Анти-ты

Я еще пыталась понять, а какой в таком случае «женский отказ». Обычно, когда говорят о «женском отказе», первое, что всплывает в голове, – это отказ от секса, а не в ответ на какие-нибудь просьбы. Наверное, у девушек – у настоящих девушек – просто ничего не просят, вот им и не приходится устраивать этот цирк.

Стало так неловко, что Гоша, конечно же, начал болтать.

– А че твои Пупа и Лупа не пришли?

– Слава и Сава? – зачем-то переспросила я, хотя прозвище «Пупа и Лупа» – мое изобретение. – Да я их уже задолбала своим материалом. – Я взглянула на свой бесполезный «сяоми» с нулевым балансом. – Я им сегодня деньги скинула за квартиру, что-то нервничаю.

– Боишься, что в бухгалтерии все перепутают?

– Боюсь, что кто-то из этих придурков опять купит пакет с пластиковыми шариками.

– Что за пластиковые шарики? – оживился Юрий.

– Ты не знаешь? Слава купил детские пластиковые шарики, такие, которые во всяких детских комплексах, в бассейнах.

– А-а-а! Да! Я видел фотку, – вспомнил Гоша.

– И наполнил ими ванну, как раз когда пришла хозяйка.

Юрий как-то неприятно прыснул.

– Да все нормально будет, заплатят они за хату, – отмахнулся Гоша.

– Они не ответили насчет пиара. Не возьмутся за нас? – Юрий вспомнил о деловых вопросах.

– Не, они сейчас пиарят курицу-гриль.

– Чего? – спросили они хором.

– Нашли ларек с курицей-гриль и стали его пиарить. Завели ларьку инстач, нагнали туда подружек-моделей, пофоткали, устроили тусу с диджей-сетом. – Я по привычке потянулась к телефону, чтобы открыть «Инстаграм», но вспомнила, что интернета нет.

– По-моему, это современное искусство, – с восторгом прокомментировал Гоша. Мне вообще кажется, что он общается со мной только потому, что мои соседи Слава и Сава, работники крутого интернет-издания, – придурки, которые умеют делать хайп из ничего. Как-то раз они вдвоем реанимировали карьеру старого актера, который прославился в идиотском сериале в начале нулевых, потому что стали снимать с ним «тик-токи».

– Мне кажется, это безработица, – в своем стиле прокомментировал Юрий. Вот как раз он, возможно, и общался бы со мной побольше, если бы не Слава и Сава.

– Они ж еще в SMM-агентстве с этими блогерами всякими снимают клевую рекламу, скетчи…

– Господи, они раз в неделю устраивают розыгрыши в «Инстаграме», и все. – Я допиваю пиво, стараясь не смотреть лишний раз на своего «поклонника». Кожей чую, как он следит за мной.

– Нет бы на завод пойти работать, да, Юрий? – пытается шутить Гоша.

– А следующей на сцену выходит Снежана! – громко объявляет Рома.

Я уже думала под шумок аплодисментов потихоньку сбежать через кухню, но из какой-то внутренней солидарности решила остаться и посмотреть выступление девушки-комика. Неожиданно к сцене пошла красотка того кавказца.

– Я, вообще-то, пишу стихи, юмористические… – заявляет девушка, а я, Гоша и Юра заводим осуждающее «у-у-у», но не так громко, как хотелось бы.

– Ты посмотри на их стол. У них там фруктовая тарелка за семьсот рублей! Кто в здравом уме будет тратить деньги на фруктовую тарелку? – шепчет мне Юрий.

– Там еще кальян, мясо и шампанское. Они сегодня сделали выручку кухне, – ответил Гоша.

– Если вдруг ты в «Инстаграме» вот совсем не популярен, надо просто сделать жопу, – зачитывает она, и я вижу, как Рома болезненно улыбается и аплодирует, а этот ее кавказец просто сияет от гордости.

