Лорд Дарси. Убийства и магия

– И в чем это проявляется? – невозмутимо продолжил расспросы лорд Дарси.

Епископ заговорил кратко и торопливо.

– Первый приступ произошел с милордом маркизом в канун дня святого Стефана, двадцать шестого декабря тысяча девятьсот шестьдесят третьего года. Лицо его вдруг приобрело выражение клинического идиота: оно расслабилось, и свет разума как бы погас в его глазах. Он бормотал какую-то бессмыслицу и, похоже, не понимал, где находится, и даже в какой-то степени боялся того, что его окружает.

– В буйство он не впадал? – спросил лорд Дарси.

– Нет. Скорее наоборот. Он держался кротко и позволил отвести себя в постель. Леди Элейна немедленно вызвала врачевателя, подозревая, что мой брат, возможно, перенес апоплексический удар. Как вам известно, маркизaт поддерживает капитул бенедиктинцев внутри стен Шербурского замка, и отец Патрик осмотрел моего брата спустя считаные минуты.

Однако к этому времени приступ уже прошел. Отец Патрик не обнаружил ничего плохого, a мой брат сказал, что ощущал лишь легкое головокружение и ничего более. Однако с тех пор с ним случилось еще три приступа – вечерами второго, пятого и седьмого числа этого месяца. A теперь он исчез.

– То есть вы, милорд епископ, полагаете, что с его светлостью произошел еще один приступ и он может оказаться неведомо где, причем в состоянии… кхм… non compos mentis, не так ли?

– Именно этого я и опасаюсь, – твердым тоном заявил епископ.

Лорд Дарси задумался на мгновение, а затем молча посмотрел на его королевское высочество герцога.

– Я хочу, чтобы вы провели тщательное расследование, лорд Дарси, – проговорил Ричард. – Действуйте по возможности осторожно. Скандал нам совершенно ни к чему. Если у милорда де Шербура случилось помутнение рассудка, мы, конечно, прибегнем к самым лучшим целителям. Но для начала его нужно найти.

Он посмотрел на стенные часы.

– Поезд до Шербура отходит через сорок одну минуту. Вы будете сопровождать милорда епископа.

– Мне как раз хватит времени на сборы, ваше высочество. – Лорд Дарси немедленно поднялся со своего кресла. – К вашим услугам, милорд. – Поклонившись епископу, он вышел за дверь, аккуратно прикрыв ее за собой.

Однако он вовсе не направился в свои апартаменты, а остановился за дверью, поскольку заметил на себе многозначительный взгляд герцога Ричарда.

И услышал следующий разговор:

– Милорд маркиз, – проговорил герцог, – не позаботитесь ли о том, чтобы милорд епископ подкрепил свои силы? Если ваша светлость простит, меня ждет срочная работа. Необходимо немедленно направить моему брату королю рапорт о случившемся.

– Конечно, ваше высочество, конечно.

– Я прикажу подать карету вам и лорду Дарси. Я еще раз приму вас, милорд, до отъезда, а пока прошу простить меня.

Выйдя из комнаты, он взглянул на ожидавшего за дверью лорда Дарси и движением руки пригласил его в соседний зал. Лорд Дарси последовал за ним. Плотно закрыв дверь, герцог негромко проговорил:

– Дело может оказаться намного сложнее, чем кажется на первый взгляд, Дарси. Де Шербур сотрудничал с одним из личных агентов его величества, пытавшимся раскрыть агентурную сеть польских agents provocateurs, промышляющих в Шербуре шпионажем. Если у него действительно произошел психический срыв и он попал в их руки, мы в крайне затруднительном положении.

Лорд Дарси понимал всю серьезность ситуации. Всю последнюю половину столетия короли Польши тешили свои амбиции. Аннексировав всю русскую территорию, до которой они смогли дотянуться, – до Минска на севере и Киева на юге, – поляки обратили свои стремления на запад, к границам Империи. Уже несколько веков германские государства служили буфером между могущественным королевством Польским и еще более могущественной Империей. Теоретически германские страны, как часть старой Священной Римской империи, являлись подданными императора – однако ни один англо-французский король никогда не пытался вернуть их под свою руку. На самом деле германские государства были обязаны своей независимостью тлеющему конфликту между Империей и Польшей. Если бы войска короля Казимира IX, например, попытались бы оккупировать Баварию, та немедленно, захлебываясь слезами, обратилась бы за помощью к Империи. С другой стороны, если бы король Джон IV попытался взыскать с Баварии всего один соверен в качестве налога и послал за ним свои войска, Бавария тут же с таким же воплем бросилась бы в объятия Польши. И пока равновесие сил сохранялось, германцы могли спать спокойно.

