в своем безумии императрица решила, будто способна подчинить себе эти силы. Однако она не учла одного: Занис заметил, что она что-то замышляет, и уже какое-то время следил за ней. И потому, когда она вошла в башню и ступила на летающую платформу, позволявшую подниматься на вершину, Занис вскочил туда следом.
Они вступили в словесную перепалку. Элект пытался убедить правительницу отступить, ведь, невзирая на ссору, он не желал ей зла, не хотел, чтобы Маска уничтожила ее. Он говорил Алексис, что предсказание Оракула, возможно, следует трактовать как-то иначе… Но все его аргументы упирались в глухую стену непонимания: императрица продолжала настаивать на своем, желая подняться наверх и получить доступ к артефакту. Тогда Занис попытался остановить платформу. А императрица выхватила оружие…
Электу пришлось защищаться, и это переросло в настоящее сражение. Башня была самым высоким сооружением во всем Шаорисе, высотой в тридцать три этажа, и треугольные, как оскал, окна мелькали по обе стороны, но двое на поднимавшейся вверх платформе этого не видели: битва, в которой они схлестнулись, была куда стремительней, чем ее полет. Вскоре стало понятно, что императрица проигрывает: как бы хорошо она ни владела оружием, ей было сложно тягаться с силой, дарованной Маской. К тому же, эта сила пронизывала не только электов, но и всю башню, от вершины до основания: эфир там был густым, плотным, почти осязаемым, и Алексис было трудно контролировать его. В тот миг, когда они почти достигли последнего этажа, Занису удалось взять верх над ситуацией. Он оглушил противницу и смог остановить платформу, однако торможение было столь резким, что находившаяся у края женщина вылетела с нее и упала на много пролетов вниз…
Казалось бы, на том пророчество и должно было свершиться, да?
Однако у судьбы, как я часто говорю, всегда свои планы. Волею этой судьбы один люмер – придворный целитель из дворца, любивший уединение и порой приходивший в башню, чтобы спокойно там поработать, – в тот момент оказался на этаже, куда упала императрица, и спас Алексис; а в то время Занис, оставшийся на платформе, тоже схватился за грудь и скорчился от боли, но виной тому были вовсе не смертельные увечья, как у императрицы – просто с его кожи начала исчезать отличительная татуировка электа…
Занис сразу все понял. Шокированный, он решил своими глазами увидеть активацию чаройтового артефакта. Поднявшись на платформе на последний этаж, он взбежал по винтовой лестнице, ведущей под купол башни, и там, в стеклянном зале, в сиянии Маски, которая парила в воздухе, ощутил трепет эфира и увидел преобразование узоров на ее поверхности…
…В живописной долине у подножия гор стояла хижина, в которой ютилась большая семья; занимались они тем, что разводили овец. Там на попечении своей тетушки жила юная пастушка. Волосы ее были рыжие, как огонь, а в ее повадках и манерах было нечто кошачье.
Когда первая пиктограмма на артефакте прояснилась, Занис увидел изображение тигрицы.
На окраине одного из муранских городов, в большом вычурном особняке жил своенравный алхимик. Своей особой специализацией он считал яды, а по натуре был пусть и не злобен, но коварен и изворотлив; поговаривали, что его отец – один из демонов Преисподней.
Второй пиктограммой стал змей.
В столице Шаориса Магматике, суетном городе, расположенном на склонах огромного вулкана, ничем не примечательной жизнью жил один торговец. И хотя третьей пиктограммой стала оскаленная медвежья морда, мне нравится думать, что торговец этот, простой парень, в душе был не лютый, а весьма добродушный медведь.
Что тут еще сказать… Этой троице, такой разной и непохожей, пришлось повиноваться зову Маски и стать новыми избранными. Но знаешь, что самое странное?
Они подружились. Тигрица, Змей и Медведь стали друзьями – как тебе это нравится? Возможно, их сплотили общие опасения, потому как Занис, несправедливо обвиненный в причинении вреда императрице и сосланный за это в родной город, далекий от Магматики, не ушел молча. Он не преминул во всех красках рассказать им историю о безумии правительницы, о придворных интригах и тех, кому они играли на руку; он передал им все свои знания и подозрения, а в конце, оценивающе глянув на новичков, заключил, что им долго не продержаться. А им на тот момент не оставалось ничего иного, как поверить ему. И, сидя в таверне поздним вечером после обряда посвящения, они решили – у них есть шанс, но только, если они объединятся…
Хотя, в целом, все было не так уж плохо, как он рассказывал.
По крайней мере, поначалу.
