скачать книгу бесплатно
Она только слышала, как Эльви, защищаясь, повторяет:
– Мамочка, Бог един!
Анна постаралась перевести разговор на другую тему, но для себя решила, что непременно расспросит (только в другой день), что такое узнала Эльви, и почему так случилось, что сестра выбрала другой путь и другую жизнь. Ну а мать и дочь оставались каждая при своём мнении, каждая из них была убеждена в своей правоте. Мать считала, что дочь должна слушать своих родителей (в данный момент свою единственную мать), и если мать и отец определили для неё веру и крестили её в детстве в лютеранской церкви, то дочь не вправе менять эту веру, не вправе заново принимать крещение. Дочь же считала иначе – когда её в детстве крестила мать и отец, она была неразумным ребёнком и не понимала ещё сути веры. Та материнская лютеранская вера не спасла её от грехов и не приблизила её к живому Богу! Теперь же, когда она стала взрослой, стала понимать значение и смысл самой веры, она приняла крещение у тех людей, которые спасли её от смерти. Теперь она приняла водное крещение уже сознательно, полностью понимая смысл и суть веры. У каждой из них была своя истина и своя правда, но разрыв между матерью и дочерью был глобальным и разрушительным для их отношений. Эльви продолжала надеяться, что мать изменит своё мнение в отношении баптистов, когда познакомится с братьями и сёстрами, когда она их выслушает и поймёт, что с ними Бог!
Она часто приглашала свою мать туда, к своим единомышленникам. Хелена иногда приходила, но как только понимала, что её хотят обратить в другую религию, вставала, и, хлопнув дверью, уходила. Она не могла предать Своего Бога, которого знала с детства, в которого научили верить родители. А вера её была сильна! И она не может жить без Бога, ведь Он помогал ей на протяжении всей её тяжёлой жизни, поэтому она ежедневно произносит молитвы, которым научена с детства. Хелена понимала, что между ней и дочерью теперь пропасть, созданная людьми, которые отняли у неё дочь, и этим людям дочь доверяет теперь больше, чем ей. Она ощущала это как предательство со стороны дочери: каждый раз, когда они виделись, дочь пыталась переубедить мать и склонить её к той, новой вере. Для Хелены новая вера была неприемлема, она часто просто вставала, прекращала разговор и, взмахнув рукой, уходила прочь. Хелена была натурой очень темпераментной и властной, она не могла позволить дочери грешить, поэтому всегда демонстративно уходила сама, показывая тем самым, что страшно обижена. Виделись они теперь не часто…
К сожалению, в жизни нередко бывает, что из-за разных верований и убеждений страдают человеческие отношения. Когда настал мир и покой в доме Эльвиры с мужем, с матерью наоборот случился страшный разлад. Эльви очень страдала и впадала в отчаяние из-за того, что не понимала, как донести до матери, что Бог один, что она с Богом, что она Его не предала, что братья и сёстры не враги, а друзья и очень хорошие, добрые люди. И живут они по законам Божьим, а то, что собираются они по домам, так это потому, что подчиняются они только одному Богу, а не властям, которые попирают Бога и держат всё и всех под контролем. В тех церквях, которые были зарегистрированы, сидели комитетчики и учили, о чём можно говорить во время богослужения, а о чём нельзя. А это неправильно! Вот братья и ушли из тех подконтрольных власти церквей и теперь собираются в частных домах или на квартирах у тех, кто предоставляет им для этих встреч своё жильё. В те времена, когда дарвинизм объяснял, что человек произошёл от обезьяны, а в школах внушали детям, что Бога нет вообще, что это выдумки малообразованных людей, религия преследовалась, а церкви закрывались. Но христиане-протестанты стали создавать свои группы из верующих христиан. Так возникло одно из направлений протестантского христианства – баптизм, которое является самым популярным во всём мире. Баптисты, которых власти не могли контролировать, были как бельмо на глазу всего образованного общества; таких людей притесняли, разгоняли, увольняли и сажали. В их числе были и незарегистрированные баптисты из Санкт-Петербурга. Именно с этими людьми теперь была дочь Хелены. Хелена страдала, понимая по-своему, что эти люди забрали у неё дочь. Эльви же со своей стороны ежедневно продолжала молиться за свою мать, своего мужа, своих детей, за родственников, соседей… за весь мир! Каждый день она уходила куда-то молиться и возвращалась че- рез какое-то время обратно с опухшими от слёз глазами, но спокойная, тихая и просветлённая. Владимир не мог понять, почему его жена плачет, ему даже стало казаться, что она плачет из-за него. Он старался отогнать эту мысль, ведь он нормальный муж, работает, приносит в дом деньги, заботится о семье, жену не обижает и не оскорбляет: «У неё нет причин из-за меня плакать!»