– Смейся, Тома, смейся, иначе нас всех здесь постреляют к чертовой матери, – комментирует Юрий.

Парень этой Снежаны самодовольно улыбается, задрав подбородок. В его глазах столько любви, что даже мне становится отвратительно завидно. Я же смешнее, объективно смешнее. Работаю над собой, стараюсь, каждая шутка выходит из меня мучительно долго. Разве я не заслуживаю такого же обожания в чьих-то глазах?

Тень этого обожания, если быть совершенно честной, я замечала у своего «поклонника». У того жуткого, отталкивающего, быдловатого отребья. Неужели я привлекаю только таких парней? Неужели это и есть мой максимум? Однорукое быдло. Капитан Крюк.

Черт, нельзя так говорить. Прекрати. Слишком жестко. Может, он человек хороший. Но точно не настолько, чтобы я подумала: да, я крутая, раз нравлюсь ему.

Идиотская женская привычка – мерить себя восторженными взглядами.

А Снежана все читает свои идиотские стихи. Ее кавказец хлопает так громко и строго, что другие подхватывают. Идеальное время для побега.

– Я пойду. Выйду через кухню, пока этот маньяк не смотрит.

– Пока-пока, – вяло ответили мужчины, откровенно пялясь на грудь выступающей Снежаны. Ко всеобщему сожалению, она начала петь, и Рома принялся подогревать зал с двойным усилием.

Я скользнула через кухню, поприветствовала поваров и официантов, скучающих на рабочем месте. На опен-майки ходят, откровенно говоря, нищеброды, и, как бы комики ни пытались уговорить зрителей заказать что-то из меню, кассу им делают только вот такие вот Снежаны.

Из кухни – на этаж выше, в кальянную. Проскочить через ароматное душное облако, затем выйти в оживленный Камергерский переулок – такой разительно дорогой, будто отдельный от остальной Москвы. Я до сих пор не понимаю, как «Веслу» удается платить здесь за аренду, пусть и в подвале при кальянной.

Ходят легенды, что «Весло» называется «Веслом» потому, что в какой-то момент от слова «весело» оторвалась вторая буква «е». Само заведение появилось еще до того, как в России устаканилось слово «стендап». Открыла его компания богатых армян из какой-то высшей лиги КВН, которым когда-то посчастливилось отправиться в США и – по слухам, конечно же, – увидеть выступление Луи Си Кея[7] вживую.

Впечатлившись, они вернулись в Москву и решили открыть стендап-клуб, но, так как словосочетания «стендап-клуб» на территории РФ вообще не существовало, приняли скромное и лаконичное решение написать на баре простое слово «Весело». Впоследствии буква «е» отвалилась, и осталось только «Весло».

Разумеется, вся эта история – чушь.

Пара молодых комиков, которые никак не могли пробиться на телевидение, выкупили за бесценок пивную с идиотским названием и сделали из нее стендап-клуб. Но в одном я не соврала: это правда легендарное место и по-легендарному унылое.

«Весло» – это, скорее, место паломничества. Каждый здесь начинал, но никто не задерживался. «Весло» было на плаву за счет историй, и не более. И сейчас, пробегая по Тверской, чтобы меня не догнал однорукий бандит, я смотрю на афиши матерых стендап-комиков, выступающих в каком-нибудь «Крокусе», засветившихся во всяких передачах и о каждом из которых я слышала байку, что они когда-то давно облажались в «Весле».

И к этим комикам на афишах мы все, конечно, относимся с уважением. Они закрепили слово «стендап» в российских умах, но двигались безопасными, протоптанными дорожками. Их комедия – комедия наблюдений: натуралистические заметки о том, как быть отцом, разведенным, мужем, женщиной за тридцать, как брать ипотеку и кредит. Кто-то из них сказал пафосную фразу: «Стендап – это попытка разобраться в жизни». Вот они и разбирались, пытаясь выявить в обыденности все странное, непонятное, чудаковатое, комичное. Они из раза в раз обкатывали банальные повседневные темы – популярное, избитое и бытовое – а остальное досталось нам, андеграунду. Андеграундом обычно называют все, что недостаточно успешно.