На самом деле король Джон не имел желания силой загонять германцев в Империю. Имперская политика давно уже избегала прямой агрессии. Армия Империи без особых трудов могла бы захватить Ломбардию или север Испании. Однако располагая всем Новым Светом в качестве доминиона, Империя не имела потребности в новых европейских территориях. Агрессия против мирных соседей во дни данного века была немыслима.

Пока Польша устремляла свои интересы на восток, Империя следовала политике невмешательства, доколе сама двигалась все дальше, в Новый Свет. Однако это движение на восток короля Казимира затормозилось и остановилось. У поляков возникли трудности в уже завоеванных русских областях. Чтобы удерживать воедино свою квазиимперию, он был вынужден постоянно напоминать своим подданным об опасности в лице внешних врагов, однако продвигаться дальше по территории России не рисковал. Русские княжества за последнее поколение сумели образовать какую-никакую, но все же коалицию, и польскому королю Сигизмунду III пришлось отступить. Русские, если им удастся объединиться, могут стать опасными врагами.

Итак, на западе оставались германские государства, а на юге – Румелия. Связываться с последней Казимир не желал, однако имел собственные планы на германские государства.

Благосостояние Империи, основу ее плавно растущей экономики обеспечивал Новый Свет. Импорт хлопка, табака и сахара – не говоря уже о золоте, найденном на южном континенте, – представлял собой становой хребет имперской экономики. Подданные короля были сыты, хорошо одевались, жили в добротных домах и радовались жизни. Однако сколько-нибудь длительная блокада морских перевозок сулила неприятности.

Польский военный флот и в подметки не годился имперскому. Ни один польский корабль не сумел бы пробиться в Северное море мимо королевского флота или флотов скандинавских союзников Империи. Северное море безраздельно принадлежало Империи и скандинавам и патрулировалось ими совместно… в него не допускался ни один чужой военный корабль. Торговые суда, в том числе польские, плавали по нему свободно – после досмотра и при отсутствии оружия на борту. Закупоренный в Балтике польский военный флот был беспомощен, да и количество и качество кораблей не позволяло ему пробиться наружу. Однажды, в 1939 году, поляки пошли на прорыв и были сожжены на воде. Больше король Казимир не пытал счастья.

Он сумел купить горстку испанских и сицилийских судов, переоборудовал их в приватиров, однако они являлись разве что досадной помехой, но не угрозой. При поимке их рассматривали как пиратов – корабли либо захватывали, либо топили, а экипажи вешали, и имперское правительство даже не утруждало себя объявлением протестов королю Польши.

Однако у короля Казимира были припрятаны в рукаве и другие козыри. Происходившие события крайне беспокоили лордов Адмиралтейства и Торгового флота. Суда уходили из имперских портов – Гавра, Шербура, Ливерпуля, Лондона и других – и пропадали бесследно, от них не оставалось ни слуха ни духа. Они не добирались до портов Новой Англии. И количество таких кораблей заметно превышало то число, которое можно было бы списать на непогоду и пиратство.

Уже это было достаточно плохо, но ситуацию ухудшали слухи, распространявшиеся вдоль берегов Империи. В основном они преувеличивали опасности плавания через Атлантику. Начала распространяться молва о том, что центральная часть океана опасна для плавания – куда опаснее, чем воды у берегов Европы. Насквозь просоленного моряка не пугала непогода; дайте британскому или французскому мореходу надежный корабль, опытного и достойного доверия капитана, и он ринется в пасть любого шторма. Однако злые духи и черная магия – дело совсем другое.