Он не спрашивал у жены, что её так тревожит, может быть, боялся услышать, что причина в нём. А Эльви, хоть и приходила с заплаканными глазами, претензий мужу не высказывала.
– Ну, мало ли о чём женщина может горевать! Раз не жалуется, значит, всё нормально – сходила куда-то, поплакала там, успокоилась…
И всё-таки ему очень хотелось понять, куда ходит жена, и кто там собирается на этих собраниях?
В один прекрасный день он спросил:
– А может, мне и вправду один раз сходить с тобой туда, куда ты ходишь?
Он захотел, наконец, убедиться в том, что у жены там никого нет, и что она ему не изменяет.
А Эльви даже замерла на месте, услышав от мужа то, о чём так долго мечтала и о чём так долго молилась. Она была счастлива – Бог услышал её молитвы и побудил мужа пойти с ней на молитвенное собрание. Она не могла дождаться этого дня! Радовалась, что Господь коснулся сердца её мужа и призвал его последовать за Ним!
Наконец этот день настал! И она была уже готова идти, но Владимир вдруг засомневался, он вдруг почувствовал, что боится. Но собрался и пошёл – раз обещал, надо исполнять обещанное. По дороге решил, что просто зайдёт и постоит у дверей, посмотрит, послушает, о чём там говорят, а если что-то ему не понравится, то он сразу уйдёт оттуда.
Когда вошли, он увидел, что в доме много людей, и все они, к его удивлению, были добрыми и необычайно приветливыми. Они общались с ним так, как будто давно его знали, они подходили к нему и приглашали его пройти вперёд, ближе к центру. Владимир немного побаивался незнакомых людей и предпочёл остаться стоять у вход- ной двери, на всякий случай… если придётся убегать… Эльви сожалела, что муж отказался пройти вперёд, ведь там бы он лучше всё и всех видел, и, возможно, больше бы услышал, а значит, лучше бы понял всё, о чём здесь говорят. Её безумно радовала мысль о том, что он здесь вместе с ней. Она столько раз просила Господа, чтобы Он помог ей достучаться до сердца мужа, до его души, и сделать так, чтобы душа распахнулась навстречу Богу, который его так сильно любит.