Вообще карьера стендап-комика – это карьера провалов, и я набрала их с лихвой. С этой фразы начинались мои первые выступления: «Меня зовут Тома, и я коллекционер. Коллекционирую способы разочаровывать родителей».

Я влезаю в полный вагон и пытаюсь подключиться к вай-фаю, желая наконец-то увидеть сообщение от Славы или Савы, что за квартиру заплатили и все хорошо. Ну или хотя бы посмотреть в сториз, что они, как обычно, прекрасно тусуют, а следовательно, опять же, все хорошо.

Но получаю только входящий звонок с изображением выбеленной и отфотошопленной рожи поп-певца, который будет втюхивать мне средство от прыщей. Я вижу ее уже сотый раз, но постоянно хочу завопить от ужаса. Жму не на ту кнопку, не могу подключиться, кто-то меня задевает. Людей в вагоне так много, что лучше держать руки в карманах, сжавшись в один минимизированный человеческий комок. Ладно, до дома минут тридцать, пора гасить свою тревожность и попробовать прожить без Интернета еще чуть-чуть.

Надеюсь, что Слава и Сава уедут тусить куда-нибудь к своей курице-гриль или снова заниматься какой-то ерундой на Чистых Прудах. И наша скромная хата останется в моем распоряжении. Я наберу в ржавую ванну горячей воды, сыпану какой-нибудь розовой соли, купленной по акции в продуктовом, и весь вечер буду водить по разгоряченной коже холодной бутылкой безалкогольного пива. Потом покрою руки кремом – честно, не знаю, какая от него польза, но это единственный доступный мне вид спа, и я собираюсь насладиться им сполна.

Затем зайду в «Инстаграм» с единственной целью – посмотреть, на какие тусовки меня не позвали. Разумеется, потому что я сама приняла решение остаться дома. Да и что мне стоит по этой сториз-наводке подъехать к бару, сделав вид, что оказалась здесь случайно. Но я все равно буду смотреть на однотипные темные кадры и жалеть себя, приговаривая, какая я одинокая и никому не нужная. Идеальный план. Четкий, как швейцарские часы, и работает если не каждый вечер, то каждую пятницу точно.

В шесть утра мои Пупа и Лупа наверняка вернутся с ворохом идиотских историй, которые будут рассказывать, перебивая друг друга. Этой ночью они, скорее всего, с кем-то подерутся, куда-то влезут, познакомятся с какой-то местной селебрити – и будут говорить об этом буднично и просто. Именно за этот тон «вот такая у нас жизнь» эти парни мне и нравятся. Два безамбициозных придурка, готовых сделать что угодно, чтобы было прикольно.

Я живу с ними уже два месяца в неплохом районе, недалеко от центра. Тихие одинаковые пятиэтажки, будто кто-то создавал это место, бесконечно нажимая «копировать, вставить», «Пятерочки» и «Дикси», никаких «Перекрестков» или «Азбук вкуса». Детский сад, школа, автозак – вся Россия в миниатюре. Что еще нужно комику для вдохновения?

Хороший сон под седативами. Часов так на шестнадцать.

Отключиться и ни о чем не думать. Просто не существовать некоторое время.

Завернув за очередную пятиэтажку, я услышала громкую попсовую музыку, которую включают либо по случайности в такси, либо чтобы вызвать ностальгические чувства у тусовки.

Черт. Нет. Это с моего балкона. С моего чертового балкона, который горит красными огнями и в стекле которого я вижу… Сколько там, мать его, человек? Что за черт?

Я остановилась прямо перед домом, чувствуя, как закипает едкое, словно кислота, раздражение. Почему туса у нас? Какого черта? Есть же договоренность, они должны были меня предупредить.