При всем своем желании ученые-исследователи просто не могли обучить простого обывателя всем сложностям и ограничениям современной научной магии. Суеверия, уходящие корнями в глубины тысячелетий, до сих пор владели умами девяноста девяти процентов населения даже в такой развитой и современной цивилизации, как имперская. Как объяснить простонародью, что творить чары способна лишь малая доля людей? Как объяснить, что любого уровня заклинания и заклятья, напечатанные в официальных гримуарах, сколько их ни читай, ничем не помогут тому, у кого нет Таланта? И как объяснить, что даже при наличии Таланта нужно учиться долгие годы для того, чтобы пользоваться им эффективным, предсказуемым и властным образом? Людям твердили это из года в год, но в глубине своих сердец они исповедовали прежние суеверия.

Даже у одного из десяти подозреваемых в обладании черным глазом не было этой способности, однако у магов и священников постоянно выпрашивали средства против сглаза. И одному только Богу ведомо, сколько народа постоянно носили полностью бесполезные медальоны, амулеты и талисманы, отваживающие ведьм, приготовленные лишенными Таланта шарлатанами, не способными заставить заклинания работать. Простонародье всегда страдало от странностей, которые заставляют боязливого человека идти за амулетом к злобной с виду и неопрятной «ведьме», а не к респектабельному дипломированному магу или пользующемуся доверием церкви священнику. В глубине души большинство людей смутно подозревают, что зло могущественней добра, и отвратить его можно только еще большим злом. И никто из них не способен поверить в доказанную учеными истину, утверждающую, что в конечном итоге черная магия вредит скорее самому адепту, чем его жертвам.

Посему несложно было распространить слух о том, что посреди Атлантики обитает некое неведомое зло, и в результате этого все больше и больше моряков начинали уклоняться от службы на кораблях, направлявшихся в Новый Свет. Императорское правительство испытывало полную уверенность в том, что подобные россказни злонамеренно распространяются агентами короля Казимира IX.

Необходимо было сделать две вещи: прекратить исчезновение кораблей и остановить распространение слухов. Милорд маркиз де Шербур перед собственным исчезновением как раз и работал над осуществлением этих задач. Посему чрезвычайно важно знать, в какой мере польские агенты связаны с его исчезновением.

– Вам следует немедленно обратиться к резиденту его величества, – сказал герцог Ричард. – А поскольку во всей истории не исключено применение черной магии, возьмите с собой мастера Шона, инкогнито. Если станет известно о внезапном появлении нашего мага, враги – кем бы они ни оказались – могут затаиться или сделать с де Шербуром что-нибудь нехорошее.

– Я буду действовать с предельной осторожностью, ваше высочество, – заверил герцога лорд Дарси.

***

Поезд, шипя, пыхтя и выдыхая клубы пара, въехал под свод шербурского вокзала, погрузив помещение в густой туман, однако ветер немедленно набросился на дымную пелену и разметал ее в клочья, прежде чем из вагона успел выйти первый пассажир. Прибывшие поплотнее запахивались в пальто и плащи, не торопясь выходить. По земле и перрону мела легкая поземка, но небо оставалось чистым, и невысоко поднявшееся над землей зимнее солнце освещало пейзаж ярким, пусть и холодным, светом.

Перед отъездом из Руана епископ телесонировал в Шербурский замок, так что приехавших ожидала карета – одна из самых современных моделей, на пневматических шинах и пружинных рессорах, с гербом Шербуров на дверях, запряженная двумя парами отличных серых коней. Лакей открыл дверцу, первым в нее поднялся епископ, за ним лорд Дарси и, наконец, коренастый коротышка в одежде благородного слуги благородного джентльмена. Багаж лорда Дарси поставили на решетку наверху кареты, однако камердинер так и не выпустил из крепкой руки свой небольшой дорожный чемоданчик.

Мастер Шон О'Лохлэнн решительно не намеревался даже на мгновение расставаться со своим профессиональным снаряжением. Он и так не был доволен тем, что ему не разрешили воспользоваться привычным, украшенным символами саквояжем, и потратил почти двадцать минут, накладывая защитные заклятья на простой чемодан из черной кожи, на котором настоял лорд Дарси.

Лакей закрыл за ними дверцу, вспрыгнул на облучок, и четверо серых красавцев припустили рысью по улицам Шербура к стоявшему у моря замку на другой стороне города.