Когда эти люди начали говорить, Владимир сначала ничего из сказанного не понял (как будто не услышал даже). Он разглядывал присутствующих: мужчины были одеты обычно, на них не было ряс, женщины были одеты скромно и опрятно, на головах у них были платки. Когда начали петь, Владимир стал внимательно вслушиваться в слова: его заинтересовало то, о чём они поют. Он понял, что поют они о жизни, и все слова – правда. «Красивые слова!» – подумал он, потом прислушался к мелодии – она ему тоже очень понравилась, такая спокойная, красивая и одновременно какая-то совсем необычная. Когда пение закончилось и снова заговорил проповедник, Владимир стал более внимательно вслушиваться в его слова и понял, что тот говорит об отношениях между мужем и женой, о Божьей милости и любви, о том, что Господь прощает все грехи, и что каждый имеет шанс на спасение, каждый должен сам выбрать, как жить и как поступать. Владимир почувствовал угрызения совести за своё не всегда правильное поведение, а внутренний голос словно спрашивал его: «Ты раньше гулял и изменял жене потому, что она не хотела исполнять супружеский долг, а сейчас почему это делаешь? Ты раньше пил потому, что не хотел видеть вечно недовольное лицо жены, а сейчас почему ты пьёшь? Ведь она тебя ждёт, делает для тебя всё, служит тебе». Ответов не было, Владимир не мог найти оправдания своему поведению. Он понял, что виноват и, ощущая огромную вину перед Эльвирой, сожалея о совершённых ошибках, захотел вдруг встать на колени и попросить у Бога прощения. Чтобы не передумать, он шагнул вперёд и опустился на колени. А потом громко зарыдал! Рядом стоящие люди услышали, что он что-то невнятно шепчет. Этот невнятный шёпот был его разговором с Богом! Владимир просил у Господа прощения за всё и обещал, что с этого дня больше никогда не будет курить, пить, изменять жене. Глаза его были полны слез…
Эльвира почувствовала безмерное счастье, когда увидела своего мужа коленопреклонённым. Она поняла, что наконец настал тот долгожданный день, о котором она столько мечтала и столько молила Бога! Она рыдала от счастья, понимая, что теперь у неё есть друг, с которым она будет воспитывать своих мальчиков так же правильно, как и её братья во Христе.
Счастливые и умиротворённые возвращались супруги домой, держа друг друга за руку. По дороге Владимир достал из кармана открытую пачку сигарет, смял её и выбросил. Эльви его поступок очень понравился, она ещё раз почувствовала, что рука Бога коснулась сегодня её мужа, теперь он обретёт счастье и покой (так же как и она сама). Когда они вернулись домой, Владимир тут же нашёл припрятанную бутылку водки и вылил её содержимое на землю. Он решил окончательно, что с этого дня эти два постыдных пристрастия больше не будут мешать ему жить!
Теперь Эльви могла рассказать мужу про то, что она просила у Бога дочь, которой хочет дать имя Вера.
Владимир выслушал её внимательно и спокойно произнёс, улыбнувшись:
– Ну, значит… у нас с тобой будет дочь Вера!
А как-то раз, возвращаясь с очередного богослужения, они решили, что будет правильно, если и в их доме будут проходить молитвенные собрания. Пусть в нём звучат молитвы о мире и о спасении людей! Они были готовы посвятить свой дом Богу. Пусть братья и сёстры приезжают к ним в дом, пусть молятся, беседуют и поют здесь. Когда через год Эльви забеременела, она была уверена, что Господь послал ей дочь Веру как свидетельство того, что она прощена за свой грех детоубийства во чреве. Она ждала эту девочку, радуясь всем сердцем, представляла, что когда она её увидит, все сомнения отойдут прочь, она окончательно обретёт веру в то, что прощена за всё, и этот ребёнок будет напоминать ей о прощении на протяжении всей её жизни.
Она обещала Богу воспитывать дочь так, чтобы любовь и веру в Господа она впитала с молоком матери навсегда. Она не боялась родов, хотя врачи её предостерегали, говорили, что рожать ей опасно из-за деформированных с детства тазовых костей. Но Эльви знала, что ничего ни с ней, ни с ребёнком не случится, потому что с ними будет Бог!
