Победный марш. Антология духовности и патриотизма. Выпуск 2. К 80-летию Победы в Великой Отечественной войне

Начался тотальный «чёс» всех таксистов как потенциальных пособников ополчения ДНР, хорошо знающих город и способных стать прекрасными корректировщиками для русской артиллерии. По Мариуполю быстро распространились слухи о расстрелах сочувствующих России и Донецкой Народной Республике прямо среди бела дня на улицах города. В частных секторах с более-менее богатыми хозяйствами отдельные подразделения «Азова» развернули беспардонную кампанию по ограблению населения. На улицах, в магазинах и в самих отделениях банков за первые два дня с начала боевых действий не осталось ни одного банкомата. Их просто вырывали тросами тягачей и разбивали на месте кувалдами ради обладания содержимым. Прокатилась волна зачисток ювелирных салонов и дорогих бутиков. Молодым женщинам и девушкам никто не советовал вообще показываться за пределами своих подъездов, калиток или подвалов. Изнасилование прямо в проезжающем военном внедорожнике стало делом обыденным и заурядным.

Вакханалия Сатаны приобрела ещё более жуткий и устрашающий облик, когда нацисты приступили к массовому отлову мужчин призывного возраста где попало. Вот тебе форма, автомат, пара магазинов – и вперёд на защиту города.

Не хочешь? На тебе пулю в лоб!

Не можешь? Подыхать под снарядами много ума не надо!

Боишься? Смотри пункт первый!

Гражданская администрация с первого дня объявила об эвакуации мирных жителей в сторону материковой Украины, однако тут же стало известно, что нацбаты заблокировали все возможные выезды и начали открывать огонь по отъезжающим. Люди возвращались в подвалы и убежища, обречённо понимая, что выжить до конца боёв суждено будет не многим заложникам.

В укрытиях люди стали устраивать быт, занося какую-то мебель, посуду, одеяла, матрасы и подушки. Устанавливали электроплиты для приготовления пищи, а когда электричества не стало, приступили к устройству простейших печек, где можно развести огонёк. Соседи больших многоэтажек, до этого не знавшие никого не только из ближнего подъезда, но и с одной площадки, знакомились в условиях наступившего безумия и краха, сколачивались в группы друзей по несчастью. В одиночку теперь выжить было невозможно, и люди это поняли почти сразу. Беда сближает, и часто такое единение оказывается гораздо теснее и откровеннее, нежели родственные узы.

Дети. Кто не сталкивался с ситуацией, когда в тесном вагоне поезда начинает капризничать ребёнок, разрывая ночную тишину истеричным плачем? А теперь представьте себе, что таких детей на двадцать квадратных метров убежища сразу пять или десять и все они один за другим не переставая ревут и даже кричат. Матери прижимают их к груди, пытаясь успокоить и закрыть собой от возможной пули или осколка, а дети в то же время кутают своих плюшевых мишек и наряженных куколок, защищая уже их от неминуемых «ранений» в случае обстрела. У ребятишек, переживших бомбёжки, детство счастливым уже не назовёшь, и взрослеют они быстрее. Если посчастливится выжить.

На второй и третий день стали поступать сообщения, что союзные войска России и ДНР вплотную подошли к городу, захватив Павлополь, Мангуш и взяв под полный контроль трассу «Донецк – Мариуполь». В народе начали распространяться обнадёживающие слухи о возможном открытии зелёных коридоров в сторону Новоазовска и Донецка, однако освирепевшие «азовцы» только усилили террор над населением, подозрительно высматривая уже чуть ли не в каждом гражданском обывателе потенциального сепаратиста, желающего поражения армии Украины.

Агапея четвёртый день кряду возвращалась в квартиру только рано утром, когда затихала артиллерийская канонада. Понемногу втянувшись в этот необычный режим жизни, девушка нашла и своё место в разрастающемся хаосе. Пригодились навыки медицинской сестры, которые она приобрела ещё в студенческие годы на курсах гражданской обороны. Организовала в обустроенном жильцами убежище своеобразный медицинский пункт, собрав со всего дома различные лекарства, перевязочные материалы, жгуты и даже пару кислородных подушек. Витрины и двери соседней аптеки были заставлены фанерой и заколочены досками уже на второй день боёв. Правда, уже на третий ни фанеры, ни дверей не было и в помине, как и всего возможного содержимого этой некогда аптеки.