Отчасти для того, чтобы отвлечь милорда епископа от размышлений по поводу судьбы его брата, а также для того, чтобы никто не мог их подслушать, лорд Дарси и епископ молчаливо решили ограничить общение вопросами, никак не связанными с предстоящим расследованием. Мастер Шон тихо сидел в сторонке, изо всех сил стараясь сойти за камердинера, в чем немало преуспевал.

Впрочем, в карете разговор почти сразу сошел на нет. Милорд епископ, опустившись на мягкое сиденье, уставился в окно. Мастер Шон прикрыл глаза и откинулся назад, сложив руки на животе. Лорд Дарси, подобно милорду епископу, также смотрел в окно. Он был в Шербуре всего два раза и не знал его улиц так, как следовало бы. Посему знакомство с маршрутом, по которому следовала карета, вполне оправдывало себя.

И только когда они выехали к морю и свернули в сторону башен замка на Рю-де-Мер, лорда Дарси наконец кое-что крайне заинтересовало.

У причалов, по его мнению, стояло слишком много судов, а штабеля товаров в порту явно требовали отправки. И даже количество докеров отнюдь не соответствовало потребностям торговли.

«Матросы боятся “Проклятья Атлантики”», – подумал лорд Дарси. Повсюду стояли кучки мужчин, о чем-то негромко, но довольно раздраженно переговаривавшихся между собой, и он решил, что это моряки, по собственной воле оставшиеся без работы и теперь сожалеющие о собственной трусости. Возможно, они стремятся наняться в порт грузчиками без разрешения Гильдии портовых рабочих.

Согласно портовому обычаю, как ему было известно, матросы считались кандидатами в грузчики, а грузчики – в матросы. Решивший подольше побыть на суше моряк обычно нанимался в докеры; а если докер хотел проветриться, то всегда находил койку на одном из кораблей. Однако если корабельщики не cмогут набрать матросов в нужном количестве, они останутся в порту, и у грузчиков будет меньше работы. И если уж без работы остаются штатные члены лиги докеров, то стоит ли удивляться тому, что Гильдия не сумеет найти рабочие места для перепуганных матросов, собственно, и спровоцировавших этот кризис.

Безработица, в свой черед, обременяла личную казну маркиза Шербурского, поелику, согласно древнему закону, лорд обязан помогать своим людям, когда их семьи попадают в трудное положение. Пока перерасход средств выглядел не слишком опасным, поскольку равномерно распределялся по всей Империи, и согласно тому же закону милорд де Шербур мог обратиться за помощью к герцогу Нормандскому, а его королевское высочество мог, в свой черед, рассчитывать на поддержку его императорского величества Джона IV, короля и императора Англии, Франции, Шотландии, Ирландии, а также Новой Англии и Новой Франции, защитника истинной веры и прочая.

A пополнялась имперская казна доходами всей Империи.

И все же при дальнейшем ухудшении ситуации экономике Империи грозил полный коллапс.

***

Тем не менее, как с облегчением отметил лорд Дарси, работа в порту не прекращалась. Помимо кораблей, отправлявшихся в Средиземноморье и в Африку, находились и суда, набравшие экипаж и готовящиеся к отплытию через всю Атлантику на Северный и Южный континенты Нового Света, то есть в Новую Англию и в Новую Францию.

Возле одного из больших кораблей, называвшегося «Гордость Кале», кипела бурная деятельность. Тюки с товарами под многоголосье приказов грузили на борт корабля. Лорд Дарси разглядел упаковку, полную бочат вина, причем на каждом значилась надпись: «Ордвин Вейн, винодел», а выжженная на них печать чародея давала гарантию того, что вино не скиснет во время морской транспортировки. Вино, насколько знал лорд Дарси, в основном предназначалось для экипажа: по закону каждому моряку полагался эквивалент одной бутылки в день, к тому же вина Нового Света были настолько великолепны, что ввозить туда европейские можно было только себе в убыток.

За этим кораблем тянулась цепочка других, также грузившихся и готовящихся к переходу через Атлантику, так что лорд Дарси с облегчением подумал: «Итак, “Проклятье Атлантики” перепугало не всех мореходов Империи».

«Мы справимся, – думал он. – Справимся, что бы ни делал польский король, мы победим. Как обычно».

Он не думал: «Как и будет всегда».