Время настало – муж привёз её в родильный дом, она была готова и с нетерпением ждала родов. Владимир тоже ждал (но в приёмном покое, в те годы мужей не пускали в родильное отделение). Роды были мучительными и долгими. Но муки и страдания Эльви закончились, и первый крик ребёнка известил, что в этот мир пришла девочка по имени Вера! Эльвира освободилась от своих сомнений и была безмерно счастлива! Ей был послан свидетель Божьего прощения и милости! Она была готова вкладывать в воспитание дочки Веры всю свою огромную любовь, чтобы привить ей безмерную любовь к Господу! Дочь унесли, а Эльви лежала счастливая, не замечая боли от многочисленных разрывов и разрезов, мечтая о том моменте, когда сможет взять своё чудо на руки. Она радовалась, ждала, когда принесут дитя, печалилась о том, что вряд ли сможет вскормить её своим молоком, обычно молока у неё было очень мало и его не хватало для кормления ребенка. Она думала только о своей маленькой доченьке, о своей Вере, которая пришла в этот мир и в её жизнь как дар от Бога. Она чувствовала, что теперь она не одна, у неё теперь есть дочь – свидетель и помощница. Это мальчики больше тянутся к отцу, а девочка – это подарок для мамы…
Счастливая, испытывающая необычайное блаженство, уставшая от тяжёлых и мучительных родов, но предвкушая благодать, заснула наша Эльви сладким сном…
Всё это время Владимир сидел в приёмном покое. Ему казалось, что часы остановились. Когда же всё закончится! Он очень волновался за свою жену: как она там, как себя чувствует. Он понимал, что там ей сейчас не сладко. Почему мужчин не пускают поддержать своих жён? С другой стороны, он и сам туда не пошёл бы, так как от увиденного ему стало бы очень плохо, ведь Владимир не переносил вида крови.
Наконец, он услышал от медсестры:
– Папаша, у вас родилась дочь!
Владимир не верил своим ушам, неужели дочь, неужели, как и предсказывала ему жена, у них дочь? Эличка когда-то просила у Бога дочь, и вот она родилась. Но вдруг в его голове пробежала мысль, да ведь сегодня 1 апреля – это шутка. Поэтому он улыбнулся в ответ медсестре и проговорил:
– Так я вам и поверил! Да-да, конечно, у меня родилась девочка.
Медсестра ещё раз повторила:
– Да, у вас действительно родилась дочь!
Владимир смотрел на неё широко раскрытыми глазами, думая о том, правду она сейчас ему говорит или шутит? Её серьёзный вид говорил о том, что не шутит.
Тогда Владимир спросил у неё:
– Ну, так я побежал за шоколадкой?
Она пожала плечами и тихо проговорила в ответ:
– Ну бегите, бегите!
Владимир выскочил из больницы и побежал в ближайший магазин. Он думал всю дорогу только об одном: это была шутка про дочь или правда. Но он так хотел верить в то, что женщина ему не солгала и над ним не подшутила.
Когда вернулся в больницу, он, ещё сомневаясь, робко протянул шоколадку медсестре с надеждой на то, что та говорила правду.
Медсестра взяла шоколад, улыбнулась и ещё раз повторила ему:
– Спасибо, у вас правда сегодня родилась дочь, поздравляю!
И только теперь он ей поверил окончательно. Он хо- тел петь, плясать, кричать от радости: «Дочь, дочь, у меня родилась дочь!» Этот день он не мог забыть, потому что он был самым счастливым в его жизни.
ГЛАВА 6
Человек счастлив, когда у него в душе мир, покой и радость…
В.Р.
В этот день 1 апреля 1965 года это счастье ощущали и испытывали два родных человека – Владимир и Эльвира. Владимир всегда хотел девочку, и был счастлив, что, наконец, его мечта сбылась. Эта новорождённая девочка не сон, не вымысел, она пришла в этот мир, и она – его счастье! Он ехал домой, и ему хотелось петь и кричать всему миру: «У меня сегодня родилась дочь!» Он вспоминал, как Эльвира когда-то говорила ему, что просила у Господа дочь, и тогда, когда носила ребёнка, говорила об этом всем. Владимир вспоминал и улыбался, и на душе становилось легко и радостно.
Бог дал им дочку, и назовут они её Верой! «Какое красивое имя!» – думал он. Вера – это воплощение его веры в Господа и веры в то, что это Господь подарил ему доченьку! Это произошло, это сбылось!
Когда Эльвира открыла глаза, она поняла, что всё уже случилось – сегодня родилась дочь! И эта девочка – свидетельство того, что ей прощён грех детоубийства, который она совершила в молодости по неразумению своему. Она ощущала себя самой свободной и самой счастливой женщиной на Земле! Её больше не мучило чувство вины, не терзали сомнения о невозможности прощения, исчезли все тревоги из той прошлой жизни.
