Правила Вейла

Её посадили в машину рядом с ним. Он не смотрел на неё всю дорогу. Он смотрел в окно на струи дождя. Ариэль сидела, мокрая, грязная, с разбитыми руками и больной ногой, и понимала – это был не побег. Это была всего лишь первая попытка. И она провалилась. С треском.

И теперь ей предстояло узнать, какую цену он потребует за эту попытку.

Глава 11. Клетка

Машина мчалась по мокрому асфальту, и каждый поворот отдавался ноющей болью в её вывихнутой лодыжке. Ариэль сидела, вжавшись в угол салона, стараясь не касаться Вейла. Он молчал, и это молчание было гуще и страшнее любой бури. Он не смотрел на неё, уставившись в залитое дождём окно, но она чувствовала его внимание, тяжёлое, как свинец.

Вернувшись в особняк, он вышел из машины первым и, не оглядываясь, направился ко входу. Двое охранников вытащили её и повели за ним. Мимо бесстрастной Эльзы, мимо опущенных голов прислуги. Они поднялись по лестнице, но не в её старые апартаменты. Они прошли дальше по коридору, в самую его глубь, и остановились у неприметной металлической двери.

Один из охранников ввёл код. Дверь открылась с тихим щелчком. Внутри была маленькая комната. Совсем маленькая. Без окон. С голыми белыми стенами. В комнате стояла только узкая кровать с тонким матрасом, прикрученная к полу. В углу – унитаз и раковина из нержавеющей стали. Ни тумбочки, ни стула, ни ковра. Свет исходил от матового плафона в потолке, за решёткой.

Её втолкнули внутрь. Дверь захлопнулась. Звук тяжёлого автоматического замка прозвучал как приговор.

Ариэль осталась одна. В абсолютной тишине. Тишина здесь была иной, чем в её прежних комнатах. Там был шум системы вентиляции, отдалённые звуки дома. Здесь не было ничего. Только гул в ушах и бешено стучащее сердце.

Она осмотрела свою новую клетку. Три шага в длину. Два в ширину. Гладкие стены, без единой зацепки. Дверь без ручки снаружи и с глазком изнутри. Она подошла к глазку. Видела только пустой коридор.

Она опустилась на кровать. Пружины жалобно заскрипели. Холод от стальной рамы проникал через тонкий матрас. Она сидела, обхватив колени, и смотрела на белую стену напротив. Так начался её первый день в карцере.

Время потеряло смысл. Еду приносили два раза в день – просовывали металлический поднос в узкий лоток в нижней части двери. Еда была пресной, жидкой, как в тюрьме. Воду она пила из раковины.

Никто с ней не разговаривал. Никто не смотрел на неё. Её оставили наедине с собой. Сначала она злилась. Потом плакала. Потом начала разговаривать сама с собой, лишь бы нарушить давящую тишину. Она вспоминала свой побег. Каждую деталь. Шум дождя. Запах мокрой листвы. Ощущение свободы, пусть и мимолётное. Потом приходило осознание провала. И унижение. Он поймал её так легко, будто ловил сбежавшего котёнка.

Она думала о его лице в тот момент, когда вышел из машины. Не злость. Разочарование. Как будто она не оправдала его ожиданий. Каких? Того, что она смирится? Что сломается окончательно?

На третий день её вывели из камеры. Два охранника повели её не в её старые комнаты, а вниз, в подвал. Она шла, хромая, сердце уходило в пятки. Что теперь? Пытки? Избиение?

Но её привели в обычный, хорошо оборудованный медицинский кабинет. Там её ждал тот самый врач.

«Садитесь», – коротко сказал он.

Он осмотрел её лодыжку, обработал ссадины на руках и лице. Всё делал молча, профессионально, безразлично. Когда он накладывал повязку на её запястье, она тихо спросила:

«Надолго?»

Врач взглянул на неё, и в его глазах снова мелькнуло что-то – на этот раз не жалость, а укор.

«Это зависит не от меня. Вы сами выбрали свой путь. Не самый умный».

«А какой умный?» – прошептала она.

Но он уже закончил и отвернулся, чтобы вымыть руки. Охранники увели её обратно в белую комнату.

Дверь снова закрылась. Замок щёлкнул. Она осталась одна со своими мыслями. «Вы сами выбрали». Да, она выбрала. Она выбрала попытку. И проиграла. Теперь ей приходилось расплачиваться.

Прошла неделя. Возможно, две. Она уже сбилась со счёта. Она часами лежала на кровати, уставившись в потолок, или медленно ходила из угла в угол, как зверь в вольере. Она начала понимать истинную природу его наказания. Это была не боль. Не лишение удобств. Это была пытка изоляцией. Пытка ничто. Он стирал её. День за днём. Превращал в призрак.

И самое страшное было в том, что это работало. Её гнев выцвел. Её решимость ослабла. Оставался только животный, первобытный страх и тоска по звуку человеческого голоса. Любого голоса. Даже его.

Однажды дверь открылась не для того, чтобы принести еду. В проёме стоял Вейл.

Он был в чёрном, его фигура заполнила собой всё пространство дверного проема. Он вошёл, и дверь закрылась за ним. Комната стала ещё меньше.

Он молча смотрел на неё. Она сидела на кровати, поджав ноги, не в силах поднять на него глаза.

«Ну что, мисс Стоун? – его голос прозвучал громко в гробовой тишине. – Готовы ли вы вести себя как цивилизованный человек? Или вам требуется ещё время для размышлений?»

Она не ответила. Она просто смотрела на его начищенные туфли.

«Ваш побег был… впечатляюще глуп, – продолжил он. – Вы рисковали жизнью. Мои люди могли принять вас за злоумышленника. Вы могли сорваться с того дерева и сломать шею».

Он сделал шаг вперёд.

«Я вложил в вас средства, мисс Стоун. И я не собираюсь позволить вам так легко себя уничтожить. Вы принадлежите мне. Ваша жизнь, ваше тело, ваше дыхание – всё это моё. И если вы не в состоянии этого понять в роскоши, возможно, вы поймёте это в аскезе».

Он наклонился, и его пальцы под её подбородком заставили её поднять голову. Его глаза были пусты, но в них горел холодный огонь.

«Скажите, что вы понимаете».

Она смотрела в эти глаза, и всё внутри неё сжалось в комок страха и покорности. Она кивнула.

«Слова, мисс Стоун».

«Я… я понимаю», – выдохнула она.

Он отпустил её.

«Хорошо. Завтра вас переведут обратно. Но знайте – это ваша последняя отсрочка. Следующий проступок будет иметь необратимые последствия. Для вас. И, возможно, для тех, кого вы так хотели спасти».