Империи и общества также смертны, одни умирают, и их тут же сменяют другие. Римская империя пала, уступив место варварским ордам, которые постепенно превратились в феодальное общество, в свой черед с течением времени сделавшееся современным. Конечно, возможно, однажды, подобно Римской империи, рухнет и восьмисотлетняя империя, основанная Генрихом II в двенадцатом веке, однако она просуществовала уже в два раза дольше и не была окружена враждебными ордами варваров, как не обнаруживала и признаков внутренних раздоров, способных ее погубить. Итак, Империя сохраняла стабильность и не останавливалась в своем развитии, только крепла и обновлялась.

Внушительной долей своей стабильности она была обязана дому Плантагенетов – династии, начало которой положил Генрих II после смерти короля Стефана. Старый Генрих сумел привести большую часть Франции под руку английского правительства. Сын его Ричард Львиное Сердце пренебрегал Англией в первое десятилетие своего правления, но потом, чудом избежав смерти при осаде Шалю от посланного арбалетчиком болта, остепенился и правил Империей мудрой головой и твердой рукой. Своих детей у него не было, однако его племянник Артур, сын Джеффри, покойного брата короля Ричарда, заменил ему родного сына. Вместе с дядей Артур бился с коварным принцем Джоном, младшим братом Ричарда, также претендовавшим на престол. После смерти принца Джона в 1216 году Артур остался единственным наследником трона и, похоронив старого Ричарда в 1219 году, взошел на английский престол в возрасте тридцати двух лет. В народных преданиях этого короля Артура часто путали с другим королем Артуром, ранее правившим из Камелота, и не без причины. Этот монарх, которого и по сию пору называют добрым королем Артуром, стал править своей страной в такой же рыцарственной манере – отчасти вдохновленной легендами о древнем правителе бриттов, отчасти следуя собственной внутренней потребности.

После того наследовавшим власть королям Плантагенетам пришлось пройти почти восемь веков испытаний и бед, в крови, поту, трудах и слезах противостоя врагам Империи мечом, огнем да искусной дипломатией, чтобы сохранить и приумножить свою территорию.

Империя выстояла. И будет стоять до тех пор, пока все ее подданные помнят, что выстоит она только в том случае, если бремя власти будет лежать на плечах не одного только короля. В Империи каждый должен выполнять свой долг.

И сейчас этот долг требовал от лорда Дарси чего-то большего, чем простое расследование обстоятельств исчезновения милорда маркиза де Шербура. Его задача была много сложнее.

Размышления Дарси прервал голос епископа.

– Уже показался донжон замка, лорд Дарси. Подъезжаем.

Спустя несколько минут запряженная четверней карета въехала в главные ворота замка Шербур. Лакей открыл дверцу кареты, и все трое вышли, причем мастер Шон так и не выпустил из рук свой чемодан.

***

Миледи Элейна, маркиза де Шербур, находилась в своем салоне над большим залом, глядя сквозь окно на Канал. Ледяные волны одна за одной набегали на берег, опрокидывались, рассыпались пеной и брызгами, производя едва ли не гипнотическое действие, но думала она вовсе не о них.

«Где же ты, Хью? – думала она. – Возвращайся ко мне, Хью. Я не могу без тебя. Я даже не подозревала, насколько в тебе нуждаюсь».

В голове ее царила пустота. Миледи Элейна слышала лишь шум волн.

За спиной скрипнула открывшаяся дверь. Она повернулась на звук, тяжелой волной закрутив длинные бархатные юбки.

– Да? – Звук собственного голоса отчего-то показался ей невозможно далеким.

– Вызывали, миледи? – ответил сенешаль сэр Гийом.

Миледи Элейна попыталась собраться с мыслями.

– Ох, – не сразу проговорила она. – Ах да.

После чего махнула в сторону столика с угощением, на котором стояли графин с опорто, графин с хересом и пустой графин.

– Бренди. Бренди закончилось. Принесите «Сенкерлан Мишель» сорок шестого года.

– Сорок шестого года, миледи? – Сэр Гийом недоуменно моргнул. – Но милорд де Шербур не…

Она повернулась к нему.