Разобрав кладовку с вещами, она смогла отобрать много одежды из бабушкиного зимнего и демисезонного гардероба и потом снесла это в подвал для нуждающихся. Сосед дядя Витя с супругой, чувствуя некоторую вину перед девушкой и стараясь загладить её, стали добрыми помощниками Агапеи во всех начинаниях. Они даже вызвались отвечать за импровизированную кухню прямо у входа в подъезд, где была сложена печка-мангал и устроен шиферный навес для хранения дров и нескольких вёдер антрацита.

Сообщество жильцов, объединившихся вокруг Агапеи в обустроенном убежище-подвале, можно было смело назвать коммуной бабушек и тётенек, молодых мамаш с детишками, где вся мужская половина была представлена дядей Витей и парочкой старичков, видевших в малолетстве, наверное, самого батьку Махно. Здоровое мужское население дома если не сидело в тюрьме, то находилось в армии или в бегах от мобилизации. Люди знали и о женщине с больной матерью на руках, муж которой ещё с четырнадцатого года воевал на стороне ополчения. Об этом не говорили вслух, но изредка вскользь выражали доброе сочувствие и надежду, что он вернётся наконец домой живым и с победой…

Второго марта стало известно о взятии Мариуполя в кольцо с закрытием выхода оборонявшихся войск к Азовскому морю. Горожанам хотелось верить, что блокада города заставит «азовцев» сложить оружие и обстрелы закончатся. К сожалению, иллюзии быстро растворились в страшной реальности, когда город охватила вакханалия расстрелов мирных граждан снайперами с верхних этажей. Старики, женщины, дети, инвалиды в колясках – все они стали мишенями распоясавшихся недочеловеков из рода осатаневших неонацистов, слетевшихся, как падальщики-стервятники, со всего мира в Донбасс. Предложенный Россией план вывода гражданского населения в сторону Донецка и Таганрога «азовцами» и командованием ВСУ был отвергнут. Дальнейшее сжимание кольца отныне сопровождалось кровопролитными уличными боями, где русский солдат теперь стал не только штурмовиком, но и спасителем жизней людей, оказавшихся в положении заложников многотысячной своры шакалов и детоубийц.

Захваты групп мирного населения стали регулярными и проводились с целью шантажа наступающих войск и принуждения ополчения и регулярной армии России к прекращению боевых действий. Однажды, встретив на соседней улице бывшую коллегу, Агапея узнала, что здание её университета заминировано, а в школе неподалёку «азовцы» заперли несколько десятков человек, включая детей, и пытаются выставить ультиматум командованию союзных войск.

Выезды в сторону Новоазовска и Донецка покрывались плотным пулемётным огнём со стороны ВСУ, если там появлялась хоть какая-то гражданская машина. Погибло несколько семей, пытавшихся спастись под крылом российской армии.

* * *

Пятого марта среди населения была распространена информация о режиме тишины. У людей снова появилась иллюзия, надежда покинуть зону боевых действий, однако и в этот раз нацисты просто воспользовались доброй волей русского командования и под прикрытием живого щита из мирных горожан провели передислокацию и укрепление огневых позиций, затащив во дворы и скверы реактивную и ствольную артиллерию. Особый цинизм проявился в тот же день, когда «азовцы» загнали почти двести человек в многоэтажный жилой дом и, подорвав его, похоронили под завалами практически всех несчастных. Сколько там было женщин и детей в то время, сказать никто не мог, но сам факт преступления украинская медиапропаганда, как обычно, попыталась свалить на российскую артиллерию и авиацию.

На проспекте Победы фашисты погнали впереди себя более сотни мирных горожан, пытаясь прорваться из окружения. Когда народ бросился в разные стороны, нацисты открыли шквальный огонь по убегавшим. Опять десятки загубленных душ и покалеченных неповинных мариупольцев.

Агапея, как и все её соседи, с каждым днём понимала, какая на самом деле власть управляла их родным городом последние восемь лет. Девушка в эти дни часто вспоминала разговоры с мамой-бабушкой, и тогда совесть особенно заедала её за преступное недоверие откровениям Антонины Георгиевны. С ещё большим презрением к себе думала она о своём таком спешном, опрометчивом замужестве за одним из тех, кто был частью стаи шакалов с шевронами «Азов».