Девчонка с белоснежным каре в костюме какой-то горничной чуть не вывалилась из окна моей комнаты, радостно вопрошая:

– Ты туси-и-ить?

Что?

– Я здесь, мать его, живу, – кричу я на свой третий этаж.

– Держи ключи! – И она действительно швырнула ключи. МОИ. Из окна МОЕЙ комнаты. Потрясающее гостеприимство! Эту девчонку, мечту педофила, я вижу впервые в жизни, какого черта она скидывает МОИ, повторюсь, ключи?

Я настолько зла, что не вызываю лифт. Нет уж, я пройдусь пешком, чеканя каждый шаг. Нет времени ждать. Я ворвусь и выгоню их оттуда к чертовой матери, к ближайшему пивному ларьку. Это и моя квартира тоже! Я за нее плачу из своего кармана, в том числе и за тихий вечер в ванной, а не за уборку до утра после кучки нереализованных андеграундных детишек.

С каждым этажом дебильная музыка становилась громче и тупее, настолько, что моментально вызывала мигрень. Новый трек – Меладзе «Красиво». Просто так эту песню не включают. Я не успела еще вставить ключи в замок, как Слава, помятый, бородатый и пузатый, открыл дверь и пьяно завопил, прищурив глаза:

– Добро пожаловать на антиновоселье!

Сава, напротив, долговязый и бритый, напрыгнул на него со спины и радостно закричал, салютуя банкой пива:

– У Славы украли телефон и сняли все деньги! Завтра нас выселяют! У-у-у, уху!

Надо было все-таки подключиться к вай-фаю в метро.

Наша тихонькая крошечная квартира, дизайн которой – «я вдохновилась интерьерами из криминальной сводки НТВ», в том самом бабушкинском стиле, была полна людей и мусора. Разница небольшая, но мусор, в отличие от людей, не разговаривал.

– Это Тома! – Сава поправляет свои дебильные очки, оплетая меня рукой. Он выглядит так, словно вчера сбежал то ли из хосписа, то ли из лаборатории, где ученые вывели его посредством скрещивания человека и самки богомола. А еще он точно выглядит как человек, который когда-то пытался трахнуть арбуз. – Тома – наша соседка! Бывшая соседка! Ха-ха!

Уморительно. Просто уморительно. Потрясающе. Невероятно!

– Вы придурки, вы точно конченые придурки, – я бессмысленно плююсь ядом, но им побоку. Моя агрессия их только забавляет.

Телефон подключился к Сети. Я проверила СМС и сообщения. Ничего. Залезла в «Инстаграм». Вот Слава и Сава стоят у рюмочной на Чистых прудах и орут наш адрес, зазывая всех подряд. Они реально нахватали людей с улицы? Совсем поехали?

Я оглядела разношерстную тусовку, от хипстеров до панков. Так, большинство из них я уже видела, если не вживую, так в той же самой рюмочной или в сториз у Пупы и Лупы. Несколько человек выглядели совершенно отбитыми, вроде «я живу на улице уже четыре года».

Что-то мокрое ткнулось мне в коленку.

– Какого черта тут собака?!

Слава и Сава ретировались, поглощенные потоком случайных людей. Собака пугливо мотала хвостом. Обычная дворняга, вонючая, с длинной шерстью.

– Кто привел сюда собаку?! – снова попыталась задать такой нескромный вопрос я. Парень с неадекватно длинными волосами, сам напоминающий эту собаку, жалостливо взглянул на меня.

– Извини. – Он потрепал ее за ухом и притянул к ноге. – Она казалась такой одинокой.

Я его уже видела. Точно где-то видела. До ужаса знакомое лицо. Да и внешность у него такая, что не сразу забудешь. Весь в татухах, с кривой бородой – даже не думала, что борода может быть кривой. К тому же татуировка на лице – самый быстрый способ привлечь внимание.

Не отвлекайся, Тома, не отвлекайся. Надо понять, что делать с квартирой.

