скачать книгу бесплатно
– Что я могла сказать? – ответила, раздражено ванхоу, – бися всё решил.
– Мухоу… – та плаксиво скривила рот, потрясла ванхоу за рукав.
– Это всего лишь наложницы, – ответила ванхоу, – у тебя еще будет возможность.
– Но…
– Не волнуйся, – успокоила её ванхоу, – я всё устрою.
– Это вы так говорите, а на самом деле совсем не хотите, чтобы я стала женой циванзы.
Ванхоу вздохнула.
– Еще не время, – сказала она. – Тем более намечается война. Если он там погибнет… ты что, собираешься стать раньше времени вдовой?
– Мухоу, – продолжала капризничать вугонджу.
– Подумай! У него нет ни связей при дворе, ни родственников.
– Я хочу только его, – промычала вугонджу, – кроме него больше ни за кого замуж не пойду.
– Ну хорошо, – успокоила её ванхоу, – вот вернется твой избранник с войны, заслужит почести, тогда я непременно уговорю давана.
– Обещаете? – радостно воскликнула вугонджу.
– Обещаю, он не откажет, ты его самая любимая дочь. Вот увидишь, если ты этого желаешь, всё будет так, как ты хочешь.
– Спасибо мухоу, – вугонджу обняла ванхоу.
Глава 4
Вот уже три дня, как патрули Вэй дзяндзюна прочесывали местность вдоль границы. Гонджу, покинув поместье, отправилась на восток, в сторону поселения беженцев из Шань. Но уже к утру след её был потерян и дзяндзюн, получивший нерадостные известия, распорядился прочесывать дорогу от поселения до перевала Иншань. Она не могла пройти мимо перевала незамеченной. «Что опять придумала эта девчонка? – задавался вопросом Вэй Нин, – мне не следовало её выпускать из поместья».
Когда ему сообщили о побеге, он, спокойный, что дальше границы она не уйдет, и уверенный, что и женщину то же, рано или поздно, перехватят на перевалочном пункте, у крепости, просто-напросто распорядился следить и ждать. Когда же ему сообщили, что гонджу пропала он начал беспокоится. А уж по истечении трех дней, так и не напав на её след и не перехватив женщину, за которой ушла Минмин, он понял, что, возможно, существует другой путь, по которому они пересекли границу, какая-то тайная тропа. Именно для этого гонджу и взяла с собой собаку, и теперь, выслеживая, бродит где-то за пределами территории Иншань, возможно даже с другой стороны границы, в Шань.
Вэй Нин немедленно приказал доставить того самого лаоши, который сподвигнул гонджу на её побег.
Каково же было его удивление, когда в лаоши он признал опального сына давана Шань, бывшего тайзы[44 - ?? t?izi, наследник престола, наследный принц.], того самого, который два года назад был, якобы, казнен за попытку переворота, но на самом деле скрывался всё это время. В итоге, оказавшись среди беженцев из Шань, стал лаоши и даже смог найти подход к его дочери. Вэй Нин, не добившись ровным счетом ничего от Чжао Вэйли, приказал запереть его. Сам же стал обдумывать как ему поступить: кинуться на перевал и отрапортовать, что его дочь потеряна, попросить помощи Фу дзяндзюна, или ждать новостей и надеяться, что и в этот раз она развернет ситуацию в свою пользу?
Наконец, на седьмой день, потеряв последнюю надежду и не желая больше тратить впустую время, дожидаться её возвращения, он выехал к пограничному перевалу, но по дороге его нагнал Хей Ин, отправленный им прочесывать окрестности предгорий Иншань.
– Баогао[45 - ?? b?og?o? доклад, докладывать.], – прокричал еще издали Хей Ин, – дзяндзюн, гонджу нашли.
– Где? – спросил дзяндзюн.
– В поле у мельниц, с запада от притока Суньхэ. – Хей Ин указал направление. – С гонджу всё в порядке. Футин её везет в поместье.
– Хорошо, – кивнул Вэй Нин.
Он развернул лошадь и направился назад к поместью. Вернувшись и убедившись, что с дочерью все нормально, он даже не стал с ней разговаривать, заперся у себя в кабинете, так он был зол. Боясь наговорить или сделать что-то, о чем потом пожалеет, он решил взять паузу.
***
Минмин вот уже второй день сидела одна в комнате. Её никуда не выпускали и никого не подпускали к ней, даже Бинбин, изображавшую её всё то время, пока она отсутствовала не пускали к ней. Диди, которую охрана впускала в комнату только для того, чтобы принести Минмин еду и убрать, едва забегая, тотчас спешила покинуть покои гонджу, боясь навлечь на свою голову гнев чжужена[46 - ?? zh?rеn, хозяин.]. На третий день, не выдержав, Минмин отказалась от еды. Только после этого, к вечеру, к ней в комнату впустили Пей Яна.