Одним из вечеров, когда в укрытие, по обыкновению, собирались обитатели дома, дядя Витя незаметно подошёл сзади к Агапее и прошептал ей на ушко:

– Агапа, там твой приехал с вооружёнными людьми и тебя выспрашивает.

Девушка напряглась, но постаралась не терять самообладание и так же тихо спросила:

– Чего он хочет? Он сказал тебе что-нибудь?

– Сказал, что хочет с тобой поговорить, и просил тебя не бояться.

Агапея вытерла руки о фартук и, глубоко вдохнув, уверенно вышла из подвала. Камуфлированный бронетранспортёр песочного цвета стоял в углу двора. Михаил нервно курил у открытой дверцы с пассажирской стороны. Увидев бывшую супругу, постарался состряпать улыбку и двинулся навстречу ей, протягивая руки вперёд.

– Здравствуй, родная. – Он почему-то всё ещё надеялся, что Агапея бросится к нему в объятия, но, поняв, что чаяния его напрасны, опустил руки.

– Что вам надо, пан капитан? – с вызовом спросила девушка. – Пришли и нас минировать? Может быть, вы сепаратистов ищете? Так получай! Вот она – я та самая ополченка! Давай! Делай своё подлое дело! Или, может, для начала выполнишь свой супружеский долг прямо на капоте, на глазах своих гамадрилов? Помню, как вон тот, с бульдожьей рожей, на свадьбе на меня пялился, слюнями исходил, а тот, что с рыжей бородой и носом картошкой, кажется, на нашей свадьбе одного из ваших грохнул по-дружески. Весёлая у тебе компашка. Просто шапито уродов… Чего тебе надо?

Она говорила нарочито громко, чтобы её было слышно позади, где с тревогой наблюдали за происходящим вышедшие из укрытия люди.

Михаил сильно растерялся, но тут же попросил говорить тише. Рядом с машиной стояли его бойцы, которые могли неправильно оценить ситуацию и просто сорваться.

– Ладно. Я понял всё. Но прошу тебя о помощи, – начал он говорить, склонивши голову к её уху, но нервно косясь по сторонам. – В машине моя мама. Она тебе ничего плохого не сделала и по-прежнему любит и тоскует по тебе.

– Чем же я – дочь советского и российского офицера – могу быть полезна семье бандеровца и неофашиста?

– Не семье, а только маме. Мне необходимо её куда-то спрятать. Наш дом для неё опасен, и мы с батей сами там редкие гости. Когда придут россияне… А они обязательно придут. Они будут нас искать, а мама здесь ни при чём. Ты же знаешь, что это так. Помоги и приюти её у себя.

– Ты уверен, что это уместная шутка? Если народ узнает, кто она, то, боюсь, мне придётся уже самой её защищать. Вы уже столько натворили вокруг, что горожане вас будут рвать на части, когда придут наши.

Слова «наши» она произнесла с неподдельной гордостью в голосе. Это несколько смутило Михаила, но он продолжил:

– Ты можешь её защитить. Я знаю и потому привёз её к тебе. Тем более что она сама просила об этом.

Агапея, несмотря на пережитое и увиденное, смогла сохранить в себе доброту и умение сочувствовать. В конце концов, несчастная больная женщина всегда была к ней ласкова, а жизнь её превратили в кромешный ад её же близкие люди, которые сами, словно крысы на тонущем корабле, сейчас ищут спасения, бегая из угла в угол по всему мегаполису. Она мгновение подумала и ответила:

– Я возьму Оксану Владимировну в нашу коммуну, но ты больше здесь не должен появляться, пока не найдёшь возможность вывезти её из Мариуполя. Есть одно моё требование.

– Слушаю.

– Вы оставите здесь продукты и воду. – Помолчала и добавила: – Дай мне оружие с патронами. Лучше автомат.

– Я подумал об этом, и вам сейчас сгрузят коробки с едой. И возьми мой «калаш». – Он снял с плеч короткоствольный АКС и вынул из разгрузки два магазина с патронами.

Вернувшись к машине, Михаил открыл дверцу и помог матери спуститься на землю. Двое военных занесли четыре коробки со снедью в подвал, но так и не дождались благодарности от обитателей убежища, которые молчаливым укором сопроводили бойцов, пока те не вышли из укрытия.