Я рванула в свою комнату. На моем матрасе устроилось человек десять, если не больше. Все истерично смеялись, а на темно-синей икеевской простыне расплылось мокрое пятно. В руках «гостей» – банки пива.

– То-о-ома! А вот и То-о-ома! – крикнул кто-то. Плевать. Надо найти Славу или Саву.

Хотелось взбеситься как ребенок. Топать ногами, рыдать, реветь, орать. Хотелось взять полотенце и каждого здесь им избить. Я хочу, чтобы все исчезли по щелчку пальцев, а в квартире стало чисто, тихо и пусто, в конце концов.

Слава был найден на холодильнике.

Этот пузатый придурок едва помещался на этом крошечном холодильнике. Наши потолки до того низкие, что сесть нормально Слава не мог, поэтому стоял на карачках, в самой провокационной позе, под радостное хихиканье и ловил сразу несколько вспышек смартфонов.

Слава и Сава нравились мне как придурки. И если бы кто-то пересказал мне эту историю про антиновоселье, если бы я увидела ее в сториз или сама ввязалась в эту шумную компанию и поехала на чужую хату отпевать аренду, мне было бы смешно. Это была бы классная история. Я бы разделяла всеобщую радость кутежа и полного идиотизма. Но я участник событий, и поэтому мне совсем не весело.

– Ты говорил с хозяйкой? – Я не стала ждать, когда Слава спустится. Его гномье, красное от выпивки лицо стало умилительно добрым.

– Томочка, – заворковал он. – Это Тома, она офигенная! Она стендап-комик!

Боже мой, только не это. Разумеется, сразу же куча непрошеных заинтересованных взглядов, кто-то уже тычет пальцем.

– Том, пошути!

Обожаю, просто обожаю, когда они просят меня пошутить по щелчку пальцев.

– Слава, твою мать, слезай с этого чертового холодильника. – Я дернула его за ногу, отчего холодильник опасно качнулся в сторону. Угробить холодильник – этого нам еще не хватало.

Боковым зрением я замечаю, как кто-то из тусовки тушит сигарету в тарелке с остатками хлопьев, которые я не доела с утра. Потрясающе. Просто потрясающе.

– Да выпей с нами, – слышится со стороны. – Да чего ты? Пиво, водочка, есть вискарь еще.

Этот назойливый голос, казалось, жил сразу отдельно от всех тел или, напротив, бродил от человека к человеку как невидимый дух вечеринки. Чьи-то руки, плечи. Словно я опять в метро. Не могу нормально вдохнуть, докричаться до Славы или увидеть Саву. Ничего не могу. Ничего.

Я выхватываю протянутую бутылку водки и делаю глоток, не морщась. Я давно научилась этому трюку. Нет более простого способа впечатлить остальных, чем глотнуть самой высокоградусной дряни с каменным лицом.

Чтобы выжить в Москве, тебе нужна тусовка. Я тусуюсь – следовательно, я существую. Чтобы быть в тусовке, нужно уметь занимать место. И самый короткий путь для девочки, которая, как и я, не вышла лицом, – это алкогольное превосходство. Дело не в выпитом, нет, совершенно не в нем. Дело в манере. В отрепетированной боевой манере не щурясь поглощать алкоголь, быстро и с самым непроницаемым лицом. Выражать скуку всем своим внешним видом и разве что саркастично поднимать бровь, когда кто-то из мальчишек болезненно «ойкнет».

Мальчик с собакой вежливо тычет мне в плечо огромную упаковку сока «Добрый». Я чувствую, как по горлу медленно карабкается рвота, а по мозгу будто проходятся горячей сваркой. Вдох через нос, чтобы почувствовать землю. Надо показать, кто здесь главный. Показать, что я одна из них, доказать, что нормальная.

Ведь я нормальная. Я тусовочная, молодая, нормальная Тома. Как они. Такая же непутевая, ничему не принадлежащая, такая же «невзрослая».