– Что происходит? – спросила Минмин, накинувшись на него с порога.
– Не знаю, – пожал он плечами, – разбирайся сама со своим футином. Я всего лишь уведомил, что если меня к тебе не допустят, я соберу вещи и уеду назад в сымиао[47 - ?? s?mi?o, монастырь.].
– О! – кивнула Минмин, – значит ты не в курсе, что происходит снаружи?
– Почему же, – улыбнулся он, заговорил по-русски, – в курсе. Я не знаю, что творится у твоего отца в голове, но что происходит за пределами поместья, я знаю. Я пытался добиться, чтобы меня пустили к тебе с того момента, как ты слиняла. Кстати, почему ты мне не сказала?
Она усадила его за стол, сама села напротив.
– Не хотела тебя впутывать.
– Но ты всё равно меня впутала… тот допрос с пристрастием, который устроил мне твой отец… В общем… я понимаю, что ты привыкла всё решать своими методами, действовать самостоятельно, не считаясь с чувствами других, но в следующий раз…
– Я постараюсь, но…
– Ладно, – улыбнулся он, – мне, в принципе, всё равно, поступай как знаешь. Вот только твой отец… думаю он еще не скоро отойдет от такого стресса.
– Но раньше всё было гораздо… м… он сразу меня прощал, и…
– Видимо лимит прощения исчерпан.
– Ладно, – кивнула Минмин, – я с этим разберусь, что там с той женщиной?
– С кем?
– С той женщиной… из Шань, дочь которой убили. Не помню её имени.
– А… – Павел кивнул, – её выпроводили из поместья уже на следующий день. Не знаю где она теперь, но…
– Как выпроводили? – Минмин вскочила с табурета.
– Она уже не нужна, дело о … того дафу, похороны сына которого ты так бесцеремонно прервала, не помню как его там… в общем его освободили, дело закрыли.
– Но…?
– Магистрат отверг обвинения, – со вздохом объяснил Павел, – всё сделано согласно утверждённым религиозным обрядам. Жрецы встали на сторону обвиняемого. В общем, его оправдали. Не знаю, сколько он им заплатил, но…
Минмин поникла, села на табурет.
– Не понимаю… как так можно? В прошлый раз всех этих чиновников наказали и… Тебя не было в Иншань, ты возможно не знаешь…
– Я слышал, – кивнул Павел, – то, что произошло в прошлый раз… чиновники проворовались и наказание было поддержано властями и магистратом. Но в этот раз ты пошла против религии. Чтобы изменить мнение людей по вопросу религии, какие бы аморальные постулаты она не поддерживала – нужно, в первую очередь изменить мышление людей. Задумайся, даже та женщина, дочь которой была принесена в жертву и похоронена с сыном богатея, она ведь не обратилась за помощью к властям, в магистрат, она безропотно приняла произошедшее и решила последовать за своими детьми. Это потому что у неё в голове с воспитанием, с… не знаю с чем, но закреплено понятие того, что жертвоприношение – это норма.
– Но я ведь смогла её уговорить вернутся, – настаивала Минмин.
– Скорее всего потому, что она знает кто ты. Ты для неё гонджу, та, которая дала ей кров, пищу, ты для неё верховная власть и она будет слушать тебя, что бы ты ей не сказала, – Павел вздохнул. – Минмин, ты должна понять, куда можно нам с тобой влезть, а куда не следует. Борьба с религиозными понятиями, какие бы извращённые они не были, например – жертвоприношения – это борьба с ветряными мельницами. Кроме того ту перепись населения, те свидетельства о рождении, которые ты придумала, та система с налогом на медицинские услуги и бесплатными ишен и дайфу, всё это уже не работает. Люди не знают, как с этим поступать, им мало что объясняют, в итоге всё превратилось в полный бардак.
– Но можно еще раз всё объяснить, – задумалась Минмин, – устроить какую-то помощь, я не знаю… консультации?
– Это все постепенно блокируется самим магистратом, а инициатор – власти в столицы.
– Значит всё, что я делаю – бессмыслица? Всё бесполезно?
– Ну почему же, ты заложила какие-то зерна. Им нужно прорасти. Не сразу, но результат будет. Может ни при нас, а когда нас уже не станет, но образованные люди поймут, примут… Ты выросла фактически на пике цивилизации, в двадцать первом веке, а скатилась к подножью… в седьмой или шестой век до нашей эры. Ты не можешь насадить порядки… ты не можешь в рабовладельческом строе построить социализм. Ты ведь понимаешь, что мы с тобой попали в рабовладельческие времена? Люди приписаны к земле, которую даван дарует своим вассалам: чиновникам и родственникам, а те ею управляют и распоряжаются.