– Я хотел спросить про ребёнка, – начал было говорить Михаил, как тут же был прерван Агапеей:

– Про это забудь. Он твоим ребёнком не будет никогда. И не спрашивай меня про любовь. Ты сам всё перечеркнул, и на этом закончим.

– Можно я тебя поцелую на прощание? – Он потянулся к ней.

– Нет! – снова громко и снова с вызовом ответила Агапея и, развернувшись, ушла прочь.

Только когда машина исчезла за углом дома, девушка подошла к свекрови и крепко обняла рыдающую женщину. Слёзы тут же брызнули из голубых глаз бывшей невестки.

Разум, возненавидевший любимого человека, ещё долго разрывает душу, не способную мыслить рационально.

* * *

Умение прощать и искренне сострадать чужому горю свойственно исключительно сильным людям. Сила эта проявляется в жертвенности, которой человек слабый, с мелкой душонкой обладать не может. Здесь, если хотите, беззаветный альтруизм предстаёт как некое донорство, когда волевой личности есть чем поделиться с нуждающимся. И он делится. Делится теплом своего сердца, способного действительно согреть в беде, приняв на себя ту долю тревоги и тоски, которая очень быстро душит и губит людей, потерявших равновесие и находящихся в трагической, безысходной ситуации. Особо одарённые и наиболее сильные люди отдают своё тепло и дарят поддержку даже тогда, когда сами находятся не в лучшей ситуации.

Война, разруха, крах надежд, смертельная опасность под ежедневными артиллерийскими дуэлями с летающими и свистящими над головой и около снарядами – тяжёлое испытание для любого нормального человека. Не каждый в мирное время крепкий мужчина способен оставаться стальным стержнем в пучине лихолетья, а что уж говорить о хрупкой молодой женщине, какой была Агапея? Но она справилась, объединив вокруг себя растерявшихся, объятых страхом стариков и мамаш с детьми. Теперь к ней под защиту привезли и мать её бывшего мужа, который для неё и её подопечных отныне и во веки веков останется проклятым зложелателем и ненавистником.

Но виновата ли в античеловеческих преступлениях мужа женщина, которая когда-то посвятила себя не отъявленному нацисту, а простому аграрию, бороздившему поля, сеявшему хлеб и собиравшему урожай озимых и яровых? В чём состоят прегрешения матери и есть ли в ней тот корень зла, который превратил её крохотное дитя со временем в палача, карателя с философией изуверов?

Простая сельская баба, долгие годы ожидавшая своего счастья и рождения ребёнка, просто жила такой же простой жизнью, радуясь растущей силе, недюжинному уму и природной красоте долгожданного сыночка. Когда и как её родные люди повелись на сатанинскую пропаганду и напитались злобной яростью к людям, смеющим думать иначе и сопротивляться грубой, античеловечной силе? Она уже не задавала себе эти вопросы. У неё не было мочи даже сформулировать их правильно. В таком положении люди часто приходят к суициду или просто живут с парализованной волей в смиренном ожидании конца. Вот такую Оксану Владимировну приняла с рук бывшего мужа Агапея. Теперь этот крест был на ней.

«Ничего. Я всё вытяну, я всё смогу. Пусть это будет моим испытанием за предательство, совершённое мной по отношению к своей бабушке. К своей маме…» – думала она, когда сидела у края кровати, кормя ослабевшую женщину бульоном с ложечки.

– Мама, вы поспите сейчас. Не ровен час, начнётся обстрел. Там только молиться останется и не до сна будет, – тихо сказала Агапея и погладила старушку по морщинистой руке.

– Доченька, возьми там в сумке маленькую иконку Николая Угодника. Это всё, что осталось от матери моей.

Умру, пусть тебе будет памятью обо мне. А за Мишку я тебя не буду ни о чём просить. Сама решишь. Всё детство с отца пример брал во всём, вот и втащил его этот ирод в непотребное дело. Ох, горе мне…

Агапея заметила, что свекровь нарочито говорит по-русски, и приняла это как должное. Очень уж не хотелось ей слышать здесь и сейчас украинскую мову, как не хотелось её слышать практически всем обитателям «ковчега» под девятью этажами панельного обезлюдевшего дома.

