скачать книгу бесплатно
Рассматриваю и так хорошо знакомые мягкие черты лица.
Чуть крупные.
Обманчиво простодушные.
– Я вчера наговорил тебе лишнего…
– А я весь вечер думала, какая ты зараза. Надеюсь, тебе икалось?
– Нет, – он тонко улыбается, – прощение и мир?
– Мир, хоть мы и не ссорились.
Любош кивает.
– Удачи, – касается едва ощутимо губами моего лба.
Отступает.
Закрывает за мной дверь чёрного мерседеса, и замечать беспокойство, пляшущее за стёклами его очков, я не хочу.
Оно раздражает.
Заставляет чувствовать себя немощной и слабой.
Поэтому глаза я закрываю, не смотрю в зеркало заднего вида, где до самого поворота отражается крупная фигура Любоша.
Он же засовывает против правил руки в карманы брюк.
И безотрывно смотрит вслед.
Глава 4
Квета
Блеск огней.
Сталь.
И ещё стекло.
Которое, словно гутное, выдул неизвестный мастер-великан, создал песочные часы, скрутил их по спирали, а после опустил на землю, поставил между зданиями готики и модерна.
Создал конкуренцию Танцующему дому.
– Не люблю деконструктивизм, – Марек шедевр оного деконструктивизма меряет тяжёлым взглядом.
Кривится.
И на моё вырвавшееся хмыканье бросает косой взгляд.
– Это необычно, – я не соглашаюсь, рассматриваю в сотый раз фасад «Фальконе» с тем же упоением, что и в первый, – креативно, смело, ново. Ломать шаблоны минимум весело.
– Оно и видно… – он бормочет тихо.
Но слышно.
– Слушай, – я вздыхаю и на середине белоснежной лестницы торможу, чтобы развернуться и рукой ему в грудь упереться, остановить, – мысль, что я тебе не нравлюсь, ты донёс. Я поняла и приняла, только давай оставим все взаимоотношения для редакции, а сейчас сделаем то, что требуется.
– А ты сможешь? – Марек смотрит исподлобья.
Прожигает взглядом, в котором плещется неодобрение.
Из-за Любоша.
И наших с ним совсем не деловых отношений.
– Смогу, – я отвечаю уверенно.
Выдерживаю взгляд.
Дожидаюсь его кивка, чтобы скупо улыбнуться, заговорить о другом:
– Утром звонила Кармен, ассистентка дона Диего, обрадовала, что на всё про всё будет всего два часа, – я рассказываю на ходу, и собственный перестук каблуков возвращает пошатнувшуюся на миг уверенность, – нас пригласят, когда дон Диего освободится. На входе встретит служба безопасности, всё как обычно, но аппаратуру придется отдать. Фотоаппарат тоже. Выставочный зал разрешат снимать только в самом конце, после интервью…
– А как же торжественная речь? – Марек хмурится.
И я его очень хорошо понимаю, но… правила диктуем не мы.
– Без неё.
– Что, внемлем и любуемся прекрасным?
Внемлем.
И любуемся.
Ожидаем приглашения пройти наверх. Поддерживаем светские беседы, что однообразны и унылы до безобразия, приветственно киваем и улыбаемся вежливо.
Искренне.
Когда за спиной раздаётся глубокое бархатное контральто:
– Кветка, мои глаза видят тебя!
– Ага! – я восклицаю и на каблуках, рискуя свалиться, кручусь.
Лицезрю саму Агату Мийову, более известную как Ага, которая стоит в эффектной позе, демонстрирует идеальные ноги в высоком разрезе изумрудного платья, балансирующего на тонкой грани приличия, покачивает лениво полупустым бокалом шампанского.
Кривит алые губы в дерзкой улыбке.
Чарующей.
И Марек взгляд отводит поспешнее, чем следует.
– Ты пришла и даже не одна, – Ага мурлычет, потягивает шампанское, чтобы поморщиться и посетовать, – разбираться в алкоголе здесь так и не научились. Кветка, представь нас.
Представляю.
И улыбка Аги становится хищной, сверкают предвкушением зелёные глаза.