Её маленькая крошка Вера – свидетельство прощения Господа! Сердце её учащённо билось от радости. Как же ей хотелось быстрее увидеть её личико и глазки, как хотелось поцеловать её ладошки и пяточки!
В ожидании волшебной девочки в голове Эльвиры нарастало волнение – она опасалась, что не сможет выкормить ребёнка грудным молоком, ведь у неё всегда его было очень мало. И снова в мыслях она обращалась к Богу, она молилась: «Помоги мне, Господи, вскормить эту девочку! Она не просто моя доченька, Господи, она – свидетельство Твоего прощения моих грехов тяжких!» Она молилась со слезами на глазах, и на душе становилось спокойнее. Эльвира понимала, что дочь ей подарил Господь, она вспоминала то место из Библии, которое читала раньше:
«Просите, и дано вам будет, ищите и найдёте». Истинно так! Она просила, и ей было дано! Эльвира была счастливой женщиной, а теперь стала ещё и счастливой матерью девочки, посланной Богом!
Наконец ей принесли её Верочку! Туго завёрнутая в пелёнку доченька мирно спала, спала так безмятежно, словно этот мир её совсем не интересовал. Эльвира не могла наглядеться на это чудо, она приложила малютку к груди и блаженно мечтала скорее вернуться домой, и любить её бесконечно, не расставаясь с ней никогда. Кормление закончилось, и детей унесли. Верочка не плакала, но Эльвире показалась, что ей не хватило молока, и хоть разум подсказывал, что раз не плачет, то всё нормально, материнское сердце беспокоилось. Пришло время выписки, и Эльвира, счастливая и сияющая, с долгожданной дочкой на руках отправилась домой. Теперь всё свободное время она посвящала своей Вере; она удивлялась тому, что девочка такая спокойная, совсем не плачет, мирно лежит и ждёт, когда мама подойдёт к ней. Эта маленькая крошка словно понимала, что мама занята по хозяйству и уделит ей внимание, как только будет свободная минутка.
Вскоре Эльвира поняла, что снова забеременела, и решила, что если Господь подарит ей вторую дочь, то она назовёт её Любовь.
Когда Верочке исполнился год и три месяца, Эльвира родила вторую девочку и дала ей имя Любовь. И тут же решила, что если Господь подарит ей третью дочку, то она непременно будет Надеждой.
Все эти три чувства – вера, надежда и любовь – постоянно жили в ней, она хотела увидеть их и в своих детях, в своих дочерях. Они обязательно должны получить эти волшебные имена – Вера, Надежда, Любовь! Ведь эти имена, которые знает весь христианский мир, стали синонимами беззаветной веры в Христа, любви к Нему и не гаснущей надежды…
ВОСПОМИНАНИЯ САМОЙ ВЕРЫ
Сначала почти пунктирные, подобные коротким кадрам кинохроники, воспоминания раннего детства. Воспоминания любопытной девчонки, познающей мир вокруг себя и отношения людей в этом мире. Её первые страхи и радости, первое наивное удивление и первое чувство стыда, робкое ощущение дружбы и по-детски яростное неприятие предательства…
Первое воспоминание из детства. Какое оно? Я, как пришелец из другого мира, стою и не понимаю, почему мои старшие братья толкают друг друга, не понимаю, почему они бегают и кричат; я не понимаю, почему они не слушают папу и маму, не понимаю, почему им нравится, когда в доме бесконечный шум и гам. Я чётко и точно знаю, что надо вести себя спокойно, что не надо бегать, не надо кричать, не надо никого толкать, что надо во всём слушать родителей, что их нельзя расстраивать. Но вокруг вижу совсем другое – мальчишки не слушаются, мама их ругает, а папа за ними гоняется. Они залезают под кровать, убегая от него, потом папа пытается их наказать, шлёпнуть по заднему месту, но не может дотянуться – они хватаются руками и ногами за металлическую сетку и поднимают свои попки вверх.