– Поэтому ты здесь решил стать хэшаном? Ушел в сымиао?
– В общем, это одна из причин. В любом случае ты уже постаралась, уже сделала, что смогла. Та община шаньцев, которую ты тут построила… ты в курсе, что осенью прошлого года, когда из столицы прибыли солдаты и хотели этих шаньцев забрать, как военнопленных, а там уже отправить в рабство или казнить, или принести в жертву, уж как решит даван… так эти шаньцы восстали. Конечно, не вернись твой футин вовремя и не встань он на их защиту, у них бы ничего не получилось, но… факт остается фактом – эти шаньцы, они поддержали тот порядок, который установила ты, а не пошли на бойню как безропотные овцы. Это уже успех!
– Что же мне делать теперь? Смирится с тем, что…
– Да, смирится, – перебил её Павел, – принять эту цивилизацию, принять их порядки. Конечно, не оставаться в стороне, когда ты можешь помочь. Ты ведь врач, так будь им. Помогай людям, но не перебарщивай. Как говорится: «Вошел в деревню – следуй обычаям этой деревни»[48 - ???? r? xiang su? s?, В чужой стране жить – чужой обычай любить (дословно: Зашел в деревню – следуй её обычаям).]. Они сами разберутся. Им только нужно время. Представь, что все цивилизации идут разными путями, но в итоге приходят в одну точку – вершину. Твоя задача, как образованного человека, принять эти обычаи и традиции, какими бы варварскими они тебе не казались, помогать чем сможешь и ждать пока эта цивилизация сама достигнет своей вершины, и не важно, какой тропой она к ней идет.
– Но убийство…
– Для них это не убийство, а жертва. Жертва богам, и с этим нам с тобой трудно смериться, а им еще труднее понять, почему ты не принимаешь этот порядок. Ты ведь должна быть одной из них. Именно здесь у них будет резонанс, именно здесь они перестанут принимать тебя и поддерживать. На самом деле в этот раз ты доставила гораздо больше проблем своему отцу, чем все прошлые разы. Слышал, тот господин… дафу[49 - ??? sh?d?fu, здесь: чиновник-аристократ, ученый.], он отправился в столицу и еще неизвестно, чьей поддержкой он там заручится. А ваше с отцом положение весьма шаткое, не всегда можно будет отделаться огромным урожаем. Тем более, насколько я понял, в прошлый раз так же взяли за объяснение… э… что-то про волю богов, верно? А теперь ты им, этим богам и жрицам противоречишь… В общем…
– Я поняла, – кивнула Минмин. – Я не буду высовываться.
– Вот и умничка, – он улыбнулся, – а за это у меня есть поощрительный приз. Чтобы ты не скучала.
Минмин улыбнулась, протянула ладони.
– Э… – Павел покачал головой, – приз сушится.
– В смысле?
– Я скрипку тебе сделал, – вернее две, одну тебе, одну себе. Тебе подойдет одна вторая. Она даже… возможно будет немного великовата, но недолго.
– Ты меня собрался учить игре на скрипке? – удивилась Минмин.
– А что еще тут делать? Пока тебя держат взаперти… – усмехнулся Павел, – возобновим тренировки, когда разрешат, а пока тебя не выпускают даже из комнаты, будем всем на нервы действовать твоей игрой. Ты себе представить не можешь, насколько это… утомительно, слушать как учатся играть на скрипке.
– И месть моя будет страшна! – Минмин рассмеялась.
– Ну вот ты и вернулась…
– В смысле?
– Не печальная и озабоченная, а саркастичная и задиристая. Наконец!
– Ох! Ты об этом.
– Давай я тебе поэму прочитаю… недавно написал.
– Но… – Минмин попыталась найти какую-то отговорку, но увидев в его глазах обиду, выпалила: – давай… конечно!
Когда я правил миром,
Как бог среди богов,
Взлетая в кручи белых,
Прекрасных облаков.
Смотрел на мир бескрайний:
В полях, в лесах, в степях,
В морях и океанах, в горах,
В своих домах, в пещерах
Люди чахлые, убогие – мой взор,
Мою судьбу не трогали,
Не теребили боль души моей
Бессмертной. Лишь иногда, в ночи,
Спускался с крыши мира я
Отпить сих вод ключи.
Я брёл по краю леса, -
Хибарка предо мной,
Зайдя на свет огарка
Свечи в хибарке той,
Смотрю: склонилась женщина
Над люлькой, слезы льет,
А в люльке бездыханное
Дитя. И всё… и вот…:
Мирская боль нахлынула, ударила,