– Моя девочка. – Слава хлопает меня по плечу.

Иногда, признаюсь честно, мне нравится подыгрывать той роли, которую на меня навешивают. Этакой жесткой и саркастичной стендаперши, прохававшей жизнь. Девочки, внутри которой живет разочарованный в жизни сорокалетний алкоголик. Я не люблю пить, серьезно, не люблю похмелье, муть в голове. Мне по факту вообще пить нельзя, но я везде ищу одобрения.

– Ты говорил с хозяйкой? – спохватилась я.

– Ага, но все вышло как-то тупо.

Разумеется, в моей жизни по-другому и не бывает.

Слава показал мне сообщения. Сухие и строгие. Сдаем квартиру завтра в двенадцать. Никаких одолжений. Ничего.

Хочется расплакаться от обиды. Только мне показалось, что моя жизнь встала на рельсы. Только показалось, что меня ждет нечто крутое, что с этой квартирой, с этим соседством что-то изменится, как пузырь лопнул.

– Что мне делать-то, Слав? Мне куда, мать его, деваться?

И снова этот жест. Типичный жест мужского отказа.

– Можешь пожить со мной на даче у родителей Савы, – сказал он таким тоном, что стало ясно: нет, не могу.

– Потрясающе, Слав, прям моя мечта. То, за что я платила деньги. За дачу родителей Савы.

– Эй, насчет денег не переживай, мы с новой рекламы «куры-гниль» все вернем.

– Реклама «куры-гниль»?

– Ага. Прикинь, нам заказали рекламу.

– Чего?

Во-первых, я явно упустила момент, когда курица-гриль превратилась в куру-гниль. Во-вторых, реклама ларька – кому это надо?

– Ага, тут где-то ходит девушка эта… которая открывает постироничную кофейню.

– Что-о-о?

– Ага. Еще название такое тупое. Может, ты знаешь ее. Мы с ней знакомились как-то, красивая такая, Ива зовут. Она где-то здесь бродит.

Ива. Я знала только одну Иву. И знала я ее, как любая девушка знает другую девушку, которая в сотни раз красивее ее.

Ива – длинноногая, смуглая, с голубыми глазами и короткой стильной стрижкой. Ива, у которой идеальная улыбка и смех диснеевской принцессы. Ее будто вырвали из какого-то слишком красивого и идеального мира и через волшебный портал отправили сюда. Фея, затерянная в грешном мире. Рядом с ней хотелось только одного – самоуничтожиться к черту от своего уродства.

У Ивы была особенность: на любой вечеринке, где бы она ни появлялась, создавалось ощущение, что это ее день рождения. От распития водки в подворотне до изысканного вечера на закрытом рейве – где угодно, стоило лишь возникнуть Иве, тут же начинало казаться, что все пришли заполучить толику ее внимания, словно благословение.

Я завидовала ей черной завистью. Не длиннющим ногам, красивой улыбке и не идеальной стильной стрижке, а ее раскрепощенности, ее всепоглощающей открытости.

Но я помню Иву в барах. Помню, как она металась от столика к столику в своей распахнутой рубашке и крошечном топике, помню, как увлеченно она болтала что-то заумное: то ли о гендерной теории, то ли еще о чем-то таком. Помню, как я жалась в углу, не решаясь заговорить с ней, и просто наблюдала, будто в кинотеатре.

И я слишком отчетливо помню парней, которые с ней якобы разговаривали. Пока Ива блистала своими интеллектуальными монологами, они прожигали взглядом ее крошечный топ.

Я тогда еще подумала: «Бедная девочка. Сколько бы книжек ты ни прочла, сколько бы диссертаций ни защитила, все будут видеть только этот топ. Как же все-таки хорошо, что участь красивой девочки меня не постигла. Со своим наискучнейшим лицом я зато точно знаю, когда меня слушают, а когда хотят залезть под юбку».