Я стою и не понимаю, зачем всё это. Зачем убегать и прятаться под кроватью, зачем обижать папу и маму, а потом самим страдать от того, что всем, в том числе им самим, становится плохо? Одновременно я осознаю, что у меня нет права подойти к братьям и спросить у них это, нет права вообще что-то спрашивать. Мне следует просто тихо стоять и смотреть.
Когда в 1966-м родилась сестрёнка Любовь, я поняла, что я теперь – мамины «вторые руки», что должна ей во всём помогать, что должна быть с ней рядом и не отходить от неё ни на шаг. Я ходила за ней хвостиком – куда она, туда и я.
Иногда, стоя у неё за спиной, я слышала, как она, не видя меня, зовёт:
– Верочка, доченька, где ты?
А я (малютка совсем) стою и не понимаю, почему она меня зовёт, ведь я тут, рядом.
Когда Любовь начала ходить, то меня удивляло, почему она идёт туда, где нет мамы, почему она делает то, что маме не нравится, зачем она делает плохо самой себе, а маме делает больно. Однажды, когда мама на короткое время ушла, а нам с сестрой наказала оставаться в комнате, я встала у стеночки и стала ждать маминого возвращения. И вдруг увидела, что сестра сначала подо- шла к окну, потом к табуретке, которая была недалеко, потом, посмотрев вверх на окно, стала толкать табуретку к окну. Я стояла, смотрела и не понимала, зачем она делает то, что маме не понравится. И в то же время причину всего я, несмотря на возраст, осознавала. Я понимала, что у сестрёнки возникло желание посмотреть в окно, а окно высоко и нужна табуретка, чтобы добраться до него, чтобы увидеть, что там за окном. Но я не понимала: «Зачем нужно смотреть в окно? Зачем надо делать это без маминого разрешения?» А Любовь сначала толкала табуретку к окну, потом пыталась влезть на неё, после нескольких попыток у неё это получилось. Она стала выглядывать в окно, но ей мешали повешенные мамой короткие (длиной до подоконника) занавески, и поэтому она стала залезать выше, пытаясь ногами встать на подоконник, а руками ухватиться за нити, на которых занавески висели. А я понимала, что она может упасть и тогда ей будет очень больно.
Я видела, как она взялась руками за эти нити, видела, как она, стоя на подоконнике и держась за нити, раскачивается и одновременно смотрит в окно. Я видела, что это ей очень нравится. Я переживала, что когда мама войдёт и увидит это, то страшно испугается и расстроится.
А сестра, раскачиваясь, порвала нити, с грохотом упала на пол и громко заплакала. В этот момент вбежала мама, в глазах у неё я увидела страх, она подбежала к лежащей на полу сестре и схватила её на руки.
Сначала мама стала её жалеть и успокаивать, а потом строго спрашивать:
– Зачем ты туда полезла? Почему ты лезешь, куда не следует? Теперь тебе больно?
Она задавала те же вопросы, что были в голове у меня, вопросы, на которые у меня не было ответов. Мне не было тогда и трёх лет, но в памяти эти мысли и эти вопросы остались на всю жизнь. Я боялась отходить от мамы, ходила за ней по пятам, но видела, что сестра живёт своей жизнью – она идёт туда, куда сама хочет идти.
Однажды мама оставила швейную машинку на столе, забыв надеть на неё деревянный чехол. Как только мама вышла на кухню, сказав нам, что сейчас вернётся, сестра очень заинтересованно посмотрела на машинку, потом подошла к ней и залезла на табурет, чтобы дотянуться до неё.
Я с ужасом наблюдала, понимала, как это опасно, и опять переживала: «Зачем она это делает? Почему туда полезла! Опять мама будет её ругать!» Мне казалось, что у меня нет права запрещать ей это делать, останавливать её или оттаскивать её оттуда, поэтому я просто стояла и смотрела. Она уже начала крутить швейное колесо рукой, я видела, как острая игла забегала туда-сюда, я понимала, что ей опять попадёт от мамы.
Тут сестра повернулась ко мне и крикнула:
– Иди сюда!