– Милорд де Шербур в подобный момент не отказал бы своей леди в своем лучшем шампанском бренди, сир Гийом! – отрезала маркиза, воспользовавшись местным произношением вместо стандартного, подразумевая, таким образом, мягкий и не требующий ответа эпитет. – Или я сама должна принести его?

Сэр Гийом слегка побледнел, однако выражение на его лице не изменилось.

– Нет, миледи. Ваше желание для меня закон.

– Прекрасно. Благодарю вас, сэр Гийом.

Она снова повернулась к окну. За спиной заскрипела, открываясь и закрываясь, дверь.

Тогда она повернулась, подошла к столику с напитками и посмотрела на бокал, опорожненный ею всего несколько минут назад.

«Пустой, – подумала маркиза. – Пустой, как моя жизнь. Смогу ли я заново ее наполнить?»

Подняв графин с хересом, она вынула пробку и с преувеличенной осторожностью заново наполнила свой бокал. Лучше бы бренди, но до тех пор пока не вернется сэр Гийом, ей придется пить только сладкие вина. Маркиза попыталась понять, зачем потребовала самое лучшее и изысканное бренди во всем винном погребе мужа. В этом не было необходимости. Подошло бы любое бренди, даже этот мерзкий дистиллят «Аква Санкта» шестидесятого года. Она понимала, что в данный момент не способна ощутить разницу.

Но где же было это бренди? Где-то было. Ах да. Сэр Гийом.

Гневно, едва ли осознавая, что делает, она потянула за цепочку звонка. Раз. Пауза. Другой. Пауза. Третий…

Маркиза все еще звонила, когда дверь наконец открылась.

– Да, миледи?

Она повернулась в сердцах… и замерла.

Лорд Зейгер напугал ее. Как и всегда.

– Я звонила сэру Гийому, милорд, – произнесла она со всем возможным достоинством, на которое была способна.

Лорд Зейгер, человек рослый, источал вокруг себя облако холода ледяной Норвегии, родины его предков. Его светлые волосы отливали серебром, а голубые глаза напоминали осколки айсберга. Маркиза никогда не видела, чтобы этот человек улыбался. На его бесстрастном и симпатичном лице всегда царил покой. И маркиза не без внутренней дрожи подумала, что улыбка лорда Зейгера наверняка испугает ее куда больше этой привычной маски.

– Я звонила сэру Гийому, – повторила миледи.

– Действительно, миледи, – согласился лорд Зейгер, – но поскольку сэр Гийом явно не слышит вашего звонка, я решил, что обязан ответить. Вы звонили ему несколько минут назад. Вы звоните ему и сейчас. Могу ли я чем-нибудь вам помочь?

– Нет… нет… – Что она могла ему ответить?

Он вошел в комнату, закрыв за собой дверь. Даже в двадцати футах от него миледи Элейне казалось, что она чувствует исходивший от этого человека холод. Он приближался, и она ничего не могла сделать. Не смела даже заговорить. При виде этого симпатичного холодного блондина – ей казалось, что он не более привлекателен, чем жаба, нет… жаба, во всяком случае, привлекательна для другой жабы, в конце концов она ведь живая тварь. Миледи же не ощущала влечения к этому человеку, в ее глазах он и не был живым.

Он приближался к ней как военный корабль… осталось двадцать футов… пятнадцать…

Она шумно вдохнула и указала на столик с напитками.

– Не нальете ли мне вина, милорд? Мне бы хотелось бокал… м-м… хереса.

Корабль тут же изменил курс, градусов на тридцать повернув в сторону столика.

– Хереса, миледи? Разумеется. Рад услужить.

Точными движениями сильных рук он вылил в бокал остатки содержимого графина.

– Тут меньше бокала, миледи, – проговорил он, направив на нее взгляд бесстрастных голубых глаз. – Не будет ли угодно миледи предпочесть опорто?

– Нет… Нет, только херес, милорд, херес. – Она судорожно глотнула. – Не хотите ли и вы угоститься?

– Я не пью, миледи. – Он передал ей неполный бокал.

Ей оставалось только принять бокал из его рук, и, как ни странно, пальцы его, когда она коснулась их, оказались такими же теплыми, как и у любого нормального человека.

– Неужели миледи и в самом деле полагает, что необходимо так много пить? – спросил лорд Зейгер. – За последние четыре дня…