* * *

Восьмое марта – Международный женский день. Выглянуло солнышко. Женщины с утра поздравляли друг друга, а дядя Витя даже раздобыл где-то две бутылки самогона. Российские пушки молчали с вечера. Автоматная стрельба была слышна уже не только в Кальмиусском районе северной части города, но и в Приморском районе, что на юге, где, по слухам, высадилась морская пехота россиян. Кто-то из старичков, постоянно слушавший эфир на транзисторе, поймал радио ДНР, которое в десять часов утра сделало обращение к обороняющейся стороне: «Мариуполь блокирован со всех сторон. Вы находитесь в полном окружении. Подразделения Вооружённых сил РФ и ДНР вышли к административным границам Донецкой области. Ваше командование сбежало, резервы разбиты, помощи не будет. При дальнейшем сопротивлении вы обречены на смерть. Ваш единственный шанс выжить – это сложить оружие и уйти из Мариуполя по гуманитарному коридору».

Снова надежда на скорое избавление от мук. Еды пока хватает. С водой посложнее. Режим экономии под контролем «завхоза» дяди Вити. Агапея в тот день решилась на небольшую прогулку по окрестностям, надеясь хоть где-то найти какой-нибудь источник или просто брошенные баклажки с водой. Человек верит в случайности в такой ситуации, как в божественное провидение в пустыне. Пройдя два квартала в сторону университета, решила дальше не рисковать. Выстрелы были слышны близко, и она поняла почему… В стороне, где некогда стояла застройка длинных высоток, лежали руины и насквозь просматривался город на три-четыре квартала вперёд. Там, очевидно, и шли бои.

Возвращаясь, услышала характерный свист пролетающей мины. Залегла в кустах. Полежала минут пять. Встала – и снова свист. Опять залегла. Страх сковывал ноги, но не голову. Надо быстрее уйти из этой зоны и добежать до ближайшего дома с открытым подвалом. Посчитала до шести после услышанного выхода мины, которая грохнулась за домом, прямо на проспекте. Вскочила и побежала что есть силы. Через мгновение раздался взрыв, девушку тут же подбросило и жёстко ударило оземь, встряхнув все внутренности. Какое-то время она пролежала без сознания. Очнулась, когда уже начало вечереть и заметно похолодало. Оглушённая, превозмогая боль в бёдрах, балансирующей походкой от всеобъемлющего головокружения Агапея постаралась как-то уйти в сторону своего дома, до которого оставалось метров сто. Обстрел завершился, и она смогла наконец буквально приковылять к своим, опираясь на какую-то лыжную палку, подобранную по дороге.

Долго переводила дух, сидя на краешке топчана, где мирно спали две девочки лет по десять. Взрывы не могли быть не слышны в подвале, но дети всё-таки спали. Они просто привыкли к войне, а их маленькие организмы научились саморегулироваться и выбирать самостоятельно время сна и бодрствования, какая бы канонада ни пыталась нарушить ход их физиологических часов.

– Ты куда-то ранена? – спросила мама девочек, когда Агапея встала с топчана.

Агапея обернулась на то место, где только что сидела, и увидела там мазки крови. Потом её резко скрутило внизу живота, и девушка со стоном присела на корточки… Вокруг всё закружилось, она в очередной раз за день потеряла сознание.

Глава седьмая

Ощущалось приближение уличной войны непосредственно к Центральному району города. С левого берега слышался непрерываемый и нарастающий стрекот автоматического оружия, хлопки разрывов гранат и частые прилёты артиллерийских снарядов. Две семейные пары и молодая мама с ребёнком нашли в себе мужество выдвинуться к соседней окраине, освобождённой российскими войсками и ополчением. Объявился чей-то знакомый с машиной, который вызвался отвезти малую группу. Он обещал вернуться и перебросить ещё желающих, однако больше никто не решился покидать свои квартиры и укрытие. Мародёрами город кишел, как крысами трюм корабля. Уехали рано утром, попрощавшись со всеми, как с самыми родными и близкими людьми. Смогли ли они выбраться из кромешного ада или их постигла участь многих горожан, ставших мишенями украинских снайперов или жертвами шальных мин, фугасов и ракет? Риторический вопрос, и ответ на него каждый внутри себя формулировал сам. Оптимист будет всех убеждать, что всё сложилось удачно. Пессимист не станет спешить с ответом и лишь туманно построит фразу: «Хотелось бы надеяться на хорошее, но ведь какая стрельба и какие большие бомбы летают, что даже страшно себе представить, что от них останется, если вдруг и не дай Бог…» Реалист в данном случае просто промолчит, и это молчание, скорее всего, будет самым откровенным ответом на поставленный вопрос.