А потом я поняла, что и сама уставилась на ее крошечный топ.

Плей-лист антиновоселья скакнул на хиты девяностых. Ретроградное движение музыки. Чем дольше вечеринка, тем старее песни. Не удивлюсь, если к концу этой тусовки кто-то включит игру на кифаре времен Древней Греции.

Хм, а это может стать хорошей шуткой.

– Так ты стендапер? – Парень с собакой выглянул из-за угла. Все такой же косматый и неформальный. – Кру-у-уто. Как ты к этому пришла?

Я выжидающе взглянула на него и отпила еще чего-то. Мне слишком часто задавали этот вопрос.

– Моих родителей убил стендапер, и поэтому я решила сама стать стендапером и отомстить ему.

Я произнесла это с такой заученной, мертвой интонацией, что парню потребовалась секунда, чтобы понять шутку. Он расплылся в улыбке, показывая свои кривоватые зубы, и шутливо погрозил пальцем.

– А, неплохо.

Ненавижу, когда кто-то за меня говорит, что я стендапер. Стоит при ком-то упомянуть, что ты занимаешься комедией, как в его голову будто вкладывается тикающая бомба. После этого все общение со мной сводится только к одному – к напряженному ожиданию шутки.

Но я живой человек, который делает шутки, а не является шуткой сам по себе.

Интересно, если бы кто-то сказал ему, что я врач, он бы упал с инсультом, чтобы посмотреть, насколько я хороша?

– А у Димы своя группа! – из ниоткуда выскочил Сава.

– О боже, нет! Надеюсь, вы убрали все гитары из квартиры.

– Да ну тебя, у Димы очень крутая группа. И сам Дима крутой. Он на прошлой тусовке себе волосы поджег, а еще он веган. – Сава ткнул пальцем в его татуировку на локте vegan.

– Впечатляющее резюме.

– Ага, послушай его как-нибудь. Группа называется «Овощное жарево».

– Это потому, что ты веган и поджег волосы?

– Нет. Это потому, что я люблю порно с инвалидами.

В этот момент я подавилась своим не знаю чем со спиртом. А это реально смешно, стоит запомнить.

– А, неплохо, – ответила я ему в той же манере.

Дима пару раз моргнул, как будто не совсем понял, что происходит. Рефрен он явно не оценил[8].

– Ты о чем?

Кажется, он не шутил.

– Ты реально смотришь порно с инвалидами?

Он пожал плечами.

– Каждый дрочит как он хочет.

– Да, только ты смотришь, как кто-то дрочит без рук. Как в детстве, когда катаешься на велосипеде. Мама, смотри, я без рук.

– Не, мне больше нравится, когда нет ног.

– Удивительный ты мальчик, Дима. Играешь музыку, вписываешь собак на тусовки, дрочишь на безногих людей.

Я тут же вспомнила про своего однорукого поклонника, и внутри что-то рефлекторно сжалось в испуге. Он же мог оказаться здесь так же случайно, как и половина гостей.

– Ну да, – усмехнулся он. – Эти руки не для скуки.

К нам подошел общий знакомый-незнакомый. Точнее, таких людей я называю «призрачный гонщик». Загадочный парень, который непонятно каким образом оказывается на всех вечеринках, хотя его никто не зовет. Все, что делают призрачные гонщики на тусовках, – бродят. Не пьют, не разговаривают, не сидят в телефоне. Просто бродят, будто NPC[9] из видеоигры. Странный пацан в очках, который выглядит так, словно установит тебе «1С: бухгалтерию». И встречаю я его чаще, чем собственного отца. В принципе, как и с отцом, мы просто обмениваемся с ним кивками, да и все.

Тусовкой заражаешься как вирусом. Помню, как год назад, когда я впервые встретила эту веселую толпу на улице, подумала, что быть в такой тусовке означает устаканиться в Москве. Вжиться в нее, вплестись корнями.