А когда я подошла, она снова посмотрела на меня и произнесла:
– Сунь пальчик – выскочит зайчик!
Я не поверила, что там может быть какой-то зайчик, но раз сестра просит, то попробую – суну пальчик, раз она так просит, значит, мне надо это сделать. И я сунула!
В этот момент Любовь опять закрутила колесо, и иголка пошла прошивать мой палец! Было ужасно больно, я не могла выдернуть его и вскрикнула от боли. В этот момент в комнату вбежала мама и увидела весь этот ужас. Я (и это удивительно) знала, что не должна плакать, как обычно плачет сестра, я понимала, что слезами могу испугать маму. И я не плакала! В тот день я впервые узнала и поняла, что такое обман.
Я изучала этот мир, наблюдая за поступками окружающих меня людей, я видела и слышала всё, воспринимая это или как что-то новое для меня, как что-то непонятное или неприемлемое для меня.
Я очень хорошо помню, когда впервые в жизни узнала и испытала, что такое стыд и страх. Помню, что в тот момент я не хотела быть там, где была, но уйти оттуда не могла. И ещё (самое главное) я знала, что так поступать нельзя, знала, что если расскажу об этом, то мама сильно накажет того, кто был рядом со мной.
У нас была многодетная семья, а дом небольшой, и поэтому детей иногда укладывали спать вместе. Так было и в тот день. Мама сказала, чтобы мы легли отдохнуть, и я оказалась рядом с братом, он лёг справа от меня. Я видела, что он не хотел спать, а потом я почувствовала его руку в моих трусиках, я испытала тогда первое горячее чувство стыда и чувство страха, понимая, что так не должно быть. Я тихо прошептала ему, что всё расскажу маме, и он, то ли испугавшись, то ли осознав в тот момент, что так поступать нельзя, убрал свою руку. Я знала, что если расскажу об этом, брату сильно попадёт, и я решила промолчать.
Помню, как заметила (это было в 1969-м), что у мамы живот стал большим, как мячик, думала тогда, что же такое большое и круглое она съела, и как это могло попасть в её живот, если у неё маленький рот, а значит, проглотить это невозможно.
Потом мама куда-то пропала, я очень её ждала, мне её очень не хватало, я осталась без защиты, мне было очень одиноко, грустно и страшно. Но вскоре мама вернулась! Вернулась с маленьким мальчиком, это был мой братик. Мама ждала девочку, которой хотела дать имя Надежда, но родила сына (16 марта 1969 года) и дала ему имя Пётр. Она сказала, что так звали ученика Иисуса Христа, и поэтому надеется, что и сын будет таким же стойким и преданным Богу.
Мне было почти четыре года, когда мама вернулась с братиком. Помню, я тогда удивилась, что с ней пришла другая женщина тоже с маленьким мальчиком, но этот мальчик был почти в два раза больше нашего Пети. Мама сказала, что женщина с мальчиком будут жить с нами, я подумала, что, наверно, ей некуда идти, поэтому она и пришла к нам. Я видела, что эта женщина очень благодарна маме за то, что та взяла её к нам домой. Она стала кормить грудью и своего ребёнка, и моего братика. Потом, когда я подросла, мама рассказала, что эта женщина родом из Эстонии, что родила ребёнка в той же больнице, где и мама, и ей некуда было идти. Она жила у нас несколько месяцев, а потом уехала к себе на родину, в Эстонию. С мамой они стали близкими подругами и поддерживали связь на протяжении многих лет. Она была очень благодарна маме за то, что та приютила её в своём доме. Помнится, что эта женщина замуж не вышла и всю жизнь посвятила сыну. Мы с мамой ездили к ней в Эстонию, когда я была уже подростком.
Но вернёмся опять к моему детству, к моей памяти, в которой остались и воспоминания, и пережитые детские страхи.