– Значит, Марек, – его имя она растягивает, пробует на вкус, забавляется, а почти главный фотограф «Dandy» внезапно краснеет. – Марек, а вы позволите украсть вашу спутницу?
Позволит.
И, пожалуй, даже обрадуется: Ага его смущает, я – раздражаю.
– Я только на минутку, – Ага подаётся к нему, сообщает интимным шёпотом, как самую большую тайну.
Смеётся своим низким смехом и, пока Марек ищет все забытые враз слова, увлекает меня прочь. Подхватывает бокал невозможного пойла у идущего мимо официанта, ворчит на отсутствие альтернатив и, опустошая, гордо извещает:
– Я подумала, что мою принцессу надо выручать из лап мрачного дракона.
– Твоя истина, храбрый рыцарь.
– Он просто байроновский герой, – Ага мурлычет мечтательно, оглядывается на так и застывшего Марека и меня в бок требовательно пихает. – Где ты его откопала, Кветка?
– В редакции, отбила у Любоша специально для тебя.
– Тю-ю-ю… – она тянет разочаровано и губы надувает. – Так вы здесь по работе?
– По ней самой, – я хмыкаю и на байроновского героя жалуюсь. – И он считает, что я сплю с Любошем и что с интервью не справлюсь, поскольку моё место в редакции получено…
– …через постель, – Ага заканчивает за меня, смотрит иронично, – так все считают, смирись. Но мой байроновский герой в своей злости мил. Честный милый мальчик… Отдашь мне его на вечер?
– Не на сегодняшний, – я качаю головой и кулак для убедительности показываю.
А Ага клацает зубами.
– Когда работаешь, ты скучная, Кветка, – она печально вздыхает, – и вообще… я надеялась, что ты пришла развеяться наконец и стряхнуть пыль…
Последние слова Ага выговаривает нарочито.
Копирует.
– Обсуждают?
– Обсуждают, – она соглашается охотно, рассматривает окружающих через хрусталь, – и пани Катаржина тебя ищет.
– Не сомневаюсь, – теперь вздыхаю я.
Поскольку находиться совсем не хочется, но, зная «ястребиный коготь, соколиный глаз», я найдусь.
Пани Богдалова весьма целеустремлённая… особа.
– Может ещё повезет, – Ага тянет с сомнением.
Пани Катаржину Богдалову она тоже знает с детства. И разносы от неё мы получали ещё с того же детства вместе, выслушивали нотации и точно знали, что поминать лишний раз не стоит ни чёрта, ни пани Богдалову.
Появится.
Поэтому тему Ага меняет поспешно.
– Как твой романтический трагический герой?
– Ага! – я хмурюсь.
Ибо вопрос о Диме.
И её любовь загонять всех под архетипы и амплуа злит.
Он не романтический герой.
И не трагический.
– Прекрати…
– Что? Ты вот, правда, у нас хичкоковская блондинка.
– А ты у нас резонёр[6 - Резонёр (фр. raisonneur от фр. raisonner «рассуждать») – персонаж пьесы (театральное амплуа), который не принимает активного участия в развитии действия и призван увещевать или обличать других героев, высказывая длинные нравоучительные суждения с авторских позиций.]?
– Он самый, – Ага тонко улыбается, салютует бокалом и за спину мне смотрит, дабы весело оповестить. – Тебя нашли…
Говорит, а зычный голос пани Катаржины ей заглушает:
– Кветослава!
Я оборачиваюсь, сдерживаю тоскливый стон, цепляю улыбку, чтобы посмотреть, как пестрая толпа, подобно морю перед Моисеем, расступается.
Разбегается в ужасе и страхе.
А пани Богдалова с хищной улыбкой плывет бордовым фрегатом прямо на меня, изучает рентгеновским взглядом.
– Пани Катаржина…
– У тебя на голове воронье гнездо, деточка, оттенок помады тебе совсем не идет, да и в целом ты выглядишь бледной поганкой, платье явно не твоего цвета, – пани Катаржина говорит в своей излюбленной и привычной бесцеремонной манере.
Без приветствий и приличий, которые в разговорах считает излишними.