Потом болезнь императрицы усугубилась. Хотя находилась вне зоны досягаемости Заниса, Алексис продолжала бояться свершения пророчества. Два года спустя до столицы донеслась весть, что в своем родном городе Занис был убит. Императрица не скрывала ликования, и по ее поведению у любого бы закрались мысли, что она приложила руку к случившемуся. Она могла бы легко доказать обратное, позволив прочесть свои воспоминания с помощью эфира, но категорически отказалась это делать. О чем еще это могло говорить, как не о ее причастности? К тому же, она запретила электам проводить расследование, оставив местные власти разбираться с произошедшим. И когда Тигрица, Змей и Медведь не послушались и отправились на место преступления, они обнаружили там улику, указывающую на то, что они были правы в своих подозрениях…
Однако на суде разразился скандал. Мнения придворных разделились, но все же большинство – верная шайка приспешников, которую сколотила вокруг себя Алексис – заняло ее сторону. И они поддержали ее, когда та обвинила избранников Маски в неуважении к императорской власти и выгнала их, заявив, что отныне Шаорис не нуждается в их помощи.
Тогда Змей, Тигрица и Медведь ушли, и больше никто о них ничего не слышал.
…Да уж, звучит как-то путанно. Ведь если Занис умер раньше Алексис, тогда, выходит, пророчество не сбылось? Кто знает… Но я по-прежнему убежден, что пророчества всегда сбываются.
Честно говоря… Я окончательно запутался и теперь даже не могу сказать, о чем именно эта история, и кто кого предал. Императрица – Заниса? Занис – императрицу? Или же империя предала тех, кто трудился на ее благо? А может, и вовсе никто никого не предавал, и все они были лишь песчинками в жерновах судьбы? Я и правда не знаю ответа.
Но знаешь… Быть может, однажды настанет день, и я расскажу тебе, чем все закончилось.
Если, конечно, ты захочешь слушать…
Стены города, где Лу жила последние три года, остались позади. Холмистая сухая степь с пожухшими кустарниками и низкорослыми деревьями по обе стороны от широкого тракта да редкие путники с повозками навстречу – таким было ее путешествие. Пока Дымка скакала рысью, вздымая клубы дорожной пыли, у девчонки было достаточно времени на размышления.
Все пошло под откос в то утро месяц назад, когда загадочный горбун забрал Нами, а Хартис начал убеждать Лу, будто они двое ушли в мир из его сказок. После ссоры она все ждала, что хозяин первым сделает шаг к примирению, но этого так и не случилось. Девчонка хотела бы и сама сделать этот шаг, но горькая обида, которую она затаила на сердце, обида на ложь Хартиса и на его равнодушие, всякий раз останавливала ее; она убеждала себя, что оно и к лучшему, хотя изводившая ее тоска говорила об обратном.
В конечном счете все это вылилось в затяжную размолвку, пролегшую меж ними глубокой трещиной, которая постепенно превращалась в пропасть. Однако, по-прежнему жившие под одной крышей, они не могли вечно делать вид, будто друг друга не существует в природе; и мало-помалу вышло так, что оба стали притворяться, будто ничего не произошло – будто не было не только того злосчастного утра, но и вообще всех этих трех лет, будто Лу всегда оставалась лишь кроткой, покорной рабыней, которая молча делает свою работу, и не более.
Но она не могла не заметить, что с Хартисом творится неладное, и причина крылась далеко не в их размолвке. Тот пытался вести себя непринужденно и иногда шутил с клиентами, как прежде, но все чаще его можно было застать замершим в бездействии – хмурым, серьезным, задумчивым. Порой, и с каждым днем все чаще, он всматривался перед собой в пустоту, и Лу, наблюдавшая за ним украдкой, замечала нездоровый блеск в его глазах. По ночам через тонкую стену было слышно, как он часами ворочается в кровати без сна, потом встает и бродит по комнате – половицы скрипели то тут, то там, будто встревоженный призрак не может найти покоя.
Со временем Лу снова стала ощущать нарастающую тревогу. Ее привычный мир ускользал, как песок сквозь пальцы, но, как и в прошлый раз, ей оставалось лишь бессильно ожидать неотвратимого. И когда прошлым вечером хозяин сказал, что хочет поговорить, по его тону Лу сразу поняла: это оно. Сердце ухнуло вниз, хотя она и ждала этих слов – жаждала услышать и в то же время боялась…
Теперь, следуя по тракту в неизвестность, она снова и снова прокручивала в голове события прошлого вечера, пытаясь отыскать ключ к тому, что произошло, но в итоге лишь попусту причиняла себе боль.
Перед ее глазами все еще стояло лицо Хартиса, сидевшего напротив. Тот совсем мало ел в последнее время и оттого осунулся, черты лица, прежде круглые и плавные, стали острее. То ли это, то ли зачесанные назад волосы, которые он рассеянно приглаживал пятерней, делали его слегка чужим, неузнаваемым. Хотя и прежде не выглядел на свои тридцать, теперь он стал казаться и вовсе юным – хрупким, уязвимым… Он выглядел больным, и Лу слишком поздно осознала, что он действительно болен.
Ментальные расстройства очень коварны, они могут развиваться постепенно, так плавно, что окружающие далеко не сразу их замечают.