После случившегося выкидыша Агапея пролежала целый день на топчане, не особо терзаясь душой и сердцем. Она и полюбить-то не успела того зародыша, который просуществовал в ней меньше двух месяцев. Не до этого было Агапее. Да и нужен ли был ей отпрыск ненавистного человека, обманувшего, предавшего, растоптавшего все её надежды на вечную любовь, счастливую жизнь и радость материнства? Бог наказал её. Но Бог не оставил без внимания и Михаила, не дав народиться на свет его потомству. «Не хочу желать ему смерти, и пусть он дальше живёт, если сможет. Но род его продолжать я теперь уже не буду. И из сердца прочь, и из тела вон!» – решила для себя Агапея, испытав долгожданное облегчение и радостное ощущение внутренней свободы.

* * *

Вечером девятнадцатого марта радио объявило, что над администрацией Левобережного района поднят триколор Донецкой Народной Республики. Сообщили и об освобождении аэропорта. Последнее известие откровенно порадовало Агапею, успевшую тоже постоять лицом к стенке той самой тюрьмы, которая там размещалась. Почему-то ей представилось, как мечутся в панике и страхе по углам здания аэропорта бывший муж, его отец и их бритоголовые черепоносцы, способные воевать лишь с безоружными и связанными по рукам и ногам людьми. «Нет, – поймала она себя на мысли, – всё-таки я хочу ему смерти! И ему, и всему его гнилому окружению искренне желаю уничтожения! За бабушку, за безвинно убитых и искалеченных, за изуродованную, некогда цветущую Украину! Пусть сдохнут здесь и горят в аду после смерти!»

Соблюдая максимальную осторожность, Агапея с молодыми женщинами и дядей Витей раз в день делали вылазки со двора ради тех же дровишек или в поиске каких-нибудь остатков продуктовых припасов в разрушенных домах. Иногда действительно удавалось обнаружить банки с домашними солениями и варениями, не гнушались и просыпанной из порванных пакетов крупой или макаронами. Как-то, к своей неописуемой радости, дядя Витя наткнулся на целый блок сигарет с фильтром. Собирали в разрушенных квартирах что-то подходящее под устройство спальных мест для нового пополнения жильцов из соседнего дома, который принял на себя танковый снаряд и лишился в крайнем подъезде сразу двух этажей сверху.

Мариуполь превратился в город-призрак. Обвалившиеся подъезды многоэтажек, дома с полностью выгоревшими квартирами, обугленные остовы легковых машин, обвалившиеся руины зданий и сооружений, вырванные с корнем и отброшенные далеко в сторону густые кустарники, большие и малые деревья, воронки в детских песочницах… Всё это было теперь Мариуполем, в котором Агапея оставалась жить и не переставала надеяться, что осколки снарядов, ломаный шифер и битое стекло, рассыпанное под ногами повсюду, когда-нибудь будут выметены с улиц города, а деревья снова посадят, дома отстроят, вернётся детский смех во дворы и птицы начнут вить гнёзда в многочисленных парках.

Впервые Агапее и её группе встретились две могилки прямо на газоне тротуара и ещё четыре во дворе, в цветочной клумбе одного из домов. Настоящие могилки, правда с небольшими насыпями, но с крестами с указанными именами усопших, датами рождения и смерти. Самое чудовищное впечатление произвели две насыпи, где были временно похоронены старая бабушка в возрасте почти девяноста лет и трёхлетняя девочка.

– Скорее всего, внучка или правнучка, – сказал дядя Витя. – Глянь, Агапея, фамилия одинаковая со старухой.

Перекрестились. Одна из женщин подобрала лежавшую на детской площадке игрушку и положила на крохотную горку. Горло перехватило, слёзы лились сами собой, а в голове полная сумятица и кутерьма мыслей, пытающихся сложиться в пазлы и объяснить обладателю данных мозгов, как это всё могло произойти в милом приморском городе моряков и сталеваров, рыболовов и строителей.

Тьма вопросов и миллион ответов на каждый из них, что, кроме мыслительного ступора, в голове ничего не создавало. Но надо было выживать и стараться уцелеть. Как бы близко ни была к человеку смерть, он всё равно продолжает жить… Жить, верить и цепляться за каждый возможный вздох.