Однажды мама сказала, что мы пойдём в гости. Так как я почти всегда оставалась с ней дома, где было спокойно и уютно, слово «гости» меня насторожило, я даже испугалась чего-то, но перечить ей и рассказывать о своих страхах не стала. Я вообще тогда не говорила: не хочу, не буду, не пойду, эти слова я слышала от сестры Любы и от братьев, они часто говорили их маме, а я не могла. Поэтому, хоть мне и не хотелось в гости, мы с ней туда пошли. Но на душе у меня была какая-то тревога, тяготили нехорошее предчувствие и даже страх, которому не было объяснения. Страх этот был настолько сильным, что я боялась отпустить мамину руку даже на мгновение. Когда мы вошли в незнакомую комнату, меня охватил ужас – в полутёмном помещении я увидела мужчину, женщину и мальчика, комната была невзрачной и убогой, вдобавок там скверно пахло (я тогда ещё не знала ни табачного запаха, ни запаха перегара). Я крепко держала руку мамы и боялась только одного – вдруг она отпустит руку и оставит меня там. Я смотрела на этих людей и понимала, что самый несчастный из них – мальчик, который сидел в углу, мне было его очень жалко, хотелось забрать его к нам домой, а главное, быстрее уйти оттуда. Я не слушала, о чём мама с ними говорит, но понимала, что она хочет убедить сидящую там женщину, чтобы та сделала что-то, после чего все будут счастливыми. Я чувствовала, что мама жалела их всех и точно знала, как надо поступить этой женщине, чтобы все стали весёлыми и радостными. Мужчину тоже было жалко, он сидел молча, опустив глаза, и был очень грустным. Мне почему-то не было жалко женщину: я, как и мама, чувствовала, что все здесь страдают из-за неё, мне было страшно остаться с ней, я её очень боялась. Почему-то в моей голове мелькнула ужасная мысль: «А вдруг она попросит, чтобы мама оставила меня там?»
Я прижалась к маме, чтобы успокоиться, и вдруг услышала, как мама сказала:
– Ну ладно! Нам пора идти домой!
А потом, обратившись к женщине, добавила:
– Подумай над тем, что я тебе сказала! Бог любит тебя, остановись, перестань пить, и всё у вас наладится, всё изменится к лучшему.
Я так радовалась, что мы уходим оттуда, жалко было только мальчика, который там оставался.
И вдруг я услышала, как та женщина, которую я боялась, попросила у мамы:
– Оставь у нас Верочку, мы завтра приведём её домой.
У меня сердце остановилось, я с трепетом ждала, что ответит мама. Я мысленно умоляла маму не соглашаться.
Но к моему большому удивлению мама посмотрела на меня и сказала:
– Я вообще-то дочку никогда, нигде и никому не оставляла, но если ты настаиваешь, то пусть останется, а завтра утром вы её приведёте. Это был ужас для меня! Это было то, чего я больше всего боялась! Я стояла и боялась пошевелиться, но понимала, что мамино слово – закон для меня, мне придётся здесь остаться, здесь, где мне очень страшно; здесь, где не будет мамы; здесь, где эта женщина, в которой нет любви, так как она не знает, что такое любовь. Одно только успокаивало меня: здесь мальчик, которому плохо, и может быть, если я останусь, ему не будет так одиноко. Я стояла, как вкопанная, мама обняла меня и сказала:
– Доченька, останься здесь, а завтра тебя приведут домой.
Я не могла ничего произнести, только стояла и молчала. Мама, ещё раз напомнив о том, чтобы меня утром обязательно привели домой, поцеловала меня и ушла. Я боялась дышать, я окаменела, я хотела быстрее заснуть, чтобы быстрее настало утро, и я снова была дома с мамой. Когда женщина приготовила мою постель, я быстро легла. Я боялась закрывать глаза, решила всю ночь лежать с открытыми. Я лежала и ждала утра, а от одиночества и тоски у меня непрерывно текли слёзы.
Вдруг ко мне подошла эта женщина, посмотрела на меня, а потом позвала мужа и сказала:
– Видишь, Веерочка плачет, у неё слёзы ручьём, так она не заснёт. Давай сейчас отведём её домой, не дожидаясь утра.
И они ночью повели меня домой к маме и папе.
Я была счастлива!
