скачать книгу бесплатно
3.
Как вам живётся в мире,
где дважды два – четыре?
Все вычислено точно,
осмыслено научно.
Скажите, вам не тошно?
Скажите, вам не скучно?
Как вам живётся в мире
среди машин, цифири,
где всё сочтёт, как надо,
способный бюрократ,
где ваша жизнь – цитата
среди других цитат?
Ах, этот мир удобный!
Да жаль – душа мертва.
И надписью надгробной
над нею: ДВАЖДЫ ДВА.
Экологическое
1.
Был магазинчик в темном подвале.
Заперли двери и вывеску сняли.
Скажешь: о чем ты? Пустая потеря!
Я же отвечу: пустая? Едва ли!
В мире, где царствует лишь новизна,
кто ты, любым дуновеньям послушный?
Словно бы пляшущий шарик воздушный —
ниточка только и держит одна.
Переиначили. Переменили.
Жажда привычного, вечного, или
что-то другое тревожит меня?
Вывеску сняли. Двери забили.
…Словно машину по трассе гоня,
об указательных знаках забыли.
2.
Старое дерево во дворе
мне говорит: «Взгляни!
В лопнувшей, словно кожа, коре,
я доживаю дни.
Душу свою навстречу открой,
прохладу мне дай и тень.
Возьми же меня – с больною корой —
в свой незакатный день.
Буду в тебе расти до небес,
с мыслью твоей в ладу.
О, человек, зашуми, как лес,
дай я в тебя войду!»
Дерево глухо во мне шумит
и говорит: «Распрямись!
Что же ты сам от себя скрыт?
Я ищу твою высь.
Что же ты так душою не смел?
Я ищу твою даль.
Не знаю, ты ли меня пожалел,
мне ли тебя – жаль.
Может, любви твоей, как дождя,
я понапрасну жду?
Неужто я – в тебя уходя —
в небытие уйду?»
1980-е
Из поэмы «Голоса»
Монолог о мертвых среди живых
Они пускают папиросный дым,
красуются напрасным красноречьем,
а жить уже и незачем, и нечем,
хотя еще причислены к живым.
Ах, древним было всё ясней. И Лета
текла не возле наших площадей —
вдали от шума и дневного света,
в глубокой тайне от живых людей.
…Я не хочу по берегу речному
бродить между «нигде» и «никогда»,
сдаваясь равнодушью ледяному,
от жизни отрекаясь без стыда.
Ведь даже камень, солнцем обогрет,
к земле прижмется крепкою спиною,
и копит тяжесть, впитывая свет,
и умножает бытие земное.
Монолог о силе инерции
Как многие, живу лишь по привычке
На все готов заранее ответ.
Но если спросит жизнь на перекличке:
«ты здесь?» – меня, сказать по правде, нет…
Конечно, всё как надо, всё по плану
отмерено. И мой порыв смешон.
И я загадкой для других не стану,
и, как задачка школьная, решён.
Но эта жизнь страшна, когда она
как механизм часов, что гонит время
по кругу. Слепо управляет всеми,
и неизвестно кем заведена.
«…Это пир мертвецов, притворяющихся живыми…»
…Это пир мертвецов, притворяющихся живыми.
Это пустые глаза и орущие рты.
Это тело, еще откликающееся на имя,
но уже не ведающее запретной черты,
(ибо оно бредет по нескончаемой свалке,
где обломки прекрасных иллюзий, обрывки идей,
непонятного цвета лохмотья на палке,
разбитые памятники когда-то великих людей…)
Ржавая цепь названивает обрывки чудных мелодий.
Это какая эпоха? Какая страна?
…Увы, заблудшее тело – подобно пустой колоде,
где жили некогда пчелы. Смешались все времена.
И не запомнить Слова. Не отыскать дорогу.
Ах, позабытое слово – сосущая смыслы пчела!
Пчелы мои – вы улетели к Богу,
оставив свои невесомые хитиновые тела…
конец 1970-х
Бег трусцой
Не накопив здоровья на сберкнижке,
опомнился. Хочу дышать легко.
Хочу бежать, не ведая одышки,
пространства пить парное молоко.
Сначала вовсе незаметна трата
беспечных сил. Но путь еще далек.
И воздухом божественно-крылатым
наполню грудь, чтоб выполнить урок.
Глубокий вдох, чтоб стало невесомо
всё то, что остаётся за спиной,
чтобы всё дальше от родного дома
бежал, не мучим никакой виной.
Фонарный столб. Канава. Дом без крыши.
Как рыба, выпрыгнувшая из вод —
лечу! Хочу, чтоб дали – стали ближе.
Еще фонарь. Витрина. Поворот.
И вот она, блаженнейшая легкость!
Уже не я бегу, а всё ко мне
бежит навстречу, одолев далекость,
в своей, уже не скрытой, новизне.
И эта ночь, и город – не напрасны.
И пусть уже захватывает дух —
хочу быть словом на устах пространства,
легчайшим словом, высказанным вслух.
О, если б только без конца дорога!
Но я остаток сил не сберегу.
Еще мне эта легкость – вместо Бога…
Взамен всего… еще бегу. Бегу.
Воспоминание о великом оледенении
Сперва шёл снег.
Потом шёл дождь.
Потом шёл снегодождь.
Всё это – без малейшего перерыва,
шурша, шумя, обволакивая, прилипая…
(Мы и не заметили, как это произошло —
оледенение!)
В капсуле льда – провода,
железные поручни лестниц,
водопроводный кран во дворе.
Что-то пошло вкривь и вкось —
и в щели вползает стихия.
День – не хочет светить. Лёд не хочет растаять.
Будто бы окаменевшая мысль
налегла, навалилась, согнула…
Рвутся провода. Не выдерживают деревья —
вырванные с корнем, ложатся поперёк дороги.
Днём и ночью, не переставая,
что-то шуршит, шелестит, звенит, рушится,
как будто сыплется песок
в простенках разваливающегося дома.
Мой сын поднимает ледышку,
кричит: посмотри, сосулька!
А внутри – замерзшая ветка.
Время
1.
Я хотел бы быть со всеми,
не пропасть во тьме навеки.
Но в лицо не смотрит время.
Поднимите веку веки!
Мне во сне кошмарном снится
пустота в его глазницах.
Взгляд – не добро и не зло —
сквозь меня, как сквозь стекло.
1970-е